граница вечности. || эрен йегер.

—☆𝐓𝐇𝐑𝐃-𝐏𝐄𝐑𝐒𝐎𝐍/𝐄𝐋𝐄𝐑𝐀 𝐕𝐀𝐋𝐄𝐍𝐓𝐈:

"Маленькая девочка стояла у массивной каменной стены, словно растворяясь в её суровом величии. Её худенькая фигурка выглядела особенно хрупкой в слишком большом платье, которое явно пережило лучшие времена. Когда-то его ткань, тёмно-синяя и плотная, могла служить предметом гордости. Теперь же оно было выцветшим и потускневшим, испещрённым пятнами грязи и разрывами. Вышивка, некогда аккуратная и детализированная, висела обрывками, а края ткани обтрепались и угрожали совсем расползтись.

Босые ноги девочки едва касались земли, покрытой пылью и мелкой травой, но этот легкий контакт выдавал её дрожь. Лодыжки были тонкими, словно тростинки, а кожа на ступнях огрубела от долгих скитаний. Казалось, что каждый шаг оставлял не только след на земле, но и частичку её собственных сил.

Её длинные тёмные волосы ниспадали спутанными прядями, скрывая лицо. Эти волосы были одновременно щитом и завесой, за которой она старалась спрятаться от мира. Каждая прядь казалась впитавшей в себя всю боль, пережитую этим ребёнком. Однако, даже скрытая за этой хаотичной завесой, девочка не могла полностью утаить себя.

Из-за волос лишь иногда мелькали её глаза. Они были яркими, фиолетовыми, как цветы, что пробиваются сквозь серую каменную пустошь. Глубокий оттенок и редкость их цвета заставляли приглядываться. Но не только их необычность привлекала внимание. В этих глазах было нечто большее, что останавливало взгляд. Это была смесь страха, грусти и бесконечной усталости.

Её глаза были первыми, что захватывало взгляд, как только на неё смотрели. Глубокий, необычный фиолетовый цвет пронзал, словно острый нож, оставляя странное, даже тревожное ощущение. Эти глаза были загадкой, таившей в себе нечто необъяснимое. Они притягивали внимание своей редкостью и тем неуловимым свечением, которое казалось почти сверхъестественным.

Свет в её взгляде не был радостным или беззаботным. Он напоминал мерцание далёкой звезды — холодное, одинокое, но бесконечно глубокое. Казалось, что за этими глазами скрывалась целая вселенная, полная незримых теней и тяжёлых воспоминаний. Страх и боль сплетались в этом фиолетовом омуте, создавая ощущение, что девочка видела слишком многое, чтобы оставаться просто ребёнком.

В её взгляде было что-то пугающее, как у хищника, притаившегося в засаде. Это была не угроза, но скрытая мощь, которая заставляла невольно напрягаться. В этих глазах читалась готовность к борьбе, даже если сама девочка, казалось, была напугана. Она смотрела так, будто мир вокруг был чужым и опасным, а ей приходилось защищаться постоянно, не опуская своего щита.

Эти глаза были лишены обычных детских черт — ни наивности, ни радости, ни удивления. В них прочно обосновались осторожность и усталость, словно жизнь давно уже научила её бояться и сдерживать эмоции. Однако за этой маской, глубоко внутри, можно было заметить нечто другое. Это была неугасимая искра, сила, которую девочка, возможно, ещё не осознавала.

Её взгляд был одновременно тяжёлым и гипнотизирующим. Он притягивал, заставлял смотреть дольше, чем хотелось бы, оставляя после себя странное ощущение. Эти фиолетовые глаза были окном в душу, где обитали тени её прошлого и, возможно, проблески того, кем она могла бы стать.

Ханджи Зоэ, стоявшая в другом конце длинного деревянного стола, смотрела на девочку с неослабевающим вниманием. Её ладони бережно обхватывали маленькую чашку, из которой поднимался тонкий, извилистый пар, отдавая комнате слабый аромат травяного настоя. Однако сам напиток, казалось, вовсе не интересовал Ханджи. Её взгляд был сосредоточен исключительно на хрупкой фигуре девочки, словно она пыталась разгадать сложную загадку, запертую в этом маленьком существе.

Глаза Ханджи, всегда горевшие живым огнём любопытства и стремления к знаниям, сейчас были ещё более сосредоточенными. Она изучала каждую деталь: неопрятные пряди волос, которые спадали на лицо девочки, словно скрывая её от мира; обветренную кожу, которая выдавала долгие дни, проведённые под открытым небом; и, конечно, её глаза. Эти фиолетовые глаза, которые, казалось, таили в себе что-то невообразимое, что-то, чего Ханджи ещё не могла понять, но отчаянно хотела разгадать.

Подняв чашку к губам, Ханджи сделала небольшой глоток, но так и не отрывала взгляда. Её лицо оставалось серьёзным, но где-то в уголках губ угадывался лёгкий оттенок восхищения и недоверия одновременно. Это была смесь профессионального интереса и человеческого волнения, которое редко можно было увидеть у Ханджи. Она, вероятно, пыталась определить, кем была эта девочка, что сделало её такой, и почему её присутствие вызывало одновременно тревогу и странное восхищение.

Руки Ханджи слегка дрогнули, когда она поставила чашку обратно на стол. Она осторожно шагнула ближе, не нарушая своей сосредоточенности. Что-то в этом ребёнке вызывало у неё сильный внутренний отклик, будто её интуиция подсказывала, что эта встреча будет значить гораздо больше, чем просто разговор.

— Подойди ближе, — мягко, но уверенно произнесла Ханджи, её голос прозвучал почти шёпотом, сливаясь с тишиной, которая окутывала комнату. Однако в этой приглушённой интонации ощущалась едва уловимая нотка любопытства, словно она обращалась не к человеку, а к загадке, ожидающей своего раскрытия. Её слова были спокойными, но за ними скрывался живой интерес учёного, столкнувшегося с явлением, которое не укладывалось в привычные рамки.

