Глава VIII | Таси
«Надежда — это вещь с перьями, которая сидит в душе и поет без слов, не умолкая» — Эмили Дикинсон.
Айзек уходит. Я вновь наблюдаю за его удаляющейся фигурой, будто пытаясь осмыслить то, что только что произошло. В груди неприятно сжимается — не то от пережитого, не то от осознания, что теперь я действительно на краю пропасти. Одна, без жилья, без возможности остаться здесь. Какой же я была наивной, поверив человеку, которого едва знала.
Достав телефон, я быстро набираю сообщение Рикардо:
«Надо срочно увидеться».
Никаких подробностей, никаких намеков. Просто просьба. Быть может, мы сможем найти решение.
Я уже собираюсь уйти, но слышу свое имя. Резко оборачиваюсь и вижу Айзека. Он выглядит раздраженным, но в глазах читается что-то еще, неуловимое.
— Я тут подумал... — он закатывает глаза, будто жалея о каждом сказанном слове. — В общем, если хочешь, можешь пожить у меня.
Я открываю рот, но не нахожу слов. Внутри все переворачивается. Это... неожиданно.
— Я понимаю, это странно, — темноволосый делает тяжелый вдох. — Но возвращаться тебе некуда, а оставаться одной тоже не вариант. Выбор за тобой.
Я чувствую, как к щекам приливает жар. Конечно, он прав. Но эта ситуация кажется настолько неловкой, что хочется провалиться под землю. Смотрю на него пристально, пытаясь понять мотив его поступка. Может, ему просто стало жаль меня? Или... он сам не до конца понимает, почему делает это? И все же я киваю.
— Хорошо. — я вытираю слезы рукавом.
Айзек быстро хватает мой чемодан за ручку и резко тянет его за собой. Колесики громко скрежещут по асфальту, но он не обращает на это внимания. Время от времени он бросает на меня быстрые взгляды — сначала резкие, колючие, но потом его взгляд становится менее острым, будто он сам не понимает, зачем решил мне помочь.
Я шагаю следом, чувствуя, как напряжение между нами растягивается, словно тонкая нить, готовая порваться в любой момент.
По дороге к его квартире царит напряженная тишина. Машина движется ровно, улицы за окном мелькают, а я ловлю себя на мысли, что не знаю, что сказать. Айзек тоже молчит, но в нем чувствуется напряжение.
— Не надейся увидеть шикарные апартаменты или что-то в этом роде, ясно? — наконец произносит он. — Это убитая и захламленная однокомнатная квартирка, тусклая и совсем не презентабельная.
Кареглазый замолкает, и в его лице появляется что-то странное. Как будто раздумывает, стоит ли сказать больше.
— Такая же, как и... — Айзек запинается, бросает быстрый взгляд на меня, но тут же отворачивается. — Забудь.
Я хочу спросить, что он хотел сказать, но передумываю.
Он ничего не говорит, и я тоже молчу, когда мы двигаемся через узкие улицы, пока не подходим к старому многоквартирному дому. На фасаде видны следы времени: немного облупившаяся краска, ржавые перила, потрескавшиеся ступеньки. Айзек, не оборачиваясь, толкает входную дверь плечом и пропускает меня вперед.
Когда мы поднимаемся к его квартире, я сдерживаю дыхание. Дверь чуть скрипит, словно предупреждая, что здесь нет места уюта и теплу. Первое, что бросается в глаза — полумрак. Свет проникает сюда слабо, словно сам дом не хочет, чтобы его видели.
Внутри действительно серо и угрюмо. Это место напоминает старый черно-белый снимок, потертый временем и пылью.
Кухня и ванная крошечные, их можно было бы объединить в одну комнату — и получилась бы та же площадь, где Айзек спит. Ванная — узкий короб с тусклым зеркалом, которое идеально натерто. Кухня — старый стол, пара стульев и газовая плита, на которой стоит одинокая кастрюля. Судя по всему, готовит он редко.
Основная комната небольшая, но видно, что каждый уголок создан усилиями Айзека. Там стоит диван, явно более новый, чем все остальное. Он выглядит чистым и даже уютным, хотя совершенно крошечным. Напротив — кровать. Полка с книгами, будто пережила атомную войну. Корки потрепанные, страницы пожелтели от времени, некоторые книги выглядят так, словно прошли через десятки рук. Видно, что их читали не раз, а, возможно, перечитывали снова и снова.
Я оглядываюсь, замечая напротив окна строительную площадку. Будущий дом, пока лишь бетонный каркас, но уже можно представить, каким он станет. Под ним — детская площадка, на которой пока никого нет. Но почему-то мне кажется, что когда-нибудь здесь будут звучать детские голоса. Именно сейчас, когда я сама осталась без крыши над головой, эта мысль особенно острая.
В этом пейзаже есть что-то странно символичное, как будто сам город намекает, что все когда-то приходит в движение, что даже заброшенные места однажды наполняются жизнью.
Вопреки моим ожиданиям, квартира была аккуратной. Ничего лишнего, ни одной разбросанной вещи — все казалось на своих местах. На кухне не было грязной посуды, пол выглядел чистым, а в воздухе чувствовался запах свежевыстиранного белья. Даже книги на полке, пусть и потрепанные, были расставлены с каким-то порядком, пусть и хаотичным на первый взгляд.
