Глава 4. Чистокровные отцы
— Проспала! Проспала! — чей-то тонкий голосок заверещал прямо над её ухом, сгоняя последний сон.
Несколько секунд ей понадобилось для того, чтобы открыть глаза и увидеть перед собой озабоченное лицо эльфа-домовика, появившегося в спальне для девочек, чтобы прибраться в ней. Ещё несколько — чтобы осознать смысл самого слова «проспала» и окончательно отойти от тяжких оков сна, обволакивающих сознание.
— Проспала! — повторила она дрожащим от волнения голосом, чувствуя, как тело постепенно наполняется энергией после долгого и крепкого отдыха.
Гермиона вскочила с кровати, поразив эльфа своей внезапностью до того, что тот, совершенно бледный от испуга, осел на землю. Сама Гермиона поражалась себе не менее, чем маленькое существо, наблюдающее за её тщетными попытками найти свою одежду. Ведь, конечно же, девушка в первый раз в жизни опаздывала на урок! А ведь ещё позавчера профессор Стебль сообщала, что следующее занятие по Травологии будет проходить на рассвете. И почему она, Гермиона, никогда не умела как следует слушать и запоминать, когда это было особенно нужно?
— Простите меня! — Гермиона помогла эльфу усесться на стул, попутно надевая рубашку и небрежно её застёгивая. — Это первый раз, когда я вот так бездарно опаздываю на урок!
— По крайней мере, мисс Грейнджер не единственная, — эльф провёл рукой по лбу, стирая холодный пот и громко вздыхая. — Некоторые мальчишки не более пунктуальны, чем вы, мисс. Например, тот негодяй, что только что кинул в меня ботинком, когда я попытался войти в гостиную для мальчиков.
— Малфой... — Гермиона выдохнула и остановилась на мгновение. Взвыла, словно раненое животное, вспомнив, что ей придётся видеть его каждый день, пока Тильвия не сможет свободно ходить по школе в одиночку. Она с горечью вспомнила и то, как прошёл остаток вчерашнего дня и как недовольна была Тильвия, когда узнала, что вторым куратором у неё будет не Пэнси, а какой-то высокомерный мальчишка. — Давно все ушли?
— Уже прошло тридцать минут с начала занятий, мисс. Но я не думаю, что директриса будет злиться, ведь вы никогда прежде не опаздывали, верно?
— Ммм... — Гермиона натянула чулки, а поверх них — ботинки. В спешке она долго пыталась перевязать шнурки как следует и, наконец, устав с ними тягаться, просто решила применить заклинание.
Девушка схватила сумку и выбежала из комнаты, проигнорировав домового, кричавшего ей вслед что-то своим тонким встревоженным голоском.
Коридоры были совершенно пусты. Объявления, развешанные по стенам, привлекали внимание своей пестротой и яркими, броскими красками. Гермиона бежала по длинному проходу, бросая на плакаты мимолётные взгляды и не замечая больше ничего вокруг. Ещё чуть-чуть — и теплица должна была показаться за горизонтом.
Должна была.
Гермиона, не увидев выступающего из фундамента камня, споткнулась об него и повалилась на землю, сильно ударившись плечом и затылком.
В голове — шум. Перед глазами засверкали раздвоенные картинки действительности, кажущейся на этот момент такой неправильной, а где-то на задворках сознания появился тихий настойчивый голос: «Верни то, что забрала. Верни». Что-то щёлкает. Голос матери где-то там, в далёком прошлом, произносит: «Неужели моя малышка встала не с той ноги сегодня? Знаешь, что в таком случае надо делать?» Так мать всегда говорила, когда ей по утрам не везло.
Как же её не хватало.
Прошло несколько минут, прежде чем она осознала, что лежит на холодном каменном полу и еле дышит, сосредоточившись на чём-то, что находилось внутри неё. Грязь размазалась по её лицу и волосам. Голова раскалывалась от невиданной боли, но Гермиона сделала над собой большое усилие и, подхватив сумку (чернила в которой наверняка уже разбились) и еле сохраняя равновесие, поднялась на ноги.
