граница вечности. || эрен йегер.

—☆𝐄𝐑𝐄𝐍 𝐘𝐄𝐀𝐆𝐄𝐑:

В этот момент дверь тихо скрипнула, и в проёме появился Лев. Его взгляд был серьёзным, как всегда, но что-то в его спокойствии заставило меня насторожиться. Мы оба замерли, как будто время вдруг остановилось, и каждый из нас пытался осознать, что же будет дальше.

Он стоял, почти не двигаясь, его взгляд, пронизанный холодом и присущей ему оценивающей выдержкой, сразу же остановился на нас. Молчание, которое повисло между нами, казалось настолько тяжёлым, что воздух стал плотным, а каждое движение — лишним. Леви не произнёс ни слова, но его молчаливое присутствие говорило громче любых фраз, словно он сразу понял всё, что произошло, даже не задавая лишних вопросов.

— Что здесь происходит? — его голос был тихим, но такой холодный и резкий, что, казалось, каждое слово пробивалось через воздух как остриё ножа. Его интонация была настолько пронизывающей, что я невольно вздрогнул, как будто под этим взглядом могло сломаться что-то важное. Слова прозвучали не как вопрос, а скорее как неизбежное осуждение, заставляющее меня почувствовать себя уязвимым.

Я резко отстранился от Элеры, чувствуя, как в комнате нарастает напряжение, делая воздух буквально тяжёлым. Элементарный жест, но он привёл к тому, что я почувствовал холод, как будто вся эта ситуация стала очевидной, а скрытое стало явным. Элера, заметив это, мгновенно отвернулась, её тело напряглось, а лицо исчезло за её волосами, как будто они стали щитом, пряча её эмоции и позволяя ей скрыться от этого взгляда.

— Ничего, — пробормотал я, стараясь удержать голос ровным, хотя внутри меня всё бурлило. Слова вырвались едва слышно, будто они не принадлежали мне, а напряжение в горле едва не срывалось в сдерживаемый протест. Я пытался скрыть свою растерянность, но чувствовал, как каждый звук звучит натянуто, как натянутый канат, готовый лопнуть.

Леви вошёл в комнату, закрыв дверь за собой так тихо, что казалось, даже воздух замер. Его шаги были спокойными, но в них чувствовалась скрытая угроза, словно за каждым движением скрывалась невидимая сила. Он остановился прямо перед нами, как стенка, не дающая ни шагу назад. Его взгляд, пронизывающий и безжалостный, как остриё ножа, разрезал тишину, заставляя меня почувствовать, как в комнате стало тесно и невыносимо. Каждый его жест был продуман, каждое слово — чётким ударом.

— Ничего? — переспросил Леви, его голос был глубоким, но всё же в нём сквозила насмешка. Он медленно перевёл взгляд с одного на другого, будто исследуя нас обоих. Его глаза задержались на моей ране, и, как мне показалось, на мгновение он скользнул взглядом по каплям крови, что уже успели впитаться в пол. Затем его взгляд переместился на Элеру. Она стояла неподвижно, сжимающая кулаки, и вся её поза была напряжённой, словно готовой к действию. Леви чуть прищурился, как будто замечая это. — Тогда почему я чувствую, что я вошёл не вовремя? — продолжил он, его слова звучали как обвинение, скрытое под маской невозмутимости.

Я сжал зубы, пытаясь сдержать нарастающее раздражение, которое ощутимо пронзало меня. В груди закипала горячая волна неудовольствия, но я постарался сохранять спокойствие.

— Мы просто... разговаривали, — произнёс я, но слова звучали с такой явной неуверенностью, что даже я сам не поверил в них. Сомнение и неловкость отразились на моём голосе, и, возможно, Леви уловил это, ведь его взгляд не отрывался от меня, проникая до самых глубин.

Леви слегка прищурился, его глаза стали ещё более пристальными, как будто он пытался прочитать нас обоих. Затем его взгляд медленно переместился на Элеру, и, казалось, каждое его движение было продиктовано намерением вывести нас на чистую воду.

— И ты тоже это называешь "разговором"? — его голос стал ещё холоднее, а вопрос прозвучал с таким же холодным, проникающим вниманием, что будто бы заставил Элеру замереть. Он ждал её ответа, не спеша, но и не давая времени на уклонение.

Элера, казалось, собрала все силы, чтобы встретить взгляд Леви, её лицо оставалось напряжённым, но в глазах мелькало что-то отголоском решимости. Её дыхание стало немного ровнее, и она, несмотря на внутреннее беспокойство, сумела выдать ответ, который был одновременно тихим и твёрдым, как камень, скрывающий за собой бурю.

