Anguis ornamentum

Генерал Драко Малфой шёл по подземелью. Каждый его шаг был исполнен решимости: спина прямая, плечи расправлены, взгляд устремлён вперёд. Чёрная мантия с серебряной вышивкой струилась за ним, а дорогие кожаные сапоги с металлическими пряжками бесшумно скользили по влажному камню. На шее поблескивал медальон с эмблемой смерти.

Стены подземелья давили на него, но Малфой не замечал этого. Его бледное лицо не выражало эмоций; лишь в глубине глаз тлел холодный огонь предвкушения. Он знал, что предстоящая встреча с Тёмным Лордом будет непростой, но страха не испытывал — только мрачное удовлетворение от возможности удивить своего господина.

Чем ближе он подходил к залу аудиенций, тем сильнее становился запах власти и смерти. Наконец массивные двери, украшенные древними рунами, предстали перед ним. Он приложил к ним руку и они медленно распахнулись. Малфой переступил порог, его походка стала ещё более уверенной.

«Грейнджер — его дочь? Как такое возможно? Эта чертова грязнокровка, выскочка, которая всегда была занозой в заднице, теперь — дочь Волдеморта. Абсурд! Безумие!»

Мысли становились всё более яростными: «Как он мог? С магглой? С грязнокровкой? Это противоречит всем законам чистоты крови. Это немыслимо!»

Зал встретил генерала привычной картиной: чёрный трон, Нагайна, свернувшаяся у подножия, и Пожиратели в масках, застывшие по бокам. Но сегодня воздух был гуще обычного. Все ждали новостей. Чертовых новостей.

Малфой остановился в нескольких шагах от трона и склонил голову в почтительном поклоне.

«Колдомедики не могли ошибиться — их тесты всегда точны. Сукина Грейнджер действительно его дочь».

— Я пришёл с вестью, мой Лорд, — произнёс он спокойным голосом.

Волдеморт медленно поднял руки в жесте, будто готовясь заключить генерала в свои объятия. Его красные глаза, горящие адским пламенем, впились в лицо Малфоя, а змеиные черты губ исказились в подобии улыбки.

— Мне доложили, что ты поймал девчонку, — прошипел он, делая шаг навстречу.

— Да, мой Лорд. Как вам известно, мы нашли Грейнджер. Колдомедики уже проверили её.

Руки Малфоя сжались в кулаки, а губы задернулись в тонкую полоску. Пожиратели, стоявшие вдалеке, уставились в ожидании сведений о спутнице Поттера. Их лица были скрыты под масками, и лишь в глазах читалось нескрываемое любопытство.

— Мой Лорд, это личный разговор. Могли бы мы остаться наедине? — произнёс Малфой, стоя, как изваяние.

Волдеморт медленно склонил голову набок.

— Любопытно, — прошипел он, прорезая голосом тишину, как острый нож. — Пошли все вон! — оглушительный рев проник в сознание каждого, вынуждая Пожирателей покинуть обитель.

Один за другим начали трансгрессировать, оставляя генерала и Тёмного Лорда наедине.

— Рассказывай, Драко, не томи, — продолжил Тёмный Лорд.

— Мы действовали по разработанной схеме. Прежде чем, лишить грязнокровку магии, колдомедики взяли её кровь, чтобы выяснить, откуда она у неё проявилась... — начал рассказывать Малфой, но остановился. Повисла гнетущая тишина. Воздух сжался, затрудняя дыхание.

Драко взмахнул палочкой, и в воздухе материализовался пергамент, медленно парящий перед ними. Заклинание создало не просто документ — оно сотворило магический свиток. Тёмные чернила сами собой проступили на поверхности, складываясь в строки медицинского заключения.

Малфой протянул руку, и пергамент плавно опустился в ладонь. Он поднёс свиток к Волдеморту, но отдал его не сразу, а позволил ему зависнуть в воздухе между ними, предлагая Тёмному Лорду самому забрать эту опасную правду.

Пальцы Волдеморта медленно сомкнулись на пергаменте. Свиток излучал собственное свечение, освещая бледное змеиное лицо. Он медленно развернул заключение, и в зале повисла такая тишина, что можно было услышать, как падает каждая буква, написанная на древнем языке колдомедиков. Нагайна, свернувшаяся у трона, вскинула капюшон и издала угрожающее шипение, чувствуя надвигающуюся бурю.

