3
Коридоры Мэннора тянулись бесконечным лабиринтом, их стены, облицованные темным деревом, жадно поглощали свет, оставляя лишь зловещие блики от факелов, пляшущих в железных подсвечниках. Воздух был тяжелым, спертым, пропитанным запахом пыли и чего-то древнего, затхлого, почти могильного. Драко шел, почти плыл в этой густой тьме, опираясь одной рукой о стену, скользя пальцами по холодной, шершавой поверхности, словно лаская изгибы невидимой резьбы. В голове, как заезженная пластинка, крутились одни и те же мысли, обрывки фраз, искаженные образы.
Дрянь, — прошипел он сквозь зубы, снова и снова вспоминая ее лицо, искаженное гримасой ненависти. — Грязнокровка чертова.
Ее имя, словно ядовитая змея, обвилось вокруг его сердца, сжимая его в своих холодных кольцах.Как она посмела? Как она могла смотреть на него с таким презрением, с такой ненавистью, словно он был ничтожеством, насекомым, недостойным даже ее взгляда?
Он не был тем мальчишкой, которым был в Хогвартсе. Он доказал свое превосходство, свою силу, свою безжалостность. Он утопил страх в крови, в агонии своих жертв, в их криках и мольбах о пощаде.
Он ввинтил в их головы простую истину: Драко Малфой — не тот, с кем можно играть. Драко Малфой — генерал армии Лорда, его слово — закон, его взгляд — приговор.
И вот эта... грязнокровка. Она была в крови, без сознания, брошенная своими же "верными" друзьями.И все равно бросала ему вызов.
Поттер и Уизли. Где они были? Почему не забрали ее? Почему оставили умирать?
Он видел слишком много смертей, слишком много криков и страданий, чтобы поверить в случайность.
Грейнджер не была глупой. Она не отправилась бы в Хогсмид без плана, без надежного укрытия, без поддержки. Так что же пошло не так?Драко остановился в темноте коридора, сжал кулаки до хруста костей, до боли в мышцах. Эта мысль, эта загадка, эта чертова Грейнджер не давали ему покоя, мучили его, словно голодные стервятники, терзающие его душу.Он ненавидел ее.
Ненавидел ее за то, что она заставляла его думать, за то, что она, даже полумертвая, сломленная, продолжала бросать ему вызов, ненавидил её за то,что она зарождала в нем сомнения, которые он так старательно пытался похоронить под грудой трупов и пеплом сожженных домов.
С злобным выдохом, больше похожим на рычание зверя, он распахнул дверь своей комнаты, не удосужившись закрыть ее. Пальцы, дрожащие от напряжения, расстегнули пуговицу на штанах, стянули их, и он с разбега рухнул на кровать, чувствуя, как виски превращаются в вязкую, обжигающую пелену, застилающую глаза.Глаза закрылись, но её образ, измученный, запачканный кровью, с полным ненависти взглядом, продолжал преследовать его, словно призрак.
Раньше она боялась его. В школе, когда он издевался над ней, унижал её, называл грязнокровкой. В Мэнноре, когда её пытала Беллатриса, когда он сам наблюдал за её страданиями, наслаждаясь её болью, её криками. Но сейчас... Сейчас она смотрела на него так, будто он был ничем. Ничтожеством, пустым местом. И это бесило его больше всего.Он усмехнулся в темноте,смех был хриплым, злым, полным ненависти и желания причинить боль.
Гриффиндорская отвага — штука восхитительно бесполезная. Она почти мертва, сломлена, и прекрасно это понимает, но все равно плюется ядом, цепляется за свою гордость, словно утопающий за соломинку.
Ее упрямство, ее непокорность — все это было так... раздражающе.
Драко провел ладонью по лицу, стирая со лба холодный пот, чувствуя, как усталость накрывает его волной, как тьма окутывает его сознание, унося в мир кошмаров и видений.Завтра будет сложный день.Завтра он доставит ее Лорду.И тогда... Тогда он узнает, что она скрывает. Что она знает. Или сломает её, заставит молить о пощаде, вырвет из её горла все секреты, всю правду, которую она так отчаянно пытается защитить. Или...
Он выдохнул, проваливаясь в пьяное забытье, в мир теней и кошмаров, где он был королем, где он правил, где он мог делать все, что ему заблагорассудится.
Завтра. Всё решится завтра.
Стены замка Лестрейндж встретили Драко Малфоя могильным холодом, который проникал под кожу, словно тысяча невидимых игл, высасывая из него жизнь. Воздух был густым, спертым, насыщенным древней тьмой, запахом пепла и горечи, запахом смерти и разложения. Здесь, в этих стенах, время будто остановилось, застыв в вечном ожидании чего-то страшного, неотвратимого, словно сама смерть затаилась в этих темных коридорах, ожидая своего часа.
