Глава 9
Взгляд зеленых глаз метался по помещению, стараясь уцепиться за какую-нибудь точку.
В голове крутились ужасные догадки. Точнее, догадка.
Только о ней никто не должен узнать.
Какого черта Перси так смотрит? Почему он будто читает мысли?!
Неужели знает? Неужели министр раскрыл его тайну?
- По-моему, это Лестрейндж и Долохов. Кто же еще? - предположил рыжий старик в потрепанной мантии - Артур Уизли.
Перси на секунду прекратил сверлить взглядом сидящего напротив Гарри. Но едва Гарри смог вздохнуть спокойно, Перси вновь посмотрел на него.
- Нет-нет! - возразил глава Отдела Тайн, Кингсли Бруствер. - Разве они тогда оставили бы господина Реймонда в живых? Долохов и Лестрейндж не знают пощады. Будь это они, мы бы сейчас провожали беднягу Реймонда в последний путь...
Глава Аврората отмалчивался. Не мог он заставить себя открыть рот под строгим взглядом Перси.
- Согласен, - кивнул Уизли-младший в сторону Бруствера, - как ни прискорбно это осознавать, но, боюсь, если бы это были они, то, увы, министр не отделался бы потерей памяти...
- Вы хотели сказать "бывший министр", верно? - перебил его высокий голос мужчины, сидящего где-то в середине стола, с правой его стороны. Он имел волосы мышиного цвета и пренеприятнейшее некрасивое лицо.
Гарри поморщился: перебивший Перси, Джек Форбс, был его самой ненавистной фигурой на собраниях. Но стоило отдать ему должное - он был неглуп и прекрасно справлялся со своей работой. Глава Отдела Международного Магического Сотрудничества, он отлично умел поддерживать отличные отношения с другими странами и их представителями.
Форбс перегнулся через стол, чтобы получше видеть Перси, сидящего справа от пустующего кресла министра.
Перси молчал: да, разумеется, он еще вчера думал над этим вопросом, но то, что его задали настолько бестактно, ввело его в ступор.
За него ответил спокойный и рассудительный Кингсли, которого не так легко сбить с толку:
- Возможно, есть надежда, что в больнице Святого Мунго министра поставят на ноги. Так что не будем загадывать.
Речь его многих успокоила, возможно, это его скрытая способность - сеять среди паникующих спокойствие и уравновешенность.
Гарри до сих пор не понимал, почему в прошлый раз министром был выбран Реймонд (которого он, впрочем, тоже считал достойной фигурой), а не Бруствер.
- Но... - вновь попытался вставить свое слово Форбс, но на этот раз был перебит Гарри.
- А если нет, то, думаю, выбрать нового министра не составит труда, - решительно сказал глава Аврората и бросил многозначительный взгляд на Бруствера.
Когда собрание окончилось, Гарри подошел к Перси.
Из-за догадок, что Перси о чем-то (или даже обо всем) знает, разговаривать с ним хотелось меньше всего, но выбора не было.
Как только Гарри его окликнул, стало отчетливо ясно: последний ожидал этого.
- Перси, послушай. Мне нужно в кабинет министра, ты можешь мне его открыть?
Уизли ни капельки не удивился.
Он смерил Гарри холодным взглядом, и Гарри отметил про себя, что он, видимо, знает об их с Роном ссоре.
- Зачем тебе? - стараясь быть более-менее дружелюбным, поинтересовался Перси.
- Нужно, - отрезал Гарри, нетерпеливо притопывая ногой.
Это стало последней каплей для Уизли. Он нахмурился и зло зашипел:
- Я не знаю, что у вас с Малфоем за дела и почему ты за него поручился, но я не вижу в этом ничего хорошего. Мой ответ - нет.
После чего Перси гордо развернулся и зашагал прочь.
Гарри чувствовал себя и виноватым, и раздраженным одновременно. Хотелось и извиниться перед обоими Уизли, и в то же время отлупить этих глупцов.
Поттер сплюнул на блестящий паркет.
Впрочем, он - глава Аврората. Уж он-то найдет способ попасть туда.
***
Он проснулся поздно утром - его разбудило громкое, противное, давящее на уши карканье множества черных ворон.
Видимо, птицы решили, что он умирает, и слетелись, чтобы дождаться пира, в качестве главного блюда на котором выступал бы он сам.
Драко полулежал-полусидел, оперевшись о дерево, где-то в глубине кладбища.
Стоило ему пошевелиться, как воронье с жуткими звуками разлетелось в стороны.
Солнце неприятно слепило глаза, и Драко зажмурился. Тело затекло, мышцы ужасно ныли, будто он не спал вовсе, а всю ночь занимался тяжелым физическим трудом, совсем как глупые магглы.
Он поднялся, потянулся, потер глаза, провел рукой по взъерошенным светлым волосам.
Достал из безразмерного заколдованного кармана фляжку с водой, отпил немного, брызнул на руку немного воды, потер влажными пальцами лицо.
Теперь не до гигиены, но умирать, чувствуя запах собственного пота, абсолютно не хотелось. Да, стоило запихнуть в карман фляжку побольше.
Впрочем, применив заклятие Экскуро, Драко почувствовал себя более-менее чистым.
После всего этого он устремился взглядом вдаль.
Драко уже поставил перед собой цель - в течение недели найти Долохова и Лестрйенджа и постараться уничтожить их.
Пусть даже ценой собственной жизни.
Точнее, на это и был расчет.
Драко Малфой зачем-то решил умереть героем.
***
Когда Гарри вышел из камина, ему сразу стало ясно: его самые ужасные догадки подтвердились.
Эльфы окружили его, готовые в любой момент напасть.
А это значило лишь одно - Малфой сбежал, дабы погеройствовать. Что он сделал с Гермионой, оставалось загадкой.
- Локомотор Виббли! - поспешно произнес Гарри, взмахивая волшебной палочкой.
Бедняги домовики застыли на месте, Поттер бросился к подземелью.
Услышав лязг двери, Гермиона забилась в угол: Джерри только что ушел, а значит, это не он.
Мало ли кто мог пробраться в Мэнор, раз Малфой так просто смог покинуть его!
- Люмос, - шепнул Гарри, но его шепот в давящей тишине достиг слуха Гермионы.
- Гарри! - крикнула она, подбегая к решетке.
