Крылья судьбы | Диаваль

Когда они прибыли на Топкие Болота, воздух был вязким от магии, ветер срывал с деревьев мох, и вода под ногами покачивала чахлые кувшинки. Малефисента уже ждала их на каменном выступе, её фигура казалась вырезанной из теней, лицо бледным, как лунный свет, а глаза — лихорадочно блестящими от тревоги. Казалось, сама природа замерла, вслушиваясь в её напряжённое дыхание.

— Аврора во дворце, — голос её прозвучал хрипло, но твёрдо. — Диаваль, ты должен немедленно лететь туда и следить за ней. Не дай ей приблизиться ни к одному веретену. Ни на миг.

Диаваль кивнул, коснулся губ Кейт в коротком, почти незаметном жесте прощания, и, сбросив человеческую оболочку, с тихим шумом расправил вороньи крылья. Секунду спустя он уже исчез в небе.

Принц Филипп, стоявший рядом с Кейт, с трудом отрывал взгляд от этого волшебства. Он казался юным, почти мальчиком — растерянным, но полным решимости. Он сделал шаг вперёд, грудь его вздымалась.

— Малефисента, я готов сделать всё, что нужно, чтобы спасти Аврору. Если нужно сразиться с драконом или пройти через огонь…

— Здесь нужно больше, чем просто храбрость, принц, — перебила его Малефисента, не глядя в его сторону. — Истинная любовь. Только она способна нарушить проклятие. Скажи, ты... любишь её?

Филипп замер, лицо его порозовело от смущения.

— Я... я встретил её недавно. Но это чувство... с первого взгляда. Я знаю, это любовь.

Малефисента кивнула задумчиво.

— Бывает. Хотя редко. Истинная любовь не возникает каждый день, особенно в нашем мире.

Кейт подошла к матери, её рука невольно потянулась к чёрному плащу. Её глаза были полны тревоги.

— Что мы можем сделать? Как остановить проклятие?

— Мы не можем его остановить, — с болью в голосе прошептала Малефисента. — Но, может быть, можно его перенаправить. Есть древнее заклинание. Оно опасно. Оно потребует жертвы. Моей.

— Нет! — голос Кейт сорвался. — Ты не можешь! Я не позволю тебе!

Малефисента прижала руку к щеке дочери.

— Я уже совершила ошибку, Кейт. Это мой путь искупить вину.

Филипп, стоявший немного в стороне, неловко переминался с ноги на ногу. Он явно не понимал всей глубины чувств и боли, происходящих между двумя женщинами.

— Если мой поцелуй сможет спасти Аврору... я готов попробовать. Даже если это безнадёжно.

— Возможно, — произнесла Малефисента. — Но есть и другой вопрос... Кейт. Её проклятие тоже приближается. А с ним — последствия.

Кейт молча кивнула. Мысли её метались между дворцом, сестрой, Диавалем... Могла ли их связь быть чем-то большим? Мог ли его взгляд, его голос, касания — быть признаком истинной любви? Или она всё это придумала, желая большего, чем ей было дано?

Словно в ответ, с небес рухнула тень. Диаваль, в человеческом обличье, приземлился на колени.

— Поздно, — выдохнул он, тяжело дыша. — Она нашла веретено. Я пытался остановить её... Но она уже укололась. Пала без сознания.

Крик Кейт слился с возгласом Филиппа.

— Мы должны спешить! — сказала Малефисента, голос её звенел, словно натянутая струна.

С помощью магии она создала мосты из корней, высекала дороги среди болотных деревьев. Филипп скакал впереди, лошадь его вздымалась на копытцах, издавая ржание.

К замку они добрались на закате. Башни отливали кроваво-красным в свете солнца. Стража падала, усыплённая волнами чародейской силы Малефисенты. Диаваль, вновь обретя форму человека, указал дорогу:

— Северная башня. Она там. На ложе из роз.

— Где король? — спросила Кейт, сердце её сжималось в груди.

— Он ищет тебя, — мрачно ответил Диаваль. — Он знает, что твоё время близко.

