3||
( от лица Ариши)
Я проснулась не сразу. Сон держал меня цепко, как будто не хотел отпускать обратно в реальность. Где-то на границе между забытьём и пробуждением я услышала чьё-то дыхание - ровное, тёплое, рядом. Почти в такт с моим.
Пахло кофе. И чем-то домашним. Ткань одеяла была мягкой, а чужая - но родная - футболка всё ещё сохраняла его запах. Я открыла глаза. Свет пробивался сквозь щель между занавесками, рисуя на стене тонкие полосы. Всё было так тихо, будто мир решил ненадолго замереть.
Я пошевелилась и почувствовала, как моё тело дрожит. Не от холода. От того, что внутри - всё ещё больно. Всё ещё остро. Я будто вся состояла из крошек, и любое движение могло разрушить хрупкий баланс.
Гриша был рядом. Он лежал на боку, смотрел на меня. Тихо, спокойно. В его взгляде не было жалости. Только бесконечная нежность и тревога.
- Доброе утро, маленькая, - прошептал он.
Я ничего не сказала. Просто потянулась к нему и уткнулась в его грудь, как в детстве. Его руки сразу обняли меня, тёплые, сильные, настоящие. Я закрыла глаза, пытаясь снова стать той маленькой, которая просто боялась грозы и пряталась под одеялом.
Но теперь было не то. Теперь гром был внутри.
- Мне снился сон, - тихо выдохнула я. - Я будто снова там... Слышу его голос. Его дыхание. И не могу закричать. Ни звука. Как будто кто-то надавил мне на горло.
Гриша крепче обнял.
- Это просто сон. Он не сможет больше тебя тронуть. Никогда.
Я кивнула, но внутри не становилось легче. Хотелось вывернуться наизнанку, выскоблить из себя всё, что он оставил. Не только страх - а грязь. Чувство вины, которой не должно быть, но оно прилипло ко мне, как плесень.
- Я просыпаюсь и думаю: а если я навсегда сломалась?.. - мой голос дрожал, но я говорила. Потому что молчать было ещё страшнее. - Если теперь я всегда буду бояться? Не смогу доверять?.. Не смогу касаться?..
Он отстранился ровно на столько, чтобы посмотреть мне в глаза.
- Если и сломалась - значит, будем собирать заново. Медленно. Осторожно. С любовью. Я рядом, Ариш. И останусь рядом. Даже если ты будешь тишиной. Даже если ты захочешь закрыться от всего мира. Я подожду столько, сколько нужно.
Я не выдержала - снова прижалась к нему и позволила себе несколько слёз. Молча. Просто чтобы выпустить хоть что-то.
- Помнишь, как в детстве я боялась темноты? - шепнула я. - Ты всегда приносил мне фонарик... и ставил его рядом на стол, чтобы я знала - свет можно включить в любой момент.
Он кивнул.
- И сейчас свет рядом. Я - твой фонарик.
Я слабо улыбнулась. Первая настоящая улыбка за долгое время.
Он осторожно встал с кровати.
- Пойдём завтракать? Я заварил какао и разогрел пасту. Вчера ты пропустила ужин. А еда - это важно, особенно когда всё остальное рушится.
Я не сразу решилась. Тело было ватным, голова гудела. Но я всё же встала. Пошла за ним, босиком по тёплому полу. Он уже поставил две тарелки на стол, налил кофе, подвинул мне стул. Ничего не говорил. Не подталкивал. Просто ждал.
Я села, взяла вилку в руки. Сделала первый глоток напитка. Он был сладким. С молоком. Таким, каким я любила раньше. До.
- Ты запомнил, как я пью? - спросила я, удивлённо.
- А как же. Ложка сахара и много молока. И обязательно в самой большой кружке, потому что ты говоришь, что маленькая - это обман.
Я тихо рассмеялась. И этот смех вырвался неожиданно, как будто из другого мира. В нём было чуть боли, чуть облегчения - и чуть веры. Самой капельки.
- Спасибо, Риш. Правда. За то, что просто рядом.
Он пожал плечами.
- Мне не нужно спасибо. Я просто люблю тебя. И всегда буду.- сказал парень улыбнувшись- люблю когда ты меня Ришей называешь
Парень улыбнулся своей фирменной улыбкой .
Сколько себя помню, для всех он был просто Гриша. Полное - Григорий. Так его звали в школе, в универе, на работе, даже дома, когда мама сердилась. Гриша - звучало твёрдо, будто кто-то вызывал его на перекличке.
Но для меня он всегда был Риша.
Это началось, когда я была совсем маленькой. Я не могла выговорить «Г» из за своей картавости и не могла сказать «Гриша». У меня получалось только «Ри»... а потом - «Риша».
- Я не Гриша! Я Риша! - обижался парень, поправляя меня.
Но позже Гриша перестал спорить. Наоборот, ему это даже нравилось - что у него есть своё, особенное имя, которым называю только я его . Никто другой его так не звал. Только я. И только я могла.
В этом «Риша» была вся я - с моим детским голосом, с картавой интонацией, с искренностью, которая ещё не знала, что такое стыд. А потом это имя осталось. Не из-за картавости - она просто стала частью моей натуры, фоновой мелодией. А потому что за этим прозвищем жила любовь. Простая, тихая, но крепкая.
Даже когда я выросла, и могла бы уже спокойно произнести его имя как все, я не захотела. Для мира он - Гриша. Для меня - Риша. Потому что в этом слове - не ошибка речи, а точка опоры. Напоминание, что даже если весь язык путается, и все слова исчезают, есть одно имя, которое остаётся в сердце.
Моё имя для него. Моё право. Моя нежность.
Мы ели молча. Без лишних слов, но в этой тишине было больше поддержки, чем в любой речи. Я знала - путь только начинается. Впереди ещё сны, вспышки, страх, раздражение, замкнутость.
Но впервые за эти дни я поверила, что у этого пути может быть конец. Или хотя бы светлый поворот.