Но Драко не дрогнул. Его шаги были твердыми, уверенными, словно он шел по знакомой дороге, ведущей к его судьбе. Его взгляд был ледяным, пронзительным, полным решимости и жестокости. Он не удостоил охранников даже мимолетного взгляда, словно они были ничтожествами, недостойными его внимания. Они знали, кто он. Он был генералом, правой рукой Тёмного Лорда, его верным псом, и его присутствие не требовало объявлений.
За его спиной двое Пожирателей, словно тени, волокли по каменному полу полубессознательную фигуру.Грейнджер.Ее волосы, некогда пышные и яркие, теперь слиплись от крови, грязи и чего-то еще, что Драко с отвращением предпочел не рассматривать. Ее губы шевелились, словно она пыталась что-то произнести, но звуки застревали в горле, превращаясь в хриплый, жалобный шепот.
Он не смотрел на нее. Не сейчас. Не здесь.
«Вот и всё, Грейнджер, — подумал Драко, чувствуя, как тяжесть миссии, груз ответственности за её жизнь, за её судьбу сжимает его грудь. — Твое время закончилось. Твоя игра проиграна. Ты проиграла».
Большой зал встретил их мрачным, зловещим величием. Высокие своды, украшенные резьбой, изображающей извивающихся змей и оскалившиеся черепа, казалось, нависали над каждым, кто осмеливался войти сюда, угрожая обрушиться и похоронить под собой. В центре, на троне из черного, словно сама тьма, камня, восседал он.Тёмный Лорд.
Его фигура была тонкой, почти хрупкой, но в этом облике чувствовалась сокрушительная сила,способная сломить любого. Бледные, почти прозрачные пальцы нежно перебирали чешуйки Нагайны,обвившейся вокруг его плеч, словно живая корона из тьмы и яда. Он выглядел как воплощение власти, как тень,поглотившая весь мир, оставив после себя лишь пустоту и страх.Драко склонил голову, его голос был ровным, лишенным эмоций, словно он читал доклад о погоде.
— В Хогсмиде было тихо, — начал он, — Мы проверили каждый дом, каждый уголок, каждую щель. Орден не оставил следов. Кроме одного.
Он слегка наклонил голову в сторону Грейнджер, не удостаивая её взглядом, словно она была не более чем мешком с картошкой.Зал замер.Даже воздух, казалось, перестал двигаться, затаив дыхание в ожидании реакции Повелителя, словно боясь нарушить этот момент зловещей тишины.И тогда Волдеморт засмеялся.
Этот смех был нечеловеческим, он был сухим, ломким, как треск костей под тяжестью сапог, как шелест пепла на ветру. Он разносился по залу, отражаясь от каменных стен, наполняя пространство чем-то невыразимо жутким,леденящим душу. Его зрачки, узкие и змеиные, расширились, вспыхнув хищным огнем, словно он уже предвкушал новую жертву. В этом смехе была не просто радость — в нем была победа. Победа над надеждой, над сопротивлением, над всем, что еще могло бороться, над самой жизнью.
— Малфой, — произнес он голосом, похожим на шепот змеи, — ты не разочаровал меня.
Драко не ответил. Он стоял неподвижно, словно статуя, высеченная из льда, чувствуя, как холод проникает все глубже, пока не достигает самого сердца, замораживая его, превращая в кусок льда. Он знал, что это только начало.
— Даже сам Мерлин склоняется передо мной, — произнес Лорд, его голос, низкий и вязкий, словно обволакивал пространство вокруг, проникая в каждую трещину, в глубину самой души. Он не отрывал взгляда от Гермионы, его глаза, хищные и через чур ядовитые, словно два кровавых следа, выжидали, изучали,наслаждались ее страхом, ее положением.
— Судьба дарит мне свои подарки, — продолжал он, словно говорил сам с собой, — О,какое чудо...
Драко знал этот тон, этот голос, этот взгляд. Это был тон хищника, который уже почуял кровь, который уже предвкушал свою добычу, который уже видел ее смерть.Она не переживет эту ночь. Эта мысль,пронзила его мозг,на секунду заставляя сжаться.
Гермиона дрожала. Ее тело, скованное магическими цепями, было обречено на неподвижность, но мелкая дрожь,словно ток, пробегала по коже, заставляя вздрагивать. Ее дыхание было прерывистым, губы дрожали, но глаза... глаза все еще горели. Не страхом, нет. Гневом. Вызовом. Она знала, что конец ближе, чем утро, но даже сейчас, даже здесь, в этом зале, полном тьмы и смерти, она не сдавалась.
— Вон, — вдруг произнес Лорд, его голос прорезал тишину, как лезвие,разрывая её на части.
Пожиратели, стоявшие в зале, замерли на мгновение, словно манекены, переглянулись, и затем, словно тени,растворились в темноте, оставив зал пустым и холодным. Остались только трое.Тёмный Лорд.Грязнокровка.И Малфой.