Девочка замерла на мгновение, словно оценивая, стоит ли подчиняться просьбе. Её маленькое лицо выражало неуверенность, а губы сжались в тонкую линию. Однако спустя несколько секунд она всё же сделала шаг вперёд, и её босые ноги мягко коснулись холодного каменного пола. Каждый её шаг сопровождался лёгким шелестом ткани, изношенное платье слегка колыхалось вокруг её худощавой фигуры.

Её движения были осторожными, как у зверька, привыкшего опасаться любого звука или тени. Глаза девочки метались в разные стороны, будто она искала пути к отступлению, или, может быть, пыталась предугадать, что будет дальше. Она ни на мгновение не позволяла своему взгляду задержаться на чём-то одном, избегая прямого контакта с Ханджи, но при этом явно чувствовала на себе её пристальное внимание.

Ханджи, не моргая, следила за каждым её движением. Её руки всё ещё покоились на столе рядом с чашкой, но напряжение в её позе выдавалось только в едва заметной дрожи пальцев. Это было не страх, а энтузиазм от предвкушения открытия. Её взгляд был проницательным, словно пытался проникнуть сквозь оболочку ребёнка и понять, что скрывается внутри.

— Не бойся, — добавила Ханджи чуть тише, пытаясь смягчить напряжение, которое витало в воздухе. Её тон стал почти успокаивающим, но в нём всё ещё чувствовалась нотка исследовательской заинтересованности.

Девочка снова остановилась, всего в нескольких шагах от Ханджи. Она чуть склонила голову, её волосы упали вперёд, скрывая большую часть лица. Однако фиолетовые глаза всё же выглянули из-под пряди, полные настороженности и чего-то едва уловимого — может быть, страха, а может, любопытства.

— Глаза… да, точно фиолетовые, — тихо произнесла Ханджи, её голос дрогнул от смеси восторга и смятения. Она едва слышно повторила свои слова, словно подтверждала собственные мысли, не отводя взгляда от девочки. В её тоне слышалась та особенная нотка, которую можно встретить лишь у людей, столкнувшихся с чем-то совершенно необъяснимым, что ставит под сомнение всё привычное.

Она слегка подалась вперёд, словно боялась упустить даже мельчайшую деталь. Её лицо отражало удивление, смешанное с тревогой, как у учёного, внезапно обнаружившего нечто, что может перевернуть его теории. Глаза Ханджи блестели от восхищения, но её движения оставались сдержанными, чтобы не напугать ребёнка.

— Невероятно… — выдохнула она, почти шёпотом, и этот звук растворился в гулкой тишине комнаты. Взгляд Ханджи словно проникал прямо в душу девочки, исследуя её до мельчайших деталей, а её слова, хотя и были обращены к окружающим, казались больше диалогом с самой собой.

Глаза девочки чуть сузились, она заметно напряглась, словно ощутив, что её разглядывают как нечто из ряда вон выходящее. Она опустила голову, стараясь скрыться за прядями своих тёмных волос, но это лишь больше привлекло внимание к тому едва заметному сиянию, которое, казалось, исходило от её глаз.

— Таких я ещё никогда не видела… — добавила она, но её слова, хоть и были восхищёнными, звучали настороженно. Глаза Ханджи искали ответы, но вместо них находили только больше вопросов.

— Запишите, — коротко и сдержанно произнёс Эрвин Смит, сидя за массивным деревянным столом, на котором были разложены бумаги и чертежи. Его голос был ровным, почти бесстрастным, но в нём чувствовалась привычная твёрдость лидера, чьи приказы не подлежали обсуждению. Он не сводил внимательного взгляда с девочки, будто пытался проникнуть за завесу её молчания и разгадать тайну, скрытую за фиолетовыми глазами.

Каждое её движение, каждая реакция были под пристальным наблюдением. Эрвин тщательно фиксировал в памяти всё, от напряжённой осанки до едва заметного дрожания её босых ног. Под его проницательным взглядом девочка чувствовала себя не ребёнком, а чем-то совсем иным — как будто она стала предметом исследования, вызывающим интерес, но не сочувствие.

Сотрудник, сидящий напротив за небольшим столиком, кивнул в ответ на приказ и, взяв ручку, аккуратно сделал запись в документы. Её скрип был единственным звуком в комнате, прерывая тяжёлую тишину.

— Фиолетовые глаза, неизвестное происхождение, — проговорил он тихо, словно подтверждая написанное. Строчки быстро заполнили лист бумаги, формируя сухой официальный отчёт, который вскоре станет частью более обширного дела.

Девочка едва заметно дёрнула головой, когда услышала эти слова. Она не понимала, почему её глаза так важны, но чувствовала, что это делает её ещё более чужой. Её руки, сжимающие края изношенного платья, дрожали, но она упрямо стояла на месте, не позволяя себе показать слабость.

Эрвин откинулся на спинку кресла, переплетя пальцы рук, и продолжал смотреть на неё с непроницаемым выражением лица. Его молчание было красноречивее слов, оно давило, ставило под вопрос её существование. За всем этим явно скрывалась мысль, которую он не озвучивал, но которая отражалась в его холодном, расчётливом взгляде: что эта девочка значила для них — спасение или угрозу?

Врач, стоявший в тени, шагнул вперёд с таким спокойствием, что казалось, будто он уже давно ожидал этого момента. Его белый халат слегка шуршал, но это было единственным звуком, нарушившим тишину комнаты. Мужчина был среднего возраста, с умудрёнными годами глазами, которые излучали уверенность и опыт. Внешне он казался человеком, который многое видел, но, несмотря на свою стойкость, его взгляд не оставался равнодушным к тому, что происходило.

