граница вечности. || эрен йегер.

—☆𝐄𝐑𝐄𝐍 𝐘𝐄𝐀𝐆𝐄𝐑:

Лошади мчались по дороге, оставляя за собой густые облака пыли, которые оседали на коже и забивались в лёгкие, придавая дыханию тяжёлую горечь. Воздух, словно наполненный гари и жаром, казался удушающим, пропитанным запахом пота, влажной кожи лошадей и выжженной солнцем земли. Каждое движение копыт отдавалось в груди, как нескончаемый барабанный бой, эхом разносясь в пустоте, а звуки, смешиваясь с редкими криками и натянутыми поводьями, будто терялись в этом шумном потоке, оставляя только тяжёлую тишину в голове.

И всё же я почти не замечал этого. Все эти знакомые звуки и запахи, такие обычные и привычные, словно растворились в воздухе, уступив место чему-то странному, невыносимо тяжёлому. В груди сдавило, и я почувствовал, как напряжение нарастает, будто что-то назревает. Всё вокруг продолжало двигаться, но внимание моё было полностью сосредоточено на другом — на ней.

Я смотрел вперёд, но краем глаза всё время следил за ней. Элера, как всегда, ехала чуть впереди или рядом. Её осанка была прямой, движения точными, словно каждое действие она выверяла заранее. Внешне она выглядела спокойной и собранной, будто происходящее вокруг её совершенно не касалось. Это всегда ставило меня в тупик.

Её невозмутимость одновременно восхищала и злила. Как можно сохранять такое хладнокровие, когда каждый из нас шёл по лезвию ножа? С одной стороны, я уважал её способность держать себя в руках, оставаться сосредоточенной, когда всё вокруг рушилось. Но с другой — эта отстранённость выводила меня из себя. Казалось, ей всё равно, что происходит, будто она держится отдельно от нас, от всех этих смертей, от страха, который нас поглощал.

И всё же что-то во мне сопротивлялось этой мысли. Я не мог избавиться от ощущения, что за её спокойствием скрывается нечто большее. Иногда, в редких мгновениях, когда она не успевала удержать выражение лица, в её глазах мелькало что-то... странное. Не страх, не боль — что-то трудноуловимое. Но прежде чем я успевал понять, что именно, это исчезало, будто растворялось в её невозмутимой маске.

Я не знал, кто она на самом деле. Возможно, никто из нас этого не знал. Но именно это заставляло меня смотреть на неё снова и снова, пытаясь понять, что она прячет.

Но в тот момент что-то изменилось.

Я не сразу это заметил. Всё происходило так внезапно, что я даже не успел сразу понять, что именно происходит. Её лошадь, обычно быстрая и уверенная, вдруг замедлила шаг, словно потеряв управление. В её позе появился какой-то сбой, неестественность, как если бы она не могла удержать равновесие. Она слегка наклонила голову, и это казалось таким незначительным жестом, что я почти его проигнорировал. Но потом, с каждым её движением, я начал ощущать странное напряжение в воздухе. Её движения, всегда чёткие и резкие, вдруг стали плавными, почти вязкими, как будто она тянула за собой тяжёлую ношу. Каждый её шаг был не таким быстрым, а всё её тело словно потеряло ту лёгкость, что всегда отличала её.

Тогда я заметил, как её плечи вдруг дрогнули, как если бы невидимая сила внезапно опрокинула её. В её движениях было что-то необычное — они стали замедленными, почти тяжёлыми. Словно она пыталась сдержать что-то, что ей было не под силу. Она выдохнула — такой долгий, болезненный выдох, будто весь воздух, который она с трудом вдохнула, вышел из неё разом. Это было не просто усталость. Это было что-то большее — как будто её сердце вдруг остановилось или что-то внутреннее дало сбой. Я не мог точно сказать, что именно, но в её движениях, в том, как она попыталась выровнять дыхание, я почувствовал явную слабость.

Её рука, будто в ответ на какой-то внутренний сигнал, потянулась к груди, сжалась в кулак и оставалась там, как если бы она пыталась подавить невыносимую боль. Это было знаком, знаком того, что с ней что-то не так. Она всегда держала себя в руках, даже когда её мир рушился вокруг, но теперь это было нечто иное. Этот спазм, это движение — всё говорило о боли, которую она так отчаянно пыталась скрыть. Я почувствовал, как невыносимо растёт тревога внутри меня, когда я осознал, что она не может справиться с этим сама.

— Элера! — крикнул я, не в силах сдержать тревогу, которая вспыхнула внутри. Мой голос был полон паники, и я почувствовал, как дрожь пробежала по телу.

Взмахнув поводьями, я подогнал свою лошадь ближе, не замечая, как сдавливается грудь, пока мои руки инстинктивно тянутся к ней. Моё т0ело двигалось быстрее, чем разум успевал осознать, что происходит. И вот, как только я оказался рядом, я поймал её, прежде чем она успела упасть с лошади. В тот момент мир, казалось, замер.

Её тело обмякло в моих руках, как безжизненная кукла, и меня словно ударило током. Всё, что я знал, исчезло на мгновение. Я прижал её к себе, чувствуя, как её вес стал тягучим и тяжелым, и в этот момент, словно прорвавшись через плотную стену отчаяния, я осознал, что её тело было холодным. Ледяным. Как лёд, как смерть. Её дыхание едва ощущалось, слабое и прерывистое, как если бы сама жизнь ускользала из её тела.

Я ощутил, как по спине пробежал холод, и, несмотря на то, что мой разум кричал, что нужно действовать, сердце забилось так, что не дало мне возможности думать спокойно.

— Элера… — шепнул я, голос сорвался на полуслове, едва ли я мог удержать его от паники. Всё в теле стало холодным, как будто мой разум и чувства замерзли вместе с ней. Это было так, словно весь мир вокруг нас начал рушиться.

Сердце тяжело колотилось в горле, как будто оно вот-вот вырвется наружу, с каждым ударом сжимая мою грудь. Руки дрожали — одна неуверенно удерживала её, её хрупкое тело, пытаясь хотя бы немного согреть, а другая, сжимающая поводья, чувствовала, как сил не хватает, чтобы сдержать панику, что ползла по венам, сдавливая грудь.

Каждое движение было будто замедленным, а я с трудом мог даже понять, что делать дальше. В голове вихрилось беспокойство, но все мои попытки собрать мысли в кучку тонули в страхе.

— Капитан! — закричал я, и мой голос сорвался, едва я начал говорить, обрываясь на полуслове. Он звучал хрипло, как будто вырвался из самого сердца, и я не мог сдержать дрожь в нем. Все внутри меня сжалось от страха и беспокойства.

— Капитан Леви! Элере плохо! — крикнул я снова, но на этот раз голос был чуть громче, хотя сам я едва верил своим словам. Это казалось нереальным, как будто всё происходящее было страшным кошмаром. Но реальность была жестокой, и каждый мой крик эхом отдавался в моей голове, как приглушённый звук из другого мира, где я не мог найти правильных слов, чтобы описать всю боль, что пронзала меня.

Я крепче прижал её к себе, чувствуя, как её дыхание становится всё более рваным и тяжёлым. Её грудная клетка с трудом поднималась под моей рукой, как будто каждое вздох давался ей с невероятным усилием. Это ощущение сжимало меня изнутри, как железный обруч, не дающий дышать.

Я не понимал. Что с ней происходит? Почему она вдруг стала такой слабой? Где её привычная стойкость, её несломимая сила, которую я всегда видел в её глазах?

— Не останавливаемся! — резко крикнул он, его голос прорезал воздух, подобно острию ножа. Он был твёрд и непреклонен, как всегда, не давая ни малейшего повода для сомнений. — Едем дальше!

— Но... она... — слова застряли в горле, словно острые осколки. Я задыхался от ярости, от беспомощности, которая разрывала меня изнутри. Моя грудь сдавило, дыхание сбивалось, как будто меня ударили. Я не мог понять, как он мог говорить это так спокойно.

Мой взгляд метался между капитаном Леви и Элерой, обмякшей в моих руках. Её состояние пугало меня до дрожи, но он даже не повернулся в мою сторону, не удостоил меня взглядом, как будто мои слова и эмоции для него не существовали.

Каждая секунда тянулась, как вечность, а я не мог понять, что делать.

— Просто заткнись и выполняй приказ, — бросил Оруо резко, не оборачиваясь. Его голос был полон раздражения, словно он устал от всей ситуации. — Эта девчонка опять не выпила своё чёртово лекарство, и теперь всем приходится расплачиваться за её безответственность!