Надежда и радость перемешались в ее голове. Плевать было сейчас на все загадки, которые так и не выдал Малфой. Единственное, чего ей хотелось, - увидеть свет. Выбраться, черт возьми, из этого гребаного подземелья.
- Гермиона?
Когда свет от палочки Поттера ударил ее по глазам, они наполнились слезами.
Даже не от того, что Люмос ужасно слепил, а от того, что в голову врезалось одно-единственное слово, абсолютно не давая адекватно мыслить.
"Спасена!"
- Гарри, Гарри... - судорожно шептала она, сжимая в тонких пальцах стальные прутья.
Гарри возился с замком, который все никак не поддавался.
- Сейчас, сейчас, - приговаривал он, взмахивая палочкой, мысленно повторяя: "Алохомора!"
Ржавый замок скрипел, раскачивался, но не открывался. Стало явно, что Малфой наложил какие-то чары на него, видимо, ожидая, что кто-то может прийти.
Перепробовав все возможные заклинания, Гарри бросил на всхлипывающую за решеткой Гермиону полный сожаления взгляд и принялся теребить замок в руках.
Абсолютно не хотелось говорить ей, что, скорей всего, ей придется еще тут посидеть.
Пока он не поймет, как выпустить ее.
Паршивец Малфой.
- Гарри, скорее! - тем временем причитала девушка.
Грейнджер сломалась. Расклеилась, распласталась по серому бетону, наполняя холодное помещение всхлипами.
Паршивец Малфой.
Это он сломал ее. Заставил поверить ему.
И кто, скажите, после этого сумасшедший?
Мэнор. Ужасный, гадкий, ненавистный.
Притягивающий.
Она возненавидела этот особняк. И его же она возлюбила.
Она не представляла, как она сможет теперь жить в маленькой квартирке, довольствуясь объятиями Рональда.
От этих мыслей тихие всхлипывания переросли в полноценный плач.
Волна отвращения содрогнула тело, заставив прижаться еще сильнее к холодным прутьям.
Гарри бросил на подругу обеспокоенный взгляд.
Он всегда ее понимал. И теперь, кажется, понял.
И даже не попытался упрекнуть.
Опустился рядом с ее клеткой, уперся спиной в прутья.
- Прости, - тихо прошептал он.
Появилось, разрастаясь с каждой секундой, дикое желание разреветься, так же, как и Гермиона, не скрывая своих слез.
Казалось, вот-вот, еще секунда, и из его глаз тоже маленькими капельками, тонкими струйками потекут прозрачные слезы.
Но секунды шли, а он все сидел с сухими щеками, лишь тяжело вздыхая.
Возможно, пытаясь подобрать нужные слова, а возможно, вслушиваясь в ее истерику.
Гермиона и сама понимала, что сломалась.
Ведь это ненормально - вторая истерика за сутки. Где хваленая гриффиндорская выдержка?
Нет ее.
Чертов Малфой сожрал ее и даже не подавился.
Чтоб ему пусто было.
***
Кстати, о Малфое - ему действительно было пусто.
Тысячи мыслей поглощали его, не давая сконцентрироваться на поисках беглецов из Азкабана.
Солнце пекло голову, в которой то и дело всплывали образы отца, матери и паршивой грязнокровки, которую он оставил сидеть в мрачном подземелье Мэнора.
В ушах гудело. Стоило закрыть глаза хоть на секунду, как среди мутного сухого пейзажа появлялся ныне покойный Темный Лорд, взмахивающий палочкой.
Его тихий, низкий, словно шипение змеи, голос звенел в ушах вперемешку со всхлипами и мольбами матери, с проклятиями Грейнджер.
Парень тряхнул головой, отпил из фляжки и решил, что лучше продолжать поиски днем, после чего, наложив на местность заклятие невидимости, упал на месте и мгновенно уснул.
А быть может, даже потерял сознание.
***- Эй...
Всхлипы стихли. Она тяжело и прерывисто дышала.
Он сидел в той же позе, боясь повернуться и увидеть ее заплаканное лицо.
- Герм...
- Я знаю.
Дрожащий шепот.
Сама догадалась. Впрочем, неудивительно: это же Гермиона Грейнджер, черт возьми!
Умнейшая девушка.
- Это, кажется, была черная магия. Он ей владеет в совершенстве, раз смог с помощью моей палочки создать такое заклятие. - Припав к ржавой решетке, она тихо прошептала, будто сообщая какую-то страшную тайну: - Гарри, он опасен! Он очень опасен.
Поттер горько усмехнулся. Она ничего не знает.
Впрочем, как и рассчитывал Малфой, никто ничего не знает.
Лишь он, Гарри, догадывается. Даже нет, не догадывается. Гарри уверен в своей правоте.
- Не опасней, чем Долохов и Лестрейндж, - ответил он, оборачиваясь.
Геримона нахмурилась, пытаясь уловить суть сказанного.
- При чем тут они?
Ясно. Она даже газет не читала.
Малфой расчетливый мудак.
- Они сбежали.
Пальцы Поттера коснулись решетки, заскользили по пальцам Гермионы. Сейчас она поймет.
Сейчас...
Гарри заметил, как припухшие глаза расширились и она застыла в замешательстве.
Взгляд ее заметался по лицу Гарри, будто пытаясь уличить его во лжи.
Но он был честен.
Дрожащим голосом она заговорила, не сводя с друга глаз:
- Они сбежали, чтобы ему отомстить...
Совсем не вопрос. И даже не догадка.
- ...Но он решил их уничтожить сам. Так, Гарри?
- И заодно помереть.
Вообще-то, Гарри было сугубо плевать на жизнь Драко Малфоя. Им двигало лишь чувство вины.
Чего нельзя было сказать о Гермионе. Она буквально затряслась.
Гарри ее понимал.
Всегда.
Грейнджер прикрыла глаза.
Только не истерика. Только не сейчас. Не снова.
Перевела дыхание.
- Откуда ты все знаешь? Почему ты...
Она запнулась. Но продолжать не стала.
По взгляду друга прочитала, что он понял, к чему она вела.
Он ухватился за ее тонкие руки, держащиеся за решетку. Смотрел в ее глаза, будто успокаивая.
Тишину нарушил внезапный смех призраков-грязнокровок. Гарри вздрогнул, но взгляда не отвел.
Беззвучно зашевелил губами, пытаясь выдавить из себя хоть слово, но они все застревали в глотке, образуя огромный ком.
