Часть 7
***
- Малфой, будь человеком, - сказал Забини, критически разглядывая Драко. - Не забудь сказать, что у сборной новая прекрасная форма, в которой им будет так легко играть, что они даже сами не заметят, как победят!
- Если это рекламный слоган, - огрызнулся Драко, поправляя манжеты, - то я павлин из отцовского курятника.
- А что, похож, - тут же влезла Панси. - И нечего на меня зыркать, просто кто-то относится к твоей драгоценной персоне без чрезмерного пафоса.
- Еще одно слово, Паркинсон, и финальный матч в Греции пройдет без твоего участия! - пригрозил Драко и вдруг захлопал по карманам. - Где ключ? Он же только что был тут, я его в руках держал!
- Ну вот, посмотри ты на него, - таким тоном, словно Драко в помещении вовсе и не было, сказал Блейз. - Он набрался бестолковости от Поттера, это же уму непостижимо, сколько он с ним проворковал по телефону за эту неделю! Я уж не говорю про магические монетки, и про камин. Мне кажется, я за всю свою жизнь не провел столько времени в коленно-локтевой позе, сколько в ней простоял Драко за эти дни перед камином.
- Или это спермотоксикоз, - откликнулась Панси противным голосом.
- Ну или да, - согласился Блейз. - Или одно из двух, или и то, и другое.
- Сейчас всех прокляну, - пригрозил Драко, сжимая в пальцах порт-ключ, который ему сунула Панси. - Я вас всех ненавижу, бесчувственные вы твари, никто меня не любит и не понимает...
- Тебя Поттер любит, - фыркнул Блейз. - Хотя, скорее всего, тоже не понимает.
Они с Панси заржали самым неприличным образом. Драко скривился. Вот же сволочи, небось Грейнджер и Уизли никогда не обсмеивали Поттера, сочувствовали наверняка, жалели, сподвижники гребаные.
А ему, с кем ему приходится иметь дело!
- Пора, - сказала Панси и протянула руку, чтобы взяться за порт-ключ вместе с Драко.
В этот раз финал чемпионата мира по квиддичу мало того что был отделен он полуфиналов по времени почти на месяц, так и проходил в нестандартном, хотя, конечно, освещенном традициями месте. Когда в Международной Ассоциации квиддича проходило голосование по поводу страны-хозяйки финальной игры, Греция своей горой Олимп ткнула чуть ли не в каждого из членов исполнительного комитета, и Драко, который присутствовал год назад на этом голосовании, только удивлялся, как это греки не отловили в лесах какого-нибудь зевса или аполлона, чтобы с триумфом представить его исполкому.
Зато сам он, пустив в ход зарубежные связи своего семейства, в передаче, посвященной голосованию и будущим отборочным играм, а также аналитике по поводу будущих участников плей-офф, к полному восторгу публики явил зрителями самого настоящего фавна, которого, к сожалению, по соображениям цензуры, все же пришлось укутать в тогу.
Тогу, кстати, пошил фавну все тот же Блейз, который после неслабо обогатился на продаже копий лондонским модницам.
Если честно, у самого Драко тоже была припрятана одна такая, и, собирая вещи для путешествия в Грецию, Драко даже подумывал взять ее с собой. В общем, было бы наверно как-то уместно встречать победителя в подобающем наряде. На этом месте мысли Драко пустились вскачь по греческим мифам (неадаптированное и потому крайне неприличное издание которых имелось в библиотеке Малфой-Мэнора и было изучен Драко от корки до корки еще в сопливой юности). Но потом Драко склонился к более лаконичному варианту: можно было бы прекрасно обойтись и одним лавровым венком. Точно, это было бесспорно гениальное решение - и тащить ничего с собой не надо, лавров имелось в достатке прямо на Олимпе, венок уж как-нибудь Драко сплетет собственноручно, и темно-зеленые листья отвечали всем его эстетическим запросам, не говоря уж о том, что должны были просто охуенно смотреться на светлых малфоевских волосах. Ну а если уж совсем приспичит, то можно будет обойтись и обычной простынкой.