— Да. — её голос был не таким уверенным, как обычно, но тем не менее она не отводила глаз, не сбивалась и не спешила оправдываться.

Леви скрестил руки на груди, его взгляд стал ещё более холодным, и он чуть приподнял бровь, явно не веря тому, что увидел. Он отставил взгляд, как будто пытаясь игнорировать нас, но ощущение его присутствия становилось только сильнее.

— Мне всё равно, что это было, — произнёс он спокойно, но с лёгкой насмешкой в голосе, — но вы оба, наверное, не забыли, где находитесь. Если ваши... "разговоры" начинают мешать вашей работе, тогда вам будет ясно, чем это всё закончится.

Его слова прозвучали как окончательное предупреждение, оставив в воздухе тяжёлую тишину. Леви повернулся, собираясь выйти, но, сделав шаг к двери, он замедлил движение, как бы намеренно поддав дополнительное давление. Его взгляд, не оборачиваясь, остался острым, и он бросил через плечо:

— Ах да, Эрен, — его голос стал ещё более ледяным, — перевяжи рану. Или ты хочешь, чтобы Элера снова "помогла" тебе?

Эти последние слова повисли в воздухе, как ядовитая стрела, направленная прямо в меня. Сарказм был настолько явным, что даже Элере было тяжело скрыть легкое напряжение на её лице. Леви не стал ждать реакции и, не добавив больше ни слова, открыл дверь, а затем исчез, оставив за собой лишь холодную пустоту.

Элера отстранилась от стены, на которую была прижата, её движения были медленными, но четкими. Она, казалось, собиралась в себе что-то подавить, но её взгляд выдал больше, чем она пыталась скрыть. Её плечи слегка вздрогнули, а затем она медленно перевела глаза на меня. В её глазах уже не было привычной холодной решимости или того вызова, к которому я привык. Теперь в них был виден гнев, переплетённый со смятением, и ещё что-то, то, что она явно пыталась скрыть, скрыть настолько крепко, что даже я, с её молчаливым страданием, мог бы догадаться о том, что на самом деле происходило в её голове.

Она сделала несколько шагов вперёд, не отводя взгляда, и, остановившись, сказала тихо, но уверенно:

— Сядь.

Её голос был не таким, как раньше. Он не был жестким или приказным. Это было больше как просьба, будто она пыталась удержать дистанцию, одновременно не показывая полной уязвимости. Я замер на месте, чувствуя, как её слова, хотя и кажущиеся простыми, несут в себе большее значение, чем можно было бы ожидать. Её взгляд не был нацелен на меня с привычным презрением, скорее наоборот, он был наполнен внутренней борьбой. Этими глазами она, как бы ни пыталась это скрыть, искала чего-то, что она боялась раскрыть.

Я не сразу отреагировал, но в конечном итоге послушался, опускаясь на ближайший стул. Всё это время я ощущал напряжение в воздухе, как будто мы оба стояли на краю чего-то, и Элера, даже несмотря на свою попытку держаться, пыталась сохранить последний контроль.

Её движения были быстрыми, но в то же время напряжёнными, как будто она стремилась скрыть что-то, что выдавала её внутренняя неуверенность. Каждое её движение было тщательно продумано, но в них всё равно ощущалась лёгкая дрожь, скрытая под маской контроля. Я не мог не заметить, как её пальцы слегка подрагивали, когда она дотянулась до бутылки спирта и платка, как будто само действие было для неё чем-то болезненным.

Через мгновение она вернулась ко мне, держа в руках всё необходимое для перевязки. Она подошла и остановилась рядом, но не встретила моего взгляда. Я поднял бровь, пристально следя за её действиями, чувствуя, как её напряжённость становится всё более ощутимой.

Она стояла неподвижно, словно на мгновение задержав дыхание, пытаясь сосредоточиться на своём намерении. Всё в её поведении, от того, как она держала предметы, до того, как она избегала моего взгляда, говорило о том, что её мысли были где-то далеко.

— Это же заживает, — сказал я, пытаясь сдержать беспокойство в голосе и заставить её хотя бы взглянуть на меня. Я пытался немного разрядить атмосферу, но слова прозвучали скорее как оправдание себе, чем просьба.

Она не ответила сразу, лишь продолжала свои действия, сдерживая каждое движение, как будто хотела как можно быстрее закончить это.

— Молчи, — её голос был тихим, но твёрдым, с оттенком усталости, и она не удостоила меня взглядом. Это было больше, чем просто просьба; в её словах была явная граница, которую я не решался нарушить.

