Глава 11
Той ночью, хотя снегопад прекратился, за окнами завывал шторм. Холодный ветер шуршал снегом во дворе и заставлял дребезжать оконную бумагу.
Главный зал и восточный боковой зал дворца Минлуань были соединены с дилуном, который уже разожгли несколько дней назад, поэтому здесь было очень тепло. Цзюнь Линхуань была напугана воющим ветром и настояла, чтобы Цзюнь Хуайлан сопровождал ее и рассказывал ей истории.
Но Цзюнь Хуайлан был немного озабочен. Он несколько раз подумал о сегодняшней ненормальности Дяньцуй, и его сердце забилось быстрее. Согласно характеру супруги Шу, хотя внешне она была властной, она редко создавала трудности другим. Она редко вмешивалась в большие или малые дела, оставляя всё на усмотрение Дяньцуй.
Тогда что, если Дяньцуй приняла решение без разрешения и совершила какие-то злые поступки от ее имени?
Тогда другие люди враждовали бы с супругой Шу. Дяньцуй была всего лишь служанкой, и если бы случались какие-либо разногласия или ненависть, люди вспоминали бы только супругу Шу и возлагали на нее ответственность.
Думая о странной смерти супруги Шу в прошлой жизни, Цзюнь Хуайлан не мог усидеть на месте.
Кроме того, сегодня было действительно холодно. Хотя в их зале горел дилун, холодный ветер все еще проникал через щели в окнах и приносил с собой следы пробирающего до костей холода.
Цзюнь Хуайлан не мог забыть тонкую одежду Сюэ Яня и жалкое количество багажа в руках маленького евнуха, который следовал за ним.
Цзюнь Хуайлан начал борьбу с самим собой в своем сердце.
В этот момент Цзюнь Линхуань потрясла его за руку и спросила:
— Гэгэ, что было дальше?
Цзюнь Хуайлан был захвачен врасплох.
— Что?
— Ученый встретил демона-змею по пути на императорский экзамен. Что произошло дальше?
Цзюнь Хуайлан понял, что неосознанно остановился на середине рассказа. Он тихо извинился:
— Извини, твой брат сегодня немного рассеян. Говорили, что по дороге ученый попал в сильный ливень и оказался в ловушке на лодке...
Цзюнь Линхуань заговорила и тихим голосом спросила:
— О чем ты думаешь?
Как только Цзюнь Хуайлан опустил голову, он встретился с этими ясными глазами и больше не мог скрывать своего беспокойства. На сердце у него было тяжело, чувствуя, что его мягкосердечные мысли были слишком недостойны из-за унижения, которые Цзюнь Линхуань перенесла в его прошлой жизни.
— Я только что подумал о том, чтобы пойти в западный зал и повидаться с гэгэ, который только что переехал, — прошептал он.
Цзюнь Линхуань логично рассудила:
— Тогда тебе следует пойти. Я слышала, как служанки два дня назад говорили, что дилун в западном зале сломан и внутри очень холодно. Они чистили его два дня и получили обморожения рук.
Цзюнь Хуайлан сделал паузу и прошептал:
— Но он плохой человек.
Цзюнь Линхуань нервно спросила:
— Какие плохие вещи он совершил?
Цзюнь Хуайлан был не в состоянии ответить. Он сделал паузу на мгновение и честно ответил:
— Хотя он еще не сделал ничего плохого, он будет делать плохие вещи в будущем, — и добавил, — Он будет делать очень плохие вещи.
Цзюнь Линхуань никогда не сомневалась в Цзюнь Хуайлане. Она издала протяжное “о”, но начала напряженно размышлять над этим вопросом. После долгих размышлений она все еще не могла понять этого.
— Если он не родился плохим человеком, почему он стал плохим?
Потому что все в мире боялись его, хотели, чтобы он умер, и жестоко обращались с ним из-за предсказания.
Цзюнь Хуайлан не мог этого сказать. Спустя долгое время он так и не ответил на вопрос Цзюнь Линхуань. Вместо этого он спросил:
— Линхуань, что, если в будущем у него будет вражда с твоим старшим братом?
Цзюнь Линхуань была поставлена в тупик. Немного подумав, она наконец спросила:
— Разве ты не можешь не враждовать с ним?
— Но твой брат нуждается в мести, — сказал Цзюнь Хуайлан.
Цзюнь Линхуань рассмеялась и сказала:
— Гэгэ, разве ты не говорил, что вражда будет в будущем? Как ты можешь отомстить за будущую вражду сейчас?
Цзюнь Хуайлан сделал паузу. Он должен был признать, что Цзюнь Линхуань была права. Каким бы жестоким ни был Сюэ Янь в его предыдущей жизни, он ничего не сделал в этой жизни.