- Я обязан жизнью его матери.
Зеленое пламя вырвалось из палочки Волан-де-Морта, сопровождаемое его воплем:
- Авада Кедавра!
Свет в глазах померк, Гарри отлетел, ударился обо что-то головой. Конечности онемели от боли.
Нечто наподобие сна привиделось ему: Кингс-Кросс, окутанный туманом, отвратительное существо, оставленное умирать, Дамблдор.
А потом он ощутил чьи-то холодные пальцы на своей шее.
Он лежал, подобно трупу, не имея возможности и слова сказать, не то что пошевелиться.
Затем он почувствовал, что руки застыли на его груди, а по телу начало разливаться тепло.
Кто-то применил исцеляющую магию.
- Драко жив? Он в замке?
Он узнал этот шепот. Нарцисса Малфой. Конечно, она исцелила его, лишь чтобы узнать о сыне. Но ведь исцелила! Помогла.
Едва разжимая губы:
- Да.
Он услышал шелест ее платья. Она узнала, что хотела. Сейчас она скажет, что он жив.
Сейчас Волан-де-Морт его добьет.
Или, быть может, она сама.
Ведь она Малфой.
Сердце заколотилось часто-часто, секунды казались невыносимо длинными.
- Мертв.
Соврала. Будто дала разрешение на продолжение жизни.
Рискуя своей жизнью.
А потом это забылось. Он даже и не вспомнил об этом, когда ее вместе с семьей уволокли в Азкабан. Он не думал об этом на протяжении всех трех лет.
А потом женщина, которой он был обязан жизнью, умерла.
Сгнила в тюремной камере.
Только тогда Гарри вспомнил о ее дрожащем шепоте, о лжи, в которую она вложила всю свою силу, ведь окклюменцией она никогда не владела.
Поттер вспомнил, что за ним должок.
Вспомнил и вытащил ее единственного сына из Азкабана.
Тогда ему показалось, что он отделался, и чувство вины начало постепенно отступать. Правда, пришлось заплатить за это большую цену.
Министр не поверил в его благородный порыв. Министр Реймонд вообще был проницательной личностью.
Он пообещал отстоять Малфоя перед Визегамонтом только при одном условии - за Малфоем первое время должен следить работник Министрерства.
И работник этот - Гермиона Грейнджер.
Потому что она дорога Гарри.
Потому что Гарри не отправил бы ее на верную гибель.
И Гарри скрепя сердце согласился. Ибо это был единственный способ выплатить долг, о котором забыл.
Гермиона слушала молча, не перебивая. Только изредка ее брови приподнимались, выражая удивление. Она кусала обветренные губы, отводила взгляд.
Гарри смолк и вдохнул побольше воздуха, ожидая услышать гневную триаду от подруги. Ожидая криков, упреков, ненависти.
Но Гермиона лишь тупо смотрела в его лицо пустым взглядом.
Настолько пустым, что была похожа на изображенного в газете Малфоя, только вышедшего из Азкабана.
Гарри ждал, но молчание тянулось, как волшебные жвачки из магазина Джорджа. Поттер даже не мог сказать, какие эмоции она сейчас испытывает - на ее лице не было абсолютно ничего. Все будто стерли, как белый мел с зеленоватой доски.
Лучше бы она кричала. Тянула руки через решетку, чтобы ударить его по лицу. Пусть бы даже знать его не хотела.
Ведь он ради очищения собственной совести запер ее здесь. Наедине с сумасшедшим.
Гарри не ждал, да и не хотел, впрочем, ее понимания.
Совесть, которую он так старательно отмывал, оказалась запятнанной еще больше. На сияющей белизной совести Мальчика-который-выжил красовалось огромное черное пятно, разрастающееся все больше и больше, будто клякса на бумаге.
Только вот от кляксы на бумаге можно избавиться, применив заклятие, а для кляксы на совести этого явно было бы мало.
Гарри боялся нарушить молчание. Не смел.
И она не могла.
Наверное, даже если бы Гарри переметнулся на сторону Темного Лорда, она бы не смогла его возненавидеть. Что говорить о таком пустяке, как Малфой?
Это, скорее, было замешательство.
Но злость... Ее не было вообще.
А если по-честному, она не нарушала молчание, потому что думала о другом.
Малфой запер ее здесь, чтобы не подвергать опасности. Если бы он просто хотел, чтобы она ему не мешала, он мог запросто убить ее.
Но он не сделал этого.
Малфой.
Дурак, которому зачем-то захотелось погеройствовать.
Рассказ Гарри многое объяснил.
В голове промелькнула безумная мысль - а может, он не играл в чувства? Может, он действительно хотел ее? Может, он...
В глазах Гермионы полыхнул огонек, но тут же потух.
- Гарри! - воскликнула она, выходя из оцепенения.
Гарри вздрогнул. Он ожидал чего угодно, только не счастливой улыбки. Почему она, мать вашу, радуется? Неужто оправданию Малфоя?
Лицо Гермионы действительно засветилось счастьем. Она готова была рассмеяться: Малфой не совершил ничего отвратительного.
Глупые поступки - это да, но плохого - ничего.
Гермиона знала, точно знала, чем ознаменованы такие мысли.
Всего за месяц проживания здесь она влюбилась в злейшего врага школьных лет. Влюбилась в его иногда безумные, иногда спокойные серые глаза; в платиновые волосы, которые после Азкабана побелели еще больше - видимо, так выглядела Малфоевская седина; в бледную кожу и в сероватые мешки под глазами; в тонкие костлявые руки, в длинные изящные пальцы, в худую аристократичную фигуру, в легкую походку.
Она влюбилась и в Мэнор - даже в это мрачное подземелье, даже в рабов-эльфов.
Образ жениха окончательно выветрился из головы, только если раньше это казалось подлым и неправильным, то сейчас стало настолько естественным, что она даже не испытывала вины.
- Гарри, мы должны его спасти, пока его не убили! Гарри, ты понимаешь?
Гарри понимал.
***
- Блейз, так нельзя!
Панси пылала гневом. Казалось, еще секунда, и она начнет убивать. Огромные зеленые глаза яростно прожигали спину парня взглядом, растрепанные после сна черные, как крыло ворона, волосы торчали в разные стороны, делая ее похожей на ведьму из маггловских сказок.
