Искупление через неё

Тот вечер в библиотеке разделил мою жизнь на «до» и «после». Зеленоватый свет из того зеркала будто выжег сетчатку — я видела его каждый раз, когда закрывала глаза. А в темноте мне чудилось его частое, прерывистое дыхание и запах пыли, смешанный с его парфюмом — нечто холодное, древесное и горькое.

Утро. Завтрак.

На следующий день зал казался слишком шумным, слишком ярким. Я ковыряла вилкой яичницу, чувствуя на себе двойной груз взглядов. Со стороны стола Слизеринов — колкий, подозрительный взгляд Панси. А со стороны нашего стола — обеспокоенный, изучающий взгляд Гермионы.

Рон, конечно, ничего не замечал, с аппетитом уплетая сосиски и споря с Симусом Финниганом о последнем матче «Кеннемерских ястребов».

— Ты вчера очень поздно вернулась из библиотеки, — негромко начала Гермиона, откладывая «Ежедневный пророк» с очередными тревожными заголовками. — И выглядела... встревоженной. Все в порядке? Ты не нашла ту книгу?

— Нет, — ответила я слишком быстро, заставляя себя встретиться с ее взглядом. — То есть, да, нашла. Просто... наткнулась на Филча. Он был не в духе. Пришлось прятаться.

Это была полуправда. Самая опасная ложь.

Гермиона пристально посмотрела на меня. Ее взгляд скользнул по моему лицу, будто ища улики. — Прятаться? От Филча? — она подняла бровь. — В библиотеке? Это на тебя не похоже. Обычно ты готова спорить с ним до хрипоты.

— Да просто не было сил, — пожала я плечами, делая глоток апельсинового сока. — Устала.

В этот момент мой взгляд самопроизвольно скользнул к столу Слизеринов. И попал прямо в ловушку. Он уже смотрел на меня. Не украдкой, не мельком. Он смотрел прямо, сосредоточенно , его серые глаза были темными и нечитаемыми. В них не было ни угрозы, ни паники. Было лишь тяжелое, утомленное понимание. Мы были связаны теперь не просто случайной встречей, а общей тайной, темной и опасной.

Мы смотрели друг на друга, может быть, секунду, может, вечность. Этого было достаточно.

— Опять, — прошептала Гермиона, и в ее голосе прозвучало не упрек, а что-то вроде жалости. — Ты снова на него смотришь. И он на тебя.

Я резко отвела глаза, чувствуя, как горит лицо. — Я не...

— Не отрицай, — она перешла на шепот, наклонившись ко мне. — После зельеварения, после астрономии... Что-то происходит. И это что-то тебя пугает. Я вижу. Ты можешь мне доверять.

Я знала, что могу. Но как я могу рассказать ей о зеркале? О том, как мы прятались в шкафу, плечом к плечу, в кромешной тьме? Как я могу подвергнуть ее той опасности, тень которой я увидела? Малфой был прав — некоторое знание было смертельным.

— Просто... сложные времена, — сдавленно выдохнула я. — Для всех. Давай не будем сейчас об этом.

Гермиона вздохнула, но кивнула, уважая мои границы. Пока что.

День. Защита от Темных Искусств.

Новый преподаватель, профессор Амикус Кэрроу, был совсем не похож на Лупина или Амбридж. Его уроки были жестокими и пугающими. Он заставлял нас практиковать запретные заклинания на манекенах, а сегодня его взгляд упал на меня.

— Ну-ка, т/и, — его голос был склизким, как масло. — Покажи нам, на что способна твоя... доблесть. Используй Круциатус.

Ледяной комок страха застрял у меня в горле. — Я... я не буду, — тихо, но четко сказала я.

— Не будешь? — он медленно прошелся перед рядами парт. — А что, по-твоему, здесь, детский сад? Война на пороге, девочка! Твои сопливые принципы тебя не спасут. Либо ты, либо тебя.

