5||
Часы за компьютером текли незаметно. Пальцы стучали по клавишам, микрофон ловил пробные строчки, а я погружался в привычный, почти медитативный ритм. Но в этот раз было что-то другое. Слова не рождались искусственно — они лились, как будто кто-то диктовал их мне изнутри. Каждая строчка была как осколок прошлого, кусочек боли, любви и вины. Я понимал: пока она спит за стеной, я должен выговориться. В этом — мой способ быть рядом, даже если словами ей сейчас тяжело.
Я часто задумывался, как всё могло бы быть иначе. Если бы не уехал тогда. Если бы раньше понял, что с ней что-то не так. Если бы просто внимательнее слушал. Она всегда молчала, всё прятала в себе — даже в детстве. Но я ведь тоже. Мы, наверное, слишком похожи.
Время подкралось к двум часам ночи, когда я встал из-за компьютера. Спина затекла, голова слегка гудела, но внутри было спокойствие. Я подошёл к кухне, налил себе воды и замер, прислушиваясь. Квартира спала. Только за дверью её комнаты, как мне казалось, еле слышно шелестело одеяло — может, она повернулась во сне.
Я подошёл к её двери и аккуратно приоткрыл. Лунный свет ложился мягкими пятнами на постель. Ариша спала, прижав к себе того самого плюшевого кота. Лицо — спокойное, но на щеке всё ещё не до конца сошёл синяк. Чёрт. Как же больно было это видеть. Так хотелось просто стереть всё: и страх, и боль, и тот день, который перевернул её жизнь.
Немного понаблюдав за младшей , я ушел к себе и при первом же соприкосновении с кроватью уснул .
(от лица Ариши)
Утро наступило раньше обычного. Я проснулась от слабого луча света, пробивавшегося сквозь занавески. В квартире царила непривычная тишина — значит, Гриша ещё спал. Полежав ещё немного, я потянулась, прислушалась к размеренному дыханию дома и, не спеша, встала с постели.
Проходя по тёплому полу в ванную, я машинально провела рукой по спутанным волосам и взглянула в зеркало. Всё было как обычно: немного помятая, но живая. Я умылась, привела себя в порядок и пошла на кухню. Там, под тихое шуршание улицы за окном, я начала готовить завтрак для нас обоих.
Когда стрелки часов подползли ближе к полудню, из спальни донёсся звук шагов — проснулся Гриша. Я уже заканчивала жарить омлет и накрывала на стол. Увидев его, заспанного, с растрёпанными волосами и немного сонной улыбкой, я не смогла не улыбнуться.
— Доброе утро, Риш, — мягко сказала я, когда он появился в проёме.
— Доброе утро, Ариш, — пробормотал он в ответ, а уголки его губ чуть приподнялись.
Он отправился умываться, а я тем временем налила кофе в наши кружки и выложила завтрак. Мы сели за стол, неспешно ели, обсуждая какие-то мелочи. Было спокойно, почти уютно.
— Риш, — тихо позвала я, чуть неуверенно, — поможешь мне спину помазать? Синяки... болят.
— Конечно, покушаем и пойдём, — без колебаний ответил он, делая глоток кофе.
Минут через пятнадцать, убрав посуду в посудомойку, мы пошли в мою комнату. Я достала мазь с полки и, сбросив лонгслив, осталась в коротком топе. Села на кровать спиной к Грише. Он осторожно начал наносить холодную мазь, растирая её круговыми движениями. Я сдерживалась, но всё равно время от времени тихо шипела от боли.
Несколько минут прошли в молчании. Он делал всё аккуратно, почти с трепетом. Но в какой-то момент он замер. Я почувствовала, как его взгляд впился в мои руки.
...Блять.
На коже — десятки шрамов. Некоторые уже почти исчезли, другие — свежие, красные, болезненно выделялись на фоне кожи.
— Это что, блять? — резко и громко прорезался его голос. Он схватил меня за руку, разглядывая отметины.
Я молчала.
— Мы в молчанку, сука, играем? Я спрашиваю, что это? — голос стал громче, гневнее, а у меня вглазах появлялись первые слёзы. Он был в шоке. Он был в бешенстве.
— Ты, блять, понимаешь, под какую угрозу ставила свою жизнь? Что за херню ты вытворяла?! — его голос срывался, почти ломался.
— Риш... ты ведь не знаешь, из-за чего... — прошептала я, но он будто и не слушал.
— Арина, блять! Это не выход! Ни из какой ситуации! Ты меня вообще слышишь?!
Его голос стал чужим. Он никогда не называл меня так — Арина. Только если дразнил или пытался построить. Но сейчас это прозвучало как удар. Резко. Грубо. Беззащитно.
Он резко развернулся и вышел. Через пару минут — хлопок двери. Ушёл.
А я... я сидела посреди комнаты, с мазью на спине, с обнажёнными шрамами, и с пустотой внутри. Меня накрыло, как волной — не просто обида, не просто стыд. Всё одновременно. И слёзы. Горькие, беззвучные, отчаянные.
Я спрятала лицо в коленях, прижалась спиной к изголовью кровати. Сердце бешено колотилось, дыхание сбилось, руки дрожали — началась паническая атака. Я уже не пыталась контролировать себя — просто хотелось, чтобы всё остановилось. Чтобы боль ушла. Чтобы кто-нибудь понял.
Прошёл час.
Прошло два.
А Гриши всё не было. Ни звонка, ни сообщения.
И это молчание разрывалось в голове эхом одной-единственной фразы:
«Арина».