Его взгляд скользнул по её бледной коже, тонким запястьям и хрупким рукам. Он незаметно отметил их особенности, но не позволил себе даже малейшего выражения удивления или сожаления. Всё, что он мог сделать, это внимательно осмотреть её, не давая ей почувствовать, что она находится под пристальным вниманием. Внутри, конечно, он прекрасно знал, что Элеру нельзя воспринимать как обычного пациента, но он всё равно сохранял спокойствие и дистанцию, скрывая своё понимание того, насколько важен этот момент для неё и для всех остальных.

— Худоба. Признаки истощения, — пробормотал он, скорее для себя, чем для присутствующих, и, отпустив её руку, переключился на другие части тела.

Его пальцы, холодные и бесцеремонные, постучали по её грудной клетке. Звук был приглушённым, слабым, словно дыхание едва находило выход из её лёгких. Врач немного нахмурился, затем, не меняя выражения лица, взял в руки фонендоскоп и, аккуратно приложив его к её грудной клетке, прислушался к биению сердца. Девочка вздрогнула от неожиданного ощущения, но осталась стоять неподвижно, лишь крепче сжав край своего платья.

Секунды тянулись бесконечно, пока врач вслушивался в размеренные, но слабые удары её сердца. Он убрал фонендоскоп от её груди, вытирая руки о свой халат, и отступил на шаг назад.

— Сердце бьётся слабо, — наконец произнёс он, отступая на шаг. Его голос был ровным, но с ноткой тревоги. — Неритмично, с перебоями. Это может быть следствием длительного голода, истощения или серьёзных травм, перенесённых в прошлом. Возможно, она пережила тяжёлые периоды в детстве.

Врач мельком окинул девочку взглядом, оценивая её хрупкую фигуру. Его глаза слегка сузились, когда он заметил, как она напряжённо держится, как будто изо всех сил сдерживает страх. Он чуть нахмурился, обдумывая свою диагностику, словно на мгновение забыв, что перед ним ребёнок.

— Организм сильно ослаблен, — добавил он, обдуманно произнося слова. — Вполне вероятно, что у неё врождённая слабость сердца. Но без должного обследования и оборудования такие выводы остаются только предположениями.

Он сделал шаг назад, убрав руки и давая понять, что осмотр завершён. Однако его взгляд задержался на девочке. Он продолжал изучать её, как если бы пытался разгадать её историю, понять, что скрывается за этим невинным, но так несоответствующим детскому облику выражением. Врач стоял, словно пытаясь найти ответ на вопросы, которые он не решался задать вслух.

Затем последовали вопросы о психическом состоянии.

— Как вы оцениваете её психическое состояние, мистер Йегер? — спросил один из присутствующих, медленно переводя взгляд с документа на девочку. Она сжала кулачки, чувствуя, как холодные глаза взрослых проникают в неё, заставляя её внутренне сжиматься. Дыхание стало сбивчивым, как если бы воздух вдруг стал слишком тяжёлым для её лёгких. Она едва могла выдержать взгляд этих людей, их присутствие давило на неё, и каждый их вопрос воспринимался как новый удар, который пробуждал её беспокойство и страх. Каждое слово, каждый взгляд становились ещё одним ярким напоминанием о её беспомощности и одиночестве, не давая ей ни малейшей возможности убежать.

— Явно нестабильна, — отозвался он, слегка наклонив голову, как если бы пытался оценить степень угрозы. — Признаки тревожности и истерической реакции. Страх, в первую очередь.

Девочка, сжав губы до белизны, молча приняла это замечание. Она старалась не показывать свою уязвимость, но в её глазах скрывался отчаянный, животный страх, будто каждый взгляд мог стать для неё опасностью. Тишина в комнате стала ощутимой, глухой и подавляющей, она словно сжимала пространство вокруг девочки, заставляя её чувствовать себя ещё более изолированной. Каждый момент длился целую вечность, пока Эрвин, с лёгким движением руки, не нарушил это молчание и снова заговорил.

— Откуда ты родом? — его голос был мягким, но твёрдым, с лёгкой настойчивостью, как будто он не просто спрашивал, а ждал реакции. Он не ожидал ответа, но всегда надеялся, что её молчание будет говорить за неё.

Она молчала. Тонкие губы дрожали, но ни одно слово не сорвалось с её уст. В её глазах был лишь отчаянный взгляд, полный страха и неуверенности. Казалось, что всё её существо замерло, будто сама реальность не решалась принять её как человека, а окружающая её тишина становилась всё глухой и тяжёлой.

— Чего трясёшься? — холодно, без тени эмоций, спросил Леви, стоявший чуть в стороне. Его голос был тихим, но в нём сквозила угроза, словно за каждым его словом стояла неизбежность чего-то опасного. Это был не вопрос, а команда, требующая немедленного ответа. Девочка, испуганно подняв глаза, встретила взгляд Леви, но тут же быстро опустила их, не в силах ответить, как будто сама себе не могла найти слов.

— Я... не знаю, — прошептала она, её голос был едва слышен, будто слова давались ей с трудом, как если бы каждый звук был тяжёлым грузом.

— Не знаешь? — Леви подошёл ещё ближе, его фигура стала почти нависать над ней. Его взгляд был суров, ледяной, и в нём не было ни малейшего намёка на сочувствие. Он внимательно смотрел на неё, как хищник, изучающий свою добычу. — Ты не знаешь, почему ты здесь? Кто ты такая?

Её взгляд метнулся по комнате, будто ища что-то, что могло бы дать ей ответы, но всё, что она видела, — это холодные, оценивающие глаза взрослых. Когда взгляд снова остановился на Леви, девочка почувствовала, как её сердце бьётся быстрее, а дыхание становилось учащённым, сбивчивым. Он стоял так близко, что она могла почувствовать его присутствие всем телом, и этот момент наполнил её всё большим страхом.