Его слова резанули по живому. Они были грубыми, холодными, лишёнными всякого сострадания. В этот момент мне хотелось наброситься на него, заставить замолчать. Как он мог говорить такое?

Я резко обернулся к Оруо, внутренности сжались от ярости и беспокойства. В его спокойном лице не было ни малейшего признака того, что происходящее вокруг хотя бы как-то его трогает. Это его выражение было настолько раздражающе равнодушным, что я едва мог сдержать гнев. Он сидел верхом, почти без движения, как будто мир вокруг него не рушился, а его взгляд, казалось, ничего не замечал. Это была та самая бездушная уверенность, которая всегда меня бесила — будто бы ему наплевать на всё, что происходит с другими.

Я чувствовал, как мой гнев нарастает, но в то же время, я не мог понять, почему он ведёт себя так. Почему его не трогают чужие проблемы? Почему ему не важны люди, которые рядом?

— Какое ещё лекарство?! — выкрикнул я, не в силах скрыть ни гнев, ни растерянность. Мои слова сорвались с губ, как выстрел, и я почувствовал, как тело напряглось, готовое к разрушению. — О чём ты вообще говоришь?!

Это было как удар, как если бы земля ускользнула из-под ног. В голове в тот момент не было ничего, кроме этого вопроса, которого я не мог понять. Как? Почему мне никто не сказал? Я пытался осознать, что именно Оруо пытается мне объяснить, но слова не вязались, с каждым моментом я чувствовал, как растёт беспокойство, а гнев будто вырывался наружу, разрывая меня изнутри. Оруо говорил о лекарстве, о чём-то таком важном и скрытом, и я ощущал, как меня зажимает ужас от того, что не знал.

Он едва заметно усмехнулся, но в его глазах мелькнуло нечто, что я не мог игнорировать — усталость, будто он был давно готов к такому вопросу, или, возможно, презрение, как если бы я был слишком наивным, чтобы понять очевидное. Его взгляд был холодным и немного усталым, как будто он давно потерял веру в то, что мог бы объяснять что-то кому-то, кто не желает слушать. Он не отвечал сразу, словно давая мне время, чтобы осознать, что происходит, заставляя меня почувствовать свою беспомощность перед этим знанием. Этот паузой он как бы играл, позволив мне почувствовать весь вес ситуации, который я раньше не осознавал.

— Ты серьёзно не знаешь? — Оруо произнёс это с нажимом, его голос звучал так, будто он едва сдерживался, чтобы не повысить его до крика. В каждом слове сквозило раздражение, как будто он был уверен, что я нарочно упустил что-то важное. — Её лекарство, чёрт возьми! Та самая штука, которую она должна пить, чтобы не свалиться прямо посреди боя! А ты, похоже, всё это время просто прохлаждался и не замечал. И, кстати, это не первый раз, когда она так делает!

Эти слова ударили меня, словно хлыст. Резкость его тона, грубость сказанного — всё это одновременно разозлило и заставило замереть. Я ощутил, как внутри меня вспыхивает гнев, как жар от него поднимается от груди к голове. Хотелось крикнуть, сорваться, сказать что-то в ответ. Но вместе с этим, словно тяжёлый груз, начало нарастать другое чувство — густое, липкое, тягучее ощущение вины.

"Лекарство?" — мысль вспыхнула, как молния. Я пытался осмыслить услышанное, но слова Оруо продолжали звучать в моей голове, словно он говорил их снова и снова. Что он имел в виду? Какое ещё лекарство? Почему мне никто об этом не сказал?

— О чём ты вообще говоришь? — мои слова вырвались резко, почти с криком, отдаваясь в голове гулким эхом. Я чувствовал, как внутри всё кипит и бурлит. Это была смесь растерянности, обиды и злости. Слова Олуо били по мне так, будто он обвинил меня в том, чего я даже не знал. — Какое ещё лекарство? Почему мне никто ничего не сказал?

Я смотрел прямо на него, стараясь не отводить взгляд. Внутри горело желание понять, объяснить, почему я ничего не знал. Ведь это невозможно! Я был рядом с Элерой каждый день, видел её на тренировках, в сражениях, в лагерях после боёв. Я был уверен, что знал её, но теперь, с каждым словом Олуо, это уверенность начинала трещать по швам.

Оруо ухмыльнулся, его лицо исказилось от раздражения и злости.

— Ты правда настолько слепой, Йегер? — его голос был пропитан презрением, каждая фраза звучала, словно упрёк. — Она больна. И это не секрет. Каждый в отряде знает, что у неё есть проблемы. Ей нужно пить это чёртово лекарство, чтобы вообще держаться на ногах. А она упорно игнорирует это!

Меня словно парализовало. Каждое слово Оруо было, как удар молота, разбивающий мою уверенность на куски. Всё, что я хотел сказать, застряло в горле, будто цепи сомнений и вины сковали меня изнутри. Его голос, полный раздражения, эхом отскакивал в моей голове, пробуждая болезненные вопросы, на которые у меня не было ответов.

Он говорил так, будто вся ответственность лежала только на мне. Будто я был слепым идиотом, который сознательно отвернулся от истины. Будто я нарочно закрыл глаза на её состояние. Будто я... хотел этого.

"Она больна."

Эти слова застряли в голове, как заноза, которая не даёт покоя. Повторялись снова и снова, превращаясь в навязчивый шёпот, который перекрывал всё остальное.

"Продолжать сражаться."

Моё дыхание стало тяжёлым и рваным. Грудь словно сдавило невидимым обручем. Каждое слово Оруо, его обвинительный тон, звучали громче и громче, как набатный колокол, вырывающий меня из привычной реальности.

"Ты не заметил."

Моё сердце болезненно сжалось. Как это могло быть правдой? Как я мог ничего не понять? Разве не я был тем, кто всегда был рядом? Разве я не замечал каждую мелочь, не следил за ней, не заботился? Или я просто думал, что замечаю? Думал, что понимаю?

Я хотел возразить. Хотел объяснить. Хотел выкрикнуть, что я бы никогда... что я бы не позволил. Хотел уверить его, что я бы сделал всё, если бы только знал. Но слова застряли в горле, как горький комок, который невозможно проглотить. Они осели где-то глубоко внутри, потому что я знал, что это была ложь.

Я просто... просто...

И вдруг всё нахлынуло разом. Это было как вспышка молнии, пронзающая тьму. Мгновенно, без предупреждения, я почувствовал, как память, которая была так долго скрыта, хлынула в меня, захватив с головой. Внутри всё перевернулось, как при буре, когда вода на поверхности начинает бурлить и пена поднималась всё выше, пока не накрыла целиком. Это было не просто осознание — это было ощущение, будто вся реальность вдруг сместилась, как если бы я вдруг увидел всё под совершенно новым углом. Резкое, ошеломляющее, и в то же время знакомое. Всё стало ясным, как никогда.

«Мы находились в одной из комнат штаба, и атмосфера была пропитана тяжёлым напряжением. Капитан Леви стоял пере нами, его силуэт, как всегда, казался непоколебимым и опасным, а его лицо не выражало ничего, кроме привычного холода. Я знал, что за этим взглядом скрывается нечто большее, и интуитивно чувствовал, что ситуация, в которой мы оказались, — это только начало чего-то страшного.

Когда капитан заговорил, его голос был твёрдым, без малейшего намёка на нерешительность. Он говорил так, будто каждый его вопрос, каждое слово были заранее взвешены. Но несмотря на его спокойствие, что-то в его манере речи заставляло меня насторожиться. Не было ни гнева, ни угроз, только какой-то внутренний холод, как будто он знал, что дальше предстоит сделать, и что бы это не было — это не будет легко.

– Я придумал способ остановить тебя, не убивая, – сказал он, и его слова прошли через меня, как удар молнии. Они не звучали, как спасение, не были облегчением. Они звучали, как предвестие чего-то страшного, чего-то, что мне не хотелось пережить. — Если ситуация выйдет из под контроля, можно будет вырезать твоё тело из шеи титана. Возможно, отрубить руки и ноги.

Как только он произнёс эти слова, я осознал, насколько тяжело и болезненно будет эта ситуация для меня. Я не мог представить себя без рук, без ног, но капитан был настроен серьёзно. В его голосе не было ни доли сомнения. Это было решением, которое он обдумал.