Блейз повернул к ней голову и расхохотался.
- Тобой сейчас только детей пугать!
Рука Панси уже потянулась за чем-нибудь тяжелым, но ее взгляд невзначай скользнул по оголенному торсу мулата, который окончательно развернулся к ней и, не скрывая веселья, смеялся.
Панси прикусила губу, внизу живота разлилось то самое чувство, от которого она просто кидалась на Блейза, где бы они ни были: на работе в незапертом кабинете, на кухне, в туалете.
Забини перехватил ее взгляд и подмигнул, Паркинсон поспешно отвела глаза.
- Блейз, ну неужели ты думаешь...
- Да, я думаю именно так, - прервал ее улыбающийся Забини, - потому что этому ушлепку нельзя верить. Вообще никогда.
Девушка закатила глаза.
Это был уже пятый по счету лес.
В том, что эти двое прячутся в лесу, сомнений не возникало.
Правда, в каком - вопрос.
Поэтому Драко иногда забирался в маггловские дома, когда хозяев не было дома, и включал штуку, зовущуюся телевизором.
Странная хрень, но полезная.
Малфой смотрел новости, стараясь узнать, не завелись ли в каких лесах браконьеры - Долохову и Лестрейнджу ведь откуда знать, что некоторые леса у магглов хорошо защищаются и в них все отслеживается.
Он взахлеб читал газеты, надеясь увидеть сообщения о странных нападениях на людей.
Драко сидел в небольшом углублении и старался задремать.
Он не передвигался днем: днем он спал.
Бродил по лесам он под покровом ночи, надеясь столкнуться лицом к лицу с фанатичными последователями Темного Лорда.
Только вот одному черту известно, где они.
Скорее всего сидят и не высовываются, придумывая способы забраться в Мэнор и разнести там все к чертям.
Не знают ведь, что хозяин сего особняка сбежал из-под охраны им на радость.
Один хрен, даже если они вломятся туда, ничего там не обнаружат.
Даже Грейнджер: Малфой поставил защиту на подземелье от этих двоих.
И вовсе не потому, что переживал.
Потому что она могла сдать им какие-нибудь его тайны, и плевать, что она и сама ничего не знает.
Он не волновался за нее.
Не волновался.
Совсем.
...волновался, волновался, волновался...
Ну хрен с ним, волновался!
Разве это так постыдно?
Драко перевернулся на другой бок, подложил руку под голову.
Чертова грязнокровка.
В голове зазвучал, давя на виски и вызывая боль, шепот: "Рон, Драко... Пожалуйста..."
Звон разбивающегося зеркала, слезы, застывшие на щеках, отражающие в себе свет осколки, падающие на пол.
Опущенная волшебная палочка, и урод Уизли, трущий своими огромными некрасивыми лапами ее влажные щеки.
А он, Драко, стоит в стороне оцепеневший.
Один.
Худая рука как бы невзначай нащупала в кармане палочку из виноградной лозы.
Палочку грязнокровки.
Тут Драко осенило.
Палочка-то не его. И заклинания, которые он ставил в поместье, недолговечны.
А это значит, грязнокровка в опасности.
Его грязнокровка.
А Уизли пролетает: разве стонала бы она так от его рук?
Хотя кто знает. Вдруг она у каждого в руках стонет.
...нетнетнет...
Драко вдруг ярко осознал, что вряд ли когда-нибудь увидит ее еще раз.
Услышит ее шепот, ее стоны.
Либо потому, что промедлит и сумасшедшие шестерки Волан-де-Морта прикончат ее, либо потому, что успеет и они прикончат его.
Малфой улыбнулся своим мыслям: как он сразу до этого не додумался!
И все же он решил дождаться ночи.
***
- Обещаешь?
Гарри остановился и обернулся, будто надеясь разглядеть в темноте ее заплаканное лицо.
- Обещаю.
Он обещал.
Он был уверен, что сдержит обещание.
О том, что его обещание сломает окончательно Рона, Гарри как-то не подумал.
И ушел, лязгнув дверью.
Гермиона снова осталась одна в подземелье.
Через минут десять вбежал ошеломленный Джерри, крича о том, какой поганец этот хваленый Гарри Поттер: применил на них заклятие оцепенения, а они ведь всего лишь исполняли волю хозяина!
Гермиона лучезарно улыбнулась эльфу, и искаженное гневом лицо эльфа смягчилось.
- Если вы не будете мешать, то мы с Гарри спасем вашего хозяина.
- Если хозяину угодно умереть, то пусть так и будет! Не надо его спасать! - ответил Джерри серьезно.
Серьезно и хмуро. Видимо, сам не верил в то, что говорил.
Домовик просунул Гермионе обед и удалился, не желая продолжать разговор, который его неимоверно угнетал.
Девушка же за все время, которое просидела тут, пребывала в наилучшем расположении духа.
Она сама себя называла дурой, но продолжала улыбаться своим глупым мыслям, которые все не покидал Малфой.
Иногда в забитую опилками голову робко прокрадывался неуклюжий образ Рональда, но тут же вытеснялся воспоминаниями о холодных тонких пальцах, скользящих по ее телу под легкой тканью летнего платья.
Гермиона никогда не испытывала такого жуткого желания.
Что, черт его дери, сделал с ней Малфой?!
***
После разговора с Перси Рон разозлился на Гарри еще больше.
Он даже слышать о нем не хотел.
А Перси даже слышать не хотел уговоры Рона, чтобы тот открыл ему кабинет министра.
Рон все ныл и ныл, рассказывая каждому домочадцу и родственнику, как истосковался по Гермионе.
Флер, когда вместе с Биллом бывала в гостях в Норе, терпеливо выслушивала его и, параллельно поглаживая по спине и понимающе кивая, давала ванильные советы, применимые лишь к таким романтичным француженкам, как она сама.
Джордж дико хохотал, стараясь своими острыми замечаниями как можно больше ввести беднягу в краску, за что каждый раз получал подзатыльник от пузатой жены Анжелины.
Джинни фыркала, как только слышала очередную тираду Рона о том, какой Гарри подлец, а потом уходила домой и говорила мужу, что Рон на него совсем не сердится.
Молли качала головой и махала пухлой ручкой, мол, и с Гарри помиритесь, и с Гермионой наладится.
Рон думал только о себе - о том, что он всеми покинутый, о том, что его все предали.