Не выдержав этого давления, она вскрикнула, её голос стал почти нечеловеческим от отчаяния, от невозможности ответить. Звуки, сорвавшиеся с её губ, были полны боли и растерянности, как будто девочка пыталась прорваться через стену, которую сама же выстроила вокруг себя.

— Я не знаю! — её слова, эхом отозвавшись от стен, разорвали тишину, проникая в пространство, как крик, который никто не мог успокоить. Глубокий, безысходный, полный боли и страха, он отражал её внутренний хаос. Девочка прижала руки к груди, как будто пыталась защититься от всего — от этих холодных глаз, от угрожающего окружения, от мира, который её поглотил. В её жестах было что-то первобытное, инстинктивное, как у животного, запертого в клетке.

Эрвин, наблюдавший за её состоянием с настороженностью, поднял руку и сделал жест, который был чётким приказом для Леви остановиться. Он чувствовал, как хрупка эта девочка, как её психика близка к разрыву, и понимал, что сейчас было важно не перегрузить её окончательно. Нельзя было доводить её до края, не сейчас, не с ней.

— Элера, почему титаны тебя не трогают? Почему они боятся тебя? — продолжил Эрвин, его голос оставался спокойным, но в нём чувствовалась настойчивость, словно он пытался найти ключ к разгадке, который мог бы раскрыть больше о девочке. Он не давал времени на размышления, но всё же старался быть осторожным, не перегружая её слишком многими вопросами сразу. Он надеялся, что она хотя бы как-то отреагирует, покажет хоть малейший намёк на ответ.

Девочка мотала головой, её фиолетовые глаза наполнились слезами, но она отчаянно сдерживала их, пытаясь не поддаться эмоциям. Страх был её единственным спутником, и она не позволяла себе показывать слабость. В её взгляде было что-то такое, что говорило о многом, но слова так и не срывались с губ. Вместо них в комнате витала тягучая тишина, наполненная отчаянием и беспомощностью, словно сам воздух давил на её грудь, заставляя её чувствовать себя всё более замкнутой и одинокой.

— Ты должна помочь нам, — продолжил Эрвин, его голос стал чуть мягче, в нём появилась тонкая нотка сочувствия, но для неё он звучал, как холодный призыв к действию, от которого не было спасения. — Ты ведь хочешь помочь, правда? Мы все здесь, чтобы помочь людям. Это твоя миссия. Ты будешь спасать их.

Она подняла глаза, и в них было столько страха, что это ощущалось, как физическое присутствие — будто этот страх мог бы сжать её сердце в кулак. Это был страх, от которого не было укрытия, не было защиты, и с ним сливались отчаяние и растерянность, образуя невыразимую массу чувств, которые сложно было бы передать словами. Она смотрела на него, но её взгляд был пустым, потерянным, как будто она пыталась отыскать в этом мире хоть что-то, что могло бы дать ей ответы.

— Я... я хочу, чтобы меня отпустили, — её голос дрожал, и слёзы, не сдерживаемые больше, начали медленно стекать по её щекам. — Мне страшно...

Эти слова, такие простые, такие беззащитные, повисли в воздухе, словно тяжёлый груз. Они звучали не как просьба, а как отчаянное стремление к спасению, как крик о помощи из глубины души. В этом голосе было всё — растерянность, боль и безысходность. Казалось, что девочка была просто маленьким ребёнком, потерянным в огромном, беспощадном мире, где её страх не встречал отклика. Мир, который не знал, как защитить её, и был равнодушен к её боли.

Никто не ответил. Тишина в комнате стала настолько гнетущей, что казалась способной разорвать пространство вокруг. Все присутствующие, казалось, замерли, их взгляды были прикованы к девочке, а её присутствие наполняло воздух тяжёлым, невыразимым напряжением. Этот взгляд был полон вопросов, которые не были произнесены вслух, но всё же висели в воздухе, словно невидимая угроза. И вот, в этой тишине, звучал лишь звук пера, скользящего по бумаге, нарушая атмосферу.

Доктор Йегер стоял немного в тени, его лицо оставалось бесстрастным, однако его глаза, пристально следившие за Элерой, выдали тревогу, скрытую за профессиональной маской. Он не подавал виду, но его взгляд был острее, чем когда-либо. Его внимание было сосредоточено на каждом её движении, на каждой её реакции. Его руки были спокойными, но в них ощущалась скрытая напряжённость. Несмотря на то, что он продолжал держаться сдержанно, его глаза, уставшие от многолетней практики, отражали опасение. Он видел в этой девочке больше, чем просто "пациента". Для него она была чем-то гораздо более сложным и опасным, чем все те, кого он когда-либо лечил.

Вся комната, казалось, дышала вместе с ним. Его молчание стало частью этого тревожного момента. Врач был экспертом, но не мог не чувствовать, что то, что он наблюдал, находилось за пределами его контроля. Следующая запись в документах появилась ровно в тот момент, когда он не мог больше скрывать свои мысли, и они нашли путь на бумаге: "Секретное оружие человечества".

С этого момента её жизнь больше не была её собственной. Вся её сущность, вся её борьба за сохранение хоть малой части себя, становилась ничем. Она утратила право на страх, на радость, на любые эмоции, которые могли бы напоминать о её человечности. Её глаза — эти фиолетовые глаза, полные боли и страха — теперь не видели ничего, кроме холодного и беспощадного мира, в котором она должна была стать чем-то гораздо более важным и страшным, чем просто ребёнком."

— Ты как?