– Но они же отрастают, как у ящерицы, – добавил он, чуть помолчав, — Какая мерзость.

Я не знал, как реагировать на это. Я знал, что он прав, но не хотел, чтобы они делали это. И вообще, как это всё было бы? Я не понимал, как мне себя вести в такой ситуации.

– А как насчёт другого способа? – спросил я, сдерживая свою нервозность. – Есть ли другие варианты? Я не знаю, как отрастают эти части тела, может, можно что-то сделать?

Капитан ответил с привычной холодной решимостью, его слова звучали как приговор, не оставляющий места для возражений

– Не хочешь ничем жертвовать и не хочешь ничем рисковать? – Его голос был ровным, почти безэмоциональным, но в то же время нес в себе подавляющую уверенность. Он смотрел прямо на меня, его взгляд был тяжёлым и проницательным, как будто он видел меня насквозь.

– Вовсе нет, – ответил я, стараясь удержать голос ровным, хотя внутри всё сжималось от напряжения. Слова словно застревали в горле, и мне пришлось сделать усилие, чтобы они прозвучали достаточно твёрдо. Я чувствовал, как взгляды остальных были прикованы ко мне, но старался не обращать на это внимания.

Он склонил голову, его взгляд оставался таким же холодным и изучающим. Казалось, он видел меня насквозь, как будто мои мысли были для него открытой книгой.

– Вот как? – произнёс он, и в его голосе мелькнула лёгкая насмешка. – Тогда не жалуйся. Мы все тут рискуем быть убитыми тобой.

Его слова прозвучали настолько спокойно, будто он обсуждал что-то обыденное. Но именно эта спокойная манера сделала удар ещё сильнее. Внутри меня всё закипело, но я заставил себя подавить вспышку гнева. Он был прав.

Капитан на мгновение замолчал, его глаза сузились, словно он тщательно подбирал следующие слова. Этот едва заметный жест выдал, насколько серьёзно он относился к ситуации, хотя внешне он сохранял свою привычную холодную маску. Всё в нём — от сдержанных движений до невозмутимого тона — внушало чувство абсолютного контроля.

Каждая секунда его молчания словно вытягивала воздух из комнаты, заставляя напряжение нарастать. Он не спешил говорить, как будто намеренно давал мне время осознать серьёзность происходящего. Его взгляд, острый как лезвие, скользил по мне, изучая каждую мелочь — от мимики до сдержанных движений моих рук.

Наконец, он заговорил, и его голос прозвучал низко и чётко.

— Она.

Он кивнул и указал на Элеру, которая сидела на одном из ящиков, поглощённо глядя в лист бумаги, на котором рисовала какие-то линии. Она была сосредоточена, её руки двигались аккуратно, словно искали форму в хаосе. Я заметил, как она убирает одну прядь тёмных волос за ухо, её лицо слегка наклонено, и на щеках играла лёгкая розоватая тень, как будто она только что вышла на улицу. Хотя она была погружена в своё занятие, я знал, что она следит за разговором, что каждое слово доходит до неё.

Её глаза оставались отстранёнными, будто она была далеко от всего происходящего, как если бы её мысли витали в другом месте. Я не мог отделаться от чувства, что она была закрыта от нас, будто окружающий мир не мог дотронуться до неё. Я заметил, как её губы едва приподнялись, когда она убрала волосы, но взгляд оставался холодным и отстранённым.

Не знал почему, но в тот момент я почувствовал какое-то странное притяжение к ней. Это было нечто большее, чем просто беспокойство или уважение. Её спокойствие, её уверенность в себе, даже эта тихая решимость, с которой она рисовала на бумаге, как-то зацепили меня. Но я не понимал, что это значило.

– Если потребуется, она сможет остановить тебя, но если нет, то мы будем вынуждены вырезать твое тело, в том числе из области шеи.

Эти слова были как удар. Каждое из них глубоко врезалось в меня, как будто я не мог вырваться из того кошмара, который сам же и создал. Я знал, что никто из нас не был в безопасности — мы все шли по краю пропасти. И то, что я стал этим монстром, уже давно перестало быть только моей проблемой. Мы все погрузились в этот ужас, и Элера тоже рисковала, как и все мы. Мы все были втянуты в этот безумный водоворот, и теперь ни один из нас не мог выбраться из него без последствий.

Но что продолжало меня удивлять, так это то, как она могла меня остановить. Как могла она, с её силой и молчаливым присутствием, стать тем, что меня сдержит? Это казалось невозможным. Но, в то же время, я не мог избавиться от мысли, что она способна на большее, чем все мы думали. Эта мысль не давала мне покоя, и я не знал, как с этим справиться.

– Но её способности тоже непредсказуемы, – продолжил он. – Она не может точно сказать, как её способности будут реагировать на тебя. Так же, как и твой организм.

Я понял, что даже если всё пойдёт не так, как они рассчитывают, последствия могут быть не только для меня, но и для неё, для всех нас. Элера была частью этого, и её сила, столь же непредсказуемая, как и моя, была опасной. Мы все рисковали, и я не мог не чувствовать, как эта мысль тяжело давит на меня, как камень, который оседает в груди, заставляя дышать с трудом.

Я не хотел, чтобы она страдала из-за меня. Каждый её взгляд, каждая её тихая реакция казались мне словно маленьким напоминанием о том, что всё может окончиться трагедией, если что-то пойдёт не так. Она не заслуживала быть втянутой в этот безумный мир, который я сам создал. Но я знал, что в такой ситуации никто не может быть в безопасности. Элера рисковала так же, как и мы все. И, в какой-то момент, я понял, что её участие в этом было неизбежным.

Но внезапно тишину нарушила Ханджи. Она сидела немного подальше от нас на ящиках, спокойно наблюдая за ситуацией, но в её глазах уже горел азарт. В её взгляде было что-то почти фанатичное, что заставляло меня насторожиться. Она не могла держать свои мысли при себе, и её голос прозвучал с заметной яркостью:

— Так что, можно уже начать эксперимент? — её слова звучали как вызов, почти с нетерпением.

Я почувствовал, как мурашки бегут по коже. Её азарт, её желание начать… всё это было пугающим. Но самое странное — я знал, что она уже сделала свой выбор.

– Это слишком рискованно, – сказал он. – Но это не значит, что мы не можем его осмотреть.

Я почувствовал, как внутри меня снова нарастает тревога, и вся атмосфера в комнате становилась всё более угрожающей. Всё это казалось мне слишком опасным, чтобы рисковать, но я не мог позволить себе проявить слабость. Мы все стояли на грани, и я не знал, чем всё это может закончиться.

Тогда, как будто всё вокруг замерло, Элера наконец подняла свой взгляд. Я заметил, как её тело напряглось, как её плечи слегка сжались. Она словно почувствовала, что пришёл момент, когда нельзя молчать. Я понял, что она прекрасно осознаёт, о чём речь. Однако, прежде чем она успела что-то сказать, Ханджи перебила её, как всегда с той странной улыбкой на лице, которая в такие моменты казалась ещё более тревожной.

— Ты тоже должна быть там, — сказала она, не давая Элере возможности высказаться, и её голос звучал мягко, но решительно.

Я не знал, что должно было последовать дальше, но сердце сжалось от того, что её вмешательство лишь добавляло ещё больше неуверенности в том, что должно было произойти.

***

Глубокий, сухой колодец, в котором я стоял, словно поглощал свет и звуки, оставляя меня наедине с тишиной и моими мыслями. Теснота окружающих меня каменных стен давила не только физически, но и эмоционально. Каждый неровный камень, каждая тень казались зловещими, усиливая ощущение изоляции.

Я чувствовал себя пленником. Здесь, глубоко под землёй, всё казалось далеким и нереальным. Мир наверху жил своей жизнью, пока я оставался в этой каменной тюрьме, в буквальном смысле отрезанный от него.

Слабые лучи света, проникающие сверху, едва освещали грубую поверхность стен, а их тусклое свечение лишь усиливало моё напряжение. Вдали раздавался голос Ханджи. Она что-то объясняла с присущей ей энергией, и её возбуждённый тон отдавался эхом в тишине. Слова были разобрать сложно, но их смысл был ясен: они рассчитывали на меня, на то, что я снова смогу превратиться в Титана.