Они разделились. Малефисента и Филипп пошли к Авроре. Кейт и Диаваль — искать Стефана.

Они шли бок о бок, не говоря ни слова. Но каждое движение, каждый взгляд между ними был как прикосновение.

Коридоры замка были холодны и темны. В одном из них вдруг появился Стефан. Он был бледен, волосы его взъерошены, глаза безумны.

— Кейт... — прохрипел он, будто имя дочери резало его горло. — Ты вернулась ко мне.

— Зачем ты это сделал? — спросила она. — Зачем отрезал ей крылья? Зачем забрал меня?

— Это ложь! — крикнул он, — Она манипулирует тобой! Она — ведьма!

— Нет. Она — моя мать.

— Ты моя дочь! — закричал он и шагнул вперёд, но Диаваль преградил путь.

— Не трогайте её.

— Ты... тварь! — выкрикнул Стефан и выхватил меч. — Я убью тебя!

Он замахнулся. Но вдруг воздух задрожал, и волна света прокатилась по замку. Стефан застыл. Все замерли.

— Что это?.. — выдохнула Кейт.

— Аврора, — прошептал Диаваль. — Что-то произошло.

Они бросились в северную башню. Вбежав, увидели: Аврора стояла, сияя, в объятиях Малефисенты. Филипп ошеломлённо смотрел на них.

— Кейт! — Аврора бросилась к сестре. — Она... она поцеловала меня. Малефисента. В лоб. Это сработало. Я проснулась!

Малефисента смотрела на Кейт, её глаза были влажными.

— Истинная любовь... — прошептала она. — Не роман, не страсть. А любовь, что рождается от материнского сердца.

Кейт сделала шаг. И вдруг её охватила слабость. Комната поплыла перед глазами. Она упала бы, если бы не сильные руки Диаваля.

— Что с тобой?!

— Проклятие... — простонала Малефисента. — Оно начало действовать.

Кейт посмотрела на руку — на пальце капля крови.

— Я даже не заметила... — её голос затихал.

— Нет! — Диаваль прижал её к себе. — Не смей, Кейт! Слышишь?!

Аврора взяла его за руку:

— Попробуй. Поцелуй. Может, это сработает.

Он опустил Кейт на кровать, её волосы рассыпались по подушке, как тьма, её губы были бледны, дыхание едва заметно.

— Я люблю тебя, — прошептал он и поцеловал её в лоб.

Ничего.

— Почему?.. — отчаяние в голосе разрывалось в тишине.

— Ты сомневаешься, — прошептала Аврора. — Любовь требует полной открытости.

Диаваль закрыл глаза. Он склонился к Кейт, прижал губы к её губам, нежно, осторожно. Но с каждым касанием — всё глубже, всё смелее. В его поцелуе было всё: боль, страх, страсть, надежда.

И вдруг — лёгкий вдох. Тонкий, хрупкий, но живой. Глаза Кейт распахнулись.

Она посмотрела на него, и в её взгляде было узнавание. Как будто она вспомнила нечто давно забытое.

— Ты... — прошептала она. — Ты здесь...

Он взял её руку и приложил к своим губам.

— Я всегда был.

— Что произошло?.. — спросила она.

Аврора улыбалась сквозь слёзы:

— Он разбудил тебя. По-настоящему. Не магия. Не ритуал. Любовь.

Кейт села, сердце её колотилось, она чувствовала его биение — и своё, и его, как единый ритм.

— Ты поцеловал меня... — сказала она, и голос её был дрожащим, но полным света. — Я чувствовала, как ты любишь.

Он кивнул.

— И теперь ты знаешь.

Кейт обвила его шею руками, притянула к себе. Их губы вновь слились — не для пробуждения, а для признания. Это был их первый настоящий поцелуй. Глубокий, затяжной. Полный всего, что копилось годами.

Они забыли обо всём. Мир за дверью, страдания, страх — исчезли. Остались только они. Кейт и Диаваль. Сон и реальность — и всё это, наконец, стало одним.