«Когда не везёт, нужно заставить удачу повернуться к тебе лицом. Для этого же — просто улыбнись. Улыбнись, Гермиона».
— Я улыбаюсь, мам. Ты довольна? — Гермиона действительно улыбнулась. Она стряхнула с волос засохшую грязь и провела рукой по помятой мантии. Постояв так прислонённой к холодной стене, она медленно пошла, стараясь уже не торопиться.
Где-то вдалеке послышался громкий, развеселённый голос профессора Стебль, которая, как видно, рассказывала ученикам о свойствах какого-то новоприобретённого растения. Гермиона слышала недавно, как пожилая женщина хвасталась Хагриду, что приобрела семена магического растения, обнаруженного двести лет назад у Средиземноморья.
— Этот вид особенный. Нельзя вдыхать их пыльцу, иначе вы станете слишком уязвимы для других людей, будете выполнять любые их указания. Дурьян-цветок тем и опасен. Его не используют в зельях, с ним не практикуют даже пыток в самом Азкабане. Он настолько силён, что даже самые могущественные маги применяют его только в крайнем случае. Эффект бесповоротный. Только сильнейшая личность сможет его перебороть.
— Профессор, — Гермиона остановилась у дверей, услышав этот голос. С каких пор группа Мелвина проходила обучение здесь? Всё меньше хотелось туда заходить, а острая боль в затылке вновь дала о себе знать. — А сколько нужно времени, чтобы цветок окончательно созрел?
— Не важно, мальчик мой, когда он созревает. Важно, когда он расцветает. Дурьян-цветок проходит сложный процесс перерождения подобно фениксам, но с точностью да наоборот. Стоит луне коснуться его нежных бирюзовых лепестков, они съёживаются и теряют всю свою красоту. Когда солнце касается его своими лучами, он вновь оживает. И так может продолжаться годами напролёт.
— Зачем вы показываете его нам, раз он так опасен? — Джинни, стоящая ближе всех к выходу, внимательно рассматривала лепестки дурьяна-цветка, опасаясь трогать их руками. С помощью заклинания запах не касался её и и остальных, расположенных вокруг стола, но Гермиона уже чувствовала, как сладкий дурманящий аромат проникал в её лёгкие.
— Профессор? — прошептала она, выйдя из своего небольшого «укрытия» — приоткрытой двери. Все лица в количестве тридцати человек посмотрели на нехотя выскользнувшую из укрытия гриффиндорку.
— О, дорогая! Неужели ты не видела надписи, гласящей, что нужно применить заклинание, прежде чем войти?
— Я... простите, я сегодня немного рассеянна, — девушка попыталась улыбнуться, но запах мешал ей думать.
Профессор Стебль, поджав губы, взмахнула палочкой, и над головой Гермионы повис воздушный шар, постепенно окутавший её лицо и волосы. Как и многие другие, она стояла теперь, дыша в этом воздушном шаре, и рассматривала присутствующих, пытаясь найти себе место среди совершенно незнакомых лиц.
Малфой был уже на месте. Стоял в самом углу, как всегда, предпочитая не выделяться. К сожалению, это ему не удавалось, так как Пэнси, стоящая напротив, то и дело посылала ему знаки внимания и подмигивала, а Мелвин, облокотившийся в нескольких шагах от него о стол, о чём-то рассказывал с полуулыбкой на губах. От большого количества обращённых на неё взглядов Гермионе было неловко идти к пустому месту, которое образовалось между Роном и девушкой из Когтеврана.
— О чём мы с вами говорили? — профессор приободряюще ударила ладонью по столу, отчего цветок, стоящий перед ней, пошатнулся. Гермиона впервые за всё время обратила на него внимание.
Удивительное растение тянуло свои листья высоко вверх, словно протягивая руки к лучам солнца, пробивающимся сквозь разбитый потолок теплицы. Нежные лепестки, переливающиеся на солнце самыми разнообразными оттенками, напоминали по отдельности полумесяцы, скрещивающиеся между собой. Стебель был покрыт желтоватым лёгких пушком, шевелящимся от слабейшего напора воздуха. Завороженная зрелищем, девушка даже не заметила, как горшки с цветками стали передавать от одного к другому, поэтому, когда Рон со странной улыбкой на лице протянул ей дурьян-цветок, она непонимающе посмотрела в его зелёные глаза и отшатнулась.