Она наклонилась, чтобы получше рассмотреть рану, её лицо стало ещё более сосредоточенным. Я наблюдал за ней сверху вниз, ощущая, как она старается оставаться спокойной, несмотря на всё происходящее. Каждый её жест был уверенным, но в то же время неестественно осторожным, как будто ей было тяжело сосредоточиться именно на этом. Она смачивала платок спиртом, и я заметил, как её пальцы слегка дрожат, хотя она пыталась этого не показывать.

Её лицо оставалось спокойным, но в глазах был какой-то непередаваемый оттенок — что-то между отвращением и неуверенностью. Я не мог понять, почему она так нервничает, работая с кровью. В её выражении, казалось, была борьба, почти неощутимая, но я ощущал её напряжение. Мелькнуло чувство, что этот момент для неё был чем-то более личным, чем просто перевязка раны.

Когда она начала осторожно прикладывать платок к ране, я почувствовал лёгкое жжение. Спирт вступал в контакт с открытым кожным слоем, и боль, которая уже утихала, вернулась, обострившись. Я напрягся, стиснув зубы, чтобы не показать, как чувствую каждый порыв жара.

Её движения были столь деликатными, что я ощущал, как её пальцы скользят по коже, едва касаясь её. Это было одновременно болезненно и немного неприятно, но, несмотря на это, я оставался неподвижным, наблюдая, как она сосредоточенно работает.

— Ты так переживаешь, как будто я не справлюсь, — попытался я снова заговорить, заметив, как её руки слегка дрожат. В голосе, несмотря на всё, всё равно сквозила ирония. Я надеялся, что хоть немного сниму напряжение.

Она не ответила сразу. Тишина затягивалась, лишь её пальцы продолжали аккуратно обрабатывать рану, неуклонно двигаясь вдоль края. Но в её взгляде не было ни малейшей улыбки или смеха. Наконец, она тихо прошептала:

— Замолчи, Эрен, — её голос был низким и напряжённым, как струна, на которой держится напряжение. Она даже не подняла взгляда, продолжая работать с платком, стараясь не встретиться с моими глазами.

Её слова прозвучали почти как команда, и я почувствовал, как мне некомфортно от её холодного отказа.

Её прикосновения были осторожными, почти нежными, несмотря на то что она явно пыталась сохранять дистанцию. Каждый её жест был продиктован сдержанностью, но при этом в её действиях было что-то необычно заботливое. Она аккуратно промакивала рану, стараясь не причинить мне лишней боли, но я видел, как её пальцы слегка дрожат, выдают внутреннее напряжение. Я не мог отвести взгляд от неё, наблюдая, как она сосредоточена на своём деле.

Её волосы, слегка распущенные, спадали на лицо, скрывая выражение, которое я так хотел понять. Но даже через эту преграду я мог видеть, как её губы были плотно сжаты, а взгляд сосредоточен исключительно на ране. Казалось, она была поглощена этим процессом, почти полностью исключая меня из всего происходящего. Но в её глазах я заметил что-то большее, что-то скрытое, что она явно не хотела показывать.

— Ты меня слушаешь вообще? — спросил я, отклоняя голову, чтобы увидеть её лицо. Мне было важно понять, что она чувствует, что происходит в её голове, но она избегала прямого контакта с моими глазами, и я чувствовал, как между нами растёт невидимая стена.

Она наконец подняла взгляд, и в её фиолетовых глазах я заметил смесь решимости и чего-то ещё, что скрывалось за внешней невозмутимостью.

— Если я это делаю, значит, мне проще перевязать твою рану и избавиться от твоих вопросов, — ответила она сдержанно, но в её голосе звучала нотка усталости. Казалось, что её слова были не столько ответом на мой вопрос, сколько попыткой дистанцироваться от всего, что происходило между нами.

Её взгляд был проницательным, как всегда, но в нем было что-то, что заставляло меня чувствовать себя неуютно, как будто она не только перевязывала мою рану, но и пыталась залечить что-то гораздо более глубокое, что я не мог понять.

— А если не избавишься? — спросил я с ухмылкой, пытаясь немного разрядить атмосферу. В её молчании я ощущал, как между нами всё сильнее натягивается невидимая нить напряжения.

Она не ответила. Вместо этого её руки продолжали свою работу. Её движения были медленными и точными, будто она пыталась избежать какого-либо лишнего контакта. Когда она наклонилась поближе, её волосы мягко коснулись моего плеча, и я почувствовал лёгкое прикосновение, несмотря на то, что она явно старалась не сближаться. Она не поднимала головы, её взгляд был сосредоточен исключительно на ране, словно она стремилась скрыться за её пределами, не давая себе шанса встретиться с моими глазами.