Драко замер. Он стоял, оцепеневший, словно его заковал в лёд сам северный ветер. Его лицо было непроницаемым, как маска, но внутри бушевал адский огонь, готовый вырваться наружу и спалить всё дотла. Он знал, что сейчас произойдёт. Знал, и от этого знания его выворачивало наизнанку, словно гнилую требуху.
— Малфой, — голос Лорда теперь был шипящим, как ядовитая змея, готовая в любую секунду впиться своими клыками в жертву. — Неужели ты не хочешь заглянуть в эту жалкую голову и увидеть, что там внутри? — Он склонился над Грейнджер, его пальцы, похожие на кости мертвеца, почти коснулись её виска. — Я покажу тебе.
И без предупреждения его глаза вспыхнули зловещим алым светом.
— Легилименс.
Гермиона вскрикнула.Тело напряглось, словно её ударило током, да таким, что искры посыпались из глаз. Глаза закатились под лоб, и она застыла, словно сломанная кукла, брошенная на грязный пол. Драко почувствовал, как его собственный разум захлёстывает волна — не его воспоминания, не его мысли, но они были такими яркими, такими живыми, что он не мог отличить, где заканчивается она и начинается он сам.Он видел её.
Маленькую девчонку с кудрявыми волосами, которая держала в руках книгу, её глаза горели фанатичным огнём, словно она нашла Грааль.Он видел, как она плакала в туалете на первом курсе, как её травили, как она стискивала зубы до скрипа и шла вперёд, не обращая внимания на боль и унижение.Он видел её смех, её слёзы, её ярость, такую же испепеляющую, как пламя дракона. Он видел, как она сражалась, как она верила в свою правоту, как она любила..И он увидел страх.
Тот страх, который она прятала глубоко внутри, страх, который она никогда не показывала никому. Страх быть недостаточно хорошей. Страх быть отвергнутой. Страх остаться в одиночестве.
Гермиона чувствовала, как он роется в её памяти, вырывая куски прошлого, словно хищник, разрывающий плоть своей жертвы. Его присутствие было холодным, скользким, как змея, извивающаяся в самых тёмных уголках её разума, куда даже солнечный свет не проникал. Каждое движение, каждый рывок в потоке её мыслей отзывался пульсирующей болью.Но она не была беззащитной жертвой.
С самого начала войны профессор МакГонагал, строгая и непреклонная, учила её Окклюменции. Она научила Гермиону строить комнаты, крепкие, как сталь, и запирать их за массивными дверями, создавая лабиринт, который ни один Легилимент не смог бы пройти. Годы тренировок, бессонных ночей, слёз и боли сделали её почти мастером.
Почти.Но Волдеморт не был обычным Легиментом.Он был ураганом, сметающим всё на своём пути. Его сила, тёмная и неумолимая, обрушивалась на её барьеры, как шторм, ломая двери одну за другой. Грохот падающих створок эхом разносился в её сознании, и с каждым разрушенным барьером его холодное, змеиное присутствие проникало всё глубже, ближе к её самым сокровенным, самым уязвимым мыслям.
Но одна дверь держалась.
Чем сильнее он давил, чем яростнее атаковал, тем яснее Гермиона понимала, что сама не знает, что за ней находится. Она не помнила. Это воспоминание было скрыто даже от неё самой. Что бы это ни было, оно было важным. Оно должно было быть важным, если её собственный разум защищал его с такой силой.И Волдеморт это почувствовал.Он резко выдернулся из её головы, красные глаза сузились, зрачки превратились в тонкие щёлочки, как у змеи.
— Интересно, — прошептал он. Его губы изогнулись в улыбке, которая не сулила ничего хорошего. — Эта грязнокровка скрывает нечто важное... Если её сознание защищено столь сильным барьером, значит, там кроется нечто, что я должен знать.
Его взгляд, холодный и расчётливый, скользнул к Драко.
— Малфой, — прошипел Лорд, тихим голосом, но каждый слог звучал как приговор. — Мой верный слуга. Окажи мне честь. Разнеси эту дверь в щепки. Мне нужна правда, прежде чем это отродье отправится к Мерлину.Гермиону передёрнуло. Её тело напряглось, но она не могла пошевелиться. Её взгляд, полный страха и ненависти, устремился на Драко.
Он стоял неподвижно, его лицо было бледным, как мрамор, но в его глазах читалось что-то, что она не могла понять. Страх? Сомнение? Или что-то ещё? Волдеморт уже не смотрел на них. Его внимание рассеялось, словно они были не более чем пылью под его ногами. Но его приказ висел в воздухе, тяжёлый и неумолимый.
Драко молчал. Его руки сжались в кулаки, но он не двигался. В комнате повисла тишина, напряжённая, как натянутая струна.