— Возьми, передай это, — прошептал Уизли, сощурив глаза и совершенно не понимая, что случилось с той собранной и всегда рассудительной девушкой, которую он когда-то знал.
Гермиона подавала одно растения за другим, будучи где угодно, только не на уроке Травологии. Что за голос был в её голове? Не материнский, а более низкий шёпот с едва заметным шипением, почти не различимым в шуме спутанных мыслей. Это был шёпот, который хотел донести до неё что-то важное. Попросить её о чём-то важном.
Глупости. С каких пор она, Гермиона Грейнджер, стала бы слушать какой-то шёпот в своей голове? Это было лишь следствием падения. Ничего странного или необычного, просто недолговременная галлюцинация — и ничего больше.
Но почему же от неё так неспокойно на душе?
— Гермиона. Гермиона! — Рон, махнув рукой перед лицом гриффиндорки и не получив никакого результата, принялся тормошить её за плечи. Та стояла, уставившись куда-то в пустоту и не замечая ничего вокруг, словно находилась в состоянии гипнотического транса. — Да что с тобой происходит в последнее время? Это же совсем не ты!
Девушка посмотрела на лучшего друга как на незнакомца и вновь отвела взгляд, уставившись куда-то в сторону. Она и сама не знала, куда смотрела. Мысли были настолько навязчивые и непримиримые с реальностью, что она не могла понять, где находилась сейчас и что должна была делать.
— Может, шарахнуть по ней Левикорпусом? Авось и очухается, — с насмешкой спросила Пэнси, которая, после неудачного назначения её в кураторы с Гарри, пыталась всячески оскорбить Гермиону и унизить. — В последнее время она действительно сама не своя.
— Что это с ней? — Гарри, наклонившись через весь стол, внимательно посмотрел в глаза Гермионы и попытался отвлечь её внимание на что-то другое.
— Тормознутый паралич. Ты когда-нибудь слышал об этом, Поттер? Или, может, наша принцесска вдохнула блаженного аромата дурьян-травы? — слизеринка коснулась рукой в перчатках бутона растения. Вместо того, чтобы прогнуться под её пальцами, он слегка ударил её по руке краем лепестка.
— Заткнись, Паркинсон, не с тобой разговариваю. С ней ведь и правда что-то не так...
— Нет, со мной всё в порядке.
Голос показался настолько резким, что все оторвались от своих дел, чтобы посмотреть на Гермиону. Та, дотрагиваясь до своих непослушных волос и висков, внимательно рассматривала стоящее перед ней растение, не понимая, что именно нужно было с ним делать. Это лишь сильнее убедило всех, что с ней ничего не было в порядке, ведь прежняя «зазнайка Грейнджер» всегда знала, что делать и как.
— Я задумалась, — видя, что все всё ещё смотрят на неё, она развела руками и привычным тоном спросила: — Об экзаменах. Вам разве не интересно, как будут проходить в этом году экзамены?
Все тут же отвернулись. Уловка подействовала так, как она и надеялась. Никто не любил говорить об экзаменах, кроме неё. Оттого эта ситуация показалась им такой естественной. Конечно, если раньше она любила говорить об учёбе часами, то сейчас ей было далеко не до ЖАБА и прочих испытаний.
Единственным, кто видел её облегчение, был Гарри, и это показалось ему крайне подозрительным. Впервые друзья молчали о чём-то действительно важном. Раньше их объединяла одна цель, одни несчастья, а сейчас они словно отдалялись, забывая обо всём, что вместе пережили за мучительные семь лет.
Почему так сложно было раскрыть рот и сказать правду? Почему он не рассказал ей о том, что не доглядел за учеником и о том, что подставил Малфоя в порыве гордости и чувства, что это не должен был быть он? Почему она не говорила о том, что выедало её изнутри вот уже целую неделю, делало её совершенно другим человеком? Тут не мог быть причастен один Малфой. С такой мелкой проблемой можно было справиться в два счёта, тем более, на этом курсе слизеринец был куда менее сговорчив. Так что же творилось?