Цзюнь Линхуань внезапно протянула руку и дернула его за подол одежды.
— По сравнению с местью, Линхуань просто хочет, чтобы ты был в безопасности, — сказала она. — Если он плохой человек, Гэгэ просто не следует его провоцировать, хорошо?
Затем он увидел, как Цзюнь Линхуань надулась, и тихо пробормотал:
— Как твой брат может сражаться с плохими парнями? Что, если надо мной будут издеваться?
Вопрос, который все это время тяготил его разум, казалось, медленно таял.
Действительно, события предыдущей жизни еще не произошли. Если бы он пошел против своей собственной природы и продолжал противостоять Сюэ Яню, продолжал равнодушно наблюдать за его страданиями, Цзюнь Хуайлан вместо этого начал бы вражду. До тех пор, пока Цзюнь Хуайлан не сможет убить его, Сюэ Янь неизбежно восстанет, как в предыдущей жизни. Когда придет время, семье Цзюнь все равно грозит уничтожение.
По сравнению с запутанной кармой предыдущей жизни, в этой защита его семьи была самой важной вещью.
Теперь, если бы он позволил, чтобы с Сюэ Янем жестоко обращались в этом месте, тем, кто в конце концов испытал бы ненависть Сюэ Яня, была бы супруга Шу. Если смерть супруги Шу в предыдущей жизни была связана с Сюэ Янем, Цзюнь Хуайлан не был уверен, что сможет остановить Сюэ Яня в этой жизни. Тогда позволить Сюэ Яню страдать означало также допустить будущую смерть супруги Шу.
Цзюнь Хуайлан сел.
— Линхуань, подожди здесь своего брата, хорошо? — сказал Цзюнь Хуайлан. — Я пойду посмотрю.
Цзюнь Линхуань послушно кивнула.
Цзюнь Хуайлан встал и надел тяжелое пальто. Он попросил горничную принести ему фонарь и вышел один.
Как только дверь открылась, порыв холодного ветра, несущий снег, ударил ему в лицо, подняв длинные волосы и плащ Цзюнь Хуайлана, заставив его дрожать от холода.
— Молодой господин, уже так поздно. Куда вы идете? — Фуйи, который ждал в коридоре, поспешил поприветствовать его.
— Я иду в западный зал взглянуть, — спокойно сказал Цзюнь Хуайлан. — Я пойду один, не нужно следовать за мной.
Фуйи был немного обеспокоен, но, услышав, что он не покидает двор, у него не было выбора, кроме как согласиться. Он быстро принес резную серебряную грелку для рук* и вложил ее в руку Цзюнь Хуайлана.
[*маленькие горшочки из металла или фарфора, в которых горели угли и которые предназначались для согревания рук https://imgur.com/gallery/F4QOAYw ]
Цзюнь Хуайлан увидел, что декоративный дизайн грелки для рук был изысканным и уникальным, им явно пользовались женщины. Он поднял руку и хотел вернуть её, но Фуйи отказался и сказал:
— Молодой господин, возьмите! На улице так холодно, что я буду делать, если вы заболеете!
У Цзюнь Хуайлана не было выбора. Держа фонарь в одной руке и грелку в другой, защищаясь от холодного ветра, Цзюнь Хуайлан направился в западный зал.
Супруга Шу уже заснула в главном зале. Все огни в комнате были погашены, и во дворе царила кромешная тьма. В западном зале тоже было темно, не было видно ни единого огонька.
Сюэ Янь уже спал?
Цзюнь Хуайлан подумал про себя, что если Сюэ Янь уже спит, это избавит его от некоторой неловкости. Завтра он мог бы спросить главного евнуха, чего не хватает, и предоставить это. При этом Цзюнь Хуайлан и Сюэ Янь могли считать себя одной семьей, живущей в гармонии.
Только когда Цзюнь Хуайлан подошел ближе, он увидел ситуацию.
Сюэ Янь жил в комнате в самом дальнем углу западного зала. Дверь выглядела тонкой, а окна не закрывались должным образом. В прошлом здесь находился небольшой склад, но из-за неплотно закрывающейся двери вещи всегда пропадали. Дяньцуй распорядилась, чтобы все вещи забрали, оставив после себя пустую комнату.
Издалека это здание выглядело так же, как и любой другой дом, с зелеными развевающимися карнизами. Но вблизи порванная бумага на окне хлопала на ветру.
Цзиньбао все еще выглядел как большая рисовая клецка, завернутый в несколько слоев одежды. Он остался на страже у двери и задремал, прислонившись к стене коридора. У него кружилась голова от холода, и в полусне он не заметил, что пришел Цзюнь Хуайлан.
Цзюнь Хуайлан тоже не стал его будить и, немного постояв на крыльце, собирался взглянуть в окно. Если ничего не случилось, он просто тихо уйдет.