Все здесь угрюмое, но в этом есть что-то особенное. Это место — отражение Айзека. И хотя он называет его убитым, я вдруг понимаю: в этом доме есть порядок, в запустении — следы заботы. Возможно, он не хочет в этом признаваться, но каждая деталь здесь имеет свое место. Как и он сам.
Я осматриваю пространство и думаю: а где я буду спать?
В голове вспыхивает образ кровати, что рассчитана на двоих, но я тут же отгоняю его. Нет. Я не собираюсь делить постель с этим человеком. Он просто знакомый. Теперь еще и сосед. Не более.
«Это ненадолго, Таси. Совсем скоро ты уйдешь отсюда», — крутится в голове мысль.
Но почему-то от нее не становится легче.
Вдруг я слышу гул. Странный, низкий. Он будто проникает сквозь стены, заполняет пространство, и в груди поднимается тревожный комок. Меня бросает в жар от непонимания. Только спустя несколько секунд осознаю: это нечто в моей сумке. Вибрация. Телефон.
Дрожащими пальцами вытаскиваю его и замечаю целую россыпь уведомлений. Куча пропущенных звонков и сообщений. Рикардо.
«Ох уж этот волнующийся Рикардо...» — невольно улыбаюсь, глядя на экран. Он всегда был таким — заботливым, немного навязчивым, но до жути родным.
— Amore, твое сообщение напугало меня! — раздается его голос, наполненный тревогой. — Что случилось?
— Я... это шутка, — пытаюсь отшутиться, но выходит неубедительно.
— Таси, это не смешно. Говори.
Я сдаюсь. Опускаю плечи, прикрываю глаза и вдыхаю глубже.
— Меня кинули. Просто... кинули, — слабо смеюсь, но в голосе слышится надлом, когда выкладываю всю ситуацию и добавляю: — Я осталась без денег. Без... крыши над головой. Без надежды.
— Милая, — голос Рикардо становится мягче, но в нем слышится напряжение, — почему же ты так рано сдалась? Нужно найти этого негодяя и принудить к ответственности!
— Не стоит, Рикардо. Это бесполезно. — Я выпускаю воздух сквозь стиснутые зубы. — Он зарылся так глубоко, что даже если полиция возьмется за это, уйдут годы, чтобы найти его. Я почему-то в этом более чем уверена. Тем более, я уже смирилась со своей ситуацией... Не стоит ворошить ее вновь.
Рикардо что-то говорит еще, но я на секунду отключаюсь от разговора, отвожу взгляд в сторону, замечая, как мимо проходит Айзек. Он молча направляется в кухню, к холодильнику, вытаскивает оттуда бутылку воды, отворачивает крышку и делает глоток. Его кадык движется вверх-вниз, свет падает на его лицо под другим углом, и на мгновение мне кажется, что я вижу его по-новому. Четче. Глубже.
— Таси? Ты меня слышишь? — голос Рикардо возвращает меня в реальность.
— Да, извини... Давай поговорим позже, хорошо?
— Обещаешь?
— Обещаю.
Я отключаюсь. Медленно подхожу к Айзеку. Он замечает меня, скользит по мне равнодушным взглядом и ставит бутылку на стол.
— Надеюсь, что мои вещи останутся нетронутыми. Не хочу, чтобы ты совала в них свой нос, — его голос сухой, будто заученная фраза, которую он произносил десятки раз.
— Больно нужны мне твои вещи, — улыбаюсь криво я, скрещивая руки на груди. — Неужели ты там клад прячешь или пару носков на все случаи жизни? Хотя... вряд ли найду что-то интереснее, чем твое лицо, когда ты ворчишь.
Я откидываюсь на руки с победной ухмылкой. Айзек закатывает глаза, собирается что-то сказать, но его перебивает звук входящего звонка. Парень мельком смотрит на экран, затем берет трубку.
— Да. — короткая пауза. — Хорошо, выезжаю.
Он прячет телефон в карман и берет куртку. Ее молния слегка поблескивает в мягком свете выглянувшего солнышка, а ткань тихо шуршит под его пальцами.
— Я должен ехать. Вернусь вечером. Надеюсь, дом останется целым и ты его не сожжешь к чертовой матери? — Айзек говорит это без тени улыбки, но я улавливаю в его голосе что-то похожее на насмешку.
Или мне хочется так думать.
— Какой из меня поджигатель? У меня нет даже спичек, — фыркаю я, шагая за ним в прихожую.
Он уже натягивает куртку, рывком поправляет воротник и ссутуливается, будто заранее готовясь к прохладному воздуху снаружи. Свет пробивается через щель в шторе, вырисовывая острые контуры его профиля.
— Тогда чувствуй себя как дома. Что ли. — его голос звучит чуть тише, словно он не привык произносить такие слова.
Он уже делает шаг к двери, когда я вдруг слышу свой собственный голос:
— Айзек...
Кареглазый замирает. Спина прямая, плечи напряжены. Не оборачивается, просто ждет.
Я сглатываю, чувствуя, как сердце бьется где-то в горле.
— Спасибо тебе, — говорю я тише. — Ты даже не представляешь, как много для меня значит то, что ты сделал.
На секунду наступает тишина. Только слабый уличный шум доносится из-за окон, и где-то вдалеке гудит мотор.
Айзек медленно вдыхает. Его плечи поднимаются, будто он собирается что-то сказать, но затем так же плавно опускаются.
Никакого ответа.
Просто шаг вперед. Тихий скрип двери. И я остаюсь в тишине, глядя ему вслед.