И секунды не мог подумать о ком-то другом. Что кто-то кроме него страдает.
Он даже не пытался предположить, почему все это происходит.
И тем более не предполагал, что его невеста в огромной опасности.
Не то что бы он не видел дальше своего носа.
Он просто не хотел видеть.
Ему было и так хорошо, ведь играть роль страдальца так занимательно!
Рону все мерещилось, что его никто не воспринимает всерьез.
Он даже подумал однажды, что вообще больше не будет навещать Нору, но как только Сычик принес письмо от матери с извещением о том, что на ужин будет его любимый пирог с почками, парень тут же забрался в камин и четко выкрикнул: "Нора!" - разжимая кулак с зажатым в нем порохом.
По определению Джинни, Рон был полным идиотом.
***
Вечер вступал в свои права.
Темнота затягивала небо, прохладный ветерок играл с короткими прядями платиновых волос.
Рокот цикад, шелест листьев, хруст веточек под лапами трусливых зайцев перемешались, усыпляя слух.
Укачивая.
Теплым летним вечером, наверное, ему и суждено было умереть.
На секунду Драко засомневался: может, к черту все это?
Может, стоит забыть?
Пусть Министерство разбирается, пусть Министерство ищет!
Может, позволить себе жить?
Секунда.
Мгновение - и сомнения были отброшены в строну.
Потому что... потому что.
Малфой понимал, что если он сейчас сделает, что задумал, то отвертеться от этого вряд ли получится.
Придется идти до конца.
Совсем как мать за отцом, а этот пример довольно плачевен.
Но палочка в его руке уже была направлена в небо.
Малфой прикрыл глаза.
Картинки, быстро сменяющие друг друга, бешено заносились в голове.
Ему привиделся огромный сад, по которому он гулял вместе с матерью. Привиделись вечерние чаепития всей семьей.
Время, когда не возродился Тот, От Чьего Имени Драко Малфоя Выворачивает.
Тот, Кто Разбил Его Жизнь. Сломал.
А его последователи доломали.
Исковеркали.
Люди, по чьей вине мать потеряла красоту, здоровье и жизнь в грязной камере Азкабана, а отец повесился, не смирившись с утратой.
И снова в чертовой памяти, поцелуй ее дементор, промелькнула огромная столовая.
Он совсем маленький, а отец - большой ребенок: оборвал в саду любимые цветы мамы и вручил ей же. Нарцисса злилась всего пару минут, а потом залилась смехом.
Отец всегда был строгим и рассудительным, возможно даже - как и говорил святой Поттер - злым. Только не тогда, когда дело касалось семьи.
Драко помнил, как отец стоял на коленях перед мамой, вымаливая прощение за то, что втянул во все это - дело было после того, как над обеденным столом была убита преподавательница маггловеденья.
Он умолял собрать вещи и бежать, бежать вместе с сыном, но мать, утирая слезы, сказала, что пойдет с ним до конца.
И пошла. До конца.
До самого-самого гребаного конца!
Даже похоронена в одной могиле с ним.
Вот он. Конец.
Драко сжал челюсти. Сморгнул слезы, наворачивающиеся на глаза.
Рука, сжимающая палочку из виноградной лозы, дрогнула.
Но не от сомнений. От ненависти.
Драко был точно уверен: никакая грязнокровка Грейнджер не достойна того, чтобы он не отомстил за семью.
Никакое желание жить не заставит его передумать.
- Морсмордре.
Сначала небо будто побледнело, потом золотые искорки заиграли, создавая видимость падающих звезд.
Затем огромное пространство загорелось ярким пламенем, которое вдруг позеленело.
Огонь начал принимать форму черепа, а отдельные язычки пламени стали создавать хвост наподобие змеиного.
Спустя несколько секунд после заклинания, сказанного тихим хрипом, на полыхающем пламенем ночном небе появилась огромная, жуткая и безобразная Черная Метка.
Драко был уверен, что это их привлечет сюда.
Ждать оставалось не более десяти минут.
Малфой смотрел то на свою руку, то на небо. И там, и там отвратительно выделялось ужасающее изображение.
Мерзкое для Малфоя.
Ненавидимое им.
До чуткого слуха Гермионы, сидящей в подземелье, донеслась грязная громкая ругань.
Такой знакомый голос. Один из самых любимых голосов.
Наверное. Был когда-то.
Призраки-грязнокровки, лязгающие призрачными цепями, то ли смеялись, то ли ссорились. Попробуй разбери хоть слово из их противного кудахтанья.
Гермиона чертыхнулась, чувствуя, что сама бы казнила этих куриц, будь они живы.
Ударила себя ладонью по лбу, спрашивая себя, когда это добрая девочка успела набраться такой жестокости.
Поморщилась.
Самой стало противно.
И даже непонятно, от чего - от новой себя или от того, кто сейчас ломится в железную дверь подземелья, отменно поливая грязью Мерлина, Моргану и моля Годрика о помощи.
Дверь подалась с противным скрипом, призраки утихли, послышались тяжелые шаги.
- Гермиона, ты тут?! Гермиона!
- Рональд.
Одними губами. С примесью отвращения.
Она слишком привыкла к изысканному. К прекрасному.
Даже мрачное подземелье с обшарпанной штукатуркой выглядело более эстетичным на фоне Рона и Норы.
Гермиона ощущала себя прекрасной принцессой, сидящей в темнице.
Ждала прекрасного принца, который бы спас ее.
А вместо принца пришел орк.
- Эй! - продолжал горланить Уизли, пробираясь в темноте. - Люмос!
Кончик палочки загорелся.
Сейчас он найдет ее.
А освободить не сможет. Гарри ведь не смог, куда уж Рону.
Впрочем, она и не хотела быть освобожденной им.
Даже не из-за тысячи идиотских вопросов, на какие способен только он, но из-за самого факта спасения им от него.
Роном от Драко.
Собственно, так, как и должно быть.
Жених спасает невесту из плена у сумасшедшего.
Все как в маггловских сказках со счастливым концом, где зло погибает, а спасенная принцесса идет под венец со спасителем-принцем.
Только одна деталь не сходится: принцесса не хочет быть спасенной.
Точнее, хочет, но не женихом.
Принцессе не угодишь.
- Гермиона...
Рон бросился к решетке, разделяющей его с любимой, принялся терзать старый, связанный черной магией замок.