Я вздрогнула от неожиданности. Его голос, уверенный, но спокойный, словно нарушив тишину, вырвал меня из цепких объятий мыслей. Мгновенно, словно удар молнии, мои воспоминания и переживания на мгновение растворились, уступив место единственному вопросу. Повернув голову, я встретилась с его взглядом — зелёные глаза Эрена были тёплыми и внимательными, словно он искал ответы в моём выражении. Он слегка наклонился в мою сторону, сидя на лошади, и без слов пытался понять, что происходит в моей голове. В его взгляде не было спешки или осуждения — только тихое беспокойство, которое было странным, почти неожиданным для меня.

— В порядке, — коротко ответила я, пытаясь выровнять голос и скрыть колебания, которые всё ещё владели мной.

Он не отводил взгляда, и, казалось, в его зелёных глазах вспыхнула искорка сомнения. Его голос, мягкий, но настойчивый, прозвучал почти укоризненно, как если бы он видел меня насквозь, понимая, что мои слова — это лишь маска, за которой скрывается нечто большее.

— Точно? — повторил он, и в его тоне звучало не просто любопытство, а стремление понять, что скрывается за моим ответом.

— Да, — усмехнулась я, стараясь натянуть на лицо лёгкую улыбку, чтобы скрыть то, что действительно творилось в моей голове. — Это не моя первая экспедиция.

Он немного замолчал, не отводя взгляда, и в его голосе, когда он ответил, звучала глубина, которую я не могла сразу понять.

— Но и не последняя, — тихо произнёс он, словно эти слова носили в себе не только описание предстоящих событий, но и нечто гораздо более важное, чем просто очередная вылазка. Это звучало как предостережение или напоминание о неизбежности того, что ждало нас впереди.

Его слова оставили след в моей душе, словно они касались чего-то большего, чем наши текущие действия. Они заставили меня задуматься, ощутить нечто странное, затмевшее всё остальное, и застрявшее где-то глубоко внутри.

— Ты боишься? — неожиданно спросил он, словно проверяя меня.

Я вскинула голову, усмехнувшись ещё шире, пытаясь скрыть нарастающее напряжение, которое я не могла полностью контролировать. Мой взгляд метнулся в его сторону, и, хотя я старалась быть уверенной, голос предательски дрогнул.

— Нет. А ты? — спросила я, не в силах полностью скрыть беспокойство, которое вдруг вспыхнуло внутри.

Эрен слегка прищурился, и в его глазах мелькнуло что-то, напоминающее огонь — смесь решимости и некой внутренней силы, которую он сдерживал. Он не отводил от меня взгляда, и его слова, произнесённые с такой спокойной уверенностью, будто они были само собой разумеющимися, оставили след в воздухе.

— Страх — это нормально, — произнёс он тихо, но с тяжёлым смыслом. — Но я не боюсь умирать.

Его голос звучал ровно, но в этой внезапной тишине его слова эхом отозвались у меня в голове, будто они расставили акценты на том, чего я боюсь и чего, возможно, ещё не могу понять о нём самом.

— Почему? — вырвалось у меня, хотя я не собиралась задавать этот вопрос. Но он как-то сам пришёл, как туман, затуманивший мои мысли.

Эрен не ответил сразу. Его лицо, чётко вырисовывающееся на фоне холодного утреннего света, оставалось серьёзным. Темно-каштановые волосы, слегка растрёпанные ветром, падали на лоб, образуя вокруг его лица мягкую тень, подчеркивая его черты. Он выглядел юношей, но в глазах скрывалась такая глубокая напряжённость, что казалось, эти глаза видели слишком много для того возраста, в котором он был. Всё его существо словно не соответствовало времени, как будто он был старше своих лет, и в этом было что-то тревожное.

— Потому что там, за стенами, есть что-то большее, чем смерть, — наконец произнёс он, глядя вперёд, туда, где ворота всё ещё оставались закрытыми. — Там свобода.

Его слова прорезали тишину между нами, словно остриё ножа, разрезая пространство. Свобода. Это слово всегда казалось мне чем-то далёким, почти абстрактным, как мечта, которая никогда не может стать реальностью. Но когда он произнёс его, в его голосе было что-то такое, что заставляло меня воспринимать это слово по-другому. В его устах свобода звучала не просто как идея, а как обещание — обещание чего-то настоящего, осязаемого, такого, что стоит того, чтобы за это бороться.

— Ты так уверен, что она там? — прошептала я, не в силах поверить, что сама произнесла эти слова.

— Уверен, — ответил он твёрдо, чуть сжимая поводья, как будто они были частью его решимости. — Если её нет, то зачем тогда всё это?

Я замолчала, позволив этим словам проникнуть в меня, как камень, бросившийся в тихое озеро, создавая кольца мыслей, которые расширялись всё дальше. Может, он прав? Может, там, за стенами, действительно существует то, что я ищу, даже если сама ещё не осознаю, что именно это.

— Готовьтесь! — раздался громкий голос Эрвина, который пробудил всех из состояния ожидания. В его голосе была уверенность, чёткая и решительная, проникающая в атмосферу и заставляющая каждого привести свои мысли в порядок. Весь отряд начал двигаться слаженно, словно единое целое, и я почувствовала, как тело само настраивается на нужный ритм.

Я вздрогнула, вырываясь из своих мыслей, и взглянула вперёд. Ворота начали медленно открываться, медленно, как гигантские створки, расставляясь, чтобы пропустить нас в мир за стенами. Холодный утренний ветер, проникая между ними, налетал на лицо, будто нож, режущий кожу, особенно резко ощущался на открытых участках. Ветер был крепким и сильным, его холод казался почти осязаемым, словно сама природа подготавливала нас к испытаниям.

Как только мы выехали за ворота, сильный ветер ударил в лицо, как удар снаряда. Он нес с собой запах свежести и сырости, сливаясь с атмосферой открытого мира. Каждый поворот головы приносил новый поток холодного воздуха, который беспощадно пронизывал. Копыта лошадей застучали по земле, и этот звук, яркий и чистый, эхом отдавался в ушах, как напоминание о том, что впереди ждёт неизвестность. Каждое движение было полным решимости, но в то же время чувствовалась напряжённость в воздухе, как если бы мы пересекли не только границу стен, но и собственные границы.