Он не смог сказать ей ни слова с тех пор, как свершилась замена кураторов. Это из-за него ей придётся выслушивать упрёки и оскорбления Малфоя каждый день, из-за него у неё будут большие проблемы. С Роном девушка говорила беззаботно, в то время как с ним — превозмогая нежелание и нечто, похожее на душевную боль.
— Будьте внимательнее, мисс Грейнджер. Дурьян-трава, боюсь, повредила умы многих великих волшебников. Совсем не хочется, чтобы вы стали одной из них, — профессор Стебль наблюдала за учениками и молчала всё это время, пока наконец их голоса не утихли. Она никогда не была против разговоров во время занятия, однако оскорблений в адрес учеников не выносила. Оттого ей было очень жаль девчушку, которая всегда самой первой поднимала руку у неё на уроках, а после всего, что произошло, потеряла всё своё стремление к новым знаниям.
Кто-то из девчонок хихикнул, посчитав эту фразу профессора оскорблением. Гермиона встряхнула головой, пытаясь отогнать плохие мысли.
Нужно было сосредоточиться на занятиях. День обещал быть сложным.
***
Учителя давно собрались в главном зале, в то время как ученики, не привыкшие к новой рассадке, то и дело путались и садились на чужие места. Тильвия сидела ближе к выходу, у самого центра стола с побледневшим выражением лица ковыряла вилкой в горячем, плохо растолчённом пюре с куриной котлетой и ломтиками овощей. Ожидать двух своих кураторов было настоящим мучением. Во-первых, узнав, что Пэнси больше не будет её «наставником», она ужасно огорчилась, да так, что чуть ли не вырвала у своей соседки по парте большой клок волос при мыслях об этом. Во-вторых, Гермиона Грейнджер раздражала её своей извечной правильностью и неопрятной, зачастую маггловской одеждой. Раздражал её красный значок, который та с гордостью носила на мантии. И, наконец, в-третьих, новость о том, что её новым куратором будет парень, окончательно добила её стремление находиться в этой школе.
Профессор Флитвик уже не раз говорил с ней по поводу её яркого проявления агрессии, пытался помочь ей сосредотачиваться на чём-то приятном и хорошем. Как он говорил, магия — это чудеса, которые дано совершать далеко не каждому, и дар, каким бы он ни был, нужно ценить. Если есть дар, то можно обойтись и без друзей, но не нужно злоупотреблять своим даром для плохих поступков.
— Что он понимает, этот старикашка, — девочка продолжала ковырять картошку, с ужасом вспоминая, как профессор заставил её исписывать доску одной-единственной фразой: «Я добрый человек». — Ему никогда не приходилось жить в такой семье, как у меня.
— Кому — ему?
Тильвия дёрнулась, отчего картошка разлетелась по всему столу и даже попала студенту напротив прямо в лицо.
Впервые в жизни она видела человека, на которого было не противно смотреть. Парень с белокурыми, аккуратно уложенными волосами и спокойным выразительным взглядом, тонко сложенными в фальшивую (но от этого не менее приятную) улыбку губами и изящными пальцами, в которых он держал некий свёрток.
«Вот это да!» — подумала девочка и глупо улыбнулась.
— Кому — ему? — повторил он вопрос и небрежно положил пергамент на стол. Драко переступил через скамью и уселся за стол, попутно поправляя свой атласный галстук. Ему не было интересно, но, поскольку поддерживать разговоры он не умел, просто произнёс вопрос дважды.
— Никому, — Тильвия в миг покраснела, поняв, что пялится на парня старше её лет на шесть-семь с нездоровым интересом. — Меня попросили прийти в кабинет заклинаний перед завтраком и отбыть наказание за моё поведение. Профессору Флитвику не понять, каково новенькому в подобной атмосфере.
— В таком случае, — Драко выразительно посмотрел на неё и протянул руку к её лицу, видимо, желая убрать выбившуюся прядь волос, — тебе нужно показать ему, насколько тебе трудно.