Я попытался сосредоточиться, унять нарастающее беспокойство. Моя спина опиралась о холодный камень, и я чувствовал, как напряжение сковывало всё тело. Где-то внутри меня разрастался страх. Последний раз я становился Титаном, когда заделал стену. С тех пор прошло слишком много времени, и я понятия не имел, смогу ли я снова это сделать.

— Мы подадим дымовой сигнал, — сказала Ханджи, обращаясь к капитану Леви, её голос звучал так, словно она уже продумала всё до мельчайших деталей. — Это будет твоим знаком, Эрен. Когда ты его увидишь, попытайся превратиться.

Её взгляд скользнул ко мне, и в нём читалась уверенность, смешанная с возбуждением, которое она всегда испытывала, говоря о титанах. Но в её голосе было что-то ещё, что-то, чего она не показывала явно — тревога, скрытая под слоем энтузиазма.

Капитан молчал, его лицо оставалось непроницаемым, как обычно. Он кивнул коротко, но его напряжённый взгляд говорил больше, чем любые слова. Он изучал меня, словно пытаясь предугадать, что может пойти не так.

— Хорошо, — произнёс я, стараясь, чтобы голос не дрогнул.

Ханджи улыбнулась мне, ободряя, и жестом указала на небольшой мешочек, лежащий у её ног.

— Здесь всё, что нужно. Помни, Эрен, это всего лишь ещё один эксперимент. Если что-то пойдёт не так, мы разберёмся.

Её слова звучали просто, почти легко, но я знал, что на самом деле это был не просто эксперимент. Это было всё. Если я не смогу превратиться, всё, за что мы боролись, может рухнуть.

Я кивнул, чувствуя, как напряжение в груди становится почти невыносимым. Капитан, стоящий чуть в стороне, бросил на меня последний короткий взгляд.

— Если ты собираешься облажаться, сделай это без лишнего шума, — бросил он холодно, поворачиваясь, чтобы уйти.

Ханджи последовала за ним, а я остался стоять в глубоком, тёмном колодце, окружённый холодными каменными стенами. Где-то вдалеке послышались их голоса, но я уже не мог разобрать слов. Тишина снова захватила меня.

Я глубоко вдохнул, сжимая кулаки, стараясь успокоить дрожь, которая то и дело пробиралась по всему телу. Всё, что мне оставалось, — это ждать сигнала и надеяться, что не подведу их. Холод от каменных стен медленно проникал сквозь одежду, пробираясь прямо под кожу. Он усиливал то ощущение изоляции и тревоги, что уже давно поселилось во мне.

Я опустил взгляд на свои руки. Они выглядели такими обычными — ничем не примечательными. Но я знал, что внутри меня таится сила, которая делает меня чудовищем. Тревога нарастала с каждой секундой, словно холодный узел затягивался у меня в груди.

С тех пор как я заделал стену, я ни разу не превращался в титана. Всё это время я изо всех сил старался держать свои способности под контролем, избегая любых ситуаций, которые могли бы заставить меня потерять себя. Я не хотел снова видеть тот ужас в глазах людей, видеть, как они боятся меня.

Но теперь... теперь всё было иначе. Если я не смогу это сделать — что тогда? Что будет, если я потеряю контроль?

Я невольно вздрогнул от собственных мыслей. Капитан Леви и его отряд... Они обещали. Они ясно дали понять, что если я выйду из-под контроля, если стану угрозой для них или других, они прикончат меня. Это было не предупреждение, а холодное, бескомпромиссное обещание. И я знал, что они не поколеблются.

Но больше всего меня беспокоила не их решимость, а её. Элера. Её имя вспыхнуло в моих мыслях, как огонь, который невозможно погасить. Моё сердце сжалось, словно чья-то невидимая рука сжала его в тисках, при одной только мысли, что именно она может быть той, кто остановит меня, если всё пойдёт не так.

Я опустил взгляд, стараясь подавить эту мысль, но она возвращалась снова и снова, как эхо в пустой комнате. Она была готова рискнуть собой, и я знал это. Элера всегда была такой — готовой на всё ради того, чтобы защитить других. Даже если это означало столкнуться со мной. Даже если это означало... уничтожить меня.

Я чувствовал, как что-то внутри меня кричит от протеста. Это было неправильно. Неправильно, что она должна была взять на себя такую ответственность. Почему это должно быть её бременем? Почему она была готова пожертвовать собой ради меня, ради всего этого?

Образ её лица стоял передо мной так чётко, как будто она была рядом. Её взгляд — холодный, сосредоточенный, но в то же время полный тревоги, которую она всегда старалась скрыть. Её решимость. Её хрупкость. Она всегда выглядела сильной, почти непоколебимой, но я знал, как много ей это стоило. Знал, сколько боли и страха она скрывала за своей маской.

И если я потеряю контроль... Я едва мог представить, что это будет значить для неё. Сможет ли она вынести это? Сможет ли она простить себя, если ей придётся выполнить то, что требует этот план?

Моё дыхание участилось. Я чувствовал, как тревога накатывает, словно волна, угрожая поглотить меня целиком. Всё это было неправильно. Она не должна была быть здесь. Она не должна была рисковать.

"Нет, — подумал я, сжимая кулаки до боли. — Я не позволю этому случиться. Я справлюсь. Я сделаю это. Ради неё. Ради всех".

И наконец, когда я уже не мог больше держать нервы в узде, проревел резкий свист дыма. Сигнал. Всё, что я так долго ожидал, теперь стало реальностью. Момент настал, и теперь всё зависело от меня. Я чувствовал, как воздух в колодце сжимается, как пространство становится тесным, а мое сердце бешено колотится в груди. Но я старался не терять самообладания, не поддаваться панике, несмотря на то, что каждый нерв в теле, казалось, напряжён до предела.

Я стоял, и взгляд был прикован к моей руке, которая уже готова была выполнить свою роль. Глубоко вдохнув, я попытался собрать силы. Мой разум прокручивал лишь одно — я должен это сделать. Я должен превратиться. Если не я, то кто? Если не сейчас, то когда? Всё, что я когда-либо делал, привело меня к этому моменту, и я не мог позволить себе потерпеть неудачу.

Я резко поднял руку к губам и сжался, не давая себе времени на размышления. Глубокий, почти механический укус. Я прокусил свою кожу, боль пронзила тело, знакомая и жестокая. Но вместо ожидаемой вспышки силы, которая охватывала меня, ничего не произошло. Я почувствовал, как моя рука пронзается болью, кровь моментально капает, но трансформация так и не наступила.

— Чёрт! — едва слышно прошептал я, стиснув зубы и смотря на кровь, которая теперь стекала по пальцам. Это было болезненно, но не настолько, чтобы это вызвало эффект. Я прокусил свою руку до крови, зная, что это всегда было знаком для трансформации. Но теперь не было ничего.

Дыхание сбивалось, в груди зловещим эхом раздавался страх. Что-то пошло не так. Почему? Почему это не работает?

Мои руки были в крови, когда я нервно принялся кусать другую, не в силах остановиться. Я ощущал, как боль проникает в моё тело, охватывая меня с каждым новым укусом. Но вместо того, чтобы почувствовать знакомую вспышку энергии, вместо того, чтобы испытать тот самый жар, я лишь ощущал холод. Боль становилась острее, но ничего не происходило. Не было взрыва силы, не было того мощного, пугающего жара, который когда-то захватывал меня, когда я превращался в титана. Это было мучительно, как если бы я не мог вернуть себе контроль.

Я видел, как капли крови стекают по моим пальцам и капают на землю, медленно превращая её в красное пятно. Каждая капля становилась напоминанием о том, что всё это — напрасно. Я снова и снова кусал себя, не в силах остановиться. Боль была настолько острой, что я не чувствовал ничего, кроме неё, но она не приводила к результату. Я ощущал, как мои губы рвутся, вкус крови был горьким, как нечто разрушительное, как сама неудача.

В моей голове был только один вопрос: почему? Почему это не работает? Я продолжал терзать себя, теряя терпение и контроль, отчаянно надеясь на какой-то знак, на какую-то вспышку, которая подтверждала бы, что я ещё способен на это. Но вместо этого нарастающая паника поглощала меня, подтачивая мои силы, пока я не ощущал себя абсолютно беспомощным. Мои движения становились всё более хаотичными, а дыхание — сбивчивым и тяжёлым.

Каждая секунда, казавшаяся вечностью, всё больше убеждала меня, что я не могу выполнить то, что от меня требовали. Тревога сжала меня в кольце, не давая возможности думать или действовать спокойно. Все мои попытки только увеличивали чувство отчаяния.

