Глава II
1776 год
Владения Казахского Ханства
Поле, привал
Солнце нещадно раскаляло воздух, камни и землю. Светило ослепляло своим блеском так, что приходилось постоянно щурить глаза, чтобы видеть хоть что-нибудь вокруг. По полям гуляет ветер, но из-за стоящего в воздухе зноя этот ветер почти неосязаемый.
А наверху беззаботно плыли облака, беззаботно и свободно. Вот она — кочевая жизнь! Хан до безумия любил свои просторы, но больше всего он любил свой народ и свои традиции. Народ был для него превыше всего. По традиции был придуман обряд по низвержению хана, который обманул свой народ и злоупотреблял властью. Но ведь и был такой случай лишь единожды. Несмотря на это Казахстан не превозносил себя над другими народами. Да, он был не самый прогрессивный, да и зачем ему это? Доля кочевников — не успех и власть, а гордость и свобода, что он считал куда важнее этих империалистических гонок по территориям, богатству и славе. Он не захватывал территории, а осваивал их. Поля — вот его страсть. Его вольнолюбивая душа не могла устоять перед новыми просторами, не могла не устраивать набеги, с помощью которых можно было выживать.
И сейчас Казахстан сидел, любуясь дорогими душе и сердцу просторами. Сухие и жаркие степи могли и не вызвать у кого-то интереса, но Хан дышал этими просторами. И вроде бы жизнь хороша. Но в этом мире покой невозможен, когда у каждого живого существа здесь свои цели и свои взгляды на жизнь, ради которых некоторые готовы убивать. Жить миром — быть сильным духом, ведь эта участь не из лёгких. Легче всего обидеться на себя и на весь мир, начать угнетать мирных людей, чтобы самоутвердиться. Такими были монгольские и узбекские ханы, которые не давали покоя Казахстану, пытаясь установить власть над ним.
Хану было неспокойно на душе, но он знал — он в безопасности, пока ему на помощь готовы выйти российские воины. С такой сильной и величественной союзницей, как Россия, эти бандиты даже спорить не могли. Да разве сама Империя могла считать этих букашек у неё под ногами достойными сражения с ней соперниками? А вот Казахстану она решила помочь. Может, её впечатляют мирные нравы, и она их уважает? Ханство не думал об этом. Главное — факт того, что его защищают, о большем он даже не хотел размышлять.
Помимо этого недавно в России вспыхнуло восстание во главе с Пугачёвым. В Империи происходили какие-то волнения, а, значит, и изменения. Казахстан не мог не поддержать это восстание — он хотел лучшего для Империи, лучшего для себя. Новые взгляды, новые свободы... Вот только ему уже было трудно разграничивать свои желания, которые превосходили собственные интересы, и реальную пользу для самого себя. Хан уже не понимал, что думает о России больше, чем о себе самом. Он был от неё без ума, уже был готов отдать почти что всё, лишь бы знать, что она его уважает и любит. Да и она его любила, по крайней мере он так думал и верил в это. Он утверждал самому себе, что думать о России — думать о себе. Не трудно догадаться, что это означало. А Ханство уже и не находил эту закономерность крайне подозрительной. Пути назад для Казахстана уже не было.
Наслаждение Хана просторами и свободой прервал гонец.
— Бір нәрсе болып қалды ма?(1) — спросил Хан повернув голову в сторону прискакавшего гонца.
— Сізге Ресей империясының хабары бар(2), — отчеканил гонец, передав предводителю в руки письмо с российской печатью.
Казахстан сразу же решил прочитать письмо, ведь он попусту посланий от России не получал.
Дочитав письмо, Ханство выдохнул, натянув потуже колпак. Это было просто официальное приглашение во Дворец, подобные он получал и до этого. Он знал — будь там что-то важное, то императорские войска сами бы примчались к нему, без нужды в помощи казахского гонца. Императрица не считала вызов своего вассала во Дворец чем-то важным. Впрочем, Хан верил в то, что у России много дел, и ему не суждено видеть глазами её величественного тела. Они смотрели на жизнь по-разному, но казах надеялся, что она — его судьба, что она — его последняя любовь, что ему суждено быть вместе с ней до самой смерти, и на веки вечные. И как же он был прав.