Её пальцы слегка дрожали, когда она начала аккуратно стирать с моего лба застывшую кровь. Каждый её жест был осторожным, почти нежным, как будто она боялась случайно причинить мне боль. С каждым движением её пальцы плавно скользили по моей коже, забирая остатки крови, но оставляя за собой тонкую дорожку волнения — того, что она пыталась скрыть.

Я ощущал, как её руки становятся холодными, когда они касаются моей кожи, но несмотря на это, каждый её жест был продуманным, словно она старалась не показать, насколько этот процесс ей неприятен. Она избегала моего взгляда, как будто это было важнее, чем что-либо другое. Однако я не мог не заметить, как её губы сжимаются в напряжённую линию, и как на миг её глаза становятся немного мягче, словно улавливая те непонятные эмоции, которые она отчаянно пыталась скрыть.

Её лицо оставалось сосредоточенным, и каждый взгляд, каждое движение, которое она совершала, говорило о том, как она сдерживает собственные чувства. Всё происходило в молчании, когда лишь шуршание платка и мой ровный дыхательный ритм нарушали эту тишину, будто каждый её жест и каждое движение было частью какого-то внутреннего конфликта, который она не могла или не хотела разрешить.

— Ты должна мне всё рассказать, Элера, — сказал я твёрдо, снова возвращаясь к началу. — Я не уйду, пока не узнаю правду.

Её пальцы замерли, когда она услышала мои слова. Тишина повисла между нами, напряжённая и густая, как если бы она пыталась принять решение, которое могла бы позже пожалеть. Она вздохнула, глубоко и тяжело, как будто это было единственное, что она могла сделать, чтобы успокоить себя. Но взгляд её оставался всё так же опущенным, как и прежде, будто она не могла позволить себе взглянуть мне в глаза. Каждое её движение было замедленным, тщательно обдуманным, и я видел, как она собирает в себе силы, чтобы что-то сказать.

Не поднимая головы, она сжала платок в руке, словно пытаясь скрыть своё беспокойство в каждом жесте. В её молчании было что-то большее, чем просто избегание ответа — она словно искала слова, которые могли бы облегчить её боль, но не могла найти их.

— Ты ведь уже понял, Эрен, — наконец заговорила она тихо, её голос звучал напряжённо, будто каждое слово давалось с трудом. — Я не такая, как остальные.

Её слова прозвучали так, будто она не хотела, чтобы я их услышал, скрывая что-то важное. Она отвела взгляд, словно стараясь избежать моего взгляда, как если бы эти слова могли стать для неё чем-то опасным, о чём она давно не хотела вспоминать. Но я только крепче сжал кулаки, чувствуя, как напряжение растёт между нами. Не обращая внимания на её попытку скрыться, я сделал шаг вперёд, готовый узнать больше.

— Что ты имеешь в виду? — мой голос был твёрдым, несмотря на смятение внутри.

Элера замерла, не отрывая взгляда от своих рук. Казалось, её мысли были где-то далеко, а пальцы, сжимающиеся в кулаки, выдали её внутреннее напряжение. В её глазах не было ни решимости, ни уверенности — только борьба с самой собой. Каждый жест, каждая пауза казались наполненными тяжёлым раздумьем, как будто она искала способ, как не раскрывать то, что могло бы изменить всё.

Я видел, как её взгляд постепенно поднимался, и фиолетовые глаза, затмённые чем-то глубоким, устремились на меня. В них был такой блеск напряжения, что мне казалось, будто она одновременно решает, стоит ли мне открывать то, что так долго хранила, или же оставить это под замком. Я знал, что она не решается, но её взгляд говорил мне о том, как тяжело ей даётся каждое слово, которое она готовится произнести. В её глазах мелькали искры сомнений и страха, как будто раскрытие её внутреннего мира могло разрушить всё, что мы имели.

— У меня… есть способность, — начала она, её голос едва слышно дрогнул, словно каждое слово даётся ей с трудом. Она замолчала на мгновение, как будто пыталась найти нужные слова, но потом, собравшись, продолжила, хоть и с заметной неуверенностью.

Я не мог не заметить, как её пальцы, сжимающиеся в кулаки, выдавали её внутреннее напряжение, и, несмотря на всю свою решимость, я знал, что ей трудно открыться. Она избегала моего взгляда, словно боялась, что я увижу что-то большее, чем она готова была показать. Но её глаза, полные боли и сомнений, были не в силах скрыть этот тяжёлый груз.