А Гермиона, наслаждаясь зрелищем, медленно, будто пробуя собственные слова на вкус, произнесла:
- Не откроешь. Это черная магия.
Упиваясь своим сиплым от долгого молчания голосом.
Будто ведьма, сторожащая прекрасную принцессу, говорит принцу, что ничего у него не получится.
Только злорадного смеха, подобного смеху Беллатрисы Лестрейндж, не хватало.
Смеха не было, да, но была злорадная усмешка.
Гермионе показалось, что она сама стала ненормальной. И это было так... омерзительно приятно.
Омерзительно приятно было знать, что на предплечье красуется надпись "грязнокровка", омерзительно приятно было сидеть тут, смотреть в мрачную, густую темноту, видеть долговязый силуэт Рональда, думающего наверняка, что Малфой Круциатусом ее пытал.
Гермиона испытала то, чего никогда не чувствовала.
Некая эйфория от осознания собственного сумасшествия.
От осознания того, что она не просто так тут сидит.
И что она не единственная сумасшедшая.
От ощущения, что это состояние приближает ее к Малфою.
К Малфоям.
К Мэнору.
Ко всему грязному и чистому одновременно.
Отдаляет от благородных ничтожеств, приближает к бесчестным аристократам.
Но все эти чувства, напрочь сносящие голову, затуманивающие адекватные мысли, сразу развеялись, стоило Рональду раскрыть рот.
- Что ты, я знаю как! Мне призраки, которые видели, как он тебя запирал, рассказали!
В ту же минуту послышался хлопок, замок раскололся надвое, упал на холодный бетон, гулко лязгнув; после стальные прутья решетки начали чернеть, осыпаться, а затем и вовсе оседать на пол пеплом.
Грейнджер почувствовала разочарование.
Мэнор все еще держал ее в своих объятиях, хотя она уже чувствовала себя свободной.
Мэнор нашептывал уговоры остаться, хотя она еще даже не поднялась с колен.
Она смотрела отстраненно, как первый стальной прутик черной горсткой оказался на земле.
За ним еще один, и еще один...
...потом почувствовала на плечах теплые ладони.
Даже горячие ладони.
Горячие.
Почему-то это слово совсем не грело.
Рон принялся целовать ее губы, щеки, нос, каждый сантиметр лица.
Нашептывая какие-то слова утешения.
А Гермиона испытывала лишь омерзение.
Хотелось оттолкнуть его, сбросить его руки со своих плеч, отодвинуться, убежать, запереться в Малфоевской столовой или библиотеке.
Плюнуть себе под ноги.
И заодно в душу Рону.
Вдруг сквозь сопливые слова Гермиона разобрала нечто, что заставило ее широко распахнуть глаза и вновь убедиться, что долгое время любила идиота.
"Я уже отправил сову в Министерство..."
***
- Как это понимать?
Гарри прикрыл глаза.
Как же невовремя все это, черт возьми!
Бруствер вытаскивал, доставал из Поттера правду одним взглядом. Честным, открытым взглядом.
За могучей спиной нового министра маячил Перси.
Гарри почувствовал себя подростком, которого отчитывает преподаватель.
Он, черт возьми, глава мракоборцев!
Парень развернулся и кинул через плечо, совсем неуважительно, даже с пренебрежением:
- Мне сейчас некогда. Рабочий день давно закончился, так что Вы не смеете меня задерживать, - и пошел прочь.
Рон не виноват. Рон же не знал.
Рон придурок.
Гарри тряхнул головой. Не об этом сейчас надо думать. Надо решать, куда податься в первую очередь - в Мэнор или туда, где над пустошью повисла пугающая Черная метка?
Ответ пришел незамедлительно: второй вариант. Он отменил приказ Министерства проследовать туда мракоборцам, понимая, кого они там найдут. Поэтому нужно было отправиться туда самому.
А с Гермионой ничего не случится.
Ведь с ней Рон.
Дверь Министерства захлопнулась за спиной Поттера, и он приготовился трансгрессировать.
***
Образы в голове сменяли друг друга все быстрее. Некое подобие страха охватывало.
Драко сидел на холодной земле, сжимая в руках пучки свежей ярко-зеленой травы.
Пару раз он позволил себе зевнуть: прошло почти пятнадцать минут, а их все не было.
Черная метка висела высоко-высоко над головой, привлекая к себе всеобщее внимание.
Драко был уверен, что тут же сюда слетится толпа, хотя искренне надеялся, что Долохов и Лестрейндж появятся намного раньше.
Но не было никого.
Парень лег на траву, уставился взглядом на омраченное Морсмордре небо.
Вдруг в ночной тишине, нарушаемой лишь пеньем цикад, послышался громкий хлопок, за ним еще один.
Губы растянулись в ухмылке. Он медленно поднялся под отвратительную ругань вновь прибывших.
- Давно не виделись, - весело протянул он, вынимая из кармана палочку.
Несмотря на расстояние почти в сто метров и ночную темноту, Драко видел их лица.
Грязные, обрюзгшие, желтоватые морщинистые лица.
Их поседевшие спутанные волосы, их разорванную одежду и скрытые под ней тощие, когда-то могучие тела.
Мужчины мгновенно выхватили свои палочки, направляя их в сторону Малфоя.
Тот, что крупнее, начал вещать громким басом:
- Ублюдок! Никчемная мразь! Темный Лорд бы...
Его гневный вопль был прерван смехом. Почти истерическим.
Ненормальным.
Что было дальше, описать сложно: и хохот Малфоя, и безумные восклицания Долохова были заглушены громкими звуками заклинаний.
Первый, как оказалось, решил прервать и без того короткий диалог Рудольфуса Лестрейнджа, послав Бомбардо в небо, от чего повисшая на нем Метка их покойного Лорда, громыхая подобно летней грозе, засветилась красно-бордовыми цветами и взорвалась. На миг небо полыхнуло пламенем от огромного взрыва, а стоящие на пустоши были буквально оглушены, но уже через несколько секунд волшебные палочки противников были направлены друг на друга.
Они будто безмолвно сговорились не терять времени. Каждый из них понял: кому-то из этой схватки явно не выйти живым.
- Орбис! - шепнул Малфой, направляя палочку на Лестрейнджа и отбегая к дереву.
Лестрейндж увернулся, Долохов послал ответное заклинание, пустившись вдогонку за Драко.