Моё дыхание становилось всё тяжелее, как если бы каждый вдох был усилием. Сердце колотилось, будто хотело вырваться из груди, стуча в унисон с моими мыслями. Я пытался не думать об этом, но всё равно это не отпускало. Почему? Почему я не могу превратиться? Этот момент был решающим. Я должен был это сделать. Это был единственный шанс, когда всё зависело от меня, и я не мог его упустить.

Тревога и разочарование переполняли меня, их хватка становилась всё сильнее. Все эти усилия, все эти попытки — и всё напрасно. Кажется, что внутри меня пустота, как если бы что-то в моей сущности было нарушено. Я терял контроль над собой, и этот факт больше всего меня пугал.

Внезапно я услышал знакомые голоса, доносящиеся сверху, и всё вокруг как будто сжалось. Тишина, которая окружала меня до этого, была нарушена, и я ощутил, как тревога мгновенно охватывает меня. Капитан Леви и Ханджи вернулись. Это значило, что они теперь все видят, всё знают, и они ждут от меня чего-то, что я не могу дать.

— Что происходит? Почему он не превращается? — спросила Ханджи. Её голос звучал так, как будто она не могла поверить в происходящее. В нём была заметная тревога, и я чувствовал её взгляд, направленный вниз, в пустоту колодца. В её голосе сквозила обеспокоенность, почти растерянность. Я, возможно, разочаровал её.

Капитан же был спокоен, как всегда. Он не проявлял внешних эмоций, но я уловил едва заметную нотку раздражения в его голосе, что заставило моё сердце сжаться ещё сильнее.

— Эрен, какого чёрта? — его слова прозвучали сухо и резко, как всегда, но в этот раз они пронизывали меня, словно холодный нож. Мне не нужно было слышать этого, но я понимал, что он прав. Я был единственным, кто мог сдержать их надежду, и я не мог справиться. Всё было на мне, а я не мог дать им результат.

Я не мог ответить сразу. Всё, что я чувствовал, это тупое разочарование и боль от того, что не могу выполнить свою роль.

Я поднял голову, и взгляд мой был смазанным, затуманенным, как будто я не мог сосредоточиться на том, что было передо мной. Пряди волос, промокшие от пота, прилипли ко лбу, и я почувствовал, как они тяжело падают мне на глаза. В груди было пусто, словно я потерял связь с самим собой, словно вся моя сущность вот-вот распадётся на части. Я не знал, что сказать, как объяснить то, что происходило. Почему я не мог превратиться? Почему я не мог ничего сделать?

Мой голос был хриплым и слабым, словно я пытался выговорить что-то, что не имело смысла. Каждый вздох давался мне с трудом.

— Я... я не могу... — шептал я, стараясь сдержать приступ паники, который усиливался с каждым словом. — Я не могу превратиться.

Эти слова были как приговор. Я не мог поверить, что произнёс их вслух. Мои пальцы продолжали кровоточить, но я не ощущал боли. Только пустоту. Всё это не имело значения. Я не мог сделать то, что от меня ждали.

Я поднял глаза, встречаясь с их взглядами, но не находил в них того понимания, которое мне было нужно. Вместо этого я видел в их лицах неуверенность, разочарование и… отчаяние.

***

Я сидел на деревянной скамье, и моё тело было словно чужим, не отвечающим на команды. Пальцы ощущались тяжёлыми, каждая боль в ранах на руках и губе пульсировала, но это не было главным. Моё сознание было затуманено, мысли путались, не могло собраться ни одной ясной идеи. Я глядел на стол перед собой, не видя его, как будто сам момент был лишён смысла.

Мои руки дрожали и я не мог отвлечься от главного вопроса, который гудел в моей голове. Почему я не смог превратиться? Это моя обязанность, мой долг. Я ведь должен был сделать это. Я должен был спасти их, спасти мир. Но вместо этого я сидел здесь, беспомощный, как никогда. Сердце билось с каждым ударом всё быстрее, а дыхание становилось более тяжёлым. Если я не справлюсь… что тогда?

Страх сжался в груди, но я не мог позволить себе слабость. С каждым моментом ощущение неудачи нарастало. Все на меня полагались. Как они смогут двигаться дальше, если я не выполню свою роль? Как я буду смотреть им в глаза, зная, что я не смог сдержать обещание?

Элера, сидя рядом со мной, осторожно приступала к обработке моих ран. Я замечал, как её пальцы, несмотря на всю свою мягкость, становились всё более уверенными и нежными с каждым движением. Её руки были маленькими и нежными, словно в отличие от моей, привыкшей к грубой силе, эти пальцы не могли быть предназначены для того, чтобы справляться с таким грубым миром. Она осторожно обрабатывала мои раны, и я видел, как её пальцы едва касаются моей кожи, стараясь не задеять боль. Её взгляд был немного напряжённым, она явно не любила кровь, но продолжала делать свою работу, не позволяя этому отвлечься. Это не было только её обязанностью; это был её способ быть рядом, и я чувствовал это.

Она как будто искала в этом занятии спокойствие, даже если её сердце, возможно, было в беспокойстве, как и моё. Иногда её пальцы задерживались чуть дольше, а потом, словно ощущая, как мои руки начинают дрожать, она осторожно сжимала их, пытаясь передать через этот маленький жест немного своей силы. Это было её способом держать меня. Это было так характерно для неё — она не искала слов, не пыталась говорить, что всё будет в порядке, но её действия говорили о гораздо большем. Даже когда она замечала мою дрожь, когда её глаза, слегка суженные, следили за каждым моим движением, она не отступала, не отпускала.

Я чувствовал, как её ладонь немного сжимает мою, и хоть её рука была намного мягче, чем моя, в этот момент это было для меня так же важно, как и всё остальное. Я осознавал, что её тревога, её желание помочь не ограничивались только обязанностью. Это был её способ быть рядом, показать, что она не оставит меня одного.

Её дыхание стало чуть более напряжённым, она продолжала работать, но теперь её движения стали более уверенными. Это было как будто она пыталась не только обработать мои раны, но и каким-то образом заживить меня внутренне. Возможно, в этот момент её эмоции сливались с моими, её тревога и страх, её желание помочь и не оставить меня, всё это было выражено в её руках.

Я же, в свою очередь, чувствовал, как мои нервы начинают утихать под её прикосновениями. И пусть в моём сердце всё ещё бушевала паника, этот жест — её сжатие моей руки — был тем самым звеном, которое соединяло нас в этот момент. Это было так характерно для неё, этот молчаливый, но стойкий способ дать мне поддержку. У неё не было нужды в громких словах или ободрениях, потому что её руки, её присутствие, говорили намного больше.

Она закончила перевязку, но не отпустила меня сразу. Её пальцы ещё немного задержались на моей ладони, и я почувствовал, как в её руках появилась ещё большая решимость. Это было как обещание: что бы ни случилось, она не покинет меня.

За столом сидели остальные — Оруо, Гюнтер, Эрд и Петра. Каждый из них занимал своё место, внимательно следя за происходящим, но я чувствовал, что все взгляды так или иначе были обращены ко мне. Капитан стоял рядом, держа чашку чая в руках, его лицо было спокойным, но в его выражении скрывалась напряжённость, которая не могла не передаться мне. Он выглядел, как всегда, собранным, уверенным в себе, словно ничего не могло выбить его из равновесия. Но когда его голос прозвучал, он был резким, как всегда, когда дело касалось вопросов, требующих решения.

— Значит, и раны на руках не заживают?

Я почувствовал, как воздух вокруг меня будто стал тяжёлым. Это был не просто вопрос, а скрытая угроза, которую он намеренно оставил невысказанной. Я замер, пытаясь сгладить реакцию, но моё сердце начало биться быстрее. Вопрос был прямым, и я знал, что в его словах скрывается не только интерес, но и какой-то подтекст, который не мог не беспокоить.

В этот момент я почувствовал, как мои руки, которые всё это время неосознанно лежали в руках Элеры, слегка дернулись. Её ладони всё ещё мягко, но уверенно держали мои, и я заметил, как она ощутила это движение. Её пальцы слегка напряглись, словно пытаясь удержать меня, дать мне некую поддержку. В её руках было тепло, и я чувствовал, как она пыталась передать мне хоть каплю уверенности, но в то же время её прикосновения стали ощущаться более напряжёнными, как если бы она чувствовала мой внутренний беспокойство.

— Нет... — проговорил я тихо, голос срывался, но я старался сохранить хоть немного контроля. С трудом проглотил комок в горле, пытаясь не дать эмоциям взять верх. Мои пальцы нервно дернулись в её ладони, и я инстинктивно сжался, будто пытаясь скрыть растущее чувство беспомощности. Но я не мог скрыть, как тяжело мне даются эти слова. Всё, что мне хотелось, это вырваться из этого ощущения безысходности, но я не знал, как.

Я пытался не показывать, как сильно меня беспокоит этот момент, но в то же время чувствовал, как в груди становится всё тяжелее. И хотя я смотрел прямо перед собой, не в силах взглянуть на Элеру, я ощущал её присутствие рядом, её руку, которая крепко держала мою. Это касание было не просто поддержкой, оно было как тихое напоминание о том, что я не один.

Но она всё ещё держала мои руки, и я чувствовал, как её пальцы осторожно скользят по моей коже, будто пытаясь успокоить меня, хотя я сам не был уверен, что мог бы успокоиться. Элерин взгляд поднялся ко мне, и, хотя она не произнесла ни слова, я почувствовал, как её глаза пронизывают меня. Она не скрывала того, что ощущала, и в её взгляде я заметил что-то тревожное, скрытое за спокойствием её лица. Этот взгляд... он был настолько искренним, что мне стало не по себе. Он цеплял меня, как холодный ветер, пронзающий до костей. Я не мог понять, что именно в нём меня так задело, но ощущение беспокойства внутри усилилось.

Её пальцы продолжали двигаться по моей коже, нежно, будто проверяя, всё ли в порядке, не причиняю ли я себе больше боли. Я не мог не заметить, как её руки, маленькие и хрупкие, с каждым движением оказывались рядом с моими, почти в контексте их несовершенства. Они казались такими хрупкими, такими уязвимыми по сравнению с моими. Я не мог не удивляться, как она могла справляться со всем этим — с этим миром, с моей болью, с теми рисками, которые она сама для себя принимала. Как её руки могли быть настолько сильными, несмотря на их видимую слабость?

Тревога в моей груди только усилилась, и я, несмотря на все свои усилия, не мог избавиться от мысли, что я не достоин её заботы, её поддержки. Как она могла так уверенно держать мои руки, несмотря на всё, что произошло? Как она могла быть такой?

Капитан Леви снова заговорил, его голос не оставлял места для сомнений. Он отводил взгляд от меня, не позволяя мне увидеть и малейшего намёка на эмоции.

— Если ты не сможешь стать титаном, то с запечатанной стеной Мария можно попрощаться. Это приказ. Разберись, — его слова были чёткими, словно приговор, и я почувствовал, как от этих слов тяжёлым грузом давит на меня. Он говорил это так, будто не сомневался, что я выполню свою часть. Но я всё ещё не мог понять, почему я не мог превратиться, несмотря на всё, что происходило. Моя рука продолжала дрожать в руках Элеры, но я пытался не показывать этого.

Он не дождался ответа. Его лицо оставалось непроницаемым, как всегда. Он отошёл от стола, и Петра, молча и с лёгкой настороженностью, последовала за ним. В комнате остались лишь тишина и тяжёлое молчание, давящее на меня, как невыносимое бремя.

Эрд продолжил, его голос был спокойным и уверенным, как обычно, но в его словах ощущалась забота. Он всегда был тем, кто старался держать всех в хорошем настроении, даже если сам иногда сомневался. Он знал, как важно поддерживать других в трудные моменты, и я чувствовал, как его слова пытались вернуть мне надежду.

— Не падай духом, Эрен, — сказал он, его взгляд был твёрдым и настойчивым, но мягким. — Ты справишься. Всегда есть решение, даже если оно не сразу очевидно.

Его лицо слегка расплылось в улыбке, но эта улыбка не была настолько лёгкой, как обычно. Она казалась скорее искренним жестом, подталкивающим меня вернуться в реальность, не забывать о своей цели. Я посмотрел на него, пытаясь найти хоть какое-то утешение в его словах, но оно не пришло сразу. В голове всё было размыто, и я продолжал терять уверенность.

Затем Оруо, как всегда, не упустил возможности вставить свою реплику. Его хмыканье было едва ли не его фирменным знаком. Несмотря на насмешливый тон, я знал, что он никогда не был злым или злорадным. Это была его форма поддержки, пусть и довольно эксцентричная.

— Сдается мне, в тебе больше человеческого, чем мы думали, — добавил он, не сдерживая лёгкой усмешки. В его голосе я услышал привычный сарказм, но в то же время в этом было что-то ободряющее. Словно он говорил не только о моей способности быть человеком, но и о том, что, несмотря на всё, я остаюсь частью команды, частью их мира.

Его слова заставили меня немного расслабиться, хотя я всё ещё чувствовал напряжение, сковывающее тело и разум. Казалось, что каждый из них, как бы ни шутил, искренне переживает. Эти короткие фразы, хотя и смешанные с насмешкой, звучали как некое напоминание о том, что я не один. Но, несмотря на всё, что они говорили, внутри меня всё оставалось темным и неясным, и я не знал, как справиться с этим.

Я сжал зубы, но ничего не ответил. Хоть слова Оруо не задели меня напрямую, я не мог позволить себе раздражаться из-за них. Я знал, что мои руки, которые Элера до сих пор держала, были покрыты кровью, и это меня угнетало. Слова Оруо только усиливали это чувство. Я попытался скрыть своё беспокойство, но не мог не заметить, как его комментарий повис в воздухе, внося в атмосферу некоторое напряжение.

Элера, не поднимая головы, сразу бросила.

— Замолчи, Оруо.

Её голос был твёрдым, но не агрессивным. Это была её обычная манера — говорить прямо и без колебаний. Она сжала мою руку ещё крепче, как будто пытаясь уверить меня в том, что всё будет в порядке, несмотря на то, что я сам в этом сомневался. Её ладонь не отпускала моей руки, и я ощущал её теплоту через кожу, что одновременно успокаивало и тревожило. Каждый её жест говорил мне, что она не позволит мне сдаться. Но я всё ещё не понимал, почему она казалась такой спокойной, даже когда все остальные были взволнованы или разочарованы.

Я оглядел всех, сидящих за столом. Оруо продолжал наблюдать за нами с усмешкой, его взгляд полон сарказма, но его слова уже не имели значения. Он был тем, кто всегда готов был пошутить в самый неподобающий момент, но в этот раз я не мог уделить ему внимания. Эрд и Гюнтер, как всегда, оставались молчаливыми, но их тишина была почти такой же тяжёлой, как и их слова, которых они не произносили. Но больше всего меня беспокоило другое — как все они были спокойны. Почему никто не выражал отчаяния или тревоги по поводу того, что я не смог превратиться? Почему их это не беспокоило так, как меня? Моя неудача должна была бы встревожить их, заставить задуматься, но они оставались так равнодушными. Это выбивало меня из колеи.

Но Элера… она была другой. Она не скрывала своего беспокойства, хотя и делала это по-своему. В её глазах я видел тревогу, но она была скрыта. Она не кричала, не выражала страха или злости, но её беспокойство было очевидным, даже если она не говорила об этом вслух. Я не мог не заметить, как её взгляд стал более интенсивным, а её руки, которые держали мои, слегка дрожали. Но в этом было что-то большее, чем просто беспокойство о том, что я не мог стать титаном. Это было что-то… личное. В её глазах я увидел не только переживание за меня, но и нечто более глубокое. И хотя она старалась скрыть это, её лицо выдавало всё, что она чувствовала.

Элера казалась спокойной, но её спокойствие было обманчивым. Это было не просто безмятежное выражение лица, а нечто большее — она была спокойна, как если бы все её эмоции были поглощены чем-то более важным. Она не переживала только за то, что я не смог стать Титаном, хотя это тоже имело значение, а скорее за меня. За мою неуверенность, за мои сомнения, за то, как я боролся с собой. И я чувствовал, как её беспокойство переплетается с её решимостью.

Я чувствовал, как она передавала мне свою силу. Это не было жестом слабости — нет. В её прикосновениях было нечто, что поддерживало меня, даже если я не хотел принимать эту помощь. Она держала меня, и, возможно, это было именно то, что мне нужно было в этот момент. Но что-то в её взгляде заставляло меня задуматься. Я не знал, что именно, но я понимал, что за её спокойствием скрывается нечто, что она не готова была показывать. Это заставляло меня чувствовать себя ещё более уязвимым. Я не любил ощущение уязвимости. Я ненавидел его. Оно отдавало слабостью, а я всегда стремился быть сильным, даже если это означало скрывать свои страхи и боли.