Я невольно повернула голову влево, когда почувствовала, что мой взгляд снова наткнулся на него. Эрен сидел на лошади с такой естественной уверенность, что казалось, он был частью этого мира, частью самого процесса. Его спина была прямая, плечи расправлены, словно он был обучен с детства не только ездить, но и быть готовым к любому испытанию, которое могло поджидать их за горизонтом. Его лицо, несмотря на его юный возраст, излучало уверенность и решимость. Даже в этих условиях, когда ветер терзал нас со всех сторон, его взгляд был сфокусирован на чём-то далёком, и его глаза — зелёные, глубокие — не сводились с горизонта. В них был огонь, решимость, которая заставляла меня чувствовать, что он точно знает, чего хочет. Этот взгляд был не просто взглядом человека, он был полон цели и стремления, как будто он уже был на пути к чему-то великому.

Я не могла оторвать взгляд. Это было не просто любопытство или интерес, а нечто большее — невидимая связь, которая, казалось, тянула меня к нему, как магнит. Мне было сложно объяснить, почему его присутствие так сильно ощущалось. Быть может, это была та сила, которую он излучал, или то, как его глаза отражали решимость и стремление к свободе. И, наверное, это было потому, что в нем я видела не только человека, а нечто большее — некую силу, с которой я могла бы связать свою собственную судьбу.

"Хорошо, Эрен Йегер," — мелькнула мысль в моей голове, и чувство странного тепла расползлось по моему телу, как огонь, который постепенно охватывает всё. — "Если ты идёшь за своей свободой, я последую за тобой."

И в этот момент, словно почувствовав мой взгляд, Эрен повернулся ко мне. Его глаза встретились с моими, и это мгновение длилось всего пару секунд, но оно казалось вечностью. В его глазах было что-то большее, чем просто внимание — это было нечто личное, что заставило моё сердце пропустить один удар. И тогда он едва заметно улыбнулся. Это была не какая-то яркая, широкая улыбка, но в её лёгкости и неуловимости была вся сила его уверенности. Эта улыбка была как тень, которая прошла через его лицо, но в ней было что-то такое, что заставляло меня замереть. Она была почти незаметной, но в то же время я почувствовала, как она пронзила меня, заставив мои щеки запылать.

Что это со мной? Почему я так реагирую на его улыбку? Мои мысли начали путаться, и я быстро отвела взгляд, сосредоточившись на поводьях, пытаясь скрыть пылающее лицо. Но даже тогда я не могла избавиться от ощущения, что его взгляд, его улыбка и эта странная теплоту внутри меня оставались со мной, как неизгладимый след.

Когда Эрен отвернулся от меня и повернулся к Оруо, его лицо изменилось. Лёгкая, почти неуловимая улыбка исчезла, уступив место сосредоточенности. Его взгляд стал более серьёзным, глаза сфокусировались на фронте, и, несмотря на все его предыдущие разговоры и шутки, сейчас в его голосе было что-то напряжённое, что выдавалось даже в простом вопросе:

— Ты думаешь, что они справятся с титанами? — произнёс он, слегка нахмурившись, как будто этот вопрос был для него не таким уж очевидным, как могло бы показаться. В голосе слышалась лёгкая тревога, почти неуловимая, как если бы он, несмотря на всю свою решимость, всё-таки не был полностью уверен в том, что их команда готова встретить угрозу лицом к лицу.

Вопрос звучал просто, почти невинно, но было видно, что он не задавал его лишь для того, чтобы поддержать разговор. Это был вопрос, в котором скрывалась реальная обеспокоенность.

Оруо, сидящий рядом, не медлил с ответом. Его улыбка была дерзкой, а в голосе слышался сарказм.

— Послушай, засранец. Ты вообще чем занимался весь этот месяц, кроме того, как пялиться на Валенти?

Его слова буквально поразили меня. Я почувствовала, как кровь мгновенно отливает от лица, и, несмотря на все усилия скрыть свою реакцию, не смогла удержаться. Моё лицо моментально покраснело, и я поспешно спрятала его за волосами, надеясь, что никто не заметит, как сильно я смутилась. Внутри меня что-то перевернулось, а жар, который охватил мои щеки, казался таким ощутимым, что я почти могла его почувствовать даже сквозь кожаную куртку.

Это не было чем-то новым для меня. Я привыкла к дразнению, к шуткам и косым взглядам, но в этот момент, когда внимание оказалось на мне, всё стало таким острым и болезненным. Я была слишком уязвимой, и этот момент заставил меня почувствовать это гораздо острее, чем обычно.

Я пыталась удержать себя, сосредоточившись на том, чтобы не выдать своего смущения, но слова вырвались сами, с лёгким волнением в голосе.

— Не твое дело, Оруо...

Но я не успела договорить, как Эрен, стоявший немного в стороне, не выдержал. Его лицо сразу стало серьёзным, а взгляд твёрдым, словно он принял решение. Он резко повернулся к Оруо, и его слова прозвучали твёрдо, с лёгким оттенком разочарования, но без излишней агрессии:

— Прекрати, Оруо. Не тебе её трогать.

Его голос был жёстким, но не агрессивным, как если бы он не был готов терпеть такие шутки в свой адрес, особенно когда дело касалось меня. Его реакция была неожиданной, и в какой-то момент мне стало легче. Мне было трудно объяснить, что я чувствовала, но в этот момент я ощутила какую-то защиту, как будто Эрен действительно хотел поставить границы для тех, кто слишком переступает их.