В общем, собирался Драко со вкусом.
***
На предматчевую пресс-конференцию с командами, назначенную на день накануне финальной игры, пришлось все же отправиться в костюме. Драко расположился в сторонке от основной массы журналистов, не озаботившись даже Прыткопишущим Пером - зачем, если у Панси наготове был мощный диктофон? К тому же вопросы, как, впрочем, и ответы, были известны ему все до единого, и Драко мог бы, с незначительными вариациями, заранее воспроизвести все, что будет спрошено и отвечено во время пресс-конференции.
Основной целью его было на самом деле наконец-то увидеть Поттера, хотя бы издали.
Наконец появились обе команды: британцы вошли в зал и расселись вдоль левого края длинного стола, бразильцы - справа. Посередине, окруженный с двух сторон тренерами сборных, поместился судья матча - египтянин Хасан Мустафа, бессменный арбитр, которого Драко помнил еще по тому самому матчу перед четвертым курсом.
Сильный приступ веселья вызвал у Драко тот факт, что капитан британской сборной Маркус Флинт самолично занялся распределением мест между игроками, в результате чего Вуд оказался зажат между Алисией Спиннет и тренером, а Гарри Поттер был сослан на последнее кресло у края стола, в то время как сам Флинт уселся ровно посередине, хмуро озирая из-под насупленных бровей оживившихся журналистов.
Посыпались вопросы. Времени на пресс-конференцию было отведено всего лишь полчаса, репортеры торопились задать все свои вопросы, скороговоркой выкрикивали названия представляемых ими изданий и телеканалов, стрекотали камеры, слепили вспышки, а Драко едва-едва держал себя в руках, а на лице - соответствующее моменту серьезное выражение.
Поттер тоже был хорош: уставившись на Драко, он как-то отвлекся от пишущей братии, разулыбался и даже прослушал обращенный к нему вопрос. Но поскольку все давно привыкли к тому, что главный ловец Великобритании склонен иногда выпадать куда-то в другое пространство, все обошлось. Драко даже думал, что и переглядки их остались никем не замеченными, пока случайно не наткнулся на пристальный взгляд Вуда. Вуд сделал ему страшные глаза и так многозначительно покосился в сторону Флинта, что Драко моментально пришел в себя.
В конце концов, время вышло, и пресс-конференция завершилась. Организаторы ловко стали выпроваживать журналистов в распахнувшиеся двери, в то время как для игроков открыли два других выхода из зала.
В суматохе Драко проскользнул в нужный ему коридор, и его тут же без всякой нежности дернули за пиджак и затащили в крошечную темную нишу.
- Мерлин, ну наконец-то! - шепнул Поттер Драко в самое ухо, и немедленно сунул в это ухо горячий язык.
- Поттер!.. - вякнул было Драко, но тут Поттер бросил облизывать его ухо, обхватил лицо Драко обеими ладонями, и глаза его оказались совсем рядом с глазами Драко.
- Соскучился пиздец как! - Поттер скрипнул зубами. - Ты скучал? А ну говори, быстро!
- Да... - прошептал Драко, вдыхая поттеровский запах и мгновенно дурея.
- Хор-рош-шо, - прошипел Поттер в ответ. - Я, блядь, выиграю этот чемпионат в первые полчаса, обещаю, и пошло все нахер! Флинт, сука, за всеми следит, как коршун, почище Снейпа зыркает, заебал уже всех со своим целибатом и сублимацией сексуальной энергии... Сам уже скоро на всех бросаться начнет, дай Мерлин, Вуду удастся после игры хоть бы до раздевалки добежать... Мордред, как же я тебя хочу, Драко, ты бы знал... я тебя выебу так, что ты орать даже не сможешь, из кровати не выпущу сутки, ходить не будешь неделю...
