Хиксберли

Мы заключили с отцом сделку. В тот день, как только я вернулась в поместье, я решила договориться:

– Отец, я не знаю всех причин, отчего вы так ненавидите писателей, однако хочу предложить сделку. – Еще не хватало нервы на него позже тратить или застать сожженные книги. Отец оторвался от подсчетов и взглянул на меня. – Я отучусь на гувернантку, как вы и желали, буду иметