Ван Лав. Держи меня крепче. Часть 2

– Ты о чем? – не въехала я. Утро же, братик, я еще не проснулась, мозги еще в кучку не собрала, так что стала лихорадочно оглядываться в поисках «сониной работы».

– Не суетись, Лен, расскажи как есть, – тоном опытного психоаналитика продолжил вещать брательник, медленно приближаясь ко мне с желанием успокаивающе погладить по голове. По многострадальной голове. Это перебор, по-моему.

– Руки, Стас, – взбрыкнулась я и стала отползать к окну – его вид меня пугал. – Что с тобой?

– Со мной? Ээ... не в пример тебе, все зергудно.

Верилось слабо.

– Да? – моя спина уже была прочно прижата к батарее, а брательник продолжал тянуть ко мне свои клешни, не обращая внимания, вернее старательно игнорируя, выраженное на моем лицо отвращение от предвкушения боли – синяки он, знаете ли, бо-бо.

– Да-да, – его рука таки опустилась на мой затылок, припечатав все мысли разом. – Сестренка, так у нас не получится ГГ.

– Чего не получится? – приехали, он теперь все свои фразочки сокращать будет? Я его прошлый лексикон еще не выучила, а он уже новым грузит.

– ГГ – great game.

– А-а... а должно получится? – я старалась высвободиться, а он меня щемил, зажимая к батарее, и пути к отступлению перекрыл своим телом. Вроде и не шибко накачанный, да ни капли не накачанный – задохлик он, хотя он бы опроверг, ведь его герой в «Варчике"5 прокачан до хз какого уровня, но, тем не менее, высвободиться я не могла, зато в голове стали тесниться пугающие идеи: а вдруг он связался с плохой компанией и подсел на наркоту, а сейчас пытается стрясти с меня полное финансирование на разрушение своего хрупкого растущего организма? И Соня тоже странно себя ведет. Может и она того... наркоманит по-тихому?

– Я надеялся, – признался Стасик.

– Деньги не дам! – мигом вспыхнуло мое благоразумие, которое выступало с самодельным плакатиком «Нет – наркотикам!«.

– Какие деньги?

– На наркоту!

– Наркоту? – переспросил побледневший братик. – Ты подсела на эту... гадость?

Я, видимо, в порыве своего негодования, вместо «гадости» расслышала «радость» и продолжила свои наезды:

– Тебе не стыдно? Как же так, Стас? Я понимаю, дядя уделяет тебе мало времени, я тоже особо заботой не фонтанирую, но если у тебя есть проблемы, я всегда готова помочь!

– Что ты куришь? – пораженно спросил Стасик.

– Я не курю...

– Колешься?

– Нет.

– Трындец, – заключил он. – ГО, – встал и побрел прочь из комнаты.

– Чего?

– Game over.

– Ни фига не over, – я решила не сдаваться. – Посмотри на меня.

– Зачем? Видел я наркош...

– Я не наркоманка. Это же ты наркоман.

– Я – нет! – вспыхнул братец, стоя на пороге. – С чего ты вообще взяла?

– Ну... – я вспомнила свои последние слова, сопоставила их со словами Стасика, почесала репу, наткнулась на больное место, ойкнула, повздыхала, потом прочувствовала вину и извинилась перед мелким, что неверно истолковала его поведение.

– Нормальное у меня поведение, – пробухтел он. – Ты же сама как боксерская груша выглядишь... Слушай, – в его глазах мелькнуло понимание, – ты случайно не посещала недавно какой-нибудь научно-исследовательский центр, где изучают насекомых?

– Н-нет.

– Точно?

– Точно.

– Значит, все верно. Ты возомнила себя как бы девушкой со суперспособностями и как Питер Паркер пошла сколачивать состояние на боях без правил, но ты не учла того факта, что ты никакая не супер-гёл и поэтому тебя банально поколотили, – он самодовольно уставился на меня. Да я в жизни не слышала от него длинных речей, тем более таких... лишенных всякого смысла.

Осталось лишь покрутить пальцем у виска. Вот привязался. Теории какие-то дебильные выдумывает, чудит, сходит с ума. Совсем уже...

– Стасик...

– А?

– АЮК? – по буквам произнесла я, решив не отставать от моды на непонятные сокращения.

– Чего?

– Are you crazy?

Теперь он покрутил пальцем у виска и присвистнул.

Я стала сокрушаться по поводу того, что моя семья далека от идеала и вообще, нам, то есть им, нужно палаты у мистера Кащенко заказывать, ибо лечиться нужно пока не поздно. Братик молча подпирал косяк, продолжая морщиться.

С такими грустными мыслями я добрела до зеркала и только тогда мне разъяснилась истинная причина поведения Стаса – мое лицо, хоть и немного посвежевшее (ну, капелюшечку), все же представляло из себя сплошной синяк. Выглядело оно страшно, неудивительно, что мужчинка в лице братишки испугался, но, что ставит его в выгодное для него положение, виду не подал, а наоборот, пытался помочь. И даже выдвигал версии в оправдание.

– Насмотрелась? – мрачно донеслось с его стороны.

Я неуверенно кивнула:

– Ага.

– А теперь шутки в сторону. И не переводи тему, называя меня наркоманом – не действует, – вообще-то, подействовало, но я же не знала тогда, что тему перевожу, оно само вышло. – В общем, я жду подробного рассказа, – он сложил руки на груди, до жути напоминая недовольную Соню.

Вот только мне было не до смеха.

– Какого рассказа ты ждешь?

– Детального. Чтоб ярко и подробненько все.

– Почему ты решил, что я расскажу?

– Потому что, – своими следующими словами он меня удивил, чуть ли не в ступор вогнал: – когда сестра бьет сестру – это полный капец.

В результате его слов меня постигла участь нервного шизика – я стала истерично ржать, повизгивая и похрюкивая. Стас совсем разуверился в своих менторских способностях, его плечи опустились, взгляд поник, но тревога засела в его глазах прочно. А еще, мне показалось наверное, но там, в зрачках, я заметила отблеск темной тучи, которая нависла над моей головой, потрясая своими габаритами. Я тут же принялась смотреть, есть ли она в реале, но кроме розового абажура, одиноко отсвечивающего стеклянной лампочкой, ничего не обнаружила, зато панический ржач прекратила и стала втолковывать братику, что сестренка меня на самом деле не била.

Разговор затянулся надолго, Соня меня выручать не торопилась – она беззаботно бултыхалась в ванной, дядя храпел у себя в комнате, о наличии в квартире Егора и папы я сомневалась – уж они, услышав устроенный мной и Стасиком дуэтный балаган, пришли бы на помощь, так что задача была свалена на мои хрупкие женские, даже подростковые с виду, плечики...

Но меня спас звонок. Трепыхающиеся под одеялом звуки саксофона, которые издавал мой мобильник, положили конец нашей распре, и Стасик, подслушав, что я ухожу к Лесе, учапал восвояси с пренедовольнейшим видом, что-то бурча себе под нос про «дефматч6 и жесткий анал» (о, я очень надеюсь, что ослышалась!), который он собирался кому-то устроить. Он ускакал и занял боевую позицию на входе в ванную, чтобы не упустить сестричку, и, не теряя времени, стал сразу нудить под дверью.

Я воспользовалась случаем, быстренько оделась в свою старую хламиду (сонину одежонку запихала ногой под кровать, предварительно обнюхав, а амбре был еще тот), забежала на кухню, стянула из холодильника кусок сыра, ополоснула лицо, обулась, зажевала арбузную жвачку и выбежала в подъезд. Там кое-как у окна нанесла грим и побежала на остановку. То есть медленно побрела, потому что тон подруги предвещал ураган, а мне в эту атмосферную стихию попадать ой-как не хотелось. Таким образом и такси я вызывать не стала, чтобы потянуть время.

На выходе из подъезда со скамеечного форума на меня косились Сера и Грипп. Их вроде только вчера забрали в больничку, а они уже здесь сидят и треплются вместе с Афанасьевной, бабулькой с золотым зубом и мистической внешностью, с соседнего двора. Кажется, они рассказывали ей о вчерашних происшествиях, причем приукрасив все до фантастических размеров. Увидев меня, они тут же заглохли, как два стареньких трактора, обнаруживших практически на подъезде к сараю, что оба стыренных у колхоза снопа сена растрепались по дороге. Афанасьевна же стала прожигать меня своими черными как смоль глазами. Почему-то ее взгляда я всегда боялась, она будто всю душу наизнанку выворачивала и читала, что же написано на скрижалях моего бытия. Но никогда не говорила, что именно. К тому же, к ее исконной внешности гадалки, с коей я ее ассоциировала, способность видеть нутро человека очень вязалась. Да и цветастый платок, в который она куталась не по погоде, дорисовывал образ.

Прекратив откровенно пялиться на нее, я уже собиралась смыться, как вдруг ощутила острую вину из-за Феоклиста. Нет, я не оправдывала его хамского поведения, но уже давно простила, он ведь все свое юношество провел, скитаясь по казематам, страдал воздержанием и девушки в его кругу общения отсутствовали, вот он и не наловчился быть интеллигентным, как Оливер, например, или хотя бы Шер... Нет, сейчас не время думать о том, какое он динамо. Сейчас на повестке дня – Фео.

– Извините, – обратилась я ко всем старушкам сразу, чтобы не обделить ни одну, – а как состояние Феоклиста?

Сера тут же приняла боевой вид, а Грипп затравленный. Афанасьевна же никаких ни тело-, ни мимикодвижений не сделала, лишь ее черные волосы, торчащие из-под платка трепал немного легкий ветерок.

– А что тебе, убивица, надо? – вкрадчиво поинтересовалась Серафима.

– То есть «убивица»? – я побледнела и готова была грохнуться в обморок. – Он что... умер?

– Типун тебе на язык, – хором обрадовали меня Сера и Грипп.

– Ох, прям Гималаи с плеч, – осчастливилась я, плюхаясь на скамью к бабушкам – меня ноги не держали от пережитой секунды потрясения, а распластаться на асфальте я еще не была готова.

– Ты убить хотела, моего драгоценного внучка, да? – прямо на ухо прошипела мне Агриппина.

– Н-нет, – мой радостный настрой как ветром сдуло.

– Хотела-хотела, это у тебя в крови! – знающе опровергла Сера.

– Нет, конечно!

– Молчать, когда взрослые говорят, – вновь осадила меня воинственная сероводородная бомба.

– Вот-вот, – поддержала ее Агриппина.

– Смерть – есть зло, – вновь взяла речь Сера. – А убийство – есть первородное зло, – ой, не знала, что она такой философ. – А ты – отродье Каина!

Мне сразу поплохело. Даже возражать сил не было.

– Да-да, – вновь вставила свои бесценные пять копеек Агриппина. – Ты посягнула на святое!

Лишь Афанасьевна не вмешивалась в разговор и сверлила меня глазками-буравчиками. Ей бы еще трубку в руку – ее вид приобрел бы еще более мистические нотки.

– Он теперь твой жених, – огорошила меня Сера.

– Что? – я чуть со скамьи не свалилась, но бабульки держали крепко, с обеих сторон.

– Что? – одновременно со мной вскричала Грипп, лопая мою барабанную перепонку.

– Да тихо ты, пенсионерина, – шикнула на нее Серафима. – У нее отец бизнесмен, а дядя тоже чёй-то там зарабатывает.

– В партийной газете он работает. Статьи пишет про светлое будущее, – поправила Агриппина, у которой в голове уже заработал счетный механизм. Она довольно подмигнула подруге, ну, как сказать, подмигнула: изобразила на своем лице прогрессирующий нервный тик, а другая ее поддержала, подняв вверх костлявый палец.

– Бабуш-шки, – попыталась я вставить слово и отговорить их от безумной идеи, но мне не дали.

– Молчи, проклятущая бестия. Тебя в семью пустить хотят, не брыкайся!

Агриппина кивнула.

– Но я не хочу замуж!

– Загугли! – проорала мне на ухо Сера и моя вторая барабанная перепонка тоже лопнула.

– А чёт это такое? – шепотом, перегнувшись за мою спину, осведомилась Грипп у всезнающей подружки.

– Это у молодежи значит «иди на три буквы», – также шепотом пояснила та.

– Что за три буквы?

– Заветные. Далекие. Ну, куда посылают.

– В рай? Это заветные... Но ее надо в ад!

– Да не рай, а на @uncensored@! – взбеленилась Сера, а Грипп и я покраснели. – В общем, деточка, замуж мы тебя берем. Феоклистик рад будет...

Серафима потерла руки, а Агриппина запричитала:

– Феоклистик-то у меня с характером...

– И не таких ломали, – успокоила ее Серафима.

Я сидела ни жива, ни мертва, а старухи таранили меня недобрыми взглядами, требуя хоть этой моральной компенсации. Я стала кидать умоляющие взгляды на Афанасьевну.

Та их игнорировала, но вскоре молодым красивым голосом попросила «прекратить балаган».

Кажется, подружницы-бабульки тоже ее побаивались, так что отцепились от меня, а я, не будь дурой, тут же вскочила на ноги, наскоро пролопотала «спасибо», попрощалась с ними и побежала прочь, но вдогонку услышала от антуражной гадалки:

– Смотри глазами, думай головой, а чувствуй сердцем!

Я остановилась, немного опешив, Сера уловила момент и тоже кинула мне в спину:

– Вечером сватать придем. Оденься прилично, не позорь мои седины!

Сделав вид, что не услышала, я дала своему телу ускорение и чесанула на автобусную остановку. Но добрести до нее без последствий явно была не судьба, потому что дорогу мне перекрыла большая черная машина. Из опущенного стекла на меня смотрела радостная физия Оливера.

«Не звони мне больше никогда»? Да?.. Кажется, мои мысли и зрение вошли в диссонанс.

– Оливер? – неверяще спросила я, а моя челюсть, кажется, отправилась искать себе место парковки на бордюре, около моих ног, облаченных по случаю жаркого летнего дообеденного солнцепека во флип-флопы (как научил меня называть обычные сланцы Егор).

– Оливер, – глубоко кивнул друг, продолжая улыбаться.

Нет, определенно, не зря он так популярен среди девушек – его улыбка может свести с ума, даже несмотря на то, что в глазах залегла некая усталость, будто он пол ночи батрачил, таская на своей звездной спине мешки с картошкой и свеклой, а остальные пол ночи мучился бессонницей, осознавая, что тех жалких пятиста рублей, которые он только что заработал, хватит разве что на праздничный веник из полевых ромашек, а никак не на достойный букетище. Но эта искорка усталости не помешала мне поддаться на чары его мимики и я начала лыбиться в ответ. Самопроизвольно. Уголки губ просто не поддаются контролю.

Олли, удовлетворившись произведенным эффектом, поспешно выскочил со своей стороны и, обогнув в три прыжка машину, открыл передо мной дверцу. Мне оставалось только вновь умилиться его безупречным манерам и поблагодарить:

– Спасибо.

– Милая, тут «спасибо» не отделаешься, – заговорщицки прошептал он, а когда я попыталась возразить, приложил палец к губам: – Тсс!

Далее последовал мой жесточайший допрос на тему «Почему ты просил никогда тебе не звонить?», который, он, к слову, выдержал. Оказалось, что у него стащили телефон некие «бесчестные граждане», а потом, видимо, всему списку контактов наотсылали разных дурацких СМСок. Пришлось его пожалеть и простить, а также совместно проклясть антифанатов его творчества.

На все мои дальнейшие попытки узнать, куда мы едем и зачем, он отмалчивался, лишь криво усмехаясь и хитро строя мне глазки. Жалобы на то, что меня ждет подруга с истерикой он игнорировал, говоря, что не задержит меня надолго. Зато его веселил мой «уморительный» вид, а также запыхавшееся лицо, с каким он меня встретил – я же улепетывала от опасных бабулек, еще бы я не была взволнована, и он меня подкалывал на эту тему. Я пыхтела, как допотопный паровоз, но суперидеи Серы и Гриппа раскрывать не стала – об этом хотелось поскорее забыть и не вспоминать, как страшный кошмар. Подумать только – Агриппину в родственницы! Да это же «об стену убиться» покажется легкой смертью...

По пути я также продолжала поглядывать на экран мобильника, в ожидании звонка от Тёмы, но он молчал, и все было глухо, как в танке. В конце концов, Оливер спросил, почему же я не свожу взгляда с экранчика, а потом сразу же сказал, что это я от Шера жду вестей.

– Напиши «Не буду тебе навязываться, но хочу оградить от неприятностей...», – посоветовал он, так и не дождавшись от меня подтверждения догадки, – прибежит как миленький – мужчины трусливы.

Олли довольно усмехнулся, я тоже улыбнулась шутке, затем стала спешно выдумывать ответ, чтобы не посвящать его в мои глупые переживания. Какой-то сотой долей своего подсознания я представляла, что с моим муженьком могло произойти что-то серьезное, но почему-то продолжала быть уверенной, что он не хочет мне звонить – вот так всегда, я предполагаю то, что, по сути, должно меня ранить, а не то, что могло причинить боль ему. Может это и эгоистично, а может, наоборот, не знаю – но думать, что с ним могла случиться беда, мне не нравилось. Таким образом, я соврала другу, что пытаюсь сочинить сообщение для Леси, чтобы она несильно ругалась моему опозданию. Оливер над моими потугами поржал и помог составить СМС, которое я отправила подруге. Она мне перезванивать не стала, но прислала ответ, что смерть моя будет долгой и мучительной, а еще пошловато-извращенской.

Вскоре мы подъехали к модному торговому центру, который по своей территории уступал разве что «ИКЕЕ» и «Оби» вместе взятым. Сам он был двухэтажным, но весь первый этаж уделялся под парковку, а весь второй – под брендовые магазинчики и кафешки. Чтобы обойти всю территорию надо иметь крепкие ноги и упорное желание.

Вообще, у нас в городе всего два торговых центра: «Golden City Life», где меня одевал Шер, и «Rock your Life», куда меня привез Олли. Если судить объективно, то первый был более интересен, ведь он включает не только магазинчики, но и развлекательно-увеселительные заведения, да и назывался культурно-развлекательным комплексом, зато второй был более любим неформальным контингентом местной молодежи – здесь можно было одеться представителю любой субкультуры.

Здесь раньше частенько прислучались драки между этими представителями, так что руководством было решено довести количество охраны до критерия «навалом», да еще ко всему прочему облачить их всех в военную форму – крепкие брутальные мужчинки с волевыми квадратными подбородками, приодетые в милитари, наводили на всех священный ужас, в итоге территория стала нейтральной. Именно «Rock your Life» любители поконфликтовать без мордобоя выбирали для выяснения отношений. Нередко здесь, проходя мимо кафе-мороженого с воздушным невинным названием «Blue Clouds», интерьер которого на самом деле включал голубые тона, можно было заметить, как за круглым столиком на двоих сидели друг напротив друга два набыченных персонажа: панк с воинственным ирокезом и кучей проколотых местечек на теле и разукрашенный с ног до головы татуировками бритоголовый ненавистник наций (а вот интересно, знай они перевод названия кафе, они бы сюда завернули свои башмаки сорок пятого размера?), которые вот так простенько за вазочкой мороженого обсуждали недостатки друг друга. Со стороны оно, конечно, выглядело смешно, хотя сомневаюсь, что им было до смеха. В целом, им и самим поднадоедало колошматить друг друга почем зря, но исчерпывать конфликт каждый считал ниже своего шибко эверестового достоинства, вот они и отрывались здесь, тренируя остроту своих язычков.

Я немного побаивалась этого торгового центра, но Оливеру говорить не стала, хотя до самого момента, когда он меня отволок к сверкающей яркими надписями-граффити витрине, где скромно скучковались цветные манекены в разнообразной модной одеждой, каждый из которых держал в руках или стоял на кубике с буквами, вместе составляющих название магазина «Урбанский стиль», я сомневалась, что мы пришли по адресу, вплоть до его воодушевленной фразы:

– Ну, все, зайка, пришли.

– Зачем мы здесь? – я покосилась на зазывной плакатик «Дитё урбана, дуй сюды!«

– Приодеться, – подмигнул он мне и потащил внутрь.

– А-а, – до меня дошло наконец, – хочешь, чтобы я помогла тебе выбрать одежду.

Оливер рассмеялся, на его мягкий, задорный смех выскочило сразу три продавца, причем один из них был мужского пола. Узнав своего постоянного клиента, девушки тут же подхватили его под обе руки, а продавец с нечёсаной веками головой сомнительно уставился на меня, решая в уме, достойна ли я его внимания. Все же, наличие в моей компании Оливера Басса (хотя это как посмотреть – вроде это я была в его компании) послужило стимулом к признанию меня, как покупателя, и он подошел ко мне:

– Здравствуйте, «Bronx Stile» респектует вам свое приветствие!

Он одарил меня очаровательной улыбкой, которая к его оранжевой футболке с эмблемой магазина шла неимоверно. Девушки, кстати, тоже были в оранжевых маечках, на их бедрах же присутствовали мини-юбки, которые скорее напоминали пояса. А вот парень был в широких джинсах, на которых было много всяких железных висюлек, и белых кроссах. Я очень неприличным образом оглядела его с ног до головы и остановила свой взгляд на кроссовках, которые были идентичны оливеровским. Не то, чтобы я была фаном подобного стиля одежды, просто я вдруг заинтересовалась – как же им удается поддерживать их в идеальной белизне. Моя обувь, например, после двух метров покрывается пылью и прочим, а вот парни особо вроде за обувью не следят, но, тем не менее, результат на лицо. Продавец с бэйджем «Nice Guy» проследил за моим взглядом, понимающе кивнул и выдал фразу, растянув улыбку еще шире:

– «Белыми должны быть, как минимум, зубы и кеды"7.

– Верно, брат! – похвалил его Оливер, высунув мордашку из стойки с толстовками. Он подмигнул мне, потом вновь обратил внимание на парня: – Короче... Nice? – тут он немного удивился, почесал за ухом. – Ну, надеюсь, – его голос стал подозрительно глубоким, как бы предупреждающим, – перетрансформаций в Bad сегодня не случится.

Найс смутился, скорее всего, припомнив, что не всегда является образчиком своего бэйджа, понуро поводил носком по полу, обведя фиолетово-зеленый (цвета магазина) рисунок и горестно вздохнул, тряхнув дредами:

– Все будет окей, Олли! – заверил он парня, кое-как взяв себя в руки.

– Я тебе верю, – к облегчению парня сказала наша звездулька, ловко уворачиваясь от носящихся за ним девушек. Блондинка и брюнетка, практически идентичной внешности, надували пухлые губки, цокали шпильками, обменивались угрожающими взглядами и вновь пускались ловить обожаемого клиента.

Меня же теперь заинтересовали волосы моего продавца (ух, как я быстро тут освоилась и уже прихватизировала паренька). О дредах я раньше только слышала, в журналах и кино видела, а еще наблюдала пару раз издалека на двух афро-американских студентах с факультета промышленно-гражданского строительства, но подходить к ним я боялась, так что в реале еще ни разу не трогала сие творение. Если честно, оно мне вообще казалось противным – это же сколько времени он голову не мыл? Мало ли там какие вши и блохи могли завестись, но почему-то моя рука упорно желала потрогать, а не обнаружив преград, потянулась и потеребила его шевелюру. Найсу мой жест показался кощунственным, он шикнул и отпрыгнул от меня, я нахмурилась, не удовлетворившись результатом.

Наши маневры приметил мой ДСЧ и поспешил на помощь:

– Эй, Найсик, новая прича?

– Ага, – парень продолжал держать меня в поле зрения одним глазом, чтобы в случае моей попытки номер два напасть на его «паричок», вовремя отскочить, а другим глазом он косился на стоящий в углу у стены около кассы огнетушитель, который, в принципе, был неплохим аргументом для защиты поруганной чести волос.

– И кто ты теперь?

– В смысле?

– В прошлый раз ты был кем-то на вроде тру-рэпера, насколько я помню, ты отчаянно косил под Гейма8, даже слезу под глазом вытатуировал, – я пригляделась – действительно, под левым глазам была татуировка. Оригинально. – А сейчас ты кто?

– Ну... мы с парнями ударились в рэпкор, – не без гордости сообщил Найс.

– Ты музыкант? – подивилась я. Надо же, уже второй знакомый музыкант на моем счету.

– Да, – вещал парень. – У меня группа.

– А что такое рэпкор?

– Направление в музыке, – снисходительно пояснила мне еще одна звездулька, только в отличие от первой, вторая вела себя чересчур звездато.

Олли усмехнулся и начал объяснять мне, несведущей:

– Рэпкор – это жанр альтернативы, – он посмотрел на меня, я все еще не понимала что за «альтернатива», но усиленно кивала головой, типа «ага, ясненько», от Оливера это не укрылось, мысли людей он читал поразительно легко (по крайней мере, мои мысли, в общем, я как открытая книга), так что опустив на меня свою руку, схватил таким образом плечи и повел к импровизированным сиденьям, расположенным перед стеной с обувью. Скамейки представляли собой стоящие на деревянных пнях сноуборды, на которых сверкали надписи «Palmer», «Burton», «Vans» и другие, я полагаю, известные бренды. Олли на все это ошалело, как я, не пялился (ну, он-то здесь не впервой, это я как доярка из деревни), а он продолжал читать мне лекцию о современной музыке (эх, вот она – его ахиллесова пята, задай ему музыкальный вопрос – и все, он потерян для реальности на некоторое время): – в смысле, жанр альтернативной рок-музыки. Его характерной чертой является речитатив, который используется в качестве вокала. Рэпкор, в целом, сочетает в себе инструментальные и вокальные свойства хардкора и рэпа. Ну, знаешь, читка под тяжелые риффы.

– Риффы? – не удержалась я от вопроса, в моем представлении рифы были только коралловыми. Но оказалось я не просто профан в музыке – я вообще полный ламер (этому слову меня Стасик научил).

– Рифф – это короткий фрагмент в музыке, который имеет свойство повторяться. Проще говоря, именно по нему и узнается песня. В роке, в который ударился наш Найсик, – тот, как услышал свое имя, принялся хлопать глазами и улыбаться, – риффы и дают мощное звучание – они проигрываются в сочетании с дисторшном.

Я промычала что-то непонятное, но, в целом, теперь мне становилось яснее. Оливер вальяжно потянулся, не отпуская мои плечи, в его глазах горел азарт, он уже собирался продолжить объяснять, что есть такое «дисторшон». Найс сидел на корточках перед своим гуру в мире нот и аккордов, мечтательно закатив глаза и не дыша, а девчонки, грустно махнув хвостиками от того, что так и не узнают значения этого замысловатого слова, убежали обслуживать только вошедшую парочку скейтеров. Не прошло и пары секунд, как парни заприметили знаменитость и потеснили на полу Найса, припарковав свои пятые точки на принесенных с собою скейтах:

– Оливер Басс?

– Ништяк, Флэх!

– Полный ништяк, Димон! – они сделали кулаками фист – ударили кулаки друг о дружку. – А это твоя девчонка?

Мой дружок сильнее стиснул мои плечи и игриво шепнул мне на ухо: «Подыграй,» – глубоко кивнул:

– Моя!

Два обжигающий ненавистных взгляда девушек-консультанток прожгли меня насквозь.

– Круто-круто! – закивали пацаны, а потом один из них вспомнил:

– Точняк! Ты мне теперь, Димасик, должен...

– Чё эт я тебе должен? Прибалдел? Опух?

– Лопух! – рифманул его друг и начал припоминать: – Помнишь, на сайте малец какой-то фотку выложил и подписал, что это его девушка? Так вот – это она и была! Я точно помню. У меня даже на мобилке фотка есть – я себе скинул.

Тут он достал мобильный телефон и показал фотку своему другу. Тот начал сравнивать электронное изображение с оригиналом. Оливер тоже захотел посмотреть, с ним и я.

Девушка с перебинтованной рукой оказалось узнанной мной мгновенно – то была я. А я ведь даже помню, кто меня фотографировал, сама разрешила. Вот я дурища.

– Палевно, – хмыкнул Оливер и вернул телефон, попросив стереть фотку, мол, некультурно это – чужих девушек на заставку ставить. Флэх свою вину осознал, стер и стал извиняться перед нами, повторяя, что его бес попутал.

– Ничего страшного, – соблаговолила я ответить и прекратить его потуги, потому что Олли, кажется, этим только забавлялся. Его факт того, что теперь все, абсолютно все, считают меня его девушкой, смешил, но не трогал, как меня. Надо же было этому случиться особенно сейчас, когда у меня стали складываться отношения с Артемом.

Найс продолжал таращить на нас глаза, а девушки все также поджимали губы и время от времени приводили к нам всё поступающую клиентуру, среди которых были, в основном, парни, но также и пара девушек присутствовала. Вокруг нас образовался круг из галдящей толпы, которая норовила пообщаться со звездой, а звезда вдруг только что поняла, что сглупила, забыв замаскироваться.

Заметив его напряженное состояние, девчонки-продавцы вызвали охрану, и те попросили очистить помещение. Именно что попросили. Двое охранников не поднимая голоса своим обычным человеческим тоном сказали:

– Просим всех очистить помещение, – сказал один.

Другой скучающе добавил:

– А то мы в Ад опаздываем...

– Через пять минут электричка... – вновь первый.

– Харон сегодня зверствует... – и все ломанулись на выход.

Да что там все, даже я дернулась со скамейки, чтобы покинуть и «Урбанский стиль», и «Rock your Life» вообще, но меня удержал Олли, чья рука все еще продолжала вальяжно лежать у меня на плечах. А какова была бы реакция на двух с виду типичных ОМОНовца, которые поигрывают в руках резиновыми дубинками, а на поясах которых внушительнейшим образом торчат пистолеты, заряженные явно не холостыми, – эдакая парочка восставших из Ада стражников Мрака.

– А вам особое приглашение выслать? – покосился на меня, Олли и скейтеров, которые почему-то уходить не собирались, один из них.

Оливер встал, располагающе улыбнулся им и стал пояснять из-за чего, собственно, и произошел сыр-бор:

– Это из-за меня толпа набежала, – покаялся он.

– Мы сейчас закроемся на технический перерыв и обслужим вас, Оливер, – хором пролепетали блондинка и брюнетка, а затем уже начали хлопать глазами перед охраной: – Спасибо большое! Что бы мы без вас делали?

– Устраняли последствия погрома, – припечатал один из них, и они покинули магазин.

– Так, мальчики, кажется, вам тоже на выход, – оживился Найс, прогоняя Флэха и Димасика вслед за двумя бугаями в милитари.

– Нет-нет! Мы же сюда не просто так зашли, – начали оправдываться парни. – У меня скейт нае... – он посмотрел на меня, вспомнил, что я дама, а при дамах выражаться нельзя, и, разведя руками, нашел синоним: – поломался.

– До по фигу твой скейт. У меня тут проблемка посерьезнее будет, – замахал руками Флэх и протранслировал нам свой постыдно рваный зад джинс, из которого были видны труселя с Микки Маусами. – Я вот нае... – он получил тычок в бок от друга, покосился на него, тот вовсю таращился на меня, наконец, он понял, что к чему, и тоже подобрал альтернативный вариант, который цензура допускала: – упал я. Неудачно. Конкретно неудачно. На собаку...

Димон стоял рядом и чуть не по полу начал кататься от смеха. Остальным заявление его друга тоже показалось смешным.

Персонал уже закрыл двери и вывесил табличку о перерыве, а теперь они вместе с нами пытались не надорвать животы от истории Флэха.

Оказалось, что оба скейтера, как обычно, катались в сквере недалеко от центра. Но случайным образом, совершенно неожиданно для него, Димон при выполнении одного несложного трюка рухнул, подмяв под себя скейт, в результате чего колесико поломалось. Его друг долго стебал Димона по поводу его неудачливости, называл нубом, костерил по-всякому, ездил вокруг него, показывая язык, в общем, вел себя как хвастливый Чебурашка, пока... сам случайно не врезался спиной в кого-то. Причем этот кто-то оказался явно меньшего роста, чем сам Флэх. А еще у этого кого-то, на которого Флэх приземлился, были острые зубы, которые недолго думая, вцепились в его попу. Единственным счастьем парня оказалось, что материал джинс был очень плотным, так что прокусить до конца клыкастое существо не могло, и в мягкую плоть своими кровожадными зубами не впилось. Флэх заорал «как девчонка» (со слов Димона, который смотрел весь этот концерт, сидя на бордюре и чуть ли не в ладоши хлопая и крича «Браво!«), завертелся, завозился, кинулся прочь, но животное разжимать челюсти не спешило, поскуливая, а его хозяйка громко визжала, вторя пострадавшему.

В общем, этот галдёжный танец продолжался минут пять, пока подоспевший к месту происшествия участковый не снял с пятой точки почти ополоумевшего Флэха... породистого пекинеса.

К концу рассказа Оливер с Найсом аплодировали стоя. Я тоже не могла сдержать эмоций и хохотала, пряча лицо в ладонях. Девчонки вообще сползли под стойку, а вот сам Флэх стоял и краснел.

В итоге, решено было сделать герою рассказа подарок в виде фирмовых джинс из новой коллекции, который вызвался проспонсировать Оливер. Парень был вне себя от счастья и кинулся, было, на шею моему другану, но во время опомнился и стал жать ему ладошку так сильно, будто тот ему как минимум памятник посмертный воздвиг и обещал лично присматривать, чтоб голуби на него не гадили.

Следующим ярким спектаклем стало приглашение в эту среду меня и Оливера на концерт Найса и его группы под названием «Славный и Ко». После того, как парень озвучил название группы, Оливер:

– Ясно теперь, почему ты у нас теперь Найсом величаешь себя.

Тот накуксился, а мне стало интересно, что же в этом такого, что парень решил сменить свой творческий псевдоним.

– Да он каждый месяц меняет ники. В прошлый раз он был Majestic Guy, до этого Handsome. В общем, зайка, у парнишки комплекс Наполеона, вот он и выражает его как попало, – не очень культурно, и в то же время беззлобно отозвался друг.

– У меня нет комплекса Наполеона, – набычился парнишка.

– Хорошо, как скажешь, – сдаваясь, поднял руки вверх рэпер, пытаясь закрыть тему.

– А концерт будет open air! – продолжил соблазнять меня Найс, кажется, он был уверен, что если соглашусь я, то и Оливер пойдет. Так что для него это было жизненно необходимо. И я почти готова была сдаться и дать согласие, но немым укором передо мной возникло нахмуренное лицо Артемки, который под домашним арестом, и даже неизвестно как долго этот арест продлится.

– Open air – это когда твоя мамочка разрешает тебе поспать на раскладушке на балконе, – поугорал над ним Олли, а тот еще больше разобиделся и надулся.

Кое-как отвязавшись от него, Оливер перекинул внимание на меня и пояснил наконец, зачем приволок меня сюда:

– А сейчас мы тебя приоденем!

– Зачем? – мои глаза округлились, а выскочившие рядом Флэх и Димон радостно загомонили, что «да, ей необходимо сменить гардеробчик, а то выглядит она не прикольно». А я встала на свою защиту: – Нормально я одеваюсь.

– Не кошерно, милашка, – натянула сухую улыбку брюнетка.

– Совсем не козырно, – поддержала ее блондинка, и они синхронно покачали головами.

– Ладно, а почему мы пришли именно сюда? – полюбопытствовала я, за что была награждена персональным щелчком по носу и ответом.

– Это самый модный магазин альтернативной одежды для молодежи. Я всегда здесь одеваюсь.

– Да-да, – прощебетала, влезая между нами, одна из продавщиц, блондинка, – у Оллички контракт с «Урбанским стилем».

Олли стукнул себя по лбу, я рассмеялась. А потом он предложил мне пройтись по магазину. О, он был огромен. Как два зала в нашей квартире, нет, три. В общем, совсем немного не дотягивал до футбольного поля. Только сейчас осознав всю его громадность, я вспомнила, что никогда себя к любителям шоппинга не причисляла, так что отцепилась от друга и ломанулась в кабинку для переодевания, уже оттуда прокричав:

– Тащите мне одежду на свой вкус! Я пока разденусь, так быстрее.

Девушки громко цокнули языками, искренне не понимая, как может не хотеться выбирать одежду. Зато парни тут же посрывались с мест в поисках чего посексуальнее, чтоб поглядеть на девушку знаменитого рэпера во всей красе.

Нет, вот до сих пор понять не могу, зачем ему надо было таковой меня представлять. У него же есть любимая девушка, и вроде как у них все супер, или нет? Надо будет спросить и попросить прекратить весь этот маскарад, как только мы останемся наедине.

Я стянула с себя свою немодную одежду, а потом понеслась карусель. По ощущению, я полмагазина перемерила, и все-все всем нравилось.

А потом меня прервал уже привычный звонок: «Не знаю, кто дал тебе мой номер, но лучше б он умер, твой звонок – это всегда как в шесть утра будильника зуммер,» – в исполнении известного деятеля российской эстрады, оповещая меня о том, что звонит мой благоверный. Понятия не имею, как Сонечке удалось подгадать и поставить на него этот замечательный рингтон, но раньше он меня радовал, а вот сейчас уже былых радостей не вызывал, потому что я хоть и злилась на Артемку, но его звонок я ждала. Хотя менять, наверное, не буду. Да я и не умею обращаться с этим агрегатом. Хорошо, хоть СМСки писать научилась – и то отрада.

– Привет, малыш! – прошептала трубка долгожданным голосом. Я стала жадно вбирать в легкие воздух, потому что он оттуда просто испарился.

– Привет, Тёма... – неуверенно пролопотала я, до сих пор не верилось, что это он звонит.

– Ты там умираешь что ли? – развеял он мои сомнения своим насмешливым тоном. – Или валерьянки упилась?

– Зачем мне пить валерьянку?

– Ну, ты же беспокоилась за меня. Скажи, ведь так? Можешь не признаваться, я и так знаю, что ты кивнула, – черт, а я и правда кивнула. – Ты переживала, почему я тебе не звонил после нашего страстного времяпровождения.

Я покраснела, это было видно в зеркале, которое отражало меня в полный рост, одетую лишь в нижнее белье, с немногочисленными синяками, хорошо, что меня никто не видел раздетой, а то бы точно хай подняли и спровадили в больницу.

– Ничего я не переживала!

Олли облокотился о кабинку с интересом – я заметила его ноги в нижнем проеме.

– Вновь делаю ссылку на теорию отрицания. Детка, не ври мне. У меня, считай, что детектор лжи на тебя под кожу вогнан.

– Дурак ты, – буркнула я, обозленная. Даже не знаю на кого больше: толи на него, толи на себя.

– Еще какой... – не стал спорить со мной самый великий упертый осел на планете. – А где ты? – в магазине играла музыка, что-то с риффами, подумалось мне, ну или я просто решила употребить новое словечко, особо не задумываясь к селу ли оно, к городу ли. Раньше я на нее внимания не обращала, а вот сейчас резко заметила. И Шер заметил, поэтому и спрашивает. Обманывать глупо, но если он узнает, что я с Олли, то, скорее всего, радостным не будет. Ведь он тогда, в машине, очень переживал и просил сказать, что у меня с его братом нет ничего общего. Артем слишком импульсивен (у него даже на юмор боксерская реакция), не думаю, что он станет слушать мои оправдания и заверения о том, что мы просто друзья... Так что выбора нет, придется недосказывать – оно вроде и не так страшно, как врать.

– Я в магазине, примеряю одежду.

– В каком?

– Мм... «Урбанистический стиль».

– «Урбанский» может?

– Ага, точно!

– И как тебя туда занесло?

– Попутным ветром, – извернулась я.

– Ну, ясно. А я думал, ты одеваешься только в магазинах для людей с отсутствующим вкусом.

Вот же хамло грубиянистое. Любую беседу испоганит и рад.

– Ты забыл, последние дни я щеголяла в стильной одежде как раз этого уличного сорта.

– Ты же у сестренке это взяла. Не твое было, – пыхнул, хохотнув, Артем.

– Откуда ты знаешь?

– Да просто сложил два плюс два и получил ответ, – довольно пояснил мне муж, – где ты могла в короткие сроки стянуть одежду. К тому же «конверсы» твоей сестричке я лично помогал достать по дружбе.

Я тут же сделал зарубку в подкорку головного мозга: обязательно поспрашивать у Сони про Шера. Они вроде сейчас не в ладах, но, кажется, раньше были дружны, он сам только что сказал. Ее информация о моем благоверном может быть полезной.

– Ясненько...

– Слушай, – раздалось на заднем фоне с его стороны знакомым голосом, – кончай уже трепаться. Мне нужно кое-что узнать. Срочно!

– Погодь, – ответил он бушующему парню и вновь продолжил терроризировать меня своим мягким баритоном. Может это и малодушно, но мне очень хотелось, чтобы он был рядом. Я бы забралась к нему на колени, устроила бы голову на груди и он не посмел бы сказать мне ни единого плохого слова... Наверное. Не уверена, что оно было бы так на самом деле, но мечтать об этом мне нравилось. – Малышка, помнишь, я говорил, что мы с тобой сегодня кое-куда пойдем?

Хоть убей, но я не помнила. А мое сердце взорвалось на тысячи фейерверков. «Божа, он приглашает меня на свидание!« – вопил каждый воспаленный нерв моего сознания. Тело поплыло... Аж ноги подкосились, я еле выдавила из себя:

– Продолжай, – потому что он сам пока приостановил свою речь, ожидая моего ответа.

– В общем, прости, но сегодня без вариантов, – безжалостно сказал он.

Мои ноги докосились окончательно и я рухнула, прижавшись к холодной поверхности зеркала.

Олли, не врываясь в кабину, поинтересовался все ли у меня в порядке. Я, молясь, чтобы мой собеседник не услышал, зажала трубку сильно-сильно и сказала, что все хорошо, а потом вновь продолжила общение с мужем:

– Почему?

– Потому что я не могу сегодня, – недовольно отрезал Тёма. – Даю тебе Толяна.

– Здравствуй, Елена.

– Здравствуй, Толь. Как дела? – мой голос все еще был тих, хотя чего это, собственно, я переживаю? Тоже мне конец света. Ктулху еще не пробужден, так что рано отчаиваться, наставляла я себя и встала с колен, уперевшись руками о зеркало. Я глянула в зеркало и обалдела – а в этой позе я выгляжу очень даже секси, вот она – сила голого тела, прикрываемая лишь в пикантных местах.

– С ним все окейно. Не переживай, Елена. Но встретиться вы не сможете.

– Почему? – я вновь переключилась на разговор, забыв о своем отражении.

– Он типа под домашним арестом – его мама суровая женщина, – пояснил Толик.

Вот-те на! Моя душа возликовала! На Шеридана Грозного нашлась управа. «Троекратное ура!« – выпалили пушки в моей черепной коробке.

– Эй-эй, – раздались вопли Артема, которые были слышны приглушенно, – я не под арестом, ясно?

– Ясно-ясно, – прикрыв трубку, пробормотал Толян. А потом уже мне: – Елена, ты помнишь китайский халат, который... случайно увела, то есть унесла из моего дома?

– Э-э, да, помню. А что?

– Мне он необходим. Он важен для меня, – голос Анатолия звучал

Ах, точно. Он же просил его оставить. Вот я балда.

– Он у меня дома, Толь. Знаешь, я сама сейчас не дома, но ты можешь прийти и рассказать в чем дело любому члену моей семьи – они вернут тебе халат. Прости, мне очень жаль, что так получилось...

– Спасибо...

Потом трубку из его рук вырвал Шер и выкрикнул как-то радостно:

– Елена!

Его вопль меня оглушил, и в то же время я прочувствовала, что раньше он меня по имени называл, ограничиваясь дурацкими прозвищами. Сам дурак вот и не называл по-дурацки. А тут вдруг оглушительно завопил мое имя... Эх, ноги вновь стали подозрительно разъезжаться.

Я хотела ответить ему что-нибудь ласковое, но он скинул, что-то еще буркнув Толику, но так и не попрощавшись со мной, по-английски. Точно, Дурак Дуракевич. Объявлю ему бойкот.

– Братик звонил? – поинтересовался из-за двери Оливер.

– Ага, его мама под домашний арест посадила.

Я прискорбно вздохнула, а Олли звонко рассмеялся:

– Вот тетя Фрося мочит! – он так еще долго смеялся, а я натянула на себя некую непонятную майку, которая чудесным образом скрывала мои синяки, зато открывала все остальные прелести. В общем, мечта извращенца.

Я беззаботно крутилась у зеркала, поражаясь новым веянием моды и пытаясь углядеть бирку, чтобы узнать, где сшили это чудо, которая по закону жанра была на шее. Таким образом, я крутилась вокруг своей оси и тогда в углу над стенкой кабинки заметила... ее. Его Маджестик Сотовый Телефон с Камерой в Режиме «On».

В общем, я вновь вспомнила, что владею, ультразвуковыми частотами, а любитель скрытой съемки, видимо, оказался из семейства собак, так как расслышал великолепно и грохнулся со стульчика в соседней кабинке.

В этот раз Оливер манерничать не стал и ворвался в кабинку, обнаружил меня, кутающуюся во что попало под руки, и спросил что же меня напугало. Я молчать не стала и с потрохами сдала неудачливого съемщика. Мой друг разъярился и, судя по вздувшимся на его шее венам, пошел бить морду. Никогда его таким разъяренным не видела. В каждом из нас сидит зверь, не зря говорят. Недолго думая, я подорвалась за ним следом и повисла на спине, чтобы он, не дай боже, не ушиб никого.

– Это мой компромат! – раздался крик Найса из кабинки. Он прятал телефон в складки своих неформальных джинс, а на лице его было возбужденное состояние. Сам он лежал в неестественной позе, но никого к себе не подпускал – боялся, что силой отберут телефон.

– Какой нафиг компромат? На «компр» есть одно словечко для тебя – компрессор!

– Мозг потому что у тебя прессованный! – наперебой стали ругать Найса его блондинистая и брюнетистая коллеги, нарисовавшиеся около нас в мгновение ока. Ух ты, а я думала они обе в душе и в голове глубокие блонди.

– Молчите! Все равно у вас теперь нет выхода, – он покачал указательным пальцем, прищуривая глаза.

Все это выглядело жутко смешно. У него не получалось быть брутальным вообще никак! Валяется он на полу весь такой грохнутый милашка – и все, а со своей шевелюрой, он вообще мне львенка напоминал из мульта про черепашку, где они на солнышке лежали.

Но кажется, только мне, потому что Олли из накрученного состояния вылезать пока не собирался, он был весь как один мускул – напряжен. Я решила разрядить атмосферу, мысленно попросив прощения у Тёмы.

– Найс, мы придем на твою вечеринку!

– ДСС, – медленно повернулся ко мне Оливер, в процессе этого движения его лицо разгладилось, а сам он заметно расслабился, – ты действительно хочешь пойти?

– Ну, да. Я никогда не была на таких концертах. Это было бы интересно. К тому же, можно Тёмку с собой захватить...

– А это кто? – вклинился в разговор беспардонный Флэх, щеголяющий в своей обнове.

– Это мой п... породистый кот, – чуть не назвала я Тёму парнем, но быстро скооперировалась.

– У меня тоже есть кот! Брат прозвал его Шред-дин-дин-гером, – стал делиться Димон, которому имя кота далось с трудом.

– Шредингер?

– Ага, Шред-дин-ди...

– Хорошо, – прервал его бессмысленный треп Оливер, – мы придем на концерт, а ты удалишь эту похабщину с телефона, – обратился он к Найсу.

Тот обрадовался, они скрепили договор рукопожатием. Вопрос был исчерпан, но дальше мерить одежду я отказалась. Так что мы переместились к кассе, куда на стойку с покупками была отложена целая гора шмотья.

– Зачем ты мне все это купил? У меня же шкаф не резиновый.

– Переезжай к Тёме! У нас есть пустая комната – можно отдать ее тебе под гардероб! – воодушевленно стал рисовать передо мной перспективы Оливер шепотом на ухо.

Кассирши от этого заскрипели зубами, воображая, что он шепчет мне на ухо всякие непотребства, которые в приличном обществе вслух сказать некультурно, не виновата же я, что покраснела?

– Это к тому же дорого, – продолжала я гнуть свое, не обратив внимания на его предыдущий комментарий.

– Лен, зайка моя, это подарок от всей души, прими его, пожалуйста!

Как-то грубо было отвергать сердечный порыв, к тому же он вроде как в финансах смущен не был... так что я больше не вопила. Хотя нет, вопила:

– Ой, на мне блоха!

Все как один отскочили от меня как можно дальше, а я верещала как резанная. Только у Олли хватило смелости подойти и то, после того как я завопила, что эта блоха перескочила ко мне от Найса, который стал весь багряный и, чуть ли не заикаясь, стал объяснять, что быть такого не может:

– Я не блохастый! Я не могу быть блохастым! – его голос сорвался на визг. – Мои дредлоки прошли санитарию.

– Где насекомое? – поинтересовался Оливер.

Я тут же ткнула пальцем в плечо, где притаилась черная тварюга. Олли бесстрашно взял ее пальцами и заржал. Да, кажись, это не блоха.

– Расслабься, Найсик, ты не блохастый, – успокоил он разгоряченного парня, как только отсмеялся. – Это просто бисер.

Вот я лопухнулась.

Он потом всю дорогу, как только парни перетаскали на заднее сидение наши покупки, припоминал мне это. Но я просто очень сильно испугалась, что могу подцепить каких-нибудь вшей, не блох, они-то у людей не водятся, это мне тоже Олли объяснил.

Таким образом, сменить тему для меня стало приоритетной целью, после того, как Оливер пообещал подкинуть меня до дома Леси. Вообще-то, рациональнее было закинуть меня домой со всем шмотьем, но Олли сам торопился куда-то, к тому же ему надо было купить телефон и успеть еще кучу дел переделать. Так что решено было, что он доставит меня до Радуги, а вещи привезет мне вечером, после созвона. Я продиктовала ему свой номер, а он записал его в красивом золоченном блокноте, органайзере, с тисненой бумагой.

– А ты не любишь исполнителей этого жанра, рэпкора? – удачно перевела я тему, наблюдая проносящийся за окном пейзаж и наслаждаясь кондиционированным воздухом.

Мою старую одежду – блузку и брюки самого обычного покроя девушки-продавщицы затребовали оставить в дар магазину, в их мемориал ужасающих глаза вещей. У них был такой – стеклянный куб в золотистой огранке, куда они скидывали страшенные, немодные вещички, которые оставляли им благодарные покупатели, счастливчики, избавившиеся от старья. Вот и я, освободившись от старой одежды, надела на себя новую: майку-платье полосатой расцветки, подпоясанной кожаным ремешком, который очень здорово гармонировал с моими флип-флопами. Так что кондиционер обдувал мои обнаженные плечи, что по ним бегали неорганизованные мураши. Также холодный воздух дул и снизу, заставляя двигать пальчиками на ногах, чтобы они не замерзли и не примерзли друг к другу и к обуви в целом – вот бы я потешно смотрелась с отмороженными ногами.

– С чего вдруг? – после некоторой паузы отозвался Оливер.

– Просто... ты так неодобрительно относился к Найсу...

– Ах, это, – рассмеялся парень. – А я уж решил, что ты ищешь какую-то подоплеку моим словам и действиям. Нет, я любую музыку уважаю, честно признаться, сам грешу накладыванием стилей, смешением – это прикольно, по-моему. Но вот скакать из одного жанра в другой... Не знаю, но это не производит впечатления серьезности их группы. Сегодня они рокеры, завтра рэперы, а послезавтра что, попсу будут петь? Или шансон горланить? Это их дело, я не спорю, но я не понимаю этих скачков.

– Возможно, ты слишком самоуверен, прости, – я осеклась под его удивленным взглядом, но продолжила, – но ты сразу понял, что ты хочешь исполнять. Они же пробуют, смакуют, ищут свой стиль...

– Я пока не увидел ничего своего в копировании Гейма или «Beastie Boys», – буркнул Олли, потом он заметил, что я опять не въехала, он стал просвещать меня кто такой The Game и что хорошего привнесли своим хардкором «Beastie Boys» около четверти века тому назад.

Потом он включил мне свои собственные сэмплирования этой американской хип-хоп-команды, звучало довольно интересно. Я его неустанно хвалила, помня, что мужчинам это требуется как воздух, а затем вспомнила, что хотела его кое о чем спросить и попросить:

– Оливер, а зачем ты попросил меня подыграть, у тебя же есть девушка, которую ты любишь!

– Ах, это... Прости, Ленчик. Просто мне показалось это прикольным, как те девчонки зубами скрипели, – он улыбнулся, а я не видела причин не верить ему. Он искренний человек, ничего не скрывает, грустит иногда, устает, может, выдыхается, но держится на плаву. И не пытается показать какой он крутой, не то, что его выпендрежный братишка. А все же, почему его посадили под домашний арест? Может его мама узнала о нас?..

В груди тут же похолодело.

Одновременно с этим машина остановилась у высотки, мы распрощались, а я пошла к Лесе, не переставая думать о его суровой маме. Потом я набрала номер Шера, но его телефон был отключен. Мои раздумья прервал офигенный голос:

– Здравствуйте, миссис Охренчик!

Обладателем его был консьерж Мартин, который, оказывается, хорошо меня запомнил.

– Здравствуй, Мартин, – обрадовалась теплому приему. – Как служба?

– Все просто замечательно! Мы все ждем, а от вас никаких вестей. Как же мистер Охренчик? Ему лучше?

Я только сейчас вспомнила, что мой муженек якобы лежит в больнице:

– Да, ему уже лучше. А я вот пришла проведать квартиру и подругу.

Мартин, как большой грациозный кот выскочил из-за стойки и рванул вызывать мне лифт:

– Миссис Охренчик, прошу, – он учтиво пропустил меня в кабинку лифта.

Я его поблагодарила и покатилась вверх, к Леське, по которой безумно соскучилась. Отчего-то это я поняла только сейчас. Мне так хотелось выговориться и все-все ей рассказать, я даже почти уговорила себя на этот шаг, даже придумала, что ворвусь к ней и с ходу скажу: «Лесь, я тут замуж вышла и влюбилась! По уши...»

Так что я нажала на звонок, еще раз, потом дверь распахнулась, явив моему взору... Егора. Я все свои слова забыла и обратно их в глотку запихала, пока они не успели «обрадовать» моего братца, обернутого в полотенце. Кажется, он только что вышел из душа. Вовремя я.

Ехавший следом за ментовским «бобиком» черный джип с внушительными номерами оба парня, сокрушенные действительностью, не замечали.

Его заметили сами блюстители дорожного порядка – джип привлек их внимание не только номерами, оба мента приметили, что машина, когда они тормознули ребят-наркоманов, также притормозила на дороге на значительном расстоянии от «Эскалейда», а вывалившийся с заднего сидения громила стал копаться в капоте, сам при этом сильно косясь на разыгрываемое действо.

Решив, что это министерская проверка, оба молоденьких хранителя священного жезла (как их прозвал мысленно Шерхан) показали себя с лучшей стороны, задержав потенциально-опасных парней, даже несмотря на то, что фамилия одного из них Охренчик – известная фамилия известной в городе четы. Документов при нем не было, а верить на слово они были не обучены. Так что, вызвав по рации наряд, они сплавили обоих подозрительных типчиков-наркоманов (возможно и наркодиллеров) им, поделившись соображениями со своими коллегами, которые также молоды и юны, так что отнеслись к предупреждению со всей полагающейся строгостью.

Теперь оставалось непонятным лишь то, почему министерская инспекция и после задержания продолжает преследование. Это немного пугало сержанта Прозапас и его коллегу сержанта Сухова.

Переглянувшись, они, выжимая из себя все оставшееся мужество, продолжили конвоирование, понадеявшись на лучшее и спуская задержанным, то есть задержанному – его друг вел себя куда приличнее – скабрезные шуточки.

Илья дулся и был крайне зол. Он клял друга за чрезмерную языкастость, так как Шер, прочувствовав, что их точно повязали, и ни о каком освобождении и речи быть не может, стал саркастично стебаться над бедными служителями дорожного патруля, пусть и совсем «зелеными», которых государство переименовало в совсем неэтичных и бьющих по самолюбию в своей аббревиатуре Полицейских Инспекторов Дорожного Регулирования.

Шер без конца ехидно интересовался:

– А как мне теперь к вам обращаться?

От этого блюстители дорожного порядка сильно злились, краснели, сжимали челюсти, поглядывали в зеркальце заднего вида, переглядывались, но своему практически ровеснику... не отвечали.

– Совесть имей, мне совсем не улыбается всю ночь торчать в обезьяннике, – бурчал Илья.

– Пятнадцать суток, как минимум, – огорчил его сержант, крутящий баранку.

Артем на все это внимания не обращал, продолжая жалить своим уничтожительным мастерством сарказма, не отдавая себе, в общем-то, отчета в том, что ему просто физически нужна изоляция от малышки: его не пугали чувства к ней, он не жалел о поцелуе, но... но его никак не могла отпустить мысль о предательстве. Он же пообещал брату, что прекратит с ней контактировать... И не сдержал слово. Эти противоречивые чувства и мысли бесили его и раззадоривали в нем плохого парня, которому все переживания были по боку, и который бесстрашно продолжал изгаляться над своими конвоирами, премерзко ухмыляясь и сдерживаясь пока от ржача:

– Господа...

– Заткнись, Шеридан!

– Господа пид...

Илья, которому было вовсе не до смеха – не та ситуация, с силой боднул своего друга головой в челюсть, так как на руках были наручники, иначе бы он зажал ему рот рукой, и стал вразумлять:

– Ты идиот? Тебе мячиком по башне заехало?

Своими словами Илюха вновь напомнил Артему о недавнем разговоре с Оливером. Он в момент обозлился и боднул друга в ответ, заехав ему по уху.

– Отвали!

– Да ты ваще бешеный!

– Прекратите драку! – резко выкрикнул сержант Прозапас, вильнув задом «бобика», чтобы встряхнуть парней, от чего они налетели друг на друга, перекувыркнувшись, словно две последние кильки в банке, и больно стукнулись черепами.

– Аккуратнее веди, – взорвался Шер, – не дрова везешь.

– Эй, пасти захлопнули быстро, наркоманы! Языкастые больно, – сверкнул очками «козел» с пассажирского сидения.

Артем себя нариком не ощущал, да и затыкаться после такого считал ниже своего достоинства, тем более его только что назвали «языкастым», так что надо держать марку. О том же, что его достоинство уже изрядно потрепалось, он предпочитал не задумываться.

– Фонтан моего красноречия пальцем не заткнуть, товарищ Пи... – он опасливо покосился на Фотографа и решил ограничиться двумя первыми буквами – глаза друга были налиты кровью, в голове Шера мелькнуло сравнение Ильи с быком на корриде, только кольца в носу не хватало.

Артем мысленно поблагодарил себя за благоразумие, что сегодня не одел красную футболку, иначе провокация была бы еще очевиднее, а драться ему не хотелось. Не с другом. Но разрядка требовалась в любом случае. К тому же его тело стало неожиданно чесаться от осознания факта, что он уже сутки ходит в одежде, к тому же чужой, которая даже не обсохла нормально после баскета. И которая хранила на себе еле уловимый аромат его малышки... Чесаться вдруг расхотелось, и Артем стал к себе принюхиваться, стараясь не привлекать лишнего внимания. Ага, это при трех парах глаз, следящих за ним по-разному: укоризненно-угрожающе (Илья), ненавидяще-предвкушающе (очкастый мент) и периодически, но алчно (водитель-сержант).

– Не хами, чесоточная вонючка, – огрызнулись спереди.

– Царь не принимает советов от чайников, – вздернул брови блондинистый грубиян.

– И кто тут царь? – поддался на провокацию с водительского сидения сержант Прозапас, который интеллектом вообще не отличался, а его коллеге осталось лишь обреченно вздохнуть – теперь оскорбительная болтовня еще долго не прекратится. Такой тип людей ему был известен, его родной братец был той еще моральной амебой с преступными наклонностями. Сухова бесило, что он даже дубинкой Охренчика «по-дружески», чисто для профилактики, огреть не может – джип своей слежки не прекращал, а значит, последствия орудования первобытным орудием могут стать неимоверно плачевными.

– Аз есмь Царь! – грозно «поделился секретом» господин Охренчик.

Очкастый решил взять разговор с клиническим идиотом (а какой еще можно поставить диагноз человеку, который хамит государственным органам?) в свои руки, все же опыт общения с подобными валенковыми инфузориями он имел огромный:

– Докажи.

Но Шер не испугался – доказательство имелось:

– Прости, др... фу, @uncensored@, чуть не назвал тебя другом, – он облегченно выдохнул, – в общем, Пи, – наблюдаемая Шером сквозь прутья решетки щека очкастого покраснела через мгновение после того, как запылали уши, и Шерхан находил его смутно знакомым – хотя чего только не бывает, ведь это его родной город, так что все может быть. И это нисколько не мешало ему и дальше смущать бедного паренька: – Слушайте, ребят, а кто из вас старше?

– Не твое собачье дело!

– Не мое, – легко согласился парень, пытаясь почесать спину скрепленными руками. Милиционеры-полицейские смотрели на это дело с усмешками, которыми в скорости подавились – растяжка у Артема офигенная, им даже завидно стало. – Мои только собачьи, а вот козлиные...

– Следи за своим фонтаном, я ведь найду с кем посадить – твои дела станут сугубо петушиными.

– Напугал, ха-ха! Так кто старше? Ты, да, очкастый? А ведь очки делают свое нехорошее дело и вводят всех в заблуждение, обременяя твой фэйсик интеллектом!

– Он и вправду умный! – заерзав на сидении, ревностно стал защищать напарника Прозапас, решив проблему Шера.

– Окей, теперь ясно, кто есть кто. Ты, очкастый, будешь Пи Первый, ты, водила, – Пи Второй. И это я еще интеллигентичаю, – он скабрезно улыбнулся, предвкушая словесные баталии.

– Слушай, – очкастый полностью обернулся, явив свое лицо в зарешеченное окошко, – ты не над пропастью во ржи, так что прекрати свой бесполезный бунт.

– А ты действительно не так туп, как Пи Второй, да ведь, Илюх?

Но Илюха самозабвенно пялился в окно, не обращая внимания на Шера. Он решил его полностью игнорировать.

Зато Прозапасу не понравилось сравнение не в его пользу:

– Я не тупой!

– Да-да, конечно, – засюсюкал с ним Артем, – как скажешь.

Раздался глухой стук, это Сухов решил «побиться об стену», то есть о приборную панель:

– Достал... – застонал он.

– Это я только начал. Пи Первый, не убивайся! Я же так и не сказал тебе: я забыл корону дома, – он сделал виноватые глаза, а сержант тут же прекратил самоизбиение.

– Что и требовалось доказать!

– Ты не знаешь, но это обременительно – таскать ее с собой, – пустился в философствования Шер, которого понесло. – В целом, конечно, вещь удобная, почесаться можно ею, и вообще. Хотя не все прохожие понимают – их примитивные сознания слишком осовременены, Мартины Лютеры Кинги обратили их в свои ряды, вытащив из-под рабства. Но! – глаза Пи Первого потухли, предвкушая гадость. – Но, дорогой мой, на этот случай я сделал тату!

Илья пробормотал себе под нос:

– Только не это... – и закрыл глаза.

– Тату? – огорчился Сухов и потребовал продемонстрировать.

Артема долго уговаривать не пришлось, он попросил лишь расстегнуть ему наручники на руках, а то сам он не дотягивается, но полисмены ему отказали, сказав, что они не дебилы. Тогда Шер поинтересовался, не будут ли они против, если он сам руки вперед выведет. Посмотреть на это было интересно, раньше парни такие фокусы только в цирке видели, так что они слабовольно захотели зрелищ и согласились, а по нытью сержанта Прозапаса его коллеге пришлось снимать это на камеру телефона (вообще-то, ему и самому хотелось, но он считал это постыдным и стеснялся предложить сам).

Руки, сцепленные наручниками сзади, довольно быстро оказались спереди, гайцы только глазами хлопали, а Илюха, открыв глаза, недовольно прищурился, но комментировать не стал. Ему вообще было непонятно, зачем друг устраивает цирк: вроде клоунов Шеридан на дух не переваривает, а сам сейчас именно в этой роли и скачет.