Владения Российской Империи
Санкт-Петербург, Зимний Дворец
— Лукавый бы её побрал, — по просторному тронному залу, уствленному белоснежными классическими колоннами раздавался грозный голос Императрицы, — Эту Британию!..
Россия сейчас была будто сама не своя. В неистовстве она наматывала круги по красному ковру около златого трона, на фоне государственного герба. Сегодня не было никаких особенных событий и церемоний, чтобы быть здесь, но монархиню всегда притягивал её трон с лежащими рядом скипетром и державой. Она не могла насытиться своей властью, и терпеть не могла, когда кто-то пытался оспорить её могущество. Конечно, в начале своего пути Россия могла лишь покорно кланяться головушкой, чтобы Европа посчитала её за достойного члена западного общетсва. Но Россия — не жалкая подстилка из соломы, не коврик на порогах дворцов и замков европейцев, в её природе заложено жестокое доминирование, достижимое любой ценой, даже самым бесчеловечным обманом. Поэтому по началу Самодержица покорно делала то, что ей скажет Британия, всегда смеялась над её несмешными шутками. И ради достижения своей цели ей даже придётся отвернуться от Франции, дабы задобрить Британию. Однако сейчас, после полученного с помощью Европы опыта и прогресса, почувствовав вкус власти, наследница русского престола не могла остановиться на достигнутом. Теперь ей нужно было утереть нос этим зазнавшимся представителям Запада. Особенно Британии. Уж слишком напрягают Россию аппетиты англичанки, уж слишком её саму гложет зависть по отношению к площади в тридцать миллионов квадратных километров этой женщины. Эта нахалка позволила говорить что-то про власть в Южной и Центральной Азии! Пора проявить амбиции и инициативу, пора уже брать Азию под своё влияние, и неважно, какой ценой. Пора показать Британии и всему миру, кто главенствует на азиатских землях.
По мраморному полу скользнуло отражение стражника, стучащего каблуками своих штиблетов.
— Дозвольте доложить, Ваше Святейшество. Казахское Ханство прибыл и ожидает Вашего приёма.
Императрица обернулась на источник эха, которое прервало раздумия России. Та ухмыльнулась и с прищуренным взглядом твёрдо сказала:
— Да начнётся Большая Игра...
Золотые люстры встретили казахского предводителя с особым торжеством, блистая на солнце, лучи которого сочились тонкими медовыми струями из позолоченных оконных рам. Здесь всё всегда было максимально роскошным, и в то же время гостеприимным.
Хан, войдя в зал, сразу же направился вперёд — к трону, где и восседала Самодержица. Зачем она это делала? Вероятно, ей было выгодно подчеркнуть свою власть и своё могущество в этот момент.
Казахстан, почти будто подлетев к трону, снял колпак и склонил свою голову.
— Я здесь, моя Госпожа, — покорно заговорил Хан, — Что-то случилось?
Выражение лица России в этот же миг изменилось. Она спрятала свой оскал, прикрыв его пухлыми губами, налитыми алой краской, словно спелая вишня, а глаз её перестал сверкать хищной синевой.
— Ах, любовь моя...
Императрица нарочито отвечала Ханству с лаской, на возвышенной интонации. Голос её словно ступал по златой лестнице, ведущей в бескрайние небеса, казалось, будто с каждым новым словом он поднимался всё выше и выше и не собирался опускаться. В её нежном тембре можно было искупаться, словно в райском источнике. В нём можно было и утонуть. Нужно.
— Я позвала тебя сюда, чтобы серьёзно поговорить с тобой...