Он остановился прямо передо мной. От него пахло потом и чем-то металлическим. — Или, может, ты примешь наказание за свое непослушание? — он ухмыльнулся, и его глаза блеснули. — Десять ударов плетью. Публично.

В классе повисла гробовая тишина. Даже слизеринцы смотрели на него с немым ужасом.

И тут раздался голос. Ледяной, отстраненный, полный привычного высокомерия. — Профессор, вы тратите время урока на какую-то слабонервную девчонку.

Все взгляды, включая мой, устремились на Малфоя. Он сидел, развалившись на стуле, с видом скучающего аристократа. — Заставьте кого-нибудь другого. Например, Гойла. У него хоть сила есть, а не сопли. А то она все равно ничего не сделает, кроме как расплачется. Это недостойно зрелище.

Кэрроу медленно повернулся к нему, его ухмылка стала еще шире. — Ах, молодой Малфой. Высказываешь мнение? Твой отец... ценит инициативу. Но не всегда.

— Я предлагаю более эффективное использование нашего времени, — парировал Малфой, не моргнув и глазом. — Не более того.

Они смерили друг друга взглядами — старый, жестокий Пожиратель и молодой, надменный наследник. В воздухе запахло новой угрозой.

Кэрроу фыркнул и, наконец, отступил. — Ладно. Гойл! Вперед! Покажи этой плаксе, как надо!

Пока Гойл неуклюже пытался выполнить заклинание, я украдкой взглянула на Малфоя. Он смотрел прямо перед собой, его лицо было каменной маской. Но его пальцы, сжимавшие край парты, были белыми от напряжения.

Он не спасал меня. Он просто... отвлекал внимание. Сохранял лицо. Но для меня это значило больше, чем любое открытое заступничество.
Вечер. Возле оранжерей.

Я не могла выбросить из головы его поступок. Я бродила по территории, пытаясь привести в порядок мысли, и почти столкнулась с ним нос к носу на тропинке, ведущей от оранжерей.

Мы замерли, как два оленя в свете фар.

Он первый оправился от неожиданности, его лицо снова застыло в привычной маске презрения. — Т/и, — бросил он и попытался пройти мимо.

— Малфой, подожди.

Он остановился, но не обернулся. — Что?

— Спасибо, — тихо сказала я. — За сегодня.

Он медленно повернулся. Его лицо было искажено не то злостью, не то страданием. — Я ничего для тебя не делал, — отрезал он. — Я просто указал на очевидную вещь. Ты — слабая. И бесполезная. И твои истерики меня раздражают. Все.

— Я видела зеркало, — не отступала я, чувствуя, как рискую. — Я знаю, что ты не...

— ЗАТКНИСЬ! — он внезапно взорвался, сделав шаг ко мне так стремительно, что я отпрянула. Его лицо было всего в дюйме от моего, глаза горели безумием и страхом. — Никогда. Слышишь? Никогда не произноси вслух то, о чем ты не имеешь понятия! Ты думаешь, это игра? Ты думаешь, мой отец и... он... просто будут стоять в стороне, если ты проболтаешься? Они убьют тебя. Они убьют меня. Они сожгут твою семью дотла и даже не поморщатся!

Он тяжело дышал, его грудь вздымалась. — Твое «спасибо» мне не нужно. Мне нужно, чтобы ты заткнулась и держалась от меня подальше. Это единственный способ... — он запнулся, сглотнув. — Это единственный способ, чтобы ты осталась жива. Поняла?

Не дав мне ответить, он резко развернулся и почти побежал прочь, оставив меня одну с его словами, которые висели в холодном вечернем воздухе, словно ядовитый туман.

«Это единственный способ, чтобы ты осталась жива».

Он не пытался быть жестоким. Он пытался... защитить. Так, как умел. Пусть и через угрозы и оскорбления.

Я стояла и смотрела ему вслед, понимая, что погружаюсь в эту трясину все глубже. И самое страшное было то, что я уже не хотела выбираться.