Предположительно, жизнь Сюэ Яня была цепкой, с ним не могло случиться ничего серьезного.
Размышляя об этом, Цзюнь Хуайлан подошел к окну и заглянул внутрь через дыру размером с кулак.
Он замер.
В комнате царила кромешная тьма. При свете лампы в руке Цзюнь Хуайлан увидел Сюэ Яня, лежащего спиной к окну и двери. Он спал на деревянной кровати без балдахина, и у него даже не было постельного белья. Юноша был одет в тонкую одежду и казался неподвижным, но когда Цзюнь Хуайлан пригляделся повнимательнее, руки, обнимавшие его за плечи, едва заметно дрожали, как будто он что-то сдерживает.
Этот вид был чрезвычайно жалким, как у брошенной собаки в углу.
Цзюнь Хуайлан непроизвольно стиснул зубы. Затем, подняв лампу, он толкнул дверь и вошел.
Комната была крошечной, в ней находились только одна кровать и один стол. Даже у горничных были комнаты получше. Когда Цзюнь Хуайлан вошел, он понял, что этот дом обращен в сторону от солнца. Было не только холодно, но и сыро, что делало холод еще хуже, чем снаружи.
Цзюнь Хуайлан в два шага добрался до кровати.
——
За годы, проведенные на поле боя, Сюэ Янь выработал некоторые привычки. Даже во сне он был исключительно бдителен и просыпался при малейшем движении. В тот момент, когда дверь открылась, он открыл глаза и рефлекторно одной рукой достал кинжал из-под подушки, а другой приготовился ударить незваного гостя по горлу.
Тень приблизилась и принесла с собой теплое оранжевое свечение.
В следующее мгновение рука Сюэ Яня замерла на кинжале.
Потому что его окутал белый парчовый плащ, несущий тепло другого тела. Мягкий и пушистый лисий мех прижался к его щекам, теплый, как сон.
Сюэ Янь редко бывал настолько ошарашен.
Затем он пришел в себя и, подняв руку, чтобы коснуться холодного пота на лбу, вспомнил, что только что произошло.
Он жил в этом пустом доме. Он не боялся холода – ощущение, которое другие описывали как пронзительное и невыносимое, он даже не считал болезненным.
Но в чем он не хотел признаваться, так это в том, что боялся темноты.
В двенадцатый лунный месяц перед новым годом он возглавил отряд яньской кавалерии в отчаянной попытке защитить городские ворота. Через месяц он смог сохранить элитные силы яньской кавалерии в целости и сохранности и перевел их в безопасное место.
Позже, последний бой произошел поздно ночью, когда он не мог видеть даже своих пальцев перед собой.
Он был похоронен в куче мертвых тел. Единственное, что было в пределах досягаемости, – это трупы, искалеченные до неузнаваемости, и все они когда-то были людьми, которых он знал. Они накрыли и окружили его так плотно, что даже воздух не мог проникнуть внутрь.
Они пожертвовали своими жизнями, чтобы спасти Сюэ Яня.
Последний личный охранник принца Янь был рядом с Сюэ Янем. Половина его лица была сильно изуродована. Перед своим последним вздохом этот человек неоднократно говорил ему выжить и вернуться, взобраться на вершину власти, чтобы вернуть префектуру Янь и отомстить за принца Янь.
Всю ночь он был похоронен среди трупов, окруженный темнотой и неспособный что-либо разглядеть.
На рассвете этот охранник израсходовал последние силы, чтобы вытолкнуть Сюэ Яня из кучи трупов и вывести из темноты. В то время основные силы Туцзюэ только что отступили. Сюэ Янь стоял там один, окруженный гаснущими огнями маяков.
Наконец-то появился свет.
Сюэ Янь не знал, скольких людей он убил, прорубая кровавый путь с поля боя.
С тех пор он боялся темноты. Он мог вынести все, что угодно, пока был хоть малейший проблеск света. Но этой ночью темные тучи закрыли луну, и света не было совсем. Он попросил Цзиньбао принести свечу, но никто не обратил на евнуха внимания.
Сюэ Янь молча заставил себя заснуть в темноте, и удушающая темнота той ночью нахлынула на него во сне подобно приливу, почти поглотив его.
Пока не появился человек.
Сюэ Янь бессознательно поднял руку и погладил мягкий мех на своей шее. От теплого плаща исходил слабый аромат деревьев, похожих на белые березы, которые росли на окраинах префектуры Янь. Несмотря на стройный и хрупкий вид, эти березы могли защититься от пронизывающего ветра зимой.
Он увидел, как холодный и элегантный молодой человек поставил свой фонарь на стол и обернулся.
Кровавая и удушающая тьма, наполнявшая его сны, рассеялась в теплом желтом свете.