Хан поднял голову и испуганно взглянул снизу вверх на свою покровительницу. Та, несмотря на все милости, всё же сидела сейчас над ним, прямо на своём троне, в своём малахитовом парадном мундире с шитыми золотом эполетами, с позолоченными застёжками на груди и большим кушаком в виде двухглавого орла, а её ступни в плотных и начищенных до блеска штиблетах вместе с каблуками утопали в багряном бархате царской кушетки, на которой и положено быть императорским ступням, когда монархиня находится на троне. Ей не хватало только скипетра и державы в руках, да короны на голове.
Казахстан понял, к чему ведёт разговор Россия. Пугачёв. Ведь Хан решил поддержать это восстание, которое могло значительно пошатнуть весь российский государственный строй, что явно противоречило интересам Императрицы. И она явно бы не одобрила такой поступок своего вассала. Но несмотря на всю строгость обстановки, Россия не была настроена агрессивно.
Конечно, ведь вовсе не приступы неконтролируемой агрессии красят истинную хищницу.
— Наверно, ты уже и сам догадался, о чём именно я собралась с тобой говорить. Несомненно, это касается Пугачёва... Меня не интересуют твои мотивы, твои причины, по которым ты поддержал его, ты ведь всё равно сейчас будешь их скрывать, начнёшь сразу же всё отрицать... — Самодержица демонстративно бросила грустный взгляд в окно, будто замыкаясь в этот момент в себе самой, обнажая свою обиду и страшные подозрения, хоть те и были наиграны только для того, чтобы надавить на Ханство.
Но, естественно, так и было задумано.
— А вырвав бы этот... варвар победу, прирезав бы он меня... — Россия нагнетала, чуть ли не срываясь, погрузившись в свои иллюзорные страхи, но её тревога внезапно исчезла, а голос, как и взор её, опустел, — Ты бы даже не стал оправдываться, потому что не было бы, перед кем...
Империя замолкла, а Хан замер. В этот же момент девушка прикрыла рот рукой, а по её щекам потекли холодные лживые слёзы, которые, словно стекло, с пустым звоном разбивались о ледяной мраморный пол.
— Н-Нет, вовсе нет! — воскликнул Ханство.
Казахстан, как действительно честный вассал и самый верный любовник, должен был оскорбиться этими словами и столь громким заявлением. Но когда Россия начала проливать слёзы, он просто уже не мог винить бедную девушку. Он её любил, а значит, и был готов в эту же минуту бессознательно взять всю вину на себя.
"Много шума из ничего. Какая глупость..." — думала Императрица, ухмыляясь. Не зря она прикрыла рот, ведь знала, что не сможет не выдать себя в этот момент.
— Я лишь хотел, чтобы тебе было лучше, чтоб в твой стране лучше жилось, чтобы народ радовался! — стал утешать Казахстан свою госпожу.
— Так значит, ты мною заинтересован? — внезапно и живо спросила Россия.
— Н-ну естественно... — немного опешил казах.
— Ты и вправду... хочешь сделать меня лучше?
— Конечно.
— Тогда...
Императрица медленно поднялась с трона и подошла к вассалу, взяв его на руки. Она вернулась обратно на трон и посадила предводителя казахского народа себе на колени.
— Пообещай мне, что ты будешь мне верен до самого конца и приложишь все усилия, чтобы помочь мне стать лучше, какой бы цены это ни стоило, — Россия очаровывала своим голосом, будто усыпляя бдительность, и в то же время вызывая максимальное доверие.
— Обещаю... — увлечённо говорил Казахстан.
— Клянёшься?
— Клянусь.
— И чем же?.. — лукаво спросила монархиня, а голос её становился всё глубже, обретая низкие обертоны.
— Всем. И телом, и душой... — покорно отвечал казах.
— И даже самым дорогим что у тебя есть... — покровительница пристально глядела сквозь глаза в саму душу своего вассала, пронзая её своим величием.
Не отрывая от него глаза, она приподносила Хана на своих ладонях всё ближе и ближе к своему лицу.