- Круцио! - выкрикнул он, а Рудольфус стоящий поодаль, вторя ему, направил палочку на заклинание товарища со словами:
- Магикус Экстремус!
Драко споткнулся о торчащий из земли корень и упал, заклинание миновало его, пролетев всего лишь несколько сантиметров над головой. Парень почти кувырком закатился за дерево и, высунув из-за ствола палочку, завопил:
- Барахиям Эмендо!
Долохов, бегущий впереди Лестрейнджа, распластался по земле, неистово матерясь: видимо, заклинание достигло своей цели, и кость благополучно покинула его ногу.
Лестрейндж остановился, но поняв, что Долохова ему не поднять на ноги, продолжил бег, с каждым движением все больше приближаясь к Малфою.
- Пиро!
Дерево, за которым спрятался Малфой, тут же превратилось в огонь.
Драко, вскрикнув, отскочил и, не теряя времени, вложив в собственный голос столько ненависти, на сколько только способен, закричал, направляя палочку на противника:
- Круцио!
Заклинание почти достигло своей цели, но пытающийся подняться с земли Долохов, успел выкрикнуть:
- Пэсто!
Метки на руках всех троих больно запульсировали.
Рудольфус и Антонин на секунду переглянулись, но для Драко этой секунды было вполне достаточно.
- Инферно Фламаре.
Адское пламя, вырвавшееся из палочки Грейнджер, вмиг окружило всех троих.
Горела не только сочная зеленая трава, но и сама земля, кажется, полыхала.
Драко знал, что не сможет управлять им палочкой, которая не совсем подчиняется ему, поэтому наперед знал, какой исход его ждет.
Он прекрасно понимал, что победителя в этой схватке не будет и он повторит судьбу Кребба - погибнет в вызванном самим собой Адском Пламени.
Долохов завопил: его Пламя настигло первым. Лестрейндж бросился к товарищу, но было уже поздно: волосы, одежда, а затем и тело мужчины загорались с неимоверной скоростью.
Огненный круг становился все уже.
Малфой стоял расслабленно, не чувствуя ни страха, ни разочарования. Ему казалось, что он сделал как надо, как должен был сделать.
Он никогда не отличался особым благородством и бесстрашием, но сейчас смотрел смело в серое костлявое лицо Смерти.
Огонь был уже совсем близко.
Лестрейндж метался, пытаясь трансгрессировать, но ничего не выходило: Адское Пламя не позволяло использовать магию в своих пределах.
Драко улыбнулся. Сейчас он увидит их.
Мам. Пап.
Я уже иду.
Взгляд Гермионы упирался в небо, хотя последние искорки, промелькнувшие вдалеке, уже давно осели на землю.
- Гермиона! Ты чего уставилась туда?
Поморщившись от слишком громкого голоса парня, девушка обернулась на него, тычащего пальцем в ночное небо.
Очередная волна отвращения захлестнула, и ей пришлось сцепить зубы покрепче, чтобы не ответить доброму парню грубостью.
Но сколько же ненависти, сколько новых эмоций бушевало в ней!
Она глядела, как Рон обтирал грязь с ботинков о белый бордюр, держась одной рукой за мраморную колонну.
Как негармонично он тут смотрелся со всеми своими примитивными привычками, взъерошенными рыжими волосами, наспех завязанными шнурками и грязью под ногтями!
- Ты что, ничего не понял? - наконец произнесла она, даже не глядя на парня, едва сдерживая себя, чтобы не накричать.
Уизли пристально смотрел на нее глупым, недоумевающим взглядом. Моргнув пару раз, он утер рукавом нос и покачал головой.
Гермиона фыркнула.
- Пошли, - она дернула его за рукав и потащила к огромным воротам через восхитительный сад Мэнора.
Рон поддался, поплелся за ней, поняв, что не стоит утруждать ее ответами на многочисленные вопросы, которые уже не один день крутились в его голове, не давая спать, портя настроение, заставляя думать лишь об одном, желать лишь одного.
Сад был действительно прекрасен.
Гермиона ни разу не видела его глубокой ночью и сейчас просто тихо восхищалась изумительным творением Нарциссы.
Огромная ива будто светилась изнутри, и свет этот прекрасным сиянием отражался в небольшом пруду, поросшем по краям высокой сочной травой.
Маленькими фонариками сверкали бутоны цветов; в кустарниках шуршали, скорей всего, мыши, а умные совы, покинувшие совятню на ночь, кружили над землей, стараясь поймать их.
Все здесь будто поддерживалось невидимой магией, будто Нарцисса наложила на свой сад тысячи заклятий, которые продолжали его украшать даже после ее смерти.
Сколько же души, сколько стараний было вложено в это место!
А глупый Рон, откашлявшись, плюнул в траву.
***
Драко прикрыл глаза.
Сейчас...
Вот-вот Адское Пламя коснется его спины, поглотит его.
Как Кребба.
Его сожрет собственное заклинание. Ну не иронично ли?
От Долохова уже не осталось даже пепла, крики Лестрейнджа тоже стихли.
Рука, сжатая в кулак, расслабилась, и волшебная палочка из виноградной лозы упала, покатилась и, угодив в огонь, мгновенно вспыхнула и исчезла.
Язычок пламени был уже в сантиметре от его пиджака, как Драко почувствовал сильное дуновение ветра над головой.
Выкрик какого-то неизвестного ему заклятия, а потом его бесцеремонно кто-то схватил за шиворот, поднимая вверх.
Малфою показалось, что он превратился в дешевую куклу, набитую ватой и синтепоном.
Тело стало слишком легким, отчего голова резко закружилась и виски стали ныть.
Мысли показались такими тяжелыми, что Драко вполне справедливо решил, будто череп сейчас проломится.
Кто-то кричал, называя его по фамилии, но он не мог разобрать ни слов, ни голоса.
А может, это лишь агония?
Может, это последнее, что привиделось ему в раскаленной ужасным пламенем голове?
Пересилив себя и безумную боль, он поднял голову.
Над ним было лишь идеально чистое небо без единого облака, усыпанное яркими звездами.
Но стоило ему слегка повернуться влево, как его взгляду предстало ненавистное еще с первого курса Хогвартса лицо.
Лицо смотрело на него большими выпученными зелеными глазами, кажущимися из-за очков и вовсе огромными.