— Как у меня? — спросил я, подаваясь чуть вперёд, пытаясь понять, что она имеет в виду. Мои слова были тихими, но настойчивыми. Я хотел понять, что именно она скрывает.

Она покачала головой, и её взгляд стал отстранённым, как будто она пыталась отгородиться от этого откровения.

— Нет, я могу видеть способности и слабости, — сказала она тихо, её голос был ровным, но в нём чувствовалась скрытая тяжесть.

Она говорила медленно, каждый её звук был тщательно продуман, как будто она пыталась выбрать правильные слова, чтобы я мог понять, но не проникнуть слишком глубоко в её мир. Каждое её движение, даже дыхание, казалось напряжённым, будто она не решалась раскрыть больше, чем уже сказала.

Её глаза, всё ещё избегавшие моего взгляда, выдавали внутреннюю борьбу, но она продолжала говорить, будто проверяя меня на прочность, удостоверяясь, что я способен воспринять эту информацию.

Я нахмурился, не сводя с неё взгляда, чувствуя, как напряжение между нами усиливается. Её молчание было тяжёлым, словно она искала слова, чтобы объяснить нечто, что было слишком сложным и болезненным.

— И как ты видишь? — спросил я, не в силах больше терпеть этот неизвестный груз, который она носила в себе. Мой голос был спокойным, но в нём сквозила настойчивость.

Её лицо помрачнело, и она опустила глаза, словно пытаясь скрыться от меня. В её взгляде мелькнула тень сомнений, и я почувствовал, как она отстраняется от того, что должна была бы мне сказать. Она снова замолчала, её плечи слегка сгорбились, как будто она пыталась спрятаться в самой себе, отгородиться от того, что собиралась признать.

— Это как... фрагменты. Отрывки, которые приходят и уходят, как мимолётные образы, не имеющие смысла. — Она подняла взгляд, и в её глазах мелькнуло какое-то сомнение, неуверенность. — Я не понимаю, почему я это вижу или как это работает. Иногда это просто... вспышки. Мгновения, которые я не могу удержать. Она замолчала, словно подыскивая слова, которые могли бы облегчить её груз, но так и не нашла их. — Иногда я даже не уверена, что это реальность, — закончила она, её голос едва не потонул в тени сомнений и растерянности.

Её слова звучали искренне, но я чувствовал, что в них была скрыта ещё некая часть, которую она не готова была открывать. В её молчании я уловил это, едва заметное напряжение, как будто за каждым её словом скрывался ещё один вопрос, который она боялась задать себе. Я не мог просто поверить в то, что она рассказала мне, не пытаясь проникнуть глубже.

— Это как-то связано с твоими глазами? — спросил я, пытаясь не только понять её способность, но и нащупать истину. Я надеялся, что если задать вопрос так, то она откроется, хоть немного.

Она подняла голову, её взгляд стал неожиданно острым, как будто она пыталась защититься от чего-то, что ей не хотелось раскрывать. В её глазах я заметил оттенок решимости, как если бы она приняла внутреннее решение больше не углубляться в этот разговор. Она немного напряглась, сжав челюсти.

— Может быть. Я не знаю. Никто не знает, — ответила она, и её голос стал жёстче, чем раньше, словно она пыталась поставить окончательную точку в этом вопросе. В её словах ощущалась такая же холодная дистанция, как и в её теле, когда она отодвинулась на шаг назад.

Но я не собирался останавливаться. Я не мог просто отпустить этот разговор, понимая, что её способность может быть ключом к чему-то гораздо большему.

— Ты не понимаешь, как это важно, Элера, — сказал я, делая паузу, чтобы взглянуть ей в глаза. — Если у тебя есть такая способность, это может... изменить всё. Это может быть нашим шансом победить, разобраться с титановыми силами, которые контролируют нас. Ты можешь понять их слабости, найти их уязвимости. Это... это может нас спасти.

Я говорил твёрдо, но внутри меня всё ещё жил страх. Страх за неё. Страх за то, что она могла бы стать тем, чего все боялись.

— Это может сделать меня ещё большим монстром, чем я уже есть, — перебила она, её голос звучал холодно, но в нём была такая глубокая боль, что я не мог остаться равнодушным.

Я замолчал, поражённый её словами. Внутри меня всё перевернулось. Я пытался понять, почему она так говорит, и осознал, что для неё это не просто признание — это было настоящее переживание. Она отвернулась, её тело словно сжалось в комок, и она сложила руки на груди, будто пытаясь защититься не только от меня, но и от чего-то гораздо более страшного, что скрывалось внутри неё.