— ...И традициями, и народом... — вторил ей мужчина, будто уже не отвечая, а продолжая её же слова.
— Да будет так. — улыбнулась Империя.
— Да... — уже почти шёпотом говорил Хан.
В повисшей в воздухе тишине, не говоря ни единого слова, Казахстан прильнул всем лицом к горячим губам своей покровительницы. Он прикоснулся к её губам своими. Его губы были холодные и жёсткие, потому что они почти что всегда были обветрены, а её губы были гладкие и мягкие, словно подушки с пошитыми атласом наволочками, на которых она спала — она не могла позволить себе лишний раз обветрить губы, быть неидельной. Да, Хан знал, что он — не первый, кто удостоился чести коснуться губ русской наследницы и поцеловать их. Он знал, что до этого было немало таких как он, и тех, кто ничтожнее него. А ведь были и те, с которыми он и сравнить себя не мог — Пруссия и даже сам Франция. Но его это не беспокоило. Он был уверен, что будет последним, кто будет касаться этих губ. Да, это и будет так, будет только вплоть до его смерти.
Ханство медленно отпрянул от Империи. Он спустился к ней на колени. Самодержица молча подала ему свою тонкую руку. Мужчина, стоя на коленях и закрыв глаза, поцеловал сначала руку, а затем кольцо Императрицы.
Россия опустила Казахстан обратно на холодный мрамор.
— Ты можешь идти... — прервала молчание Россия.
Хан шёл спиной вперёд, так как до последнего не мог оторвать взгляда от своей любимой. Да, никакой правитель не позволит себе такой глупой выходки на официальной встречи. Но эта встреча была для него особенной, как и эта правительница, к которой он пришёл на аудиенцию.
— Мы... теперь всегда будем вместе? — улыбался Казахстан.
— Ну конечно, — отвечала девушка, — Только я не смогу быть с тобой рядом, но не печалься. Жди у себя моих гостей. Они точно помогут тебе почувствовать, что я рядом.
Казахское Ханство вышел за порог тронного зала Дворца, а Россия тут же начала жадно облизывать свои губы. Она делала это страстно, ненасытно, покусывая свои губы и пытаясь впитать языком вкус от губ Казахстана. Надолго этого вкуса ей не хватило, этого ей было катастрофически мало. В этот же момент у Императрицы жестоко свело желудок, будто выворачивая его наизнанку. Мимолётный вкус Казахстана на языке раззадорил аппетит и встревожил территориальный голод. Даже съев целого медведя, которого она сама застрелила на охоте, она бы не смогла заглушить этот голод — этот голод был особенный и беспощадный. Самодержица вцепилась в мягкий бархат трона, пытаясь успокоить этот порыв. Но ей нравилось. Именно из-за этой прожорливости она до сих пор не съела Казахское Ханство, ведь вместе с ним она могла урвать побольше добычи — тех самых узбеков и монголов, которые не давали казаху покоя. Введя свои войска, косвенно, под маской защиты Казахстана, она ослабила враждебных кочевников, а потом, когда придёт время, она сможет проглотить разом и Казахское, и Кокандское Ханства, и Бухарский Эмират.
"Нужно терпеть... Ещё слишком рано..." — успокаивала себя Россия.
Императрица, выдохнув, издала томный стон. Единственный способ контроля территориального голода — обещание самой себе съесть ещё больше, но нужно лишь подождать. И только золотые двухглавые орлы печально глядели с позолоченных люстр. Они знали — скоро быть очередной коварной экспансии.
Сколько таких они уже видели своими янтарными глазами здесь, в тронном зале, а уж сколько криков предсмертного ужаса и стонов безграничного удовольствия слышали орлы ушами-стенами по всему Дворцу — и не счесть.
Ремарки:
(1) — Что-то случилось?
(2) — Вам послание от Российской Империи.
У меня есть один единственный арт-иллюстрация к этой истории, который был вдохновлён как раз-таки второй, этой главой. Поэтому именно под этой главой я кидаю полный арт