Рука, держащая его за ворот рубашки, вновь потянула на себя.
Драко сам не понял, как оказался сидящим на метле, упирающимся в спину Гарри Поттера.
- Поттер, какого черта?
- Где твоя благодарность, Малфой? Я уже второй раз спасаю тебя из Адского Пламени, а ты даже спасибо не сказал! - Гарри обернулся, и Драко мог видеть его напряженное лицо.
- А тебе не приходило в голову, что я не хочу быть спасенным?
Малфой не кривил душой.
Малфой хотел умереть.
Малфой хотел быть с семьей, хотел оборвать свою жизнь.
Потому что считал ее лишь существованием.
Ничтожным. Ненужным.
Драко обернулся.
Адское Пламя было уже достаточно далеко.
Внезапно оно потухло, а через несколько мгновений Драко увидел приближающуюся точку.
Чем ближе точка подлетала, тем меньше она становилась похожа на точку.
Вскоре точка стала вырисовываться в силуэт человека на метле.
Сердце заколотилось с огромной скоростью, грозя разорвать грудную клетку, вырваться наружу, заляпав его, метлу и Поттра кровью.
- Забини... - прошептал Малфой.
Внезапно Драко ощутил это.
Ощутил, что жив.
Несмотря на то, что тело было до сих пор ватным - видимо, какое-то заклинание, примененное Поттером, еще действовало, - он ощущал его.
Он ощущал свое тело, он ощущал свои руки, ноги, голову.
Он чувствовал, как в голове бешено пульсирует, как давит виски, как слезятся глаза от сильного ветра.
Он чувствовал себя живым. По-настоящему живым.
Он хотел оказаться дома. Хотел сесть в кресло возле камина, почитать поносящий его Пророк, выпить бутылку огневиски с Блейзом и Теодором, поговорить с Панси.
Хотел, черт возьми, трахнуть Грейнджер!
Его спасали. Его хотели спасти.
Значит, он кому-то нужен.
Он нужен чертовой Грейнджер, которая, несомненно, подослала Поттера; он нужен Забини, который спешил на помощь, пусть и опоздал немного.
Таким дурацким, таким безумным показалось Драко желание умереть!
Страх охватил его: пару минут назад он был на волосок от смерти, спокойно ждал, когда Адское Пламя поглотит его, даже не пытался бороться за жизнь!
А если бы Поттер не успел? Если бы пришедший Забини увидел его догорающие кости?
Малфой зажмурился, стараясь отогнать навязчивую мысль: "А как бы Грейнджер восприняла эту смерть? Плакала бы она или смеялась?"
***
- Кажется, тут, - Гермиона огляделась, остановившись где-то в трехстах метрах от огромного особняка Малфоев, - но лучше отойти немного подальше, я не уверена, где точно это заканчивается.
Рон поплелся за ней, мысленно радуясь, что она стала приветливей.
И правда. Гермиона сама это ощущала. Стоило ей выйти за ворота Мэнора, как неимоверное отчуждение от собственного жениха начало медленно отступать.
Не то чтобы чувства вернулись, нет. Вернулась какая-то некая теплота к нему, желание улыбаться ему, касаться его плеча, чувствовать на себе его нежный взгляд.
Будто Мэнор потерял над ней власть, будто Малфой выпустил из своих крепких объятий.
От мыслей о Малфое волна смущения прошлась по щекам, делая их приятно-красноватыми.
Его губы на шее, его руки под платьем.
Его стояк, упирающийся в ее бедро.
Она чувствовала его возбуждение, его желание. Она и сама была не меньше возбуждена.
Даже нет, намного больше.
Она хотела его.
Хотела чувствовать в себе, хотела стонать под ним, на нем, стоять перед ним на коленях, лаская губами его твердый член.
Хотела чувствовать его руки на своей груди, на ягодицах, пальцы, пробирающиеся под ее мокрые трусики, язык, выводящий иероглифы на ее теле.
Она хотела...
... Но сейчас, кроме желания, она чувствовала стыд.
Перед Роном, перед самой собой.
Выйдя за ворота поместья, она сразу почувствовала легкость и свободу от Мэнора и Малфоя, почувствовала себя прежней. Но стоило вспомнить прикосновения ее сумасшедшего подопечного, как щеки стали покрываться румянцем.
Нет, происходящее там, на огромном крыльце Мэнора, между белоснежными колоннами, не было наваждением.
Разве что только чуть-чуть.
"Мэнор не любит..."
Мэнор живой. Но он не может заставить влюбиться, не может заставить испытывать неописуемое желание только от одного прикосновения.
Он может лишь подтолкнуть друг к другу.
Это не плен.
Это добровольное заточение.
- Гермиона? Мы трансгрессируем, или как? - осторожно спросил Рон, все еще боясь гнева девушки, которая вдруг оцепенела, задумавшись о чем-то.
- Да, - ответила вырванная из своих мыслей Гермиона и протянула руку, но тут же одернула ее, увидев что-то. - Смотри, Рон! - указывая в высь негромко воскликнула она. - Там что-то летит! Кто-то летит сюда!
Рон уставился в небо, всматриваясь в приближающийся силуэт.
Несколько силуэтов.
- Гарри? - неуверенно шепнула девушка, но уже через пару секунд поняла, что была права. - Рон, - потрясла она Уизли за руку, радостно улыбаясь, - это Гарри! Он летит сюда! С Малфоем! Он с Драко!
Рон почувствовал дикое раздражение.
Не было сил больше терпеть эти перемены.
Вечные гребаные перемены в ее характере.
В ее поведении.
В ее словах.
Рон думал, что смена министра поможет повлиять на ее назначение. Что больше она не обязана будет следить за ублюдком Малфоем.
А его выходка и вовсе заставила считать, что ублюдка снова упекут в Азкабан.
Что они забудут обо всем этом, что все будет как раньше.
Что она вернется к нему. Вернется в их квартиру, вновь наполнит ее уютом, заварит вкусно чай, накормит его пирогом.
Совсем не таким пирогом, как готовит его мать.
Таким, какой готовит только она.
Только Гермиона.
А она, черт побери, радостно выкрикивает его имя.
Имя ублюдка Малфоя.
Рон бросил скользящий взгляд на нее, коснулся предплечья и прежде, чем Гермиона успела осознать происходящее, трансгрессировал.
Вместе с ней.
Не оставляя ей выбора.