Но в её присутствии я чувствовал, как эта уязвимость выходит на первый план. И несмотря на то, что она выглядела такой хрупкой, её забота и мягкость будто напоминали мне, что быть слабым — это не значит быть ничтожным. Она не была сильнее меня — напротив, она казалась ещё более уязвимой, чем я. Но каким-то образом это только подчёркивало её внутреннюю силу.

Почему я чувствовал себя слабым рядом с тем, кто сам борется с собой, но всё равно пытается поддержать меня?

Я сидел неподвижно, чувствуя, как напряжение охватывает каждую клетку моего тела. Элера, не говоря ни слова, придвинулась ближе. Её лицо оставалось сосредоточенным, но в её движениях была осторожность, даже некая трепетность, как будто она боялась сделать лишнее движение.

В одной руке она держала кусочек ткани, пропитанный спиртом, а другая вдруг осторожно коснулась моего лица. Её пальцы, тёплые и лёгкие, мягко убрали прядь волос, прилипшую ко лбу от пота.

Я вздрогнул от её прикосновения, как будто её пальцы обжигали мою кожу. Они были хрупкими и небольшими, но в них было что-то необычное, что заставило моё сердце забиться быстрее. Она аккуратно откинула волосы назад, освобождая мой лоб. Её движения были столь естественными, но в то же время казались личными.

— Ты весь взмок, — прошептала она, не поднимая глаз. Её голос был тихим, словно предназначался только для меня, и в нём звучала нотка беспокойства.

Её другая рука с тканью медленно коснулась моего лба, стирая пот. Её движения были мягкими, но я не мог не заметить, как её пальцы слегка дрожали. Она будто пыталась сосредоточиться на своей задаче, но её нервозность всё равно просачивалась наружу.

— Не дергайся, — добавила она, заметив, как я чуть дёрнулся от её прикосновения.

Я стиснул зубы, стараясь подавить в себе это странное чувство уязвимости, которое всё больше овладевало мной. Я попытался не смотреть на неё, но её присутствие было слишком ощутимым.

Элера слегка нахмурилась, её взгляд был прикован к моей ране. Она осторожно пропитала ткань спиртом, на секунду замерла, будто обдумывая свои действия. Её глаза мельком встретились с моими, и я заметил в них лёгкое сомнение, словно она искала моего разрешения продолжить.

— Это немного щиплет, но я постараюсь аккуратно, — произнесла она тихо, её голос был уверенным, хотя я уловил в нём едва заметное напряжение.

Она приблизила ткань к моей губе, и я почувствовал жжение. Оно было неприятным, но это ощущение быстро затмилось чем-то другим — её близостью. Её пальцы по-прежнему держали мои волосы, иногда слегка касаясь кожи моей головы. Я ощущал её дыхание, тёплое и ровное, оно едва касалось моей щеки, словно пыталось успокоить меня.

— Ты нервничаешь, — вдруг произнесла она, её голос прозвучал неожиданно, но без осуждения, лишь с едва уловимой заботой.

Я резко выдохнул, но ничего не ответил. Она видела то, что я пытался спрятать. Её слова были простыми, но они задели что-то внутри меня. Чем дольше её руки касались моей кожи, тем сильнее я ощущал странную смесь спокойствия и беспокойства.

Элера была единственной, кто замечал это. Её забота была тихой, но ощутимой, словно она без слов говорила, что я не должен справляться с этим один.

Её рука вдруг замерла, как будто она забыла, что делает. Я почувствовал её лёгкое напряжение, тонкую вибрацию в пальцах, которые касались моей кожи. Я не выдержал и поднял взгляд. Наши глаза встретились.

Её фиолетовые глаза всегда казались мне необычными, почти нереальными. В них была какая-то тайна, словно они хранили в себе целый мир, о котором знала только она. Но сейчас в её взгляде отражалась тревога, смешанная с чем-то глубоко скрытым, едва заметным, но бесспорно искренним.

Я не мог отвести взгляд. Этот момент показался мне бесконечно долгим. Всё вокруг словно растворилось, оставив нас одних. Это странное ощущение пробудило во мне что-то новое. Казалось, что я впервые видел её настоящей — без привычной маски спокойствия, без укрытия. Её взгляд был честным, прямым, в нём не было ничего от прежней загадочности. Только уязвимость, которая, как ни странно, делала её ещё сильнее.

Её губы чуть дрогнули, как будто она хотела что-то сказать, но передумала. Это было почти незаметно, но я уловил это движение, и оно заставило меня затаить дыхание. Её рука, до этого неподвижная, снова дрогнула, и кусочек ткани, пропитанный спиртом, чуть сильнее прижался к моей ране. Жжение усилилось, но я едва это заметил.

— Извини, — прошептала она, её голос был настолько тихим, что я едва расслышал. Её слова прозвучали как-то странно, почти с сожалением.

— Всё нормально, — ответил я, стараясь говорить так же тихо. Но даже я сам почувствовал, как с трудом произнёс эти слова. В этот момент я едва мог дышать, словно что-то внутри меня сжалось под её взглядом.

Она отвела глаза, будто пытаясь вернуть себе контроль. Её рука осторожно продолжила движение, но её прикосновения стали ещё легче, почти неощутимыми. И всё же я ощущал каждое из них слишком остро. Всё это — её взгляд, её близость, её голос — оставило во мне ощущение, которое я не мог объяснить.

Её руки казались такими маленькими, такими хрупкими, но в них была неожиданная сила. Несмотря на видимую неуверенность, несмотря на дрожь в пальцах и явный страх перед кровью, она не остановилась. Каждый её жест был наполнен осторожностью, но и решимостью, будто она боролась не только с собой, но и со всем миром.

Я наблюдал за её руками, за тем, как она сжимала кусочек ткани, стараясь быть предельно аккуратной. В её движениях было что-то неуловимо трогательное. Она не привыкла к таким вещам, это было очевидно. Но всё же она продолжала, несмотря на всё, что могло её пугать.

Я не понимал, почему это так меня задело. Почему именно она? Почему этот момент? Почему именно сейчас? Возможно, дело было в её взгляде — он казался одновременно таким уязвимым и сильным. Или, может быть, в её действиях, которые, как я понял, были направлены не на то, чтобы просто помочь мне, а на то, чтобы поддержать.

И хотя я не мог понять, что именно я чувствую, я точно знал одно: этот короткий момент, её прикосновения, её сосредоточенность, её взгляд — всё это глубоко запечатлелось в моём сознании. Это было нечто большее, чем просто жест заботы. Это был момент, который изменил что-то внутри меня. Навсегда.

— Я... могу попробовать помочь тебе, — её голос раздался неожиданно, почти шёпотом, но в тишине комнаты прозвучал отчётливо, словно раскат грома.

Я поднял взгляд на неё, сбитый с толку. Её слова, такие простые, но в то же время наполненные какой-то внутренней силой, проникли глубоко внутрь, отозвавшись странным теплом. Помочь мне? Как? Почему она решила это сказать именно сейчас?

Её фиолетовые глаза смотрели на меня серьёзно, но в них всё же читалась лёгкая неуверенность. Она явно боролась с собой, прежде чем решиться произнести это вслух. Казалось, что слова дались ей с трудом, словно она не привыкла выражать подобные намерения или опасалась, что её помощь может быть отвергнута.

— Ты? — вырвалось у меня, прежде чем я успел остановиться. Я тут же почувствовал укол сожаления за свой тон, потому что её лицо чуть дрогнуло, но она не отвела взгляд.

— Да, я, — она выпрямилась чуть больше, словно пытаясь убедить и себя, и меня. Её пальцы, всё ещё держащие ткань, сжались чуть крепче, как будто это придавало ей смелости. — Я не знаю, как... и, может, у меня не получится. Но я хочу попробовать.

Её голос звучал так тихо, почти робко, но в нём всё равно чувствовалась твёрдость. Она говорила это не из вежливости, не потому, что кто-то мог потребовать от неё такого шага. В её словах была искренность, которая подкупала своей простотой.

Моя первая мысль была недоверчивой. Как она могла мне помочь? Она ведь выглядела такой хрупкой, такой уязвимой. Но стоило мне посмотреть на её лицо чуть дольше, как я понял: несмотря на её хрупкость, в ней была некая сила, которую я никак не мог объяснить.

