мидори
Тишина.
Комната была пуста, свет дневного солнца едва проникал сквозь толстые шторы.
На кровати лежала Мидори.
Но это уже не та маленькая девочка, что пряталась за спину Санеми и держалась за Нэзуко.
Она выросла.
Её тело стало взрослым, изящным и холодным, черты лица — пугающе утончёнными, как будто копировавшими образ самого Кибуцуки Мудзана. Даже волосы слегка потемнели, упали на плечи гладкими прядями. Красные глаза сияли в полумраке, зрачки вытянулись, будто кошачьи.
Она села, медленно, словно впервые ощутила вес собственного тела.
Подняла руку — длинные тонкие пальцы.
Положила палец к виску.
Сжала глаза.
— …Кто я?..
Внутри — пустота. Лишь обрывки снов и запах крови. Она пыталась вспомнить лица, но всё стиралось.
И вдруг — голос.
Глухой, тяжёлый, словно изнутри её самой:
— …Ты моя дочь. Ты моя кровь.
— Мидори… ты не должна искать. Всё, что тебе нужно, — во мне.
Её сердце замерло.
Она почувствовала, как внутри тела что-то чужое шевельнулось, будто тень.
— Мудзан…? — губы дрогнули, хотя слова едва сорвались.
— Да… Я всегда был с тобой.
Ты проснулась, и теперь я вернусь через тебя.
Ты — моё оружие. Моё продолжение.
Она резко схватилась за голову обеими руками, пальцы вонзились в волосы.
— Н-нет… я… я не хочу…
Но голос смеялся.
Спокойно, тихо, уверенно:
— У тебя нет выбора.
В этот момент её отражение в зеркале на стене дрогнуло:
Вместо её лица на миг мелькнуло лицо Мудзана — холодное, надменное, с его жестокой улыбкой.
Мидори задохнулась, отпрянула, и только тогда поняла:
скоро он попытается овладеть ею полностьюМидори тяжело дышала, держась за голову. Красные глаза сияли в темноте, отражая чужое лицо — лицо Мудзана. Его голос всё ещё шептал внутри:
— Я приду за тобой. Я приду через тебя.
Она закусила губу до крови.
И в тот миг… её тело дрогнуло. Словно что-то отдёрнуло её обратно.
Резко — рост начал уменьшаться. Черты лица смягчились. Длинные волосы стали короче, глаза округлились, клыки спрятались. И вот на кровати сидела снова девочка — маленькая, растерянная, с бамбуковой палочкой во рту.
Дверь с грохотом открылась.
Вошёл Санеми, нахмуренный, явно почуявший что-то неладное.
— …Чёрт, я слышал шум.
Он увидел её: маленькая фигурка сидела на кровати, широко распахнув красные глаза. Она смотрела на него с детской наивностью, будто ничего не произошло.
— …Ты опять… — Санеми прищурился, но недоговорил.
Мидори наклонила голову набок, сделала круглые глаза и, не произнося ни слова, медленно сползла с кровати. Подошла ближе и — как котёнок — прижалась к его ноге, будто ища защиты.
Санеми выругался тихо, но руку не отдёрнул.
— Тьфу, прилипала…
А внутри неё — в глубине сознания — тихий смех.
Голос Мудзана.
— Спрячься за его спиной, дочь. Всё равно однажды ты обернёшься в мою сторону.
Но снаружи она выглядела всего лишь глупышкой-ребёнком, которая ничего не умеет сказать.Огонь разгорался всё сильнее.
Солнце поднималось, и даже тени уже не могли спасти демонов.
На крыше дома Танжиро кричал, протягивая руку к Нэзуко.
— НЭЗУКО!!!
Она сгорала, её кожа трескалась, клубы дыма рвались из тела. Но девочка лишь улыбалась брату — мягко, спокойно, с теплом.
Рядом, в стороне, полыхало ещё одно тело.
Мидори.
Её маленькая фигурка дрожала в пламени, глаза были широко раскрыты, красные, как у Мудзана. Она не закричала — только смотрела в небо, словно пытаясь вспомнить. На миг ей показалось, что в огне мелькнуло лицо Томоэ… и Йоричи, тянущий к ней руку.
— …Не… я… — слова застряли.
И вдруг — тишина.
Два тела исчезли в огне.
Все Хашира, в том числе и Санеми, смотрели ошеломлённо.
— Чёрт… — прошипел он, кулаки дрожали. — Две… обе…
Но — чудо.
Из обугленного пепла шагнула Нэзуко. Она была другой. Тёплая кожа, человеческие глаза. Она стала человеком.
А чуть в стороне — огонь разошёлся, и в нём стояла Мидори. Но она не стала человеком.
Нет.
Её тело восстановилось — кожа бледная, глаза красные, волосы чёрные, как ночь. Демон. Но стояла она тихо, не кидаясь, лишь смотрела на Нэзуко и вдруг… улыбнулась. Точно так же по-детски, как раньше.
Танжиро не поверил глазам.
— Мидори… ты…
Нэзуко подбежала к ней и обняла. Две девочки — одна вновь человек, другая всё ещё демон.
И все увидели их улыбки — чистые, невинные, как будто после кошмара.
Но никто не знал, что в этот миг, в глубине сознания Мидори, раздался тихий голос:
— Хорошо… очень хорошо.
Нэзуко больше не нужна мне.
Ты останешься.
Ты — моя дочь. Моя кровь.
И рано или поздно я возьму тебя полностью.
Мидори внутри содрогнулась. Она чувствовала — Мудзан близко. Но снаружи лишь сжала руку Нэзуко, делая вид ребёнка.
Только она знала: если бы не Томоэ и Йоричи, когда-то остановившие её жажду, сейчас она стояла бы рядом с Мудзаном — как его равная. И мир бы уже пал.Солнце уже поднялось высоко.