Я почувствовала, как в груди стало легче, несмотря на смущение. Его слова, хотя и простые, оказались неожиданно утешительными, и я ощутила, как внутри меня всё немного успокаивается. Эрен не только защитил меня, но и напомнил, что в этом мире есть кто-то, кто не боится выстоять за меня. Это было странное, но тёплое чувство, которое я ещё не успела понять. Я позволила себе немного расслабиться, но всё ещё не решалась повернуться к нему лицом. Мне было трудно сдержать свои эмоции, и я предпочла спрятаться за волосами.

Оруо, не унимаясь, заметив, как я прячу лицо, не смог не подколоть, с явно наигранным удивлением и не скрываемым сарказмом:

— О, ну что же, ты так легко обижаешься? Или это только Эрен может тебе защиту дать? — его голос был зловещо игривым, и, казалось, он не намеревался останавливаться.

Но не успел он закончить свою фразу, как, почувствовав, что зашёл слишком далеко, прикусил себе язык. Видимо, даже Оруо понял, что его слова были слишком жесткими. Он замолчал, осознавая, что граница между шуткой и обидой была пересечена.

Я хмыкнула, скрывая улыбку, и почувствовала, как лёгкий налёт смущения, который до этого так плотно сжимал моё сердце, постепенно исчезает. Было странно, но в этот момент я чувствовала, что могу немного расслабиться. Чувство, которое раньше я редко позволяла себе испытывать, наконец-то осознало, что, несмотря на свою уязвимость, я всё равно являюсь частью этой группы. Это было как маленькое, но важное открытие.

Эрен, видя, как ситуация меняется, не смог сдержать усмешку. Его глаза всё так же сверкали с характерной решимостью, но в уголках губ появилась лёгкая, почти неуловимая улыбка. Он как бы расслабился, и напряжение, которое было между нами ещё минуту назад, тоже стало немного легче.

— Вот так-то, Оруо, — проговорил он, с лёгким намёком на смех в голосе, но с явным недовольством, который был адресован именно к тому, как Оруо пытался меня поддразнить. — Бывает, когда язык может быть даже опаснее меча. — В его голосе звучала не только уверенность, но и лёгкая ирония, и это добавляло ситуации некую игру. Эрен, казалось, умел не только защищать, но и показывать, что он не боится стоять на своём.

Эти слова в его исполнении звучали не просто как ответ, а как своего рода сигнал, что в этой группе, несмотря на все сложности, можно доверять и что Эрен готов защищать тех, кто для него важен. Я почувствовала себя странно спокойной, несмотря на бурю эмоций, что ещё несколько минут назад захлестнули меня.

***

Прошло уже около получаса, и мы скакали по открытой местности, приближаясь к точке назначения. Лошади двигались слаженно, копыта громко стучали по твёрдой земле, каждый удар отдавался в теле, создавая ритм, в который было трудно не войти. Ветер, пропитывая прохладой, обвивал наши лица, заставляя глаза слезиться, а воздух становился всё более холодным, будто напоминанием о том, что в любую минуту может разразиться буря. Напряжение возрастало с каждым километром — неизбежное столкновение было всё ближе.

Вдалеке уже виднелись клубы дыма, медленно расползающиеся по небосвету. Этот плотные, столбы  дымящегося вещества разных цветов, которые имели своё значение, не могли означать ничего хорошего. Титаны были где-то неподалёку. Мы все понимали это, хотя не произносили этих слов вслух. Видеть дым в такой обстановке означало быть готовыми ко всему. Этот мир никогда не был мирным, и сейчас, когда мы приближались к полю боя, ощущение предстоящей угрозы наполняло меня тяжестью.

Мы ехали молча, каждый поглощён своими мыслями. Эрен, сидящий рядом, был сосредоточен, его взгляд был прикован к горизонту, и я могла заметить, как его лицо слегка изменилось. Он сохранял спокойствие, но его глаза выдали тревогу, которая скрывалась за маской решимости. Он был готов к бою, но я знала, что его мысли тревожили что-то большее.

Вдали продолжали виднеться клубы дыма, медленно поднимавшиеся в небо, как предвестие чего-то ужасного. Этот густой серый столб не мог означать ничего, кроме одного: титаны были где-то неподалёку. Их присутствие было ощущаемо даже на расстоянии. Каждый новый дымок, который становился всё ближе, словно приближая нас к моменту столкновения, заставлял моё сердце биться быстрее, а напряжение в груди нарастало с каждым метром пути.

И вот, когда всё вокруг начинало расплываться в звуках и движениях, тревога в голове становилась всё более назойливой. Я пыталась отогнать эти мысли, как всегда, фокусируясь на чём-то конкретном, на лошадях, на том, как камни под копытами отдавались эхом в пустоте, но мысли не уходили. Они продолжали возвращаться, словно невидимая сила тянула меня обратно в самую тёмную часть разума, заставляя сомневаться в себе и в том, что происходит вокруг.

Тогда в голове всё больше начинало свербить чувство тревоги. Почему-то мне не давало покоя, что Эрвин Смит до сих пор не сказал нам все детали плана. Мы двигались, но он словно скрывал какие-то важные моменты. Что-то было не так. Может, это и были просто мои мысли, но мне казалось, что я должна быть настороже.

Я ощущала, как тревога охватывает меня с каждым ударом сердца. Мои мысли стали тяжелыми, и воздух вокруг будто сжимался. Я пыталась сосредоточиться, заставить себя идти вперёд, но тело словно не поддавалось. Каждый вдох давался с трудом, как будто воздух вдруг стал слишком плотным. Дыхание становилось всё более прерывистым, а в груди начинал нарастать холодный ком.

Сложно было признать, но чувство уязвимости, которое я пыталась игнорировать, не отпускало меня. Я проклинала свою слабость. Я должна была быть сильной. Но, несмотря на все усилия, чтобы взять себя в руки, моё тело не поддавалось. Мне не оставалось ничего, кроме как продолжать скакать, надеясь, что скоро всё пройдёт.