Она вдруг тяжело выдохнула, как будто освободилась от какого-то невыносимого давления. Её рука, слегка дрожащая, опустилась на стол, а затем медленно поднялась, оставляя за собой легкий след волнения, который казался почти физически осязаемым. Её пальцы, осторожно и с явной осторожностью, скользнули по моим волосам. Я почувствовал, как она откидывает их назад, будто пытаясь освободить меня от всего, что мешало видеть этот момент, этот напряжённый, почти болезненный момент.

Её прикосновение было мягким, но в нём чувствовалась сила — она словно нежно, но твёрдо пробивалась через моё замешательство. Волосы ощущались тёплыми под её пальцами, но сама её рука была прохладной на ощупь, как если бы она пыталась унять этот жар, который переполнял меня, чтобы сделать этот момент более спокойным, более разумным.

Она медленно отводила мои волосы назад, её движения плавно скользили, но я чувствовал каждое прикосновение, каждую перемену, которая происходила в её движении, словно оно пробуждало меня от какого-то кошмара, в котором я не знал, где нахожусь и что делаю. С каждым движением её руки я ощущал, как напряжение уходит, словно её касание отгоняло страх, хотя понимание того, что происходило, не исчезало.

Её взгляд был прикован ко мне, глаза полные той же сложной смеси эмоций, которые я не мог понять, но которые всё же ощущались глубоко внутри. Тот момент тишины, когда она всё ещё держала мою голову, казался вечностью, несмотря на свою краткость. Всё вокруг будто исчезло, и я оставался только в этом взгляде и в её мягких движениях.

Её ладонь вдруг легла на мою щеку, и я замер, ощутив тепло её кожи. Это было неожиданно, будто мир вокруг нас на мгновение остановился. Её рука была тёплой, мягкой, но в этом прикосновении было что-то необычное, что-то, что я не мог объяснить. Оно проникало в меня, словно её тепло не просто касалось моей кожи, а глубже, затрагивало что-то в самом сердце. С каждым мгновением ощущение становилось сильнее, как будто все вокруг исчезало, а я остался лишь в этом прикосновении, в её ладони.

Но с этим ощущением пришло нечто ещё — темное, мощное. Как если бы в моей груди вдруг шевельнулась какая-то невидимая сила. Это было как предвестие, как вспышка в самом центре тёмной бездны, что-то древнее и неясное, что стало разгораться внутри меня, пробуждая ту опасную силу, которую я не мог контролировать.

И тогда всё произошло.

Вспышка.

Сначала я почувствовал сильное жжение, резкое и нестерпимое, как огонь, который вспыхивает в сердце и быстро захватывает всё тело. Оно пронзало меня, будто я стал центром невообразимой температуры. Жар усиливался, с каждым мгновением заполняя меня всё больше, проникая в кости, в мышцы. Внутри меня что-то бушевало, что-то, что было совершенно не контролируемым, невообразимым.

— Что… — я только начал произносить слово, но оно застряло в горле, не успев покинуть мои губы.

Энергия. Мощная, яркая, почти осязаемая. Я почувствовал, как она пронизывает меня, как будто не просто вырывается наружу, а пытается разрушить всё на своём пути. Силуэт моей руки стал меняться, растягиваться, и я понял: она больше не моя. Моя рука стала чем-то огромным и чуждым, с обнажёнными мышцами, которые пульсировали от жара, а вместо кожи — лишь сверкающие красные ткани, которые начинали светиться под светом.

Энергия бурлила в груди, сжимаясь, а затем словно взорвалась, разрывая всё внутри меня. Я почувствовал, как волна жара прокатывается по всему телу, поднимая облака пыли, оставляя после себя горячую, влажную атмосферу, как после удара молнии.

Взрыв.

Мощный, оглушающий. Вокруг меня воздух загудел, создавая давление, как струна, натянутая до предела. Я услышал, как стекла зазвенели, как что-то взорвалось где-то далеко. Волна силы прошла через комнату, сбив всех с ног. Элера, другие люди, всё вокруг полетело назад, как куклы, под действием невидимой, но мощной силы, которую я не мог сдержать. Их тела соскользнули по полу, а воздух был заполнен пылью и остатками разрушений.

Но я стоял в центре этого хаоса, окружённый густой пылью и горячими парами, которые ещё не успели рассеяться. Воздух был тяжёлым, переполненным напряжением, словно каждая молекула в нём была пропитана тем, что только что произошло. Это ощущение давило на грудь, заставляя дыхание становиться более трудным и нерегулярным. Вокруг царила тишина, но она была напряжённой, как натянутая струна, готовая порваться в любой момент. Кажется, даже сам воздух был заморожен в ожидании того, что произойдёт дальше.

Я мог ощущать, как это напряжение пропитывает каждую клетку моего тела, как будто всё, что происходило, оставило отпечаток не только в окружающем пространстве, но и в самом мне. Каждое движение, каждый вдох казался невозможным в этой густой, как вязкая жидкость, атмосфере, которая, кажется, должна была лопнуть в момент, когда всё это станет слишком интенсивным.

Я посмотрел на свою руку, и это было странное, жуткое зрелище, которое заставило меня на мгновение замереть. Моя рука была внутри огромной, иссушённой конечности титана. Кожа полностью исчезла, и на её месте остались оголённые мышцы, пульсирующие с каждым моим движением, как живые. Я чувствовал их движение, будто они стали неотъемлемой частью меня, но в то же время были чем-то чуждым и далеким, как будто я стал частью нечто гораздо более могущественного и страшного.

Жар был невыносимым, но не болезненным. Это было скорее ощущение того, как внутренний жар распространяется, заполняя каждую клетку моего тела. Я чувствовал, как пульсирует эта мощная энергия в глубине моих костей, словно рука не была частью моего тела, а вместо этого она была чем-то чуждым и обособленным. Мышцы двигались не по моему желанию, а как будто они слушались какой-то иной, более могущественной силы. Это было пугающе, но в то же время ощущение силы и мощи охватывало меня, как будто я был всего лишь маленькой частью чего-то огромного, и в этой связи мне было не совсем страшно.

Но другая рука оставалась человеческой. Она выглядела такой же, как всегда: нормальная, привычная, не изменённая. Я посмотрел на неё, и внутри меня зародилось странное осознание — полное превращение не состоялось. Моя правая рука, которая была частью этого чудовищного механизма, пульсировала вместе с мышцами титана, но левая оставалась неизменной, как была всегда. Она казалась такой чуждой тому, что происходило с правой рукой, и в этот момент я понял, что я был разделён между двумя мирами. Одна рука была частью огромной, неукротимой силы, в то время как другая оставалась человеком, привязанным к этому миру. Это ощущение было ошеломляющим, как если бы я был одновременно и человеком, и чудовищем, и я не знал, как это вообще возможно.

Мой взгляд упал на Элеру, и сердце сжалось от тревоги. Она лежала на земле, её тело безжизненно распростёрто, а лицо было искажено не только испугом, но и полным шоком. Она смотрела на меня, будто не могла понять, что только что произошло, что случилось с ней, с этим моментом. В её глазах читалась растерянность, а также ужас — ужас от осознания того, что именно её действия привели меня в это состояние. Она пыталась подняться, но её движения были медленными и неуверенными, как будто её тело не слушалось её воли. Каждое её усилие становилось болезненным напоминанием о том, что этот момент перевернул всё.

Я сам тоже был в шоке. Мой взгляд метался между своей трансформированной рукой и Элерой, не веря в происходящее. Почему именно сейчас? Почему в этот момент? Все чувства и мысли слились в какой-то взрыв, всё казалось невообразимым, абсурдным. Как будто сама её близость, её прикосновение, вызвали этот ужасный скачок. Я не мог понять, что именно привело к такому развитию событий. Что-то в её действиях, в её присутствии, стало катализатором этой вспышки. И теперь я стоял здесь, разрываемый внутренним конфликтом, разделённый между человеком и титаном. Мышцы, пульсирующие жаром, казались чужыми мне, словно я был частью чего-то огромного и непокорного, чего не мог контролировать. Эта ненависть к самому себе, эта пустота, будто я уже не был собой, сжигала меня.

Я не знал, как действовать, что чувствовать. И единственное, что оставалось в голове, — одна единственная мысль, которая всё глубже прорастала в сознании: Что она со мной сделала?»