«Как?» — хотелось спросить ей, но вместо этого она просто раскрыла рот словно рыба, которой не хватает воздуха.
— Я Драко Малфой, — так и не дотянувшись до её лица, он взял в руки свиток и развернул его, сопровождая свои действия скучающим тоном. — Буду твоим куратором в течение нескольких месяцев. Не терплю нытья, не-на-ви-жу, когда тратят моё время и портят настроение. Надеюсь, мы сработаемся и ты будешь самой послушной подопечной из всех, кого я когда-либо знал. Хотя бы это не будет отравлять мне жизнь... Ух, какое у тебя сло-о-ожное расписание... Надо же, а вон идёт то, что успешно справляется с отравлением моего существования.
И действительно, твёрдой поступью Гермиона Грейнджер направлялась к их столу, держа в руках огромную стопку учебников. Словно один в один, Малфой и Тильвия дружно вздохнули. Тильвия — от обречённости, Малфой — от осознания, что ему придётся терпеть эту выскочку ещё очень долго. Впрочем, у него был на неё компромат, и он мог показать его нужным людям в любой для него момент.
— Вижу, уже познакомились? — гриффиндорка положила стопку учебников на стол и стряхнула с рук пыль.
— Ты принесла мне завтрак? — Малфой развалился на парте, заняв большую часть свободного места.
— Надо же, а должна была? — брови девушки оказались удивлённо приподнятыми.
— Эльфы домовики не успевают всё делать. Думаю, такие, как ты, стали бы для них отличными помощниками.
— Пошёл ты! — девушка фыркнула, еле преодолевая желание швырнуть в него чем-нибудь тяжёлым. С Тильвией у неё и так были большие проблемы. Видя же, с каким восхищением девочка смотрела на своего нового куратора, сомнений не оставалось: Гермионе настал конец.
— Всё, я обиделся, — Драко хмыкнул и протянул руку к большой стопке книг, чтобы взять одну из них, но Гермиона с силой ударила по его запястью, отчего на тонкой бледной коже парня тут же проступили красные следы. Название одной из книг ему, всё же, разглядеть удалось.
— «Зельеварение для начинающих»? Думаешь, девчонке не хватает настоящих учебников, и она будет тратить своё время на чтение подобной фигни?
— Я и не собираюсь просить её об этом. Пусть читает, если ей вдруг понадобится дополнительная помощь. Я не всегда окажусь рядом.
— Ей не нужна твоя опека, мамочка. Кураторство придумали лишь для вида, понимаешь? — Малфой лениво потянулся к тарелке девочки и достал из неё ломтик свежего хлеба. — Расслабься и получай кайф от того, что тебе ничего не нужно делать.
— Может, точно так же ты убеждал и Гарри, прежде чем из-за него отравился мальчик? — ему бросили в ответ.
Их взгляды столкнулись впервые за долгое время. Он заметил в её глазах что-то отстранённое и пугающее, в то время как она думала лишь о том, как бы ей хотелось оказаться в прошлом, с друзьями бок к боку, и болтать с ними обо всём на свете, в том числе — о Малфое и его раздражающей всех свите.
— Если тебе нравится делать меня виноватым — пожалуйста. Ты просто не можешь признать того, что твой Гарри далеко не идеален, так же как ты, я или, например, она, — он указал на Тильвию, которая с интересом наблюдала за их перепалкой. — Ты просто слепая заучка. Вот и всё.
Он и сам не заметил, как «заучка» исчезла — так всё быстро произошло. Тысячи раз обещая себе не хамить окружающим, даже если то будет Поттер или Грейнджер, он снова и снова нарушал своё обещание, делая это таким сложным — меняться. Может, эта дура и не заслуживала подобного обращения с собой. Но что он мог поделать со своими привычками?
Сам того не осознавая, он потёр запястье — место удара.
— Она тебе нравится? — вопрос девчонки, всё ещё наблюдавшей за ним, застал его врасплох. Тильвия внимательно разглядывала его выражение лица, но, получив презрительный смешок в ответ, осталась довольна. — Вот и правильно. Грязнокровки не должны тебя касаться. Они ниже нас. Так говорит мой отец.