Драко от поттеровской пошлятины немедленно поплыл, в паху потяжелело, а в ушах зазвенело тонким комариным писком.
- Поттер! - гаркнули над ухом.
Драко чуть не схлопотал инфаркт, в очередной раз. Флинт навис всей своей громадой прямо над ними, а из-за его плеча выглядывал Вуд и корчил сочувственные рожи, пока Марк не видел.
- А ну, руки прочь от Малфоя, я, кажется, понятным английским языком все объяснил! - рыкнул Флинт и за шиворот оттащил Гарри в сторону. - Малфой, ты же был ловец, должен же понимать, какого хуя вообще?.. Вон, берите пример с Вуда!
На этом неожиданном пассаже в речи Флинта Драко даже как-то позабыл злиться, а у Вуда глаза вдруг сделались красивой и необычной квадратной формы.
- Нет, ну как дети, честное слово! А ну брысь в комментаторскую! - велел напоследок Флинт.
И поволок Поттера за собой, ничуть не заботясь о том, что в комментаторской кабине Драко пока делать было ровным счетом нечего. Вуд пошел следом, ободряюще хлопнув Драко по плечу. «Потерпи», сказал он одними губами. Драко пожал плечами, поделать все равно было больше ничего нельзя.
***
Комментаторская кабинка была хоть и небольшой, но оборудованной по последнему слову магической и маггловской техник. Драко досталось великолепное место - комментаторы стран-участниц финала пользовались привилегиями. Из панорамного окна открывался прекрасный обзор на все поле, кабина находилась в одной из башен и располагалась как раз на той высоте, на которой, как правило, держались во время игры все игроки. Справа и слева от кабинки отлично просматривались кольца ворот обеих команд, стоило опустить взгляд - и прямо внизу лежало ухоженное поле, радуя глаз затейливо подстриженным газоном.
До начала игры оставалось еще пятнадцать минут, и Драко поправил наушники и микрофон, проверил связь с Панси, которая уже сидела в галерее ниже, готовясь давать Драко подсказки в случае необходимости. Чуть ниже, чтобы не закрывать обзор поля, перед Драко были установлены под наклоном три монитора, чтобы он так же мог следить за картинкой, которая шла в эфир.
А еще Драко ждал гостя. Несмотря на угар последних недель, он все же умудрялся тем не менее работать - не иначе как на автопилоте. Но с другой стороны, не за этим ли он столько лет оттачивал свой профессионализм и дрессировал команду? Не затем ли, чтобы в такой сложный момент жизни все работало на автомате без его особенного участия (Блейз сказал по этому поводу, отбросив эвфемизмы, что это такой момент в жизни Малфоя, когда на белый свет явилось его настоящая сущность отменной суки, смяв наслоения воспитания и оголив инстинкты, за что Драко, не очень-то жаловавший правду о самом себе, безжалостно шмякнул Блейза микрофоном в глаз).
Драко попил водички, одернул пиджак и поднялся, заметив, что открывается дверь. Выложившись на полную, помотав нервы всем вокруг, еще до истории с шоу «Тридцать дней с Поттером» Драко и Панси удалось договориться об участии в комментировании финального матча того, кого Поттер сменил на пьедестале лучшего ловца в мире - Виктора Крама. Крам, лет пять тому назад завершив карьеру ловца, не смог расстаться с квиддичем и, как, собственно, и ожидалось всеми экспертами и аналитиками, ушел в тренерскую деятельность. Где проявил себя ничуть не хуже, чем на метле в воздухе: команды под руководством Крама уверенно брали одну спортивную вершину за другой.
Так что компанию Драко за комментаторским пультом должен был составить самый молодой и удачливый тренер последних лет, и Драко рассчитывал на интересную беседу. Кроме того (и тут ехидное существо внутри Малфоя радостно потерло ручки), Крам иногда еще испытывал легкие трудности с английским языком, особенно в минуты волнения, поэтому Драко ожидал, что обсуждение матча пройдет с размахом - Крам славился просто-таки убийственными перлами, которые потом долго смаковала вся спортивная пресса.