— У меня есть дела поважнее, чем возиться с этой тварью, — произнёс Лорд, его голос звучал устало, но в нём всё ещё чувствовалась та же ледяная властность, что и всегда.
Он откинулся на спинку трона, его длинные, бледные пальцы постукивали по подлокотнику, словно отсчитывая время.
— Моё правление не из лёгких.
Он замолчал, красные глаза, холодные и безжалостные, скользнули по Гермионе, лежащей у его ног, затем остановились на Драко.
— Приведёшь её ко мне через два дня, Малфой, — продолжил он. — Вынь из неё всё, что мне нужно, и приведи. Живой. Пока что.
Зал погрузился в змеиную тишину. Драко стоял неподвижно, он едва заметно сжал челюсти, но голос, когда он заговорил, был ровным, почти без эмоциональным.
— Да, мой Лорд.
***
Гермиону швырнули на пол, как куклу, сломанную и ненужную. Её тело с силой ударилось о каменный пол, холодный и сырой, пропитанный запахом плесени, старой крови и гнили, который въелся в камень настолько, что казалось, будто сама темница дышит этим смрадом, словно здесь веками гнили души таких же, как она, преданных и забытых.
Драко не произнёс ни слова с того самого момента, как Волдеморт отдал свой приказ. Он стоял, отстранённый и равнодушный, его высокая и стройная фигура казалась ещё более зловещей в полумраке темницы, где плясали отблески факелов, отбрасывая причудливые тени на стены, увешанные ржавыми цепями и орудиями пыток.
Его лицо было непроницаемым, как маска, но в глазах, когда он бросил на неё последний взгляд, мелькнуло что-то тёмное и холодное, что-то такое, что она не смогла понять, но от чего её кровь застыла в жилах, а сердце сжалось от ужаса.
Затем он развернулся и вышел, его шаги эхом разнеслись по каменным стенам, словно удары молота, отсчитывающего её последние мгновения.
Гермиона слышала, как лязгнул замок, как глухо отозвался звук удаляющихся шагов, словно её уже похоронили заживо. Темнота сомкнулась вокруг неё, плотная, удушающая, словно живая, готовая поглотить её целиком. Она лежала на полу, тело всё ещё дрожало от боли и страха, но её разум уже работал, пытаясь собрать обрывки мыслей, вспомнить, что скрывалось за той дверью в её сознании, которую она сама же и заблокировала.
Голова гудела, как будто её череп был наполнен раскалённым свинцом, готовым расплавить её мозг и превратить его в жижу. Она зажмурилась, пытаясь сосредоточиться, напрячь каждую клеточку своего мозга, но чем больше она пыталась, тем сильнее ускользало это знание. Оно было там, совсем близко, но недоступное, как сон, который невозможно вспомнить, как призрак, которого нельзя поймать.
Страх скользнул по её телу ледяным касанием, парализуя её волю и заставляя её сомневаться в своих силах.А что, если Волдеморт или Малфой всё же прорвутся через эту дверь, взломав её, как хрупкий орех? А что, если её собственный разум заблокировал часть воспоминаний, чтобы защитить её от чего-то настолько ужасного, что оно могло её уничтожить?
Она не помнила, как оказалась в доме той старухи в Хогсмиде, словно её туда кто-то принёс. Не помнила, откуда у неё был этот проклятый порт-ключ, словно его ей кто-то подсунул. Не помнила, где Гарри и Рон, словно они исчезли из её жизни навсегда.
На миг в её памяти вспыхнули слова Малфоя, такие же холодные и жестокие, как его глаза: «Они бросили тебя, спасая свои жизни. Ты была для них лишь обузой, от которой они поспешили избавиться».
Нет. Это ложь, чёртова ложь, придуманная им, чтобы сломить её, чтобы заставить её страдать. Она стиснула зубы до скрипа, заставляя себя откинуть эти мысли, как назойливых мух. Гарри и Рон никогда бы её не бросили, никогда бы не предали её. Они были её семьёй, её опорой, её защитой. Они бы не оставили её одну в этой тьме, полной опасностей и ужасов.
Но дверь в её сознании по-прежнему оставалась закрытой, словно запечатанной магией, которую она не могла сломать. И чем больше она пыталась вспомнить, чем сильнее напрягала свой мозг, тем сильнее становился страх, что за ней скрывается нечто настолько ужасное, что она не готова узнать.
Она всячески напрягала свои извилины, пытаясь лично открыть эту дверь, но каждая её попытка отдавалась болью по всему телу, будто её пытали, подвергая жестоким мучениям.
«Похоже, я действительно мастер в окклюменции, раз даже я не могу туда попасть», — пронеслось у неё в голове, прежде чем она опять отключилась, погрузившись в беспамятство, как в тёмную бездну.