Часть 16. Последствия
Тот поцелуй висел между нами призрачным шрамом — невидимым для других, но жгуче болезненным для нас. Мы стали мастерами избегания высшего уровня. Если раньше мы просто не смотрели друг на друга, то теперь я чувствовала его присутствие за три коридора и меняла маршрут. Сердце при этом бешено колотилось, а щёки предательски полыхали.
Утро. Большой зал.
Завтрак был пыткой. Я смотрела в тарелку с овсянкой так сосредоточенно , будто могла в ней увидеть решение всех проблем. Я чувствовала его взгляд. Тяжёлый, испепеляющий. Он не смотрел на меня прямо, но я ощущала это на себе — как будто луч света фокусировался на мне, прожигая мантию и кожу.
— С тобой всё в порядке? — Рон наклонился ко мне, нахмурившись. — Ты вся красная. Не заболела?
— Жарко, — буркнула я, отодвигая тарелку. — От каши пар идёт.
Гермиона посмотрела на меня поверх книги. Её взгляд был говорящим: «Это не от каши». Она что-то подозревала. После инцидента в кладовке её подозрения только усилились.
Со стороны стола Слизеринов донёсся громкий, язвительный смех Панси Паркинсон. Я невольно подняла глаза. Она что-то говорила Малфою, наклонившись к нему так близко, что её волосы почти касались его плеча. Он не отстранялся. Он сидел неподвижно, с каменным лицом, уставившись в пространство перед собой. Но его пальцы с такой силой сжимали нож, что костяшки побелели.
Ревность, острая и неожиданная, кольнула меня под рёбра. Глупо. Совершенно глупо. Но это было сильнее меня.
Я резко встала, едва не опрокинув скамью. — Я в библиотеку, — бросила я ничего не понимающим друзьям и поспешила прочь, чувствуя, как на глаза наворачиваются предательские слёзы.
День. Коридоры.
Я почти бежала, не разбирая пути, пока не упёрлась в тупую — глухую стену с огромным гобеленом с вышитыми троллями в балетных пачках. Я прислонилась лбом к прохладному камню, пытаясь унять дрожь.
Шаги. Быстрые, решительные. Я обернулась.
Он стоял в нескольких футах от меня, дыша тяжело, будто бежал. Его лицо было бледным, глаза горели. — Ты чего бежишь как угорелая? — выпалил он, и в его голосе звучало не привычное высокомерие, а какое-то странное напряжение.
— Отстань, Малфой, — прошипела я, отворачиваясь. — Иди к своей Панси. Наверное, она скучает.
Он замер в изумлении. — К своей... что? — он рассмеялся коротким, сухим, безрадостным смехом. — Это вообще о чём?
— Я видела, как она висит у тебя на плече! — вырвалось у меня, и я тут же пожалела. Я звучала как ревнующая дура.
На его лице промелькнул интерес , а затем — что-то похожее на... удовлетворение? — О, — он протянул это слово, и в его голосе появились опасные, шелковистые нотки. — Ясно. Тебе не понравилось, что Паркинсон нарушает моё личное пространство? Интересно.
— Мне всё равно! — я скрестила руки на груди, пытаясь выглядеть равнодушной и терпя полное фиаско. — Просто... не делай вид, что ничего не случилось. А потом сиди с ней как ни в чём не бывало.
Он сделал шаг вперёд. Потом ещё один. Теперь мы стояли близко. Слишком близко. — А что, по-твоему, случилось , Т/и? — он спросил тихо, почти шёпотом. Его глаза не отпускали меня. — Что это было? Скажи мне. Я очень хочу это услышать.
Я не могла дышать. Его близость, его голос, его взгляд — всё это сводило меня с ума. — Это... это была ошибка, — выдохнула я. — Всплеск адреналина. Ничего больше.
— Лжёшь, — он парировал мгновенно. Его рука поднялась, и он кончиками пальцев едва коснулся моей щеки, там, где всё ещё горел румянец. — Ты краснеешь. И твоё сердце бьётся так, что я слышу его отсюда.
Я отпрянула от его прикосновения, будто обожжённая. — Не трогай меня! Ты сам сказал — этого не должно было случиться! Так что давай просто... забудем. Как и договаривались.
На его лице появилась странная, горькая улыбка. — Забудем? Хорошая попытка. Но я не могу. — он провёл рукой по лицу. — Каждую ночь я это проклинаю. Каждую секунду я пытаюсь это выкинуть из головы. Но это не работает. Это... — он запнулся, подбирая слова. — Это было единственным честным моментом за последние несколько месяцев. И ты хочешь, чтобы я это забыл?
Я смотрела на него, и моя защитная стена дала трещину. В его словах была такая raw, неприкрытая правда, что мои собственные доводы показались жалкими.
— Что же нам делать? — прошептала я, и в моём голосе прозвучала вся моя беспомощность.
Его лицо снова стало серьёзным. — Мы ничего не можем делать. Абсолютно ничего. — он отступил на шаг, снова возводя между нами невидимую стену. — Этот... момент ничего не изменил. Он только всё усложнил. Моя задача никуда не делась. Твоя безопасность под ещё большей угрозой. Потому что если они хоть на секунду заподозрят, что ты для меня что-то значишь...
Он не договорил. Не нужно было. — поэтому мы притворяемся, — закончил он, и его голос снова стал холодным и отстранённым. — лучше, чем когда либо .
Он развернулся и ушёл, оставив меня одну у стены с ещё более запутанными чувствами и с единственной ясной мыслью: притворяться было бы легче, если бы я могла перестать чувствовать жар его губ на своих.
Весь оставшийся день я ловила на себе его взгляд. Краем глаза. Украдкой. И каждый раз это был не просто взгляд. Это было молчаливое признание. Общая боль. И обещание того, что мы оба знали — забыть ничего не удастся. И это знание было одновременно и пыткой, и единственным, что согревало в надвигающейся тьме.