4-я Глава / Надежда на спасение/
Чтобы не выдать себя, Чуя старается дышать реже и тише, лишь смотрит в узкую щёлочку шкафчика в надежде, что громила его не заметит.
Звуки лязга железных цепей, прицепленных к ногам здоровяка, слишком оглушающие для слуха Накахары и, возможно, они будут последними, что услышит парень в своей не такой уж и длинной жизни. Двадцать два года. Молодой, перспективный журналист, который погибнет в стенах этого жуткого места от того, что ему сломают шею или вырвут кадык.
Сердце бешено колотится, а руки от страха немного подрагивают. Чуя пытается успокоиться, но бесполезно. Остаётся надеяться на то, что здоровяк из-за звука цепей не услышит тихое подрагивание в шкафчике.
В памяти Чуи проносится вся его жизнь. Детство, школа, законченная экстерном, юность, университет и нахождение весьма перспективной и высокооплачиваемой работы, а также грёбаный Дазай, который раздражал его с момента первой встречи и который сейчас спокойно сидит у себя в квартире и пьёт чай с печеньем, а Накахара тут молится всевозможным богам о спасении. И вопрос… Какого фига в последние моменты жизни Чуя думает о надоедливом Дазае? Между ними же ничего больше нет. Они же расстались полгода назад.
Чуя до сих пор любит Осаму, поэтому и думает сейчас только о нём.
А думал ли Дазай о нём за эти месяцы?
Чуе кажется, что нет.
Здоровяк подходит к шкафчикам и открывает стоящий рядом с укрытием Накахары, тот ужасно скрипит, заставляет уши парня вянуть, но он терпит противный звук. Сердце юноши уходит куда-то в пятки и он даже не моргает, не то, чтобы дышать.
— Поросёночек! Ах ты, маленькая шлюшка! Я найду тебя! — злобно произносит здоровяк. От его хриплого, наверное, прокуренного голоса Чуе становится ещё страшнее. Он ещё сильнее вжимается во внутреннюю стенку железного шкафчика, чуть ли не продавливая её.
Сейчас Чуе всё равно, как к нему обращаются, главное то, чтобы толстяк не нашёл его, иначе всё. Конец. Всему. Всему, что было, и всему, что могло бы быть.
Громила открывает ещё один шкафчик, недовольно бурча что-то неразборчивое себе под нос, а потом разворачивается и скрывается в дверном проёме, звеня железными цепями
Чуя начинает потихоньку дышать. Неужели ему повезло, и громила оставил его? Значит, удача не до конца покинула Чую.
Когда лязг цепей уже не слышен, Накахара сидит в шкафчике ещё несколько минут для подстраховки, ведь бережёного бог бережёт. Чуя думает, что ему делать дальше? Ответ был прост — нужно найти рубильник, и тогда свет должен включиться, а значит, Чуя сможет открыть главные двери лечебницы. Вот только была проблема — все возможные пути были исследованы, и ни на одном из них Накахара не видел ничего похожего на рубильник.
Накахара вспоминает изображение с камеры, и, судя по фону, помещение, где находится рубильник, было подвалом. Осталось найти подвал.
Со страхом Чуя медленно открывает шкафчик, да так, что тот даже не издаёт скрипа. Накахара аккуратно, на цыпочках, идёт к выходу из комнаты. Ему страшно. Охереть как страшно, ему никогда так страшно не было в своей жизни. Но он должен идти, чтобы спастись. Не гнить же ему в этом проклятом шкафчике.
Когда Чуя доходит до проёма, где раньше была дверь, то он осторожно выглядывает в коридор и подолгу смотрит в каждую сторону через камеру ночного виденья, мало ли здоровяк его где-то поджидает. Никого нет. И, слава богу.
Чуя решает вернуться в центральное помещение, чтобы точно убедиться, не упустил ли он какой-то открывающейся двери или незаметного коридора.
Когда Накахара оказывается в главном зале, окутанном кромешной тьмой, то он в который раз благодарит судьбу за то, что у него камера с ночным режимом, иначе пришлось бы ему в потёмках бродить по этой проклятой лечебнице, и тогда он непременно наткнулся бы на здоровяка или ещё какого-то ненормального.
Из всех неисследованных путей Чуя обнаруживает только лестницу, ведущую куда-то вниз, вероятно, в подвал лечебницы. И как он её не заметил? Хотя, раньше для него было важным найти комнату охраны, которая навряд ли бы располагалась в подвале. Сейчас же затея спуститься на самый нижний уровень лечебницы была весьма заманчивой, ведь именно там должен находиться заветный рубильник.