Я смотрел на неё, ощущая, как её слова проникли глубоко в меня. Это был не просто страх перед силой, это был страх перед тем, что она могла стать тем, чего так боялась.

— Каждый раз, когда я смотрю на них, я будто бы чувствую их эмоции, но это редко бывает, — сказала она, её голос был полон тяжёлой горечи, как будто она была вынуждена признаться в чём-то, что сама не могла понять. Эти слова звучали как откровение, но за ними скрывалась боль, которую она так долго прятала.

Я почувствовал, как внутри меня что-то щёлкнуло, будто часть меня начала осознавать глубину того, что она переживала. Это не было просто страхом или непониманием. Это была настоящая борьба, которую она вела с собой, и каждый её взгляд, каждое слово было как шаг в неизвестность, с которым ей было страшно встретиться.

— Ты не монстр, Элера, — сказал я тихо, но твёрдо, не давая ей усомниться в своих словах. — Ты можешь отомстить им за нас, за наши жертвы...

Я говорил это с уверенностью, но в то же время в моём голосе была не только вера в её силу, но и понимание того, как тяжело будет ей принять эту роль. Мы все прошли через столько боли, и теперь стояли перед выбором, который мог бы стать поворотным моментом, не только в нашей войне, но и в её судьбе.

Она посмотрела на меня, её лицо оставалось неподвижным, словно она пыталась скрыть все эмоции, что бились в её груди. Однако в её фиолетовых глазах мелькнул отблеск чего-то едва уловимого — надежды или недоверия. Я не был уверен, но этот взгляд был для меня как открытая рана, в которой можно было разглядеть всё, что она так долго скрывала.

— Ты так думаешь? — спросила она, её голос был полон сомнений, как будто она не могла поверить в мои слова, но в то же время искала подтверждения.

Я не отводил взгляда и, несмотря на весь груз её сомнений, ответил с твёрдостью, которую сам едва осознавал:

— Я знаю это, — произнёс я, глядя прямо в её глаза, не пытаясь скрыть свою уверенность. В этот момент мне не хотелось ничего прятать, я был готов стоять рядом с ней, несмотря на все её страхи и сомнения.

Её губы едва дрогнули, словно она пыталась сдержать эмоции, но в следующий момент она снова отвернулась, скрывая своё лицо от меня. Я почувствовал, как в воздухе повисла напряжённая тишина, пока она собиралась с мыслями, не зная, стоит ли открыться до конца. Когда она заговорила снова, её голос звучал медленно и осторожно, как будто каждое слово она взвешивала перед тем, как произнести.

— Но я не только вижу или чувствую, — сказала она, её слова звучали как откровение, тяжёлое и обременительное. — Я могу влиять на них.

Я нахмурился, не сразу осознавая смысл её слов. Моё внимание стало ещё острее, и я прищурился, пытаясь понять, что именно она хочет сказать.

— Влиять? — переспросил я, мой голос стал напряжённым, как будто я не мог понять, что стоит за её признанием.

Она кивнула, с трудом выдавливая из себя объяснение:

— Это не всегда работает. Я не понимаю, как это происходит, но титаны... они реагируют на меня. Иногда они боятся. Просто... убегают. Как будто я — это что-то, чего они не могут вынести.

Она замолчала на мгновение, её руки крепче обвили плечи, как будто пытаясь найти опору в самом себе, чтобы справиться с тем, что собиралась сказать. Взгляд её был устремлён куда-то в пустоту, но потом, глубоко вздохнув, она продолжила, её голос стал тише, почти шёпотом, как если бы она не хотела, чтобы кто-то услышал эти слова.

— Но не все, — сказала она, и в её голосе прозвучала тень тревоги. — Некоторые... бросаются на меня, словно обезумев. Они становятся ещё агрессивнее. Но когда я злюсь, — она вдруг подняла взгляд, и я увидел в её глазах отблеск боли и ужаса, как если бы воспоминания о том, о чём она говорила, ожили прямо сейчас, — они...

Её слова обрывались на полуслове, и напряжение в её голосе было настолько явным, что я чувствовал, как тяжело ей даётся этот рассказ. Она пыталась найти нужные слова, но её внутренние демоны не отпускали её.

Она замолчала, как будто слова застряли в горле, и она не могла найти правильных, чтобы выразить то, что так тяжело лежало на её сердце. Я увидел, как она закрыла глаза на секунду, пытаясь совладать с собой, прежде чем продолжить.

— Что? — тихо спросил я, подаваясь вперёд, чувствуя, как с каждым её словом растёт напряжение.

