Искупление через неё

Интересное, как я скоро поняла, редко бывает безопасным. Чаще всего оно бывает страшным.

Все началось с того, что Аргус Филч с еще большим, чем обычно, рвением принялся выискивать нарушителей школьных правил. По слухам, у него сгорела кладовая с конфискованными предметами, и он был уверен, что это проделки студентов. Его ярость витала в воздухе, смешиваясь с всеобщим напряжением.

Вечер. Библиотека.

Я искала редкий фолиант по защите от темных искусств для Гермионы в одном из самых дальних и пыльных залов библиотеки, куда даже мадам Пинс заглядывала нечасто. Полки здесь стояли так тесно, что между ними мог пройти только один человек. Воздух был густым от запаха старой бумаги и пыли.

Я уже тянулась к нужной книге на самой верхней полке, когда услышала шаги. Быстрые, торопливые. Я замерла, прижавшись к стеллажу. Из-за угла появился он.

Малфой. Он был бледен, его волосы растрепаны, а глаза широко распахнуты от паники. В руках он сжимал какой-то небольшой, темный, мерцающий объект, который он тут же сунул за пазуху, увидев меня. Его дыхание было частым и прерывистым.

— Ты?! — выдохнул он, и в его голосе был неподдельный ужас. — Что ты здесь делаешь?

— Ищу книгу, — ответила я, оправдываясь так, будто делала что-то запретное. — А ты?

— Ничего! — он резко обернулся, оглядываясь, как загнанный зверь. — Убирайся отсюда. Сейчас же.

Но было поздно.

Снаружи, совсем близко, раздался скрипучий, полный злорадства голос Филча: «Я отчество слышал голоса, миссис Норрис! Идут из старого крыла! Нарушители!»

Ужас на лице Малфоя сменился настоящей, животной паникой. Он метнулся к выходу из прохода, но я инстинктивно схватила его за рукав.

— Ты не можешь выйти! Он тебя поймает! — прошептала я. — Что бы ты ни нес, это явно не стоит того!

Он чуть не оттолкнул меня, но в его глазах мелькнуло осознание. Он был в ловушке. Его взгляд упал на старый, массивный шкаф для инвентаря, встроенный в стену между стеллажами. Дверь была приоткрыта.

Без лишних слов, действиями, отточенными до автоматизма отчаянием, он рванул к шкафу, втянул меня внутрь и захлопнул дверь прямо у носа миссис Норрис, чье урчание было слышно снаружи.

Тьма. Тишина. Запах пыли и старого дерева.

Мы оказались заперты в крошечном, тесном пространстве. Нас разделяли сантиметры. Я чувствовала каждое его напряжение, слышала его прерывистое, горячее дыхание у своего виска. Мое собственное сердце колотилось так громко, что, казалось, эхо разносилось по всему шкафу.

Снаружи доносились шаги Филча и его ворчание. — Никого... Но я клянусь, слышал... Может, призраки? Проклятые призраки! Пойдем, миссис Норрис, здесь пахнет изменой!

Его шаги затихли вдали.

Но мы не двигались. Запертые вместе в кромешной тьме, мы застыли в немом ступоре. Воздух становился густым и спертым. Я чувствовала, как дрожит его рука, все еще сжимающая мой локоть. Он не отпускал.

— Выпусти, — наконец прошептала я, и мой голос прозвучал хрипло и непривычно громко в тишине.

Он резко отпустил меня, будто обжегся. Я услышала, как он отодвинулся, насколько это было возможно в тесноте, и его спина с глухим стуком ударилась о противоположную стенку шкафа.

— Идиотка, — прошипел он в темноте. Его голос дрожал — от гнева, страха или чего-то еще. — Ты могла нас обоих подставить.

— А ты? — огрызнулась я, тоже шепотом, полная адреналина. — Что ты делаешь, Малфой? Что это у тебя? Почему Филч тебя так напугал? Он всего лишь сторож!

Он резко выдохнул. — Ты ничего не понимаешь. Для тебя это «всего лишь сторож». Для меня он... он мог бы стать смертным приговором.

В его словах не было преувеличения. Была голая, неприкрытая правда.

— Покажи мне, — потребовала я, сама не зная, откуда взялась смелость.

Он замолчал. В темноте я слышала только его дыхание. Потом раздался легкий шорох ткани. Слабый, зеленоватый свет на мгновение озарил его бледное, напряженное лицо и испуганные глаза. Он зачем-то достал тот предмет.

Это было небольшое зеркало в темной, резной оправе. Но оно отражало не нас. В его глубине клубился ядовито-зеленый туман, и в нем угадывались очертания... чего-то ужасного. Змеиной морды? Чьей-то улыбки, полной злобы и обещаний боли? Зеркало испускало леденящее душу зло, от которого кровь стыла в жилах.

Я ахнула и отшатнулась, ударившись головой о полку.

Он тут же спрятал зеркало, и тьма снова поглотила нас, еще более густая и тяжелая, чем раньше.

— Довольна? — его шепот был полон горького торжества. — Удовлетворила свое гриффиндорское любопытство? Видела, с чем я имею дело?

— Что... что это? — выдохнула я, все еще не в силах прийти в себя.

— Не твоя забота, — резко оборвал он. — Забудь, что видела его. Забудь, что видела меня сегодня. Если хочешь жить.

Он помолчал, а потом добавил, и его голос внезапно сломался: — Ради всего святого... просто забудь.

В его тоне было отчаяние. Мольба.

Мы сидели в темноте еще несколько минут, прислушиваясь к тишине. Наше дыхание постепенно выравнивалось, синхронизируясь в такт в тесном, темном пространстве. Я чувствовала тепло его тела, слышала, как бьется его сердце — так же часто, как мое.

В этой вынужденной близости не было места вражде или притворству. Были только два напуганных человека, запертых в шкафу со страшной тайной.

Наконец он осторожно приоткрыл дверцу и выглянул. — Чисто, — бросил он через плечо. — Уходи первой. И... постарайся не быть такой чертовски неуклюжей.

Я выскользнула из шкафа, ноги были ватными. Я не оглядывалась, чувствуя его взгляд на своей спине. Я прошла через всю библиотеку, вышла в коридор и прислонилась к холодной стене, пытаясь перевести дух.

Я дрожала. Но не от страха перед Филчем. И не от ужаса перед тем зеркалом.

Я дрожала от осознания. Осознания того, что Драко Малфой был не просто напуган. Он был в отчаянии. Он был в ловушке, куда более страшной, чем тот шкаф. И я, сама того не желая, стала единственным человеком в Хогвартсе, кто это знал.

Игра перестала быть игрой. Теперь это было нечто гораздо более серьезное. И опасное.