— Что это значит? — прошипел Волдеморт, поднимая взгляд на Малфоя.

— Результаты шокируют, мой Лорд, — ответил Малфой.

Волдеморт резко навис над Малфоем, как дементор над своей жертвой.

— Ты лжёшь! — яростно взревел он.

— Колдомедики не могут ошибаться, мой Лорд, — возразил Драко, отступая на шаг.

В одну секунду костлявые пальцы с силой сжали виски Малфоя. Тёмный Лорд впился взглядом в его глаза, проникая в самые потаённые уголки разума, разрушая все барьеры.

Перед ними вспыхнули видения: Пустошь, безмолвный старый дом с обветшалыми стенами — Драко Малфой, с улыбкой хищника, смотрел, как его враг, оказывается в ловушке. Затем картина сменилась — они уже в лаборатории, где Грейнджер, скованная в оковы, стояла как жертва на алтаре, а главный колдомедик с безжалостным лицом произносил свой диагноз.

Каждое слово резало, как остриё ножа, проникая в самую суть его сознания. Драко ощущал, как его разум разрывается между жестокой реальностью и воспоминаниями. Тело, будто скованное заклятием, не слушалось хозяина, он оказался запертым в ментальной ловушке своего повелителя, не в силах выбраться из этой паутины.

Следующее видение обрушилось на него с яростью урагана — разгром магловской больницы в Хэмпстеде. Пожиратели разносили всё вокруг. Драко держал в руках заключение о рождении ребенка, в котором значилось имя: Мелисса Бертли. Дата: 19 сентября 1979 год.

Волдеморт, а точнее, его тень, стремительно перелистывал страницы чёрной книги, и перед Драко проносились новые образы. Он держал заключение о смерти Мелиссы Бертли от 19 сентября 1979 года. Его пальцы дрожали, охваченные не хорошим предчувствием. Он не мог отвернуться и не мог закрыть глаза. Жизненный мрачный пазл Грейнджер начал складываться.

Затем снова вспыхнули документы об удочерении из дома малюток — дата 30 сентября 1979 года выбивалась из его ума. Эти даты были необратимыми, настойчиво высекаемыми в его сознании, как заклятие, от которого нет спасения.

И последнее — обрывки мыслей: Драко шёл в зал, в голове бурлили вопросы и сомнения, одна мысль пронзала его: как Тёмный Лорд мог быть связан с магглой? Мысли, сомнения, вопросы без ответов — всё это проносилось перед ним, словно калейдоскоп кошмаров.

Волдеморт, наконец, отпустил своего верного последователя, и тот рухнул на колени, хватая ртом воздух, пытаясь вдохнуть остатки своей души после столь яростного вмешательства в его голову. Разум был опустошён, как выжженная земля, а тело дрожало от пережитого вторжения.

Темный Лорд стоял неподвижно.

— Мелисса... — Прошипел он, выходя из оцепенения, как змея, пробуждающаяся к жизни — Я сделал роковую ошибку, что не убил её тогда!

Охваченный бурей гнева, Тёмный Лорд взмахнул рукой, и Малфой, как кукла, отлетел к стене, его тело с глухим ударом стукнулось с каменной преградой. От останков его храбрости не осталось и следа; единственным свидетелем его страданий была тихая дрожь, проходившая по его щеке. Он не издал ни звука, но Тёмный Лорд прекрасно знал, какой ценой дался ему этот молчаливый протест.

— Приведи её сюда! — взревел Волдеморт.

— Будет сделано, мой Лорд, — произнёс Малфой с трудом.

Он поднялся и развернувшись, направился к выходу, чувствуя, как холодный пот, стекает по спине. Каждый шаг отдавался тяжестью в груди; ветер, прошедший сквозь разрывы его разорванной мантии, напоминал шёпот призраков.

Волдеморт остался стоять у своего трона; его глаза горели, как два адских пламени, в которых отражалась ярость и смятение. Нагайна подползла к ногам своего повелителя, издавая низкое, угрожающее шипение.

Волдеморт, погружённый в свои мрачные размышления, медленно поднял руку и провёл ею по голове Нагайны, ища утешения в прикосновении к своей верной спутнице. Змея чуть приподняла голову; её глаза заискрились в полумраке.

— Нагайна, — прошипел он, — ты знаешь, что я никогда не сомневался в своих решениях. Но сейчас... всё пошло не по плану.