Очкастый спрятал телефон, все еще пребывая в шоке. Такого, от медведеподобного парня он никак не ожидал. А Шер, тем временем, мигом вскочил на ноги, насколько позволила машина, и оголил свой пресс, пальцами тыча на корону, изображенную прямо под пупком:

– Вот она – моя корона!

А на «корону» Артема стоило поглядеть. Она была выполнена белой краской по смуглой от природы коже и смотрелась выпуклой. Ее окружало до кучи всяких надписей, которые были важны для Шера. Выглядел он, к слову сказать, как самый настоящий гангстер: опушенные до середины попы джинсы, так что видно спортивное нижнее белье, безразмерная футболка, все это поверх вытатуированного тела, на лице зависла пошлая ухмылочка, а глаза глядят хитро-хитро – типичный портрет среднестатистического хасла9 из гетто, где балом правят брутальные нигга. В довершение портрета не хватало только ствола, заправленного прямо в штаны, и мощной золотой цепи, подвеской к которой служит огромный знак доллара.

Копы вмиг заинтересовались, синхронно повернув головы. Прозапасу очкарик тут же влепил затрещину и велел следить за дорогой, а сам продолжил пялиться. Он втайне мечтал сделать себе тату, но все не мог решиться. Точнее, он не мог решиться наколоть себе то, чего желала его душа – бабочку... Сухов являлся страстным фанатом этих красивых крылатых насекомых, которых коллекционировал с детства, находя их безумно прекрасными созданиями. Брат над его пристрастием откровенно угорал и, однажды подслушав, что братишка собирается делать себе татуировку с бабочкой, откровенно его оборжал, назвав проституткой. Этого было достаточно, чтобы поумерить пыл в нательной живописи.

– Ого, – только и прошептал сержант Сухов, протирая неожиданно запотевшие от участившегося дыхания очки. Его постигло вполне понятное желание потрогать на ощупь татушки, которыми было испещрено тело задержанного, но он вовремя поймал себя на этой мысли и отругал.

Шер был до безумия счастлив:

– Это еще не все, у меня еще и подпись прилагается! – доверительно сообщил он приклеившемуся к решетке менту, растянув губы в плотоядной ухмылке.

Далее он опустил руки ниже живота и к ужасу очкарика стал оттягивать вниз резинку трусов, чтобы показать заветную надпись.

Сержант впал в ступор, открывая и закрывая рот, как рыба, выброшенная на берег.

А Шер, тем временем, оголил надпись: «Царь, Ёпт!« – и стал смотреть на Сухова, продолжая пикантно ухмыляться. На самом деле, что он такого сделал? Вроде ниже дозволенного не опускал, никаких штучек из категории ХХХ не показывал, но, тем не менее, сержантик покраснел, как перезревший помидор, на который ради прикола напялили очки. А это того стоило.

– Я тебя онекроложу, брат, – мстительно пообещал сбоку Илья и вновь отвернулся, невидящим взглядом уперевшись в окно.

А Артем начал дико ржать, опустившись обратно на сидение.

Прозапас вертелся на своем сидении, жалея, что ему пришлось отвернуться и следить за дорогой, также он жалел, что телефон в момент показывания надписи был уже отключен. На вопросы его напарник не отвечал, а потом так вообще взбесился (это на него так ржач сзади действовал) и наорал на ни в чем неповинного водителя. Тот обиделся, ушел в себя и молчал до самого прибытия, гадая про себя, что же произошло, и кляня себя за то, что все интересное пропустил.

Когда они прибыли в участок, тот самый, откуда Артемка вызволял неделю-полторы назад свою малышку, сержант Сухов, выпуская парней из машины, смотрел на Охренчика волком. «Ха! Козел смотрит волком,» – мелькнуло в голове вновь развеселившегося парня, и он стал опять ржать в голос, распугивая воркующих голубей и голубок, испражняющихся на памятник первому городовому, расположенному прямо во дворе здания участка среди голубых елей. Курящие на крыльце седой майор и лысый подполковник стали ворчливо бурчать:

– Совсем обнаглели эти наркоманы. Молодое поколение... Да в армию их всех!

– Вот мой сын, – гордо выпятил грудь майор, – отслужил два года в Чечне! Настоящий мужик. А эти... – он махнул рукой. – Эти совсем обнаглели.

– Целыми грузовиками уж привозят их, ущербных. У-у-у, наркоманьё!

– Вот-вот, – глядя на сияющую в свете фонарей лысину собеседника, поддакивал майор.

Прозапас и Сухов повели свою «добычу» в здание, оформлять, по пути поздоровавшись со старшими по званию и удивляясь, почему они задержались допоздна. Потом они вспомнили о проверке, приплюсовали оба факта и все мгновенно поняли.

– Осторожнее со мной – заражу, – загоготал Артем и стал чесаться об тащившего его сержанта-очкарика. Тот, чертыхнувшись, отскочил.

Прозапас посмотрел на него укоризненно и покачал головой:

– Не дури, Сухой, он же сбежать может!

Так они еле-еле довели парней, передали их на руки дежурному, пожали друг другу руки, поздравив с успешно выполненным заданием, и пошли высматривать джип, который на территорию участка заезжать не стал, остановившись за воротами.

Шер до последнего надеялся встретить того же самого голубоглазого дядьку, который дежурил в день ареста его женушки. Но птица Обломинго, которая угнездилась в последние несколько недель на его башке, устроив там гнездо в виде восточного тюрбана, вновь напомнила о себе, довольно гогоча. Кажется, этому она научилась у самого Тёмы.

Дежурный встретил парней усталой понурой улыбкой. Он и сам был весь выжатым, как лимон, хотя скорее даже сушеным, как вобла: высокий, худой, с впалыми глазницами, кругами под глазами и резкими скулами, словно он беженец из голодающих стран Африки.

– О, прибавление, – обрадовался он, принимая ребят.

«В смысле, прибавление,» – удивился мысленно Шер, прислушиваясь к звукам, доносящимся из глубины здания:

Convict...Music...and you know we upfront.

«О, как раз кстати,» – Артем после этих строк стал в полной мере ощущать себя заключенным.

I see you winding and grinding up on that pole,

I know you see me lookin' at you and you already know

I wanna fuck you, you already know

I wanna fuck you, you already know10

Эти известные строчки выводил нестройных ряд голосов, а Шера вновь потянуло на ржач. Он представил, что песенку они поют не кому иному, как необразованным и несильным в языках служителям сего храма местного управления по борьбе с организованной и неорганизованной преступностью.

Илья прислушался, оживившись после поездки, и чуть ли не сам галопом поскакал в камеру. Шер, ухохатываясь, плелся позади него, а за ним еле передвигал ноги дежурный. Даже сказанные Прозапасом и Суховым напоследок слова, что парни опасны, особенно обкуренный, не особо действовали на него, апатичного и скукоженного, не спавшего уже третьи сутки.

Перед самой камерой, конвоируемые им блондины застыли с непонятным выражениями на лицах – ведь было чему удивляться. За решеткой, вальяжно развалившись на скамейках, приваренных к стенам, в компании хитроглазого китайца, качающего в такт напеваемому парнями мотиву, скрашивали свое время в стенах «каземат» вся команда фанки-манов в полном составе, не хватало только Оливера (но с его безупречной репутацией это не казалось странным), а также здесь присутствовал Егор Матвеев и какой-то неизвестный паренек, пытающийся взглядом расплавить решетку и сбежать.

На появление этой парочки они отреагировали сонно, но в то же время не менее удивленно.

Илья оживился как по мановению волшебной палочки, увидев нужную персону, ему просто необходимо было отомстить другу:

– Матв, – так братца девушки Охренчика называли друзья, – и ты тут! А ты знаешь, что наш Шеридан встречается...

Артем бросился на Илюху, пытаясь заставить того замолчать, но затаивший злобу за всю поездку на Шера парень, оказался не промах и ловко избежал участи оказаться подмятым под телом Шеридана, и закончил-таки вопрос:

– Встречается с твоей двойняшкой?

Брат шеровской малышки, с энтузиазмом выводивший строчки песни, заткнулся.

На секунду воцарилась громовая тишина, которую прервал Егор громоподобным, особенно в бетонных стенах, смехом.

Шер вздохнул, картинно приложив руки ко лбу и закрытым глазам, и опустил голову затылком на пол, полностью обмякнув:

– Спасибо, брат, удружил, – буркнул он Илюхе, видимо, ожидая, что тот раскается и начнет ползать перед ним на коленях, захлебываясь в извинениях и лобызая, в перерывах, его ноги.

К глубочайшему удивлению Артема ничего подобного не произошло, наоборот, Илья повторил движения Шера, разве что руки к голове не приложил – они были сцеплены наручниками за спиной, и тоже растянулся на полу. Артем в его кощунственное молчание не поверил и стал подглядывать из-под рук, но результат увиденного его разочаровал.

Матв продолжал истерично подвывать, заключенные за решеткой парни пораженно молчали, пребывая в прострации после насыщенного дня и последней сцены, а сидящая за решеткой в соседней камере темноволосая девушка, единственная на всей женской половине, схватилась за голову и стала подвывать, всхлипывая дуэтом с Егором.

– Ну, успокойся, нас скоро выпустят! – вскочил на ноги паренек, сидевший около истерящего первоисточника.

Девушка ему не отвечала, ее плечи подрагивали, а психическое состояние, как он расценил, напоминало шаткую лестницу с подпиленной ножкой, на которую взобрался пожарник. В плену своих смехотворящих потуг они переглянулись с Егором и стали ржать еще громче. Причина была одной и той же – под кодовым названием «Лена», но каждый интерпретировал ситуацию по своему: Егор угорал над своими попытками разлучить ее с лже-женихом, потому что только теперь ситуация очень ярко нарисовалась перед его глазами; а вот Лесю до колик смешила сама мысль, что этот брутальный мачо может быть бойчиком ее скромняги-подруги, да ее сам факт, что Ленчик с кем-то встречается, заставлял бесконечно удивляться и улыбаться. Она всегда полагала, что сама найдет ей жениха, выбирая из многомилионной армии самых обычных парней, чуть прыщавых, чуть застенчивых, чуть милых, чуть умных, чуть придурковатых, в общем, среднестатистических. Однажды, у нее даже случайно мелькнула мысль познакомить Лену с Лёней, ее собственным парнем, чувства к которому она, в прочем, за настоящие никогда не принимала... Сначала он бы робко за ней ухаживал, потом они бы поженились, построили бы дом, проводили бы вечера вместе: Лёня рассказывал бы всякие безумные идеи по поводу мироздания, а Ленка бы смотрела ему в рот, ловя каждое слово, и верила бы всему. Идиллия... Вот она – типичная ячейка общества. «Аж тошно!« – ужаснулсь Леся, последние мысли ее отрезвили и она успокоилась.