Когда они отстранились, её взгляд упал на отца.

Стефан.

Когда-то — её герой. Теперь — тень прежнего короля.

Он стоял у изножья кровати, словно сам себя не узнавая. Его глаза метались по лицу дочери, как будто пытались найти в ней прощение.

Кейт выпрямилась. Её голос прозвучал тихо, но в нём было больше силы, чем в крике.

— Отец.

Он вздрогнул. Она продолжила, ровно, без упрёка.

— Я прощаю тебя. Но не могу забыть, что ты сделал с моей матерью.

В воздухе повисла тишина, натянутая, как струна. Стефан словно осел, потеряв опору.

— Кейт, я… — начал он, но голос его дрогнул.

И именно в этот момент, когда в комнате стало слишком тесно от недосказанности, влетела стража. Блеск мечей, окрик:

— Схватить их!

Аврора вскрикнула. Кейт сорвалась с кровати и встала перед Малефисентой, заслонив её телом. Диаваль шагнул вперёд, его лицо исказилось гневом, но Кейт метнула в него взгляд — «не смей».

— Нет! — в один голос с Авророй.

— Назад! — Стефан поднял руку. Его голос был вновь королевским. — Опустить оружие. Никто не тронет моих дочерей.

— Но, Ваше Величество, ведьма…

— Она не ведьма, — голос Кейт прорезал воздух. — Она фея. И моя мать.

Тишина. Стефан смотрел на дочь, как будто видел её впервые. Он перевёл взгляд на Малефисенту — и в его глазах впервые появилась вина, не замаскированная властью.

— Я отнял у тебя крылья и дочь, — сказал он глухо. — Я не могу вернуть прошлое… но, может быть, смогу исправить хоть что-то.

Он шагнул к стене, отодвинул панель. Оттуда он извлёк что-то, накрытое тёмной тканью. Сердце Кейт сжалось.

— Я сохранил их, — сказал он, — как напоминание о том, что потерял. О том, чем пожертвовал ради трона.

Он откинул ткань. Крылья. Живые. Прекрасные. Волшебно мерцающие.

Малефисента шагнула ближе. Медленно, будто боялась прикоснуться. Её пальцы скользнули по тонкому шёлку перьев… и крылья ожили. Свет вспыхнул, тёплый и живой, как дыхание мира. Они взвились в воздух и вернулись на её спину. Фея расправила их, вздохнула — и впервые за многие годы на её лице появилось нечто похожее на улыбку.

Кейт смотрела на неё сквозь слёзы.

— Мама…

Малефисента обернулась. И в её взгляде было столько нежности и силы, что Кейт едва устояла на ногах.

— Я снова целая, — прошептала фея.

— Теперь ты можешь улететь, — тихо сказал Стефан. — Забыть все, что здесь произошло.

— Нет, — покачала головой Малефисента. — Я не могу забыть. Но, может быть, я смогу простить.

Диаваль смотрел на неё, не отводя взгляда. Но потом его глаза снова нашли Кейт.

Позже, когда стража покинула комнату, Аврора ушла с Малефисентой, а Стефан пошел в тронный зал, Кейт осталась стоять у окна, скрестив руки на груди. Тень от крыльев матери до сих пор будто касалась её кожи.

Диаваль подошёл к ней бесшумно.

Она чувствовала его ещё до того, как он заговорил.

— Ты в порядке?

Её плечи дрогнули, но она не обернулась.

— Я не знаю, — прошептала Кейт. — Всё так странно. Я хотела ненавидеть его. А в итоге — чувствую только пустоту.

Он был рядом. Совсем рядом. И она вдруг поняла — его тепло, его тишина, его дыхание рядом с её шеей… это то, чего ей не хватало больше всего.

— Мне жаль, — прошептал он.

— Ты знал? — Она всё-таки повернулась. — Про крылья. Про мать.

Он медленно кивнул.

— Я чувствовал. Слишком многое связывало нас… — он замолчал. — Прости, что не сказал.

— Я бы не поверила, — честно ответила она.