На её шершавой коже пробежала дрожь, и её тихий, почти сочувствующий свист отдавался в воздухе, как предостерегающий знак.

— Эта девчонка... Она оказалась совсем не той, кем я её считал. Её биологическая мать... — он на мгновение замялся, пытаясь собрать мысли, которые стремились разбежаться, как перепуганные птицы. — Эта юная душа всё время была у меня под носом.

Змея обвила ногу своего хозяина.

— Я должен действовать осторожно, — продолжил он, — Нельзя допустить, чтобы эта информация стала известна другим.

Нагайна подняла голову и уставилась на Волдеморта с преданностью. Её шипение становилось всё более интенсивным, перенося наяву все свои мысли и чувства хозяину.

— Ты всегда была мне верна, Нагайна, — шепнул он, голос его стекал с языка, как ядовитый нектар. — Я знаю, что могу положиться на тебя.

Волдеморт взмахнул палочкой, и воздух перед ним заискрился тысячами серебристых нитей, сплетаясь в мерцающий портал. Нагайна, чаша его тьмы, почувствовав момент, плавно поднялась с пола.
С тихим, почти мелодичным шипением она начала двигаться к порталу. Когда змея достигла границы перехода, серебристые нити затрепетали, пропуская её внутрь. Она исчезла в мерцающей глубине портала.

Волдеморт, не отрывая взгляда от места, где только что была его верная спутница, прошептал древнее заклинание, и портал медленно закрылся, оставив после себя лишь лёгкое свечение в воздухе.

***
Сырые каменные стены темницы сочились влагой, создавая сплетения в виде узоров на древнем, покрытом налетом времени камне. Где-то вдалеке монотонно капала вода; её звуки эхом отражались от сводчатого потолка. В воздухе витал смрадный запах разложения, смешанный с затхлостью, перебиваемый мерзким жужжанием мух, круживших между решетками камер. За ржавыми прутьями, которые давно не видели света, виднелись жуткие останки – полуистлевшие, скривленные трупы с гниющей плотью и черными пустыми глазницами. Каждый взгляд на них напоминал о судьбе тех, кто предстал перед судом. Выбеленные временем скелеты казались не просто мертвыми, но живыми, одетыми в атласный покров страха, учитывая, что порой ветер задевал каменные кладбища, вызывая шорох, как будто они все еще бродили по этим местам, ища пути к спасению. По углам темницы шмыгали крысы; их маленькие красные глазки блестели в полумраке. Они шептались друг с другом, а когтистые лапки бесшумно скребли по камню, оставляя за собой следы, напоминающие потоки жизни, сменившейся ужасом и безнадежностью.

В самом дальнем углу, за массивной решеткой, лежала Гермиона Грейнджер. На ней была порванная рубашка, удлинившаяся от постоянных штопок, некогда белоснежная ткань теперь пропиталась грязью и потом. Она неподвижно лежала на тонкой подстилке из прелой соломы. Рядом стояла грубо сколоченная миска с мутной водой, сделанная с такой же заботой, как для бездомного животного.

Её ранее пышные волосы спутались и потемнели. Лицо, когда-то сиявшее умом и решимостью, теперь осунулось, а в глазах читалась безумная усталость. Она неподвижно смотрела в одну точку, будто там скрывалось единственное спасение, о котором она могла лишь мечтать. Каждый звук — казался намекам на её безысходность, на то, как падение в бездну действительно может быть вечным. Она потеряла не только время, но и себя, оставшись в этом отвратном месте, где надежда и сострадание стали лишь обрывками воспоминаний, затерянными среди глубоких теней.

Внезапно в подземелье раздался звук тяжелых шагов. В проеме появился Драко Малфой. Рядом с ним шел его верный приспешник — бесшумный и мрачный. Похожий на тех крыс, что бегали по подземелью.

– Вставай, полукровка! – произнес Малфой с привычной издевкой в голосе. – Темный Лорд желает видеть тебя.

Гермиона медленно подняла голову; в её глазах промелькнуло что-то похожее на отчаяние, и она не издала ни звука.