— Они боятся, — выдохнула она, и я уловил, как это слово было для неё тяжёлым, как будто само оно вырывалось с болью. — Боятся так, как будто я могу их уничтожить. Один раз… один из них...

Её голос дрогнул, она замолчала, и я почувствовал, как её грудь тяжело вздохнула. На её лице отразился страх, который она так тщательно пыталась скрыть. Я ждал, не решаясь нарушить тишину, понимая, что ей нужно время, чтобы продолжить.

— Он разорвал сам себя, — произнесла она, и я почувствовал, как каждое слово пробивает её с трудом, словно оно было связано с невыносимыми воспоминаниями. — Лишь бы не попасть ко мне в руки.

Её глаза потускнели от воспоминаний, и я видел, как она сжала губы, пытаясь не дать этому ужасу вырваться наружу. Это было слишком для неё, и я чувствовал, как она борется с тем, чтобы продолжать рассказ.

Её слова словно эхом отдавались у меня в голове, наполняя меня невыразимым чувством тревоги. Я видел, как её тело напряглось, как она сжала кулаки, пытаясь справиться с эмоциями, которые явно переполняли её. Всё в ней как будто замерло, и я понимал, что она переживала нечто гораздо большее, чем могла позволить себе рассказать.

Я не знал, что сказать, но ощущал, что молчание только усугубит её внутреннюю борьбу. И тогда, глядя на неё, я решился задать вопрос, который давно мучил меня.

— Ты боишься своей силы? — спросил я, стараясь, чтобы мой голос звучал спокойно, не выдав эмоций, которые бурлили внутри меня.

Она не сразу ответила. Я наблюдал за ней, заметив, как она пытается найти слова, чтобы сформулировать то, что прятала в себе. Прошло несколько долгих секунд, прежде чем она медленно повернулась ко мне. Её глаза, как всегда, были полны какой-то непередаваемой боли и неуверенности.

— Возможно, — сказала она тихо, словно сама не была уверена в своём ответе.

Её слова были короткими и наполненными болью, как будто в них слились все тяжёлые эмоции мира, и теперь они давили на её плечи. Каждый слог звучал тяжело, словно вырванный из самой глубины её сердца. Она молча опустила глаза, и в этот момент я понял, что она не готова говорить дальше. Больше не было никаких слов, только тишина, которая казалась густой и тяжёлой.

Не произнеся ни звука, она подошла к столу. Я заметил, как её руки едва ли не неосознанно дрожат, когда она берёт бинты, будто каждый его жест давался ей с трудом. Каждое движение было обдуманным и аккуратным, но в нём чувствовалась не только физическая усталость, но и невыразимая внутренная боль, с которой она давно не могла справиться.

Она медленно подошла ко мне, её шаги были тихими и неслышными, будто она старалась не нарушить тишины, которая царила между нами. Наклоняясь, она избегала моего взгляда, словно не могла встретиться с ним, или, возможно, не хотела показывать свою уязвимость. Её движения были осторожными, продуманными, каждое — как будто она боялась что-то сделать не так. Она начала перевязывать мой лоб, и я чувствовал, как её пальцы касаются моей кожи с невероятной нежностью, но в этих прикосновениях сквозила лёгкая тревога.

Я ощущал её напряжение, это было заметно даже в её дыхании, которое становилось чуть быстрее, когда она делала очередной осторожный и бережный жест. Несмотря на всю её внимательность и старания, руки её всё равно слегка дрожали, выдавая то, что она, возможно, скрывала. Эти дрожащие движения, несмотря на её попытки скрыть их, не могли ускользнуть от моего внимания, и я понял, что её собственные переживания переполняли её не меньше, чем мои.

— Прости, — её голос был настолько тихим, что мне казалось, я едва ли расслышал эти слова. Он был полон внутренней боли, будто каждое слово давалось ей с трудом, как если бы она выговаривала не только свои сожаления, но и тяжесть, которую носила в себе. — Я не хотела так поступить. Я... — она сделала паузу, как будто не могла найти правильных слов, или пыталась собрать силы, чтобы продолжить. — Я не могла себя контролировать.