Чуя начинает спускаться по деревянной лестнице. Ступеньки предательски скрипят, выдавая его. Накахара надеется на то, что здоровяк находится далеко отсюда и точно не услышит, а ещё парень молится, чтобы этот самый громила не поджидал его в этом чёртовом подвале, иначе Чуя окажется в самой настоящей западне. И когда он стал таким верующим? Этим вопросом рыжий задаётся всё время пребывания в лечебнице.
Спустившись по лестнице, Накахара заходит в дверной проём подвала, точнее в то, что от него осталось: двери уже не было, она валялась на полу в нескольких метрах, а сами стены потрескались и норовили в любую минуту обвалиться. Чуя надеялся, что обвала не произойдёт, иначе всё, будет самый настоящий конец его жизни. Без вариантов.
Дальнейший путь лежит через довольно большой разлом в стене, Чуе ничего не остаётся сделать, как втянуть живот. Протиснуться сквозь щель у Накахары получается без проблем.
— Чёрт! — шикает Чуя, ощущая как его ботинки намокают, значит, где-то протекла труба, а может, и трубы. Неудивительно. Навряд ли после того, как пациенты вырвались из-под наблюдения, кто-то следил за состоянием труб. Да и некому было следить. Накахара уже видел, что стало с частью персонала, а другая часть наверняка сбежала из этого ужасного места.
Парню остаётся только надеяться, что в воде нет оголённых проводов, иначе, когда он включит электричество, его в ту же секунду убьёт током.
Чуя идёт вперёд, с каждым шагом ощущая, как его ботинки всё больше и больше наполняются водой. Главное — не заболеть. Хотя Накахаре всего лишь нужно включить рубильник, а потом вернуться в комнату охраны, делов-то. Основная задача заключается в том, чтобы выбраться из этого места, неважно, больным или здоровым.
Дальнейший путь Чуе преграждает письменный стол (и каким боком он делал в подвале?), через который ему ничего не остаётся, как перелезть. Накахаре это даётся весьма не быстро, так как паркуром он никогда в своей жизни не занимался, только лишь следил за кем-то для эксклюзивных кадров.
Чуя доходит до деревянной двери и медленно, стараясь не скрипеть, открывает её. Впереди огромное помещение, в центре которого располагается заветный рычаг. Значит, Накахара шёл по этой проклятой воде не зря. Не зря подвергал своё здоровье опасности.
Чуя уже хочет пойти к рычагу, как вдруг замечает на другом конце комнаты ходящего из стороны в сторону пациента. Лицо его до безобразия изуродовано, а в руках он держит деревянную дубинку, явно не внушающую доверия.
Как бы Накахаре не было страшно, но ничего не остаётся делать, как прокрасться к этому рубильнику, а когда везде включится свет, то бежать, как он никогда в своей жизни не бежал, даже на уроках физкультуры во время зачётов.
Чуя медленно входит в помещение на цыпочках, стараясь не шуметь. Во время его ходьбы даже вода на полу не издаёт ни единого звука и не брызгает в стороны. Ещё плюсом было то, что в помещении была полная темень, и тот пациент точно не увидит Чую, если, конечно, не обладает ночным зрением.
Каждый шаг Накахаре даётся со страхом: одно неосторожное или поспешное движение - и он будет пойман, а затем избит этим ненормальным. И тогда лишь остаётся молить о смерти, ведь с переломанными костями точно не выбраться из этой больницы. А Чуя умирать не хотел.
Когда парень доходит до рубильника, то он крестится, а в голове вспоминает всевозможные молитвы, ведь сейчас остаётся надеяться только на бога и быстроту ног.
Страх заставляет верить в существование всевышних сил.
«Итак, с богом», — с этой мыслью Чуя опускает ручку рубильника вниз. В комнате начинает медленно загораться свет.
— Кто здесь? — слышится обеспокоенный голос пациента, а затем стук обуви по каменному полу и разбрызгивания капель воды.
Если бы Чуе сказали, что он будет с такой скоростью бежать от какого-то сумасшедшего, он бы не поверил. Вообще. Ибо с такой скоростью ему только дорога в бегуны и не в обычные бегуны, а в самых настоящих олимпийских чемпионов, а не в обычные журналисты, пускай и прославленные.
Накахара даже через проклятый письменный стол, преграждающий путь, перелетает, словно тот - всего лишь иллюзия.
Чуя бежит, совершенно не чувствуя ни усталости, ни нехватки воздуха в лёгких, ведь когда хочешь жить, такие ощущения уходят на второй план. Главное — бежать, не оглядываясь. Главное - выжить.
Когда Накахара выбегает из подвала и оказывается в главном помещении лечебницы, то замечает, что преследователь отстал, да и звуков чужого бега уже не слышно.
Чуя останавливается, хватается за колени и начинает тяжело дышать через рот. В лёгких совершенно нет воздуха, и каждый вдох в данный момент особенно важен. Мышцы ног устали и немного ноют, но надо идти в комнату охраны. Радует то, что самое трудное позади.