Самым забавным в этом было то, что с такой восхитительной особенностью Крама не могла справиться даже его жена, и при этой мысли Драко втайне испытывал легкое мстительное удовольствие.
История женитьбы Крама в свое время тоже долго не сходила со страниц газет и глянцевых журналов. Помимо этого, колдоинтернет тогда около двух лет кипел всевозможными догадками и слухами, и, честно говоря, Драко тоже отчасти приложил к этому руку.
Ну а как было можно остаться в стороне от такой сенсации? Ведь Крам увел девушку у одного из Золотой Троицы, без пяти минут национального героя, сподвижника Избранного, друга самого великого Гарри Поттера, Рональда Уизли!
Не говоря уж о том, что уведенной девушкой была еще одна персона той же самой троицы и тоже без пяти минут героиня, имя которой не сходило с уст обожающей сплетни публики, - та самая Гермиона Грейнджер.
Разразилось все неожиданно, как говорится, ничто и не предвещало. Года через два после уничтожения Волан-де-Морта, когда всем было роздано по заслугам, Поттер как раз начинал карьеру квиддичного игрока, плюнув на предыдущие планы уйти в авроры, Уизли просто наслаждался жизнью, спустя рукава помогая братьям в магазине Волшебных Вредилок, а Драко вернулся из Франции и подвизался в «Пророке» на должности ассистента ведущего колонки светских новостей, Гермиона Грейнджер, как и всегда, упорно грызла гранит науки в одном из исследовательских отделов Министерства магии.
Понятное дело, что без них троих не обходилось ни одно благотворительное мероприятие, и Драко то и дело встречал то одного, то другого, то третьего, то вообще всех вместе. На глаза троице он старался не попадаться, тем более что к этому времени его как раз накрыло осознанием своего идиотского чувства к Поттеру, и Драко попросту прятался каждый раз, когда существовала опасность столкновения.
Однако это не мешало ему держать глаза открытыми - любители светских сплетен обожали читать про юных героев, так что Драко, хоть и издалека, но все же внимательно следил за происходящим.
Смотреть на Поттера было трудно - сердце замирало и работало с перебоями, так что большей частью Драко сосредотачивался на Уизли и Грейнджер. Уизли был прост, как соплохвост: опасен и не выдержан, но при соблюдении некоторых правил безопасности ужасно примитивен с точки зрения светской журналистики - он принимал заученные позы, с удовольствием раздавал интервью и отлично чувствовал себя в роли парадного индюка. Уже через несколько месяцев Драко даже не утруждался наблюдением - он отлично вызубрил все, что мог сказать Уизли по тому или иному поводу, и, кропая статьи, ловко конструировал незатейливые банальщины рыжего здоровяка.
Да, после победы Рон Уизли как-то резко вырос вверх и вширь, обзаведясь мощными, чуть сутулыми плечами, оброс длинными апельсиновыми патлами и обзавелся неприятной манерой покровительственно укладывать тяжеленную лапу на плечи близстоящего человека.
Нетрудно догадаться, что близстоящим человеком, как правило, оказывалась Грейнджер. Она продолжала учиться и работать, как заведенная, взяв разгон еще в Хоге, и, кажется, это начинало на ней сказываться - едва перевалив за двадцать, в том возрасте, когда в любой, даже самой запоздавшей девочке наконец начинает проглядывать молодая женщина, Грейнджер выглядела, как измученная домовуха. Драко с любопытством рассматривал ее при каждой возможности - время смыло жгучую неприязнь, а сменившиеся приоритеты уже не давали относиться к ней как к тупой грязнокровке, да и само слово это как-то выпало из лексикона Драко. Теперь она вызывала у него странную жалостливую брезгливость - и почему-то ассоциации с самим собой. С самим собой тех недавних лет, когда он еще был неспособен на самостоятельные решения, когда его несло чужой волей, когда он делал не то, что ему хотелось, а то, что от него ожидали. Хотя, если откровенно, тогда ему и не приходило в голову, что можно как-то по другому - перед ним лежал в те дни только один-единственный путь, и Драко даже не задумывался, что может быть как-то иначе.