Ржавая решетка с протяжным скрипом распахнулась, разрезая вязкую тишину подземелья. Приспешник грубо схватил Гермиону за руку, рывком поднимая с соломенной подстилки. Она едва удержалась на ослабевших ногах; её тело пробрала дрожь от прикосновения грубых пальцев. Малфой молча наблюдал за происходящим со стороны. Они двинулись по узким коридорам темницы. Сырые своды сочились влагой, а под ногами хлюпала липкая жижа, в которой вязли сапоги. Гермиона пыталась сглотнуть тягучую слюну. От этого мерзкого воздуха нестерпимо першило в горле.

По извилистым лестницам они поднялись наверх и оказались в полумрачном холле. Гермиона не могла разглядеть его очертания; зрение подводило от слабости и долгого пребывания в темноте. Она едва переставляла ноги; её тело казалось чужим и непослушным.

Малфой шел впереди, а его приспешник тащил Гермиону сзади; его грубая хватка ей причиняла боль.

Из её уст вырывались бессвязные слова: «Это не может быть правдой... он не может быть моим отцом... Гарри спасет меня... Рон и Джинни...»

– Заткнись! – рявкнул приспешник, дергая её за руку так сильно, что она чуть не упала.

Они поднялись еще по одной лестнице и остановились у массивной двери. Малфой вошел внутрь один, бросив приспешнику приказ оставаться на месте. Спустя несколько мгновений дверь приоткрылась, и Гермиону грубо втащили в кабинет.

Кабинет колдомедика встретил их приглушенным светом магических светильников, отбрасывающих мягкие блики на полированные поверхности. В центре помещения располагался широкий диагностический стол, окруженный стеллажами с флаконами зелий и магическими артефактами. На стенах висели сложные диагностические приборы, тихо пощелкивающие и светящиеся разноцветными индикаторами.

Колдомедики в черных мантиях приступили к работе, не произнеся ни слова. Они окружили Гермиону. Их руки порхали, сплетая сложные диагностические чары. Воздух наполнился мерцанием лечебных заклинаний – голубоватые нити магии оплетали её тело, выправляя повреждения и восстанавливая силы.

Один колдомедик взмахнул палочкой, и вода сама собой полилась на Гермиону, очищая её тело от грязи и пота. Другой колдомедик работал над её волосами, возвращая им здоровый блеск и порядок. Третий колдомедик восстанавливал силы её истощенного организма, вливая в неё целительную энергию.

Гермиона лежала неподвижно, будто тряпичная кукла. Её взгляд был устремлен в пустоту; она не реагировала на происходящее вокруг. Казалось, её душа покинула тело, оставив лишь пустую оболочку.

Малфой выгнал приспешника резким жестом и остался наблюдать за процессом. Его взгляд скользил по её телу, запоминая каждую деталь: осунувшееся лицо, бледную кожу, хрупкие кости, выступающие под натянутой кожей.

Время от времени он подавал короткие команды колдомедикам. Его голос звучал ровно и властно, будто он руководил не лечением, а военной операцией. Колдомедики кивали и спешно выполняли его указания, понимая, что любое промедление может вызвать его недовольство.

Малфой продолжал наблюдать, его взгляд то и дело возвращался к её лицу, словно пытаясь прочесть в нем что-то, известное только ему одному.

По завершению всех манипуляций приспешник бесцеремонно подтолкнул Гермиону в спину, заставив её споткнуться о порог. Она едва удержалась на ногах, бросив испуганный взгляд на Малфоя, который невозмутимо шагал впереди. Физические силы постепенно возвращались, но разум оставался затуманенным, словно окутанным серой пеленой.

Она неотрывно смотрела ему в спину — на его идеально уложенные волосы, прямую осанку, уверенную походку... Всё это напоминало школьные годы, когда он шествовал по коридорам Хогвартса, окруженный своими последователями. При каждом шаге она ощущала тяжелое дыхание приспешника за спиной; его присутствие давило на плечи, напоминая свинцовое покрывало.

Оглядывая Малфоя, Гермиона не могла сдержать дрожь – настолько пугающими были перемены в его облике. В его движениях не осталось ни капли былой юношеской надменности, только холодная решительность и властная уверенность.

Коридоры мелькали перед глазами, сливаясь в единую серую полосу. Гермиона пыталась собрать мысли воедино, но они разбегались, как испуганные птицы. Они остановились у очередной массивной двери. Малфой резким жестом приказал приспешнику остановиться, и тот неохотно отпустил её руку. Гермиона почувствовала, как по коже пробежал холодок – не от прикосновения, а от осознания того, что сейчас произойдет.