Помолчав немного, Драко, борющийся со смешанными эмоциями, ответил:
— Думаю, тебе покажется странным мой совет, но никогда не слушай своего отца, как это делал я. Рано или поздно ты пожалеешь об этом.
Гермиона, просто отлучившаяся для разговора с Невиллом и как бы слушающая его, случайно всё услышала.
***
— Как прошло утро? — профессор Макгонагалл всегда была рада ей в своём кабинете. После того, как решение о изменении пар было приведено в действие, она взяла с девушки обещание прийти после первой встречи с Малфоем и Тильвией в её кабинет и рассказать, что нового произошло.
— Ничего особенного. Если вы о поведении Малфоя, то... оно вполне достойно самого Малфоя, — Гермиона невесело усмехнулась и, поставив сумку на пол, уселась в кресло напротив директрисы.
Они сидели вот так лишь единожды, когда Гермиона рассказывала женщине о своём желании учиться всему на свете. Тогда она и получила маховик времени в подарок за свои стремления. Теперь, сидя там, где когда-то сидел сам Дамблдор, Минерва, наверное, чувствовала себя не вполне комфортно.
— Неужели ничего не изменилось? — озабоченная женщина взмахнула палочкой, и две чашки горячего чая тут же оказались на журнальном столике прямо перед ними.
— Ничего не меняется благодаря одному лишь дуновению ветра, — буркнула в ответ девушка и поняла, что сморозила полную глупость. Говорить с директором подобным образом никто бы не позволил.
К счастью, Минерва Макгонагалл не была обычным директором.
— Да. Но от урагана может измениться многое, — Гермиона заметила, как, приближая чашку к губам, Минерва загадочно улыбнулась. Сделав небольшой глоток, она посмотрела в огонь в камине. — Ты должна понимать, что я делаю это не во зло. Я могла поставить вас в одну группу с Роном и остальными, но был ли бы от этого толк? После всего, что произошло, нужно научиться выслушивать человека, даже если с первого взгляда он совсем не тот, кого бы тебе хотелось знать и слушать. Война — это всегда тяжело. И одиноко.
— Вам приходилось ощущать это одиночество и раньше? — Гермиона в отстранении коснулась сердца, ощущая, как учащённо оно бьётся. — Вам приходилось ощущать то же, что ощущаю сейчас и я? Моя мать...
Улыбка исчезла с лица женщины, и лишь тихое «возможно» сорвалось с её губ. Она продолжала завороженно смотреть на огонь, а Гермиона, чувствуя себя совершенно лишней в этом месте, взяла чашку чая следом и вдохнула горячий, сладкий аромат волшебного чая.
Они просидели в полной тишине около десяти минут, пока где-то в дальнем углу кабинета не раздался учтивый голос портрета Альбуса Дамблдора.
— Министр Магии вызывает директора школы волшебства Хогвартс.
Профессор трансфигурации в спешке поставила чай на стол. Встав с кресла, она неопределённо махнула Гермионе рукой, мол, «этот разговор не должен касаться ушей студентов», и направилась в сторону своего рабочего стола.
Гриффиндорка тяжело вздохнула и поставила недопитый чай на стол. Похоже, ей так и не было суждено провести этот день в спокойствии.
— Профессор Макгонагалл, я так рад Вас видеть... — голос Кингсли Бруствера вывел Гермиону из замешательства. Заметив, что в кабинете есть кто-то ещё, министр магии посмотрел в сторону девушки, застывшей в неопределённой позе у самого выхода. Они встретились взглядами с бывшим мракоборцем, но, не желая оставаться здесь больше ни на минуту, Гермиона в мгновение ока выскочила из кабинета директора, сопровождая свой уход громким хлопком двери.
— Вы сообщали кому-нибудь об этом? Может, ей? — загадочно спросил Кингсли, вглядываясь в мрачное, отстранённое лицо пожилой женщины. Та в ответ лишь грустно улыбнулась и покачала головой.