Вот так же выглядела Гермиона Грейнджер - с потухшим взглядом и покорной обреченностью в лице. Драко иногда думал - а видит ли она это сама? Утром, когда расчесывается перед зеркалом? Вечером, раздеваясь перед сном? Днем, случайно ловя свое отражение в стекле витрин? Чем дальше, тем больше двадцатилетняя Гермиона Грейнджер неуловимо и необратимо начинала походить на свою будущую свекровь.
В общем-то, основной темой тех лет, когда заходила речь о них с Уизли, был вопрос, когда же состоится свадьба.
Было известно, что живут они вместе, в неплохой квартирке в Кенсингтоне, в магическом квартале. Грейнджер утром ходила в министерство, вечером - домой, выходные они проводили, если не было светских обязанностей, либо в Норе, либо встречаясь с друзьями.
Крам был на пике карьеры ловца и собирал лавры и визжащих поклонниц по всем столицам Европы и Америки.
А потом он приехал в Лондон, потому что его тогдашнему клубу, испанскому «Ависпас», предстояло играть товарищеский матч с «Соколами». И на приеме после игры они с Грейнджер встретились, впервые после того года, когда дурмстрангские студенты провели целый год в Хогвартсе.
Что уж там случилось на приеме, никто толком не знал, а слухов, конечно, ходило множество. Драко помнил, конечно, что еще в школе Крам пытался ухаживать за Грейнджер и что они вроде как даже вместе ходили на Рождественский бал, но, Мордред подери, с тех пор утекло так много воды...
Хотя в глубине души, учитывая собственную глупую тайну, Драко все же допускал всякие дурацкие романтические вещи вроде любви с первого взгляда. Он ни за что бы в этом не признался, да и сам, по большому счету, всегда посмеивался над такими идеями, но...
Как бы то ни было, обратно Крам не уехал. Он летал на матчи и сборы, но все остальное время проводил в Лондоне, осадив квартиру в Кенсингтоне.
Он снял жилье в соседнем доме, он оккупировал кафе напротив, сразу и напропалую подкупив весь персонал чудовищными и регулярными чаевыми, он договорился с какйо-то оранжереей, и ее владелец лично, своей собственной персоной, каждое утро привозил к подъезду Грейнджер охапки самых разнообразных цветов.
Он ходил по пятам за Грейнджер в Министерство, переманил на свою сторону ее начальника, подарив ему годичный абонемент на все игры Британской Лиги, и поэтому получил беспрепятственный доступ в Министерство в обеденный перерыв, каждый раз появляясь увешанным коробками со снедью из лучших ресторанов.
Пресса сходила с ума от восторга и предвкушения.
Рональд Уизли сходил с ума от бешенства и ревности.
Гермиона Грейнджер сходила с ума от непрошибаемой настойчивости Виктора Крама.
Фанатки болгарина сходили с ума просто так, а Драко Малфой сходил с ума от жгучего любопытства, ожидая, чем же все это в итоге завершится.
Драко, как впрочем, и еще тьма репортеров, практически переселился в Кенсингтон.
Грейнджер была тверда, как камень, отвергая все и всяческие домогательства, но Драко казалось, что ее прежде бледные щеки теперь слегка розовеют, когда в поле зрения оказывался Крам.
Крам был крупный черноволосый парень, в отличной форме, и обладал настойчивостью слепого носорога. У него был шлейф мировой славы, толпы воздыхателей и непробиваемая уверенность самца, нашедшего свою пару.