Очередное издевательство. Лучше умереть, чем находиться в этом аду. Гарри...

Малфой открыл дверь и жестом пригласил её войти. Его движения были отточенными, почти грациозными, но в них проскользнула такая решимость, что у Гермионы перехватило дыхание.

Она переступила порог. Внешний вид очередного помещения встретил их полумраком и тяжёлым ароматом благовоний. Тёмно-коричневые панели из полированного дерева украшали стены, создавая ощущение старинной аристократической гостиной. Вдоль одной стены тянулись резные шкафы с чёрными мантиями Пожирателей, а на полках аккуратно располагались маски – символы их власти и анонимности.

Пожилая дама в строгом платье встретила их у входа. Её седые волосы были собраны в тугой пучок. А взгляд был полон спокойствия. Стало очевидно, что встреча с пожирателями для неё обыденное дело.

— Генерал Малфой, — произнесла она с лёгким поклоном. — Чем могу помочь?

Малфой ответил с неожиданной вежливостью:
— Мне нужно подобрать наряд для этой девушки. Она будет присутствовать на аудиенции у Темного Лорда.

При одной мысли об аудиенции Гермиону охватывала волна ненависти. Её тошнило от его вида, а само имя вызывало приступы омерзительной дрожи, перерастающей в животный страх. Гермиона всё ещё не могла принять эту чудовищную правду – что он её отец. Каждый раз, когда эта мысль всплывала в голове, её охватывало такое отвращение, что хотелось кричать.

Девушка оглядывалась по сторонам; её взгляд скользил по кабинету, пытаясь охватить все детали и отогнать от себя накативший ужас.

– Для начала ей нужно полностью раздеться, — женщина указала на медицинскую сорочку.

– Это возмутительно! Я не позволю... — возмутилась Гермиона.

Но Малфой уже оказался рядом. Одним резким движением он разорвал сорочку на её теле, оставив полностью голой. Пожилая дама невозмутимо начала снимать мерки, щёлкая старомодными портновскими булавками.

Неподвижный взгляд, застывший в глубине иного мира, наблюдал за изгибами хрупкой фигуры в тусклом свете факелов. Несмотря на явное истощение, сказывающееся на цвете кожи и ослаблении мускулатуры, тело Гермионы оставалось изящным и стройным, тонкие черты лица выдавили аристократическую натуру, которая была совершенно не свойственна ей. Смущённая поза и редкие взгляды в его сторону только усиливали это впечатление. Её кожа, обычно скрытая под многочисленными слоями одежды, была бледная и чистая, она напоминала мраморную статую, внезапно ожившую в лунном свете. Плечи слегка опускались, придавая осанке удивительную грацию. Грудь, хоть и не велика, обладала идеальной формой; плавные линии создавали впечатление невероятной нежности. Темные круги сосков, которые заметно напряглись от прохладного воздуха, казались безупречным акцентом на фоне молочно-белой кожи. Тонкая талия плавно переходила в изящные бёдра, а ноги, длинные и стройные, выдавали в ней дух активности и силы, несмотря на текущее истощение. Поза девушки была одновременно защищённой и уязвимой: руки слегка прикрывали грудь, а ноги находились в полусогнутом состоянии.

В этом хрупком совершенстве не было ничего вульгарного или вызывающего — только чистая природная красота, усиливающаяся от слабости, которой она страдала. Каждый изгиб её тела, каждая линия казалась выточенной искусным скульптором, создавшим истинное произведение искусства из нежной девичьей плоти.

Малфой невольно отмечал, как её волосы, обычно убранные в тугой пучок, сейчас рассыпались по плечам, создавая ореол вокруг лица. Они казались более тёмными на фоне бледной кожи.

В этой сцене было что-то неправильное, неестественное — видеть Гермиону Грейнджер, всегда такую уверенную и собранную, в таком уязвимом положении. Её смущение только усиливало впечатление от её красоты.

Гермиона чувствовала, как краска приливает к щекам. Она старалась не смотреть на него, но периодически их взгляды встречались, и каждый раз её охватывала новая волна смущения. Пожилая дама продолжала работу, не замечая напряжения между ними, методично записывая измерения в потрёпанную тетрадь.

Малфой же, казалось, наслаждался моментом: его взгляд скользил по её фигуре с неприкрытым интересом, а на губах играла едва заметная усмешка.