Между ними было всего несколько дюймов. Она чувствовала, как его взгляд скользит по её лицу, по губам, по ключицам. Это было не стремление овладеть. Это было что-то другое. Что-то долго растущее. Слишком долго.

Кейт не выдержала первой. Протянула руку, коснулась его пальцев. Диаваль вздрогнул.

— Ты всегда был рядом, — сказала она. — Всегда. Даже когда я отталкивала. Даже когда злилась. Даже когда…

Он взял её ладонь, поднёс к губам. И только тогда — только тогда — позволил себе прикоснуться. Ласково. Почти священно.

— Я не мог иначе, — прошептал он. — Ты — моя половина. Моя правда.

Кейт не шевелилась. Только дышала чаще. Мир вокруг будто затих. Остался только он — запах дождя, который вечно тянулся за ним; его тепло, от которого кожа становилась чувствительной до дрожи; его руки, не касавшиеся её напрямую, но будто обвивавшие невидимыми крыльями.

Она сделала шаг. Ещё один. И теперь стояла к нему вплотную.

— Мне страшно, — прошептала она, глядя в его глаза. — Но только не с тобой.

Он медленно коснулся её щеки тыльной стороной пальцев — лёгко, как ветер касается лепестков. Потом провёл по скуле, по линии подбородка, задержался у уголка губ.

— Я не причиню тебе боли, — сказал он тихо. — Никогда.

И она поверила.

Когда он поцеловал её, губы дрожали. Его и её. Это был не уверенный поцелуй мужчины, добившегося желаемого, — это был поцелуй человека, боящегося спугнуть. Она вздохнула, отвечая. Сначала мягко. Потом — жаднее. Сколько лет она смотрела на него украдкой, сколько раз ловила его взгляд и отводила глаза. Теперь они были здесь. Вместе. И не нужно было притворяться.

Пальцы Диаваля легли ей на талию, осторожно, почти боязливо. Он скользнул ими вверх — к груди, но не прикоснулся. Только замер, будто ждал знака. Кейт взяла его ладони и направила. Смело. Решительно.

Он затаил дыхание, когда она сняла с него рубашку. Смотрел на неё, как зачарованный, будто видел её впервые. Она расстегнула пуговицы на собственном платье медленно, глядя ему в глаза, пока ткань не сползла с плеч, открывая грудь. Диаваль не двинулся — только провёл пальцами по её ключицам, словно хотел выучить её тело на ощупь.

— Ты прекрасна, — выдохнул он, хрипло. — Невыносимо.

Кейт потянула его за руку к постели. Он лёг рядом, но не овладел ею сразу. Он гладил её кожу — тонкую, почти светящуюся, изучал каждый изгиб, целуя плечи, живот, внутреннюю сторону бедра. От каждого его прикосновения мурашки пробегали по спине, дыхание сбивалось, тело напрягалось в ожидании.

Когда он наконец вошёл в неё, всё внутри сжалось — от нежности, от боли, от нахлынувших чувств. Она выгнулась навстречу, всхлипнула — не от страха, от полноты происходящего. Он замер, и она сжала его руку.

— Не останавливайся, — прошептала она. — Пожалуйста.

Он двигался медленно, будто в танце, будто стараясь слиться с ней без остатка. Она чувствовала каждый его толчок, каждый выдох у себя в шее, каждую дрожь его тела — и всё это отзывалось в ней волнами жара, предвкушения, страха быть раздавленной этим счастьем.

Он шептал её имя, будто молитву. Смотрел в глаза. Улыбался, когда она задыхалась от чувств.

Кульминация накрыла их одновременно — тихая, жаркая, глубокая, словно пламя, охватившее изнутри. Он прижался к её груди, она обвила его ногами и руками, не отпуская. Словно боялась проснуться.

Они лежали так долго, в темноте, в звоне крови и биения двух сердец.

— Я чувствую себя живой, — сказала Кейт шёпотом.

Он улыбнулся, провёл губами по её виску:

— Потому что ты — моя жизнь.