Вдруг один из солдат, поднявшись на своём коне, подскакал вперёд, резко нарушив молчание, которое царило вокруг. Я сразу заметила, как его лицо исказилось от напряжения. Глаза широко раскрыты, дыхание учащённое — всё в его облике говорило о том, что ситуация выходит из-под контроля. Он закричал, пытаясь привлечь внимание:

— Разрешите доложить! Правое крыло полностью разбито! Передайте сообщение на левое крыло!

От его слов сердце снова ёкнуло в груди. Вся моя внутренняя тревога, которая ещё недавно была чем-то абстрактным, теперь превратилась в настоящую угрозу. Всё становилось слишком реальным. Мы больше не были просто на грани столкновения — мы уже столкнулись с реальной опасностью, сражение было не за горами, а мы находились в самом центре этого хаоса. Титаны были уже близко, и мы не могли остановиться.

Капитан Леви, сидящий на своём коне чуть впереди, не проявил ни малейшей эмоции. Его лицо оставалось таким же невозмутимым, как всегда. Несмотря на отчаянное положение, его голос был твёрдым и спокойным, как будто ситуация была под полным контролем. Он отдал чёткие команды, не тратя времени на лишние слова, словно вся его жизнь была подготовкой к моментам подобного рода. Каждый его жест, каждое слово было уверенным, словно он знал, что делать в любой ситуации.

— Петра, иди и доложи! — его голос был чётким и решительным, без малейшей нервозности. В этих словах звучала непреложная уверенность лидера, способного в самые трудные моменты вести людей за собой. Леви был той опорой, на которую все могли полагаться, его спокойствие не позволяло панике овладеть ситуацией. Его твёрдость в такие моменты как никогда была необходима.

Петра, находившаяся рядом, не колеблясь, быстро подскочила вперёд. Её лицо отражало ту же решимость, что и у остальных. На мгновение она задержала взгляд на Леви, как будто подтверждая его приказ, и сразу стиснула поводья, заставив свою лошадь развернуться. Копыта её коня застучали по земле, и Петра стремительно погнала его вперёд. Лошади её звенели под тяжестью резких рывков, она ловко вогнала шпоры, и, не оглядываясь, устремилась к левому крылу.

Внезапно сердце сорвалось с места, и с ужасающей силой ударило в грудную клетку, словно кто-то резко рванул его изнутри. Боль пронзила меня настолько неожиданно и резко, что я не смогла даже закричать — воздух мгновенно вырвался из лёгких, оставив за собой пустоту. Это ощущение было похоже на разряд молнии, которая сжала всё внутри, и её раскалённые осколки словно разлетелись по моему телу. Я инстинктивно схватилась за грудь, пальцы дрожали, как будто я пыталась удержать что-то неосязаемое, что ускользало изнутри.

Но это не помогло — боль усиливалась с каждым мгновением, превращаясь из острой вспышки в волнообразное ощущение, затапливающее грудную клетку, плечи, шею. Она сковала мышцы так, что я не могла двинуться. Казалось, что сердце било с такой силой, что ещё чуть-чуть, и оно просто разорвётся внутри меня. Каждый удар отдавался эхом в рёбрах, словно пытался их сломать, сотрясая меня изнутри. Дыхание стало невозможным. Лёгкие будто смяты в кулак, и каждое судорожное движение приносило только ощущение пустоты.

Я попыталась поднять взгляд, сосредоточиться на чём-то, но перед глазами стремительно всё темнело. Мир вокруг терял форму, линии размывались, люди и лошади превращались в расплывчатые пятна, а их звуки тонули в оглушительном гуле собственного пульса. Этот гул заполнял голову, перекрывая даже собственные мысли. Паника нарастала, и я уже не могла понять, что происходит, кроме одного — я падаю, а боль, словно огненный вихрь, захватывает меня целиком.

И в этом хаосе прорезался голос. Громкий, резкий, полный отчаяния, он звенел в ушах, пробиваясь через пелену боли и тьмы. Он звал моё имя. Этот голос я не могла спутать ни с чем — Эрен. Его крик звучал так, будто он боролся вместе со мной, вытаскивая меня из этого ужаса. Его слова долетали до меня обрывками, но в каждом было отчаяние, страх и нечто, что заставляло меня пытаться держаться, хотя бы ещё немного.

Но мои силы исчезали. Руки ослабли, пальцы больше не могли удерживать поводья. Я почувствовала, как тяжесть моего тела начала перевешивать, и мир накренился. В тот момент, когда я готова была упасть, ощутила рывок — кто-то поймал меня. Тёплые, сильные руки обхватили мою талию, притягивая к себе. Это было словно столкновение с чем-то реальным, ощутимым, когда всё остальное вокруг казалось зыбким и несуществующим.

Меня держали крепко, но бережно, и это тепло словно пробилось сквозь всё: холодный ветер, мрак, боль. Это ощущение было единственным, что остановило моё падение в пустоту. Голос Эрена теперь звучал совсем рядом, он повторял моё имя, его дыхание было горячим и сбивчивым, и каждое слово, каждая нота его голоса дрожала от тревоги.

Я не могла ответить ему. Мои губы дрожали, но не слушались, а веки казались такими тяжёлыми, что я не смогла их поднять. Но я всё ещё ощущала его — тепло, голос, и новый, ни на что не похожий запах: что-то тёплое, обволакивающее, с лёгкими нотками свежести, словно утренний ветер, проносящийся сквозь травы. Этот запах был чужим, но странно успокаивающим, словно он обещал, что всё будет в порядке. Это был последний проблеск реальности, который оставался со мной, прежде чем темнота окончательно затянула меня.