***
Чуя садится за компьютерный стол в комнате охраны, но внезапно его хватают сзади. Кто это может быть? Накахара даже не слышал ничьих шагов.
Парень ошарашенно поворачивается и видит сумасшедшего священника с большим шприцем в руках. Глаза его бегают туда-сюда, словно какие-то бешеные собаки.
Чуе страшно…
Накахара пытается вырваться из хватки мужчины, но ничего не получается, так как тот оказывается сильнее. Хотя на первый взгляд это может показаться странным, что уже довольно немолодой мужчина сильнее парня в полном расцвете сил. Но эта странность находит сразу объяснение — в таких условиях выживания просто необходимо иметь большую физическую силу, чтобы не погибнуть.
— Пустите! — кричит Чуя, брыкаясь.
— Прости меня, мой сын! — начинает восклицать священник. А от этих речей Чуе становится ещё страшнее. — Ты не сможешь уйти сейчас. Ты видишь это, — мужчина поворачивает Чую к камерам видеонаблюдения, на которых парень видит людей в форме спецназа в главном помещении больницы. На секунду у Накахары появляется отдалённая надежда на спасение, но она рушится, когда спецназовцев начинает швырять из стороны в сторону невидимое нечто.
Дальше Чуя чувствует слабую боль в области кисти и видит иглу шприца, вонзающуюся в его тело. В глазах начинает мутнеть, а затем картинка и вовсе становится чёрной.
***
Чуя просыпается в комнате, освещённой ярким светом, слепящим глаза, до него доходит осознание того, что лежит он на настоящей кровати, пускай и не слишком удобной.
Где он?
Что с ним произошло?
Пережитые события быстро проносятся перед глазами: он был в комнате охраны и уже готовился нажать на кнопку разблокирования дверей, как вдруг сзади его схватил священник и вколол что-то ему в руку. Наверняка в шприце было снотворное.
Ошарашенный парень быстро поднимается в поисках камеры: хорошо, что та спокойно лежала на постели рядом с Чуей, и этот священник не забрал её с собой.
Накахара ощущает, что ноги его высохли. Сколько он тут пролежал? Несколько часов? Чуя не знает, так как телефон всё-таки священник забрал, или же тот выпал во время погони от сумасшедшего с дубинкой. Не важно. Всё равно телефон бесполезен в этом месте, ведь сигнал связи заглушён.
Живот громко урчит. Ему хочется есть, но только вот этот священник совсем не позаботился о еде. Пока что из хороших вестей было только то, что ботинки высохли.
Чуя начинает осматривать помещение: стены обиты белым мягким материалом, на котором нарисованы странные непонятные символы и надписи в стиле: «помогите!», «спасите!». И написаны они, вероятно, кровью.
По своим предположениям Накахара находился в палате для особо тяжёлых больных. Хотя палатой это место не назовёшь, эта была самая настоящая тюремная камера, даже двери были железными с решётками-окнами в верхней части.
Внезапно в окошке двери мелькает фигура какого-то пациента, а затем дверь открывается. От противного звука Чуя вздрагивает и со страхом поднимается с кровати, и начинает потихоньку идти к дверному проёму.
Когда Накахара выглядывает, ему открывается жуткий вид: изуродованные пациенты, запертые в камерах, что-то непонятное кричат и рвутся на волю, чуть ли не сгибая прутья камерных окон. Накахара разбирает вопль одного из них:
— Назад! Отойди от меня! Что ты зыришь?
Неужели это было адресовано Чуе? Хотя будет неудивительно, если фраза сказана в адрес вообще не существующего человека, кто знает, какой диагноз у этих бедняг.
Чуе не остаётся ничего, как пойти в сторону железной лестницы вниз, ибо она является единственным открытым путём дальше, и, возможно, служит дорогой из этого сумасшедшего помещения, в котором, кроме запаха спёкшейся крови и криков душевнобольных, ничего нет.
Когда Чуя подходит к лестнице и уже собирается начать спускаться, он слышит за своей спиной голоса:
— Кто это?
— Наверное, один из людей отца Мартина.
Чуя мгновенно поворачивается на голос в надежде, что это говорят адекватные люди, но увидев за решёткой двоих мужчин, похожих друг на друга, голых, да ещё и с мачете, то остаётся благодарить везение, что эти двое заперты.
— Ещё один? — спрашивает один из близнецов.
— По ходу да, видимо, того в бинтах ему не хватило.
«В бинтах?! — ошарашенно думает Чуя. — Неужели Дазай здесь, и я не один?»
У Накахары появляется крохотная надежда на спасение.
_____________________________
2029слов
продолжение следует..