Крики и шум стихли.
Танжиро обнимал Нэзуко — теперь человеческую, живую и тёплую. Все радовались чуду.
Но чуть в стороне сидел Санеми.
Он стиснул зубы, сжимая окровавленные кулаки, а рядом на земле тихо лежала Мидори. Она тоже выжила. Но не стала человеком. Красные глаза ещё сияли, и от её кожи всё ещё шёл слабый дым.
— …Чёрт… — хрипло прошептал он. — Почему ты?.. Почему не как она?..
Он даже не заметил, как пальцы дрожат. Хотел оттолкнуть эту мысль, но внутри было пусто и больно.
Она ведь всё это время не отходила от него. Молча цеплялась за его ногу, смотрела снизу вверх, будто он был её единственным якорем в мире. Даже спала у него на коленях, как котёнок.
А теперь…
Она всё ещё демон. Всё ещё в цепях своей крови.
Мидори медленно открыла глаза. Увидев Нэзуко, она потянулась к ней, как ребёнок.
Нэзуко улыбнулась и протянула руки.
— …Ми… до… ри… — прошептала она по-детски, едва разборчиво.
Мидори, до этого не умевшая говорить, попыталась повторить. Губы дрожали, но сорвались первые, слабые слова:
— …Не… зу… ко…
И обе — хихикнули.
Две девочки, словно маленькие сестрички, держались друг за друга и смеялись мило, чисто, будто не было ни боли, ни крови.
Санеми отвернулся, скрывая лицо в тени.
— Дура… — прошипел он сквозь зубы. — Хоть бы ты тоже стала человеком…
Но сердце внутри сжалось так, как он давно уже не чувствовал.Прошло несколько месяцев.
Мидори уже редко сидела, уткнувшись в ногу Санеми, как раньше. Она росла. Взгляд стал осмысленным, движения — более уверенными. И что пугало сильнее всего… в её глазах появлялась хитрость.
Она научилась понемногу ходить под солнцем, как Нэзуко. Сначала шаг-два, потом больше. Никто не знал, как ей это удалось. Но сама Мидори знала — её кровь особенная.
Ночью, когда все спали, она иногда принимала другую форму.
Ту самую.
Женскую, высокую, с длинными волосами и чертами, пугающе похожими на самого Мудзана. В этой форме её разум был ясен, мысли — холодны, как у стратега.
Она садилась перед зеркалом, прикасалась пальцами к лицу и шептала:
— Я… демон, преодолевший солнце. Я — его кровь. Но я не он…
Но за её спиной всегда звучал шёпот. Голос Мудзана, словно он дышал ей в затылок:
— Моя дочь… Ты уже сама готовишь путь. Я не спешу. Ты станешь моими глазами, руками. Даже не осознаешь, как сам отдам тебе свою волю.
Мидори сжимала кулаки.
В памяти вспыхивали образы: стены, залитые кровью; детские руки, испачканные алым; глаза Томоэ, полные отчаяния и жалости; лицо Ёричи, озарённое печалью.
Она прошептала:
— Томоэ… Ёричи… кто вы для меня?.. Почему вы… спасли чудовище?..
Ответа не было. Только гул в голове, идущий от крови Мудзана.
Она понимала одно: теперь она опаснее, чем когда-либо.
Она может ходить под солнцем. Она может мыслить, как человек. Она может убивать, как Мудзан.
И каждый её шаг — это либо прогресс, ведущий к свету, либо явная смерть для всех вокруг.Ночь. Тихо.
Луна отражалась в бумажных дверях, освещая комнату, где спала Мидори. Но её тело изменилось. Она уже не маленькая девочка с бамбуком во рту, а высокая, холодная, с глазами, что сияли, как рубины. Чёрные волосы струились по плечам, а на губах играла лёгкая улыбка — слишком знакомая, слишком похожая на ту, что когда-то видели лишь демоны.
Она стояла перед зеркалом и проводила пальцем по своей щеке.
— Вот кто я есть… я кровь Мудзана… его дочь… но я не позволю тебе взять меня…
Шёпот в голове прозвучал мягко, почти с отцовской нежностью:
— Ты уже моя. Никто не защитит тебя от меня.
В этот миг дверь резко распахнулась.
На пороге стоял Санеми. Его глаза сузились — он почувствовал чужую ауру, не ту, что у ребёнка. Его рука тут же легла на клинок.
— …Что это значит? — его голос был хриплым, гневным, но в нём сквозила настороженность.
Мидори обернулась.
На долю секунды она застыла. В её глазах мелькнула паника — её узнали. Её настоящий облик раскрыт. Если он поднимет клинок, конец…
И вдруг… её тело задрожало, и в одно мгновение она сжалась, уменьшилась. Перед Санеми снова сидела крошечная девочка с бамбуком во рту.
Глаза наивные, влажные, как у ребёнка, взгляд пустой. Она наклонила голову и издала тихий звук, будто пытаясь что-то сказать, но не умея.
— Ммм… ааа… — она протянула руки к нему, как к спасителю, будто ничего не произошло.
Санеми стоял в дверях, сжимая рукоять меча. Он не понимал, что только что увидел. На миг он был уверен — перед ним стояла тень самого Кибуцуджи. Но сейчас — это была всего лишь глупая, беззащитная девчонка, что цеплялась за его ногу, как всегда.
— …Чёрт… — выдохнул он, опуская меч. — Я схожу с ума.
Мидори спрятала лицо у него на коленях.
Она дрожала, но внутри — улыбалась.
Она гений. Она прикрыла себя. Никто не узнает, что она — связана с Мудзаном.
"Я буду глупышкой, пока это нужно. А внутри… я помню всё. Я — его кровь. Я — его гений."