Обладая древними знаниями и магическими способностями, дама создала платье. Она использовала заклинания, которые позволяли ткани принимать форму и цвет, соответствующие эмоциям Гермионы.

Её движения были плавными и точными. Она водила руками над куском ткани, нашептывая слова на непонятном языке, и материал оживал: менял цвет, становился более плотным или лёгким в соответствии с её замыслом. Кружева на рукавах и вырезе возникали, сплетаясь в узоры, напоминающие паутину. Она вкладывала в платье не только свою магию, но и частицу своей магии, чтобы оно могло подчеркнуть красоту и силу обладателя, а также отразить его внутренний мир.

Пожилая дама, закончив работу, протянула ей свёрток ткани.

— Это платье, мисс, — сказала она, — создано специально для «особого случая». Оно подчеркнёт вашу красоту и силу.

Гермиона развернула ткань. Оно было глубокого чёрного цвета, длиною в пол, а кружево на рукавах и вырезе напоминало паутину.

— Оно... оно очень мрачное, — прошептала Гермиона почувствовала, как платье оживает в руках, отражая её внутренне состояние.

Дама улыбнулась и помогла ей надеть его. Когда Гермиона посмотрела в зеркало, то увидела не себя, а образ мрака и тьмы. Одеяние впитало магию, став её второй кожей.

Что за чёрт? Чёрная вдова и то будет выглядеть лучше.

Краска прилила к её щекам, но теперь это было не только смущённость от взгляда генерала, который продолжал прожигать её взглядом, но и горькое понимание своего положения. Платье казалось теперь символом её неволи и обречённости. Каждый стежок этого наряда будто обвивал её, как невидимые цепи, напоминая о том, что она должна предстать перед ним — перед Тёмным Лордом.

— Нам пора, — произнёс Малфой, жестом указывая Гермионе на дверь.

Её сердце забилось быстрее, когда она поняла, что наступает момент, которого так долго боялась. Страх и ненависть переплетались в её груди, создавая бурю эмоций, угрожающую вырваться на поверхность.

Девушка отвернулась от зеркала и направилась к двери, которую открывал Малфой, не обращая на неё внимания. Внутри неё боролись два чувства: желание сопротивляться и необходимость идти навстречу судьбе, чтобы выжить.

Её физическая оболочка немного окрепла, но внутренний голос шептал, что дух всё ещё ослаблен.

— Идем, — вновь произнёс Малфой.

Гермиона сделала шаг вперёд; каждая клеточка сопротивлялась просьбе. Однако что-то в её глазах, возможно, призрак уверенности, заставило Малфоя замереть на мгновение.

— Ты всё ещё полагаешь, что Поттер и Уизли могут прийти за тобой? — спросил он, когда они вышли в коридор. Она не ответила, но он продолжал, с ухмылкой, которая заставила её сердце сжаться:

— Смешно. Они никогда не смогут спасти тебя.

В других обстоятельствах она могла бы рассмеяться над этим сарказмом, но сейчас это звучало как правда. Она вспомнила, как часто они с Гарри и Роном выручали друг друга, как стояли плечом к плечу против несправедливости. Но сейчас Гермиона чувствовала себя покинутой в этом омерзительном месте.

Рядом с ними молча следовал приспешник. Его крысиное присутствие нагнетало атмосферу. Они спустились по извивающимся лестницам, пройдя мимо узких коридоров, ведущих их в темные дебри подземелий, направляясь в противоположную сторону от темницы. Они продолжали двигаться по темным коридорам, пересекающим однотипные мраморные залы.

Перед дверью, ведущей в главный зал, где занимал место Темный Лорд, Гермиона замерла. Её сердце колотилось, предчувствуя неизбежное. Она вспомнила облики семьи и друзей, их улыбки и тепло, вложенные в её сердце.

Малфой повернулся к ней, его выражение лица стало серьезным.

— Ты должна быть готова, — сказал он, в его голосе уже не было насмешки, только властное требование.

Сделав глубокий вдох, она продолжила идти вперед, вскидывая гордо голову, даже когда внутри бушевали эмоции. Она должна была встретиться с ним лицом к лицу.

Малфой приложил руку и дверь открылась. Темный Лорд ждал их.  Гермиона старалась сохранить спокойствие, но страх то и дело прокрадывался в её душу, заставляя тело дрожать.