– Эй, не на курорте, – сонный полисмен оживился, одарив каждого из лежащих двумя кулями на полу внушительным пинком, – вствайте! Ахать и охать тут не надо, барышни, а уж если собираетесь, то в порядке строгой очереди и исключительно в камере.

– Осторожнее – тут моя голова, а она мне дорога, как подставка для короны! – пробурчал Охренчик, все же соскребая свою бесценную тушку с выложенного еще с советских времен плиточного пола, который служил ему немым укором тому, что он всю жизнь ненавидел мыть пол, считая это женской работой.

– Та-а-ак, наркобароны местного посола, встали быстро!

Илья тоже соскребся с пола, весьма довольный собой: сделал гадость – на сердце радость.

– О! Наркобароны?.. – с долей зависти прошептал Малик – его схватили, предъявив более банальное обвинение.

– И нечему тут завидовать, – философски заметил дежурный.

– Да нанобараны они, – съехидничал Дэн, доселе молчавший.

Илья с Шером кинули страдальческие взгляды на выход, где тут же выросли докурившие подполковник и майор, расценив взгляды парней как намек на побег, подполковник Главнюк почесал свою залысину, которая зазывно мерцала под каскадом дневных ламп:

– Никто никуда не торопится – все везде уже успели, – и, призывая к спокойствию, водрузил руку на кобуру.

Дежурный рассовал понурых парней по камерам: Илью к парням, а Шера, как обкуренного, и по сему особо буйного, опасного и склонного к дракам, – засунул к Лесе, рассудив, что девушку он бить не станет, она только обрадовалась, собираясь устроить тому доскональный допрос, так что рано Артем обрадовался, что ему не придется соседствовать с братом своей малышки, и зря – компания ее лучшей подруги была не лучшей альтернативой.

Майор с подполковником ушли чаевничать в кабинет.

Леся еще немного всхлипывала, когда под общее неодобрение Артема «подселили» к Лесе, так что он на радостях, что никто на его «священный сосуд, в котором бурлит кровь царская» посягать не станет (безобидную, на первый взгляд, девушку он в расчет не брал), развалился на свободной скамье:

– Детка, не волнуйся... Все зашибись, – краем глаза, незаметно для других, он косил на изображающего из себя смайл «ROFL» Егора, которого все пытались успокоить. Безуспешно. Из глаз Матва текли слезы, а живот рисковал надорваться.

Эта реакция немного пугала Шерхана – он ожидал, что тот захочет оторвать ему башку и зафутболить ее прямым рейсом на Камчатку. Хотя, был вариант, что Егор не поверил словам Фотографа.

И все равно Шер считал, что ему нереально повезло сидеть в смежной с ним камере, иначе... А что, собственно, ожидать от человека, с которым конфликтовал только на сцене – в батле? В детстве они даже были дружны, потом повздорили из-за какой-то чепухи (сейчас ни один из них уже и не вспомнит причину), так и выросли порознь. Ни друзья, ни враги...

– Глаза сломаешь, – едко заметила Леся, от которой его «слежка» не укрылась. – И, кстати, кто волнуется? Я? Ты это волнением что ль называешь? Наивный... Да я в панике! Понял? У девушки паника на грани истерики!

Она ловко скинула его ноги с лавки, но не рассчитала сил, толи Шер не ожидал активности от нее, так что свалился следом за своими кроссами:

– Ауч! Ты что творишь, бешеная?! – взревел Шерхан, медленно поднимаясь с пола.

Владимир, чья голова была перебинтована после неудачного «поцелуйчика» с мобильником, а затем и с полом, расстроенно выпустил из легких воздух, а если бы он делал это со звуком, то получилось бы как в американских ситкомах: «Ооооу!«. Просто он ожидал, что раз уж Шер падает, то тоже должен расшибить себе кочерыжку, а то одному страдать Степлеру было не в прикол.

– Не разговаривай с ней так! – взвизгнул паренек, сидевший рядом с Егором.

– Спартак! Спартак! – проорал китаец, посмеиваясь в кулачок, а другим потрясая в воздухе.

– Правильно делаешь, что хихикаешь! С твоим кариесом не смеются, – грозно насупился Шер, выбивая самое слабое звено, которое от одного гневного тона оппонента внутренне расстроилось.

– Грех издеваться над бедным немощным эмигрантом, – взялась за поучение Леся, забыв уже что только свалила его со скамьи. – Он может собрать своих и заехать тебе в глаз. А потом вырезать почку и продать на черном рынке, – Артем перевел на нее свирепый взгляд, Леся решила держаться до конца, – у них это в порядке вещей. Там триады правят... балом... И вообще, они не будут тебе в глаз давать, а тоже вырежут и продадут!

– Все сказала? – поинтересовался он будничным тоном. И только «FJB» были в курсе, с каким трудом это ему далось.

– Ну... печень только, наверное, продать не получится... Ты ее по любой пропил!

– Теперь все?

– Ну-у-у...

– Я бы сказал: «Взорвите ей мозг!«, – но над этим уже кто-то поработал.

С этими словами Артем улегся на лавку, натянул на лицо футболку, оголив пресс, куда бесстыже уставилась Леся, даже забыв, что только что собиралась расцарапать ему мордаху. Поправочка: симпотную мордаху.

– Тёмыч, ты охерел? – взревел Джава, который полчаса назад названивал тому на мобильник, чтобы он забрал их из изолятора временного содержания. Но трубку никто не снял, потому что Илью и Тёму тогда уже второй час как держали на прицеле, дожидаясь подкрепление, чтобы отправить их в «обезьянник».

Остальная ватага ребят устало вздохнула. Егор к тому времени уже отсмеялся, а теперь пытался понять, в каком моменте было адски смешно, что он чуть ли не по полу катался. Китаец насуплено созерцал потолок, подвывая себе под нос Эйкона, а воинственный юнец вновь принялся плавить взглядом решетку. «Удачи, брат!« – мысленно пожелали ему Джава и Малик.

– Значит, ты встречаешься с моей сестрой? – спросил Егор.

Артем усиленно делал вид, что спит, то есть не подавал признаков жизни. Он прикинул, что провести здесь ночь, а может даже сутки – неплохой вариант, ведь тогда он отдалит свою встречу с малышкой, к которой его непреодолимо влекло. Его мысли быстро перетекли в вялое состояние, и он постепенно начал клониться в сон.

– Тебя, гад, спросили! Ты встречаешься с его сестрой? – проорала ему в ухо Леся и торпедой переместилась на другую сторону камеры, чтоб, не дай бог, не попасть под удар.

Шер даже ухом не повел. Он настолько вымотался, к тому же бессонная ночь давала о себе знать, так что просто вырубился без задних ног и без передних, и вообще ему глубоко по... что скамья является не лучшей альтернативой кровати. Леся еще немного поорала, изображая из себя пароходную сирену, потом успокоилась и переключилась на Илью:

– Так что ты там рассказывал?..

Бедняге пришлось многое рассказать из того, что он знал, утаив, правда, причастность группы к слежке и разговоры Охренчика со своей девчонкой в машине, а также то, что они наивно полагали, что Оливер пытается увести ее, и то, что его друзья похитили Олли. В общем, речь его была такова:

– Они встречаются. Уже неделю. Больше мне ничего неизвестно.

И как его не пытали, больше он ничего не сказал на эту тему.

Зато оживился дежурный, на которого сегодня майор возложил обязанности следователя, и стал допрашивать по одному сначала парней, потом и Лесю, оставив Охренчика напоследок. Просто ему не хотелось пока злить парня, у него и от имеющегося неспящего контингента уже голова шла кругом. Так что, выслушав Илью, при этом Малик с Джавой чуть ли не слюнки пускали, отчаянно завидуя парням, он переключился на их историю, которая была куда прозаичнее. Хотя в пересказе Леси и команды фанки-манов, а также едких замечаний Егора и обиженных – Владика, знакомого Олеси, – которые нещадно перебивали друг друга, она обрела новые краски, а дежурный, бросив записывать, включил диктофон и, слушая их, подоткнув локоть под подбородок, даже спать перехотел. Китаец тоже слушал с одухотворенным выражением лица, хотя ни фига не понимал.

Если рассказывать коротко, то дело обстояло так. Егор, послушавшись по дурости Соню, побежал ловить предполагаемых воров. Бежали и они, и Матв со всей дури, перепрыгивая через заборы, машины, в общем, через все препятствия, попадавшие на пути, словно они ямакаси, хотя сами ребята лишь себе признавались в том, что когда «ж*** норовит нарваться на неприятности, надо уносить ее методично», а Егор лишь пытался не отставать. Получасовые гонки закончились загоном грабителей на высокий дуб недалеко от дома, где держали Оливера. Решив, что таким образом можно поймать сразу двух зайцев (наивный потомок чукотских оленеводов еще не был знаком с поговоркой «За двумя зайцами погонишься – от обоих схлопочешь»), Матв отзвонился полицаям и сообщил, что накрыл две преступные группировки. Полицаи оказались еще наивнее и поверили в бред звонившего, так что выслали несколько патрулей. В это время грабители, сидевшие на дубе, начали проявлять активность и стали обстреливать незрелыми желудями Егора. Он оскорбился и стал в ответку обстреливать их пустыми бутылками из стоящей неподалеку урны с пластмассовыми и полиэтиленовыми отходами. Здесь-то их и накрыла охрана коттеджного поселка. Они принудили спуститься с дуба и грабителей. К великому удивлению Егора ими оказались Леся и еще какой-то непонятный тип. Изъяснения по поводу того, что они никакие не грабители, а «так, мимо проходили», их не спасли. Зато приехавшая в довольно короткие сроки полиция совершила облаву на домик с фанки-манами. Кроме пребывавшего в обмороке Владимира других потерпевших в доме не было, так что, решив, что уходить с пустыми руками плохая примета, они загребли всех, еле рассовав их в два «бобика». По пути Егор выведал, что Леся с Владиком здесь не случайно оказались – они пришли нагадить, то есть совершить вандальный акт, своему несостоявшемуся начальнику, который уволил Радугу и Владика за то, что они дрыхли на работе: а вы попробуйте всю ночь бдить, отвечая на тупые вопросы горячей линии по поводу заваривания бич-пакетов; Владик же работал в фирме мерчендайзером (это так утомительно расставлять БПшки на полках, рассуждая какие же более предпочтительны студентами) и на полставки уборщиком (так что тоже ночью сопел в обе дырочки, залихватски аккомпанируя храпом). В общем, они были глубоко оскорблены тем, что вчера ночью их спалили, к тому же на Лесе сказывался факт того, что и она работала днями на другой работе, пахала, не жалея себя, так сказать, и решили отомстить, закинув тухлятину в вентиляцию. Вот тут-то на выходе из дома их и обнаружила Соня и, как сознательная гражданка, отправила сильного атлетичного братца отлавливать воров. Фанки-маны тоже поделились своей историей, не вдаваясь, правда, в первопричину похищения Оливера, они отмазались тем, что сделали это по приколу.