Дальше все пошло по стандартному, обкатанному в литературе и кинематографе сценарию: Уизли не выдержал и дал Краму в ухо. Прямо перед подъездом, утром, на глазах у практически вовсе не изумленной публики и обалдевшего владельца оранжереи (у Драко создалось впечатление, что тот только сейчас сообразил, в какой коварной интриге ему довелось принимать участие). Крам ответил, и в рассыпанных по улице цветах разразилась крайне живописная потасовка, окончившаяся подбитым глазом у Уизли, опухшим ухом у Крама и переездом Грейнджер в отель.
Наверное, что-то все-таки было неладно у них с Уизли, решил Драко с непонятным удовлетворением. Почему-то он сильно желал победы Краму, хотя шансы того оценивать не взялся бы - Грейнджер была из той породы женщин, которые сами маниакально портят себе жизнь, чтобы даже в старости упорно отрицать свои фатальные ошибки. Драко очень хотелось надеяться, что Уизли останется в пролете, но на Грейнджер он бы все же не поставил.
Уизли перестал появляться на публике, Грейнджер все так же ходила на работу, Крам снял осаду с Кенсингтона и встал лагерем вокруг отеля, применяя ту же саму тактику.
А потом Крам, то ли с посоветовавшись с кем-то умным, то ли поразмыслив сам, а, может быть, и вовсе не думая, а действуя только на инстинктах и интуиции, просто похитил Грейнджер.
Накануне он каким-то загадочным образом уговорил ее поужинать вместе, в процессе ужина они аппарировали прямо из отдельного кабинета в ресторане, не дождавшись десерта, и нашлись только пять дней спустя в Лас-Вегасе, пьяные, женатые и счастливые до поросячьего визга.
Помнится, Драко тогда сидел в баре, когда по экрану телевизора пошла лента экстренного сообщения, и тут же показали Крама с чумовым лицом, прижимавшего к себе за талию Грейнджер так, что, казалось, он просто-напросто держит ее навесу. У Грейнджер, пардон, теперь мадам Крам, глаза напоминали звезды перед взрывом, наблюдалась шальная, разъезжающаяся до ушей улыбка и кольцо на пальце с таким брильянтом, что им можно было пользоваться вместо якоря на какой-нибудь небольшой яхте.
Драко неожиданно для себя заорал «Да!!!», и именно тогда, ни с того ни с сего, в душе у него поселилась микроскопическая искорка придурочной надежды.
Ведь если у одной из Золотого трио получилось сломать навязанный шаблон и добыть немного личного счастья (ну или много, такими подробностями не располагали даже вездесущие светские журналисты, а Блейз тогда еще не успел добраться до формы квиддичных игроков), то, может быть, получится сломать такой шаблон и у другого?
Вот только Драко не знал тогда, как к этому подступиться.
Брак Крама и Грейнджер оказался поразительно удачным. Крам так и продолжал, как в день первого появления перед журналистами после свадьбы, носить жену на руках, как в прямом, так и в переносном смысле. Грейнджер от такого обращения очень быстро растеряла зеленую бледность в лице, задерганный взгляд и привычку жевать губы, расцвела и похорошела несказанно. Крам задаривал ее книгами, драгоценностями и машинами, по три раза в год возил в Париж, чтобы ей, не дай Мерлин, не пришлось носить вещи предыдущего сезона, не брезговал и остальными столицами моды, а также островами Карибского бассейна, пляжами Таиланда и общемировыми культурными центрами, когда требовалось сменить образ жизни на чуть более интеллектуальный.
Грейнджер продолжала активно заниматься какими-то исследованиями и благотворительностью, только теперь на фотографиях в разделах светской хроники Драко видел не усыхающую заучку, о которую с комфортом опирался бойфренд-бездельник, а ухоженную элегантную красавицу под руку с успешным мужчиной, не отягощенным какими-либо комплексами.
Иногда Драко даже завидовал Гермионе Грейнджер.