— Дитя моё, ты наконец-то предстала передо мной, — произнёс Тёмный Лорд.

Малфой стоял в стороне. В его глазах мелькали искры удовлетворения. Он наслаждался моментом своего превосходства, наблюдая за страданиями Гермионы. Приспешник же, казалось, пытался стать незаметным, его голова была опущена, а плечи ссутулены, как будто он хотел исчезнуть прямо на месте.

Действительно крыса.

— Что вам нужно? — её голос дрожал, как последний лист на ветру, и в этом дрожании отразилась вся тяжесть момента.

Тёмный Лорд шагал медленно.

— О, моя дорогая девочка, ты даже не представляешь, насколько ты важна для меня, — прошептал он, его губы растянулись в язвительной усмешке. Волдеморт сделал паузу, наслаждаясь страхом, который он вызывал у девушки.

— Твои знания, твоя сила, твоя преданность... Всё это будет служить МНЕ, — его голос пронзил тишину зала, разрывая её на части.

По её спине пробежал холодок, как ледяное прикосновение, лишая её уверенности. Она знала: он не шутит, этот момент неуклонно таит в себе угрозу, от которой невозможно укрыться.

— Я никогда не стану помогать тебе, — отчеканила Гермиона, стараясь скрыть свой страх. — Ты можешь делать со мной что угодно, но я не предам своих друзей и не отступлю от своих принципов, кем бы ты мне ни приходился.

Малфой тихо усмехнулся, услышав её слова.

— Какая преданность, просто восхищает, — произнёс он с иронией. — Но знаешь ли ты, Грейнджер, что иногда ради достижения цели приходится жертвовать принципами? Иногда цена слишком высока, и кто-то должен её заплатить.

Тёмный Лорд поднял руку, и в воздухе мелькнула мгновенная вспышка магии, осветив тьму зала, как молния.

— Довольно разговоров, — его шипение переросло в рев. — Дитя моё, сейчас я покажу тебе один урок, и потом мы продолжим нашу милую родственную беседу. — С этими словами он направил свою палочку на Гермиону.

Она почувствовала, что силы покидают её тело, как мёд, который медленно вытекает из бочки: тяжелый, липкий, безысходный.

— Нет! — вскрикнула она, её отчаянный крик эхом разнесся по залу. Она пыталась сопротивляться, но было уже поздно. Заклинание круциатус окутало её, лишая возможности двигаться и говорить.

Гермиона вновь и вновь пронзала эту бездну тьмы истошным воплем, который, казалось разрывал её на части. Каждый звук — звенящий, потуга крика — пробуждала в ней резкие спазмы, словно костям и связкам был уготовлен жестокий судьбоносный удар. Мраморный пол холодно отзывался звуками её страданий. Сознание, подбираясь к краю невыносимого, играло с ней в «догонялки», ускользая в непроглядную тьму лишь для того, чтобы снова быть вырванным из её объятий. Она извивалась, как пойманная в ловушку змея, уголки уст истерически сжимались, не в силах подавить крик от невыносимой боли. В теле бушевали электрические разряды, словно молнии, разрывающие небо в громе грозы; каждое прикосновение к ауре боли вызывало леденящий ужас, пробирающийся по позвоночнику. Каждый вдох, каждая попытка вырвать себя из лап боли были мученическим усилием. Воздух, тяжелый и стеснённый, как обманчивый вихрь, накрывал её, выбивая последнюю искорку жизни из легких. Она была одинока, её крики растворились в безмолвии окружающего мира, оставляя лишь дикие отражения бесконечной агонии — мрак, который не знал ни пощады, ни конца.

Боль отступила так же неожиданно, как и пришла. Измученное тело девушки лежало по среди мраморного зала. Её сознание было спутано и совсем обессилено. Темный Лорд плавно подошёл к ней и охватил лицо своей костлявой рукой. Он заглянул в помутневшие глаза Гермионы, и проник в её разум. Обрывки воспоминаний перелистывались одно за другим: первые шаги, садик, школа, Хогвартс, вылазки с Гарри и Роном. Волдеморт просматривал каждую деталь, будто ища какую-то зацепку. Отбросив её лицо, он нервно стал расхаживать возле её тела.

— Дитя моё, твой порок — это непослушание. — прошипел он. — Но думаю, мы обуздаем твой порыв перечить мне. Пора рассказать историю твоего появления на этот свет.