Она замолчала на мгновение, словно слова не могли выразить того, что происходило в её душе. Её дыхание стало чуть более прерывистым, а взгляд, опустившийся на мои руки, казался отчаянным и полным самобичевания. Её слова, тихие и полные извинений, казались тяжелыми, как бремя, которое она пыталась снять с себя, но не могла. В её глазах промелькнуло что-то глубокое, невыразимое, и на секунду мне показалось, что она не знала, как продолжить. Я видел, как её плечи слегка опустились, и выражение лица стало немного мягче, как если бы она пыталась найти внутри себя прощение, которого не могла себе дать. Она всё ещё была охвачена внутренним конфликтом, боролась с тем, что сделала, но несмотря на это, её руки продолжали аккуратно перевязывать мою рану. Каждый её жест был полон осторожности, как если бы она боялась не только причинить мне боль, но и задеть что-то более важное, более уязвимое в её самой себе.

— Это не должно было случиться, — добавила она, не поднимая взгляда. Её голос был едва слышен, как будто она боялась, что её слова не смогут достичь меня. — Я испугалась, и... и ты меня напугал. Не знаю, почему я так поступила.

Её слова были полны отчаяния, будто она сама не могла понять, что стало причиной того, что произошло. Я видел, как её пальцы немного дрожат, когда она продолжает аккуратно накладывать бинт, пытаясь скрыть собственное смущение и беспокойство. Тишина, царившая между нами, была тяжёлой, словно она давила на нас обоих.

Я не знал, как реагировать. В её словах было столько боли и испуга, что мне хотелось просто взять её за руку, успокоить, сказать, что всё в порядке. Но я понимал, что она не искала жалости, не нуждалась в утешении, которое могло бы звучать пусто. Вместо этого я молчал, позволяя ей закончить перевязку, ощущая каждое её движение. Всё, что я мог сделать, это позволить ей завершить этот процесс, не вмешиваясь, не нарушая её личное пространство. Её руки всё ещё слегка дрожали, но она старалась держать себя в руках, и, несмотря на это, я видел, как её губы едва заметно поджимаются, как будто она сдерживала в себе ещё одну волну эмоций.

Когда она наконец закончила, она выпрямилась и посмотрела на меня, и в её взгляде я заметил что-то странное — смесь облегчения и той же самой боли, которая не оставляла её с самого начала. Но что-то ещё меня беспокоило. Я не мог не заметить, как её губа была разбита, словно кто-то сильно ударил её, и это заставило меня задуматься. Мне хотелось спросить, что произошло, но я не знал, как подойти к этому. Я не хотел, чтобы она почувствовала, что я пытаюсь влезть в её личные переживания, но, в то же время, я не мог просто игнорировать то, что видел.

— Элера… — не сдержавшись, я произнёс её имя мягко, почти шёпотом. — Что с твоей губой?

Она на мгновение замерла, её взгляд стал рассеянным, словно она искала правильные слова или пыталась понять, стоит ли вообще отвечать. Я заметил, как её глаза слегка отвлеклись в сторону, и в этом движении был какой-то внутренний барьер, словно она пыталась спрятать что-то, что не готова была раскрыть. Когда её взгляд снова встретился с моим, я почувствовал, что она всё ещё что-то скрывает, что-то важное, о чём не хотелось говорить. И хотя её лицо оставалось спокойным, в её глазах было нечто, что не укрывалось от моего внимания — что-то тёмное, что не позволяла она себе показать.

— Это просто результат тренировки, — её голос звучал спокойно и ровно, но я заметил лёгкую напряжённость в её тоне, как будто она специально сглаживала слова. — Ничего серьёзного.

Её фраза была краткой, но чёткой, и я сразу понял, что она не готова раскрывать подробности. В её ответе не было ни тени сомнения или сожаления, только уверенность, что всё в порядке. Но я знал, что это всего лишь маска, скрывающая нечто большее, что она не собиралась обсуждать.

Я не мог удержаться от вопросов. Что-то в её спокойном тоне вызывало у меня беспокойство. Мне не давала покоя её скрытность, особенно когда дело касалось её безопасности. Я снова заговорил, несмотря на то, что чувствовал, как она пытается закрыться от меня.

— Подожди, ты ведь не можешь так просто… — начал я, но она прервала меня.

Её взгляд стал немного твёрже, а выражение лица — более напряжённым. Она отвела глаза в сторону и немного вздохнула, как будто что-то тщательно обдумывая.

— Эрен, тебе уже пора, — сказала она, голос её был теперь спокойным, но в нём ощущалась твёрдая решимость. — Завтра рано вставать. Нам обоим нужен отдых.

Она встала и шагнула в сторону, как бы намекая, что разговор закончен. Я мог бы продолжить расспрашивать, но что-то в её интонации заставило меня остановиться. Внутри меня нарастало чувство, что она не просто уклоняется от ответов, а действительно переживает нечто, о чём не готова говорить. Но, наверное, это не был момент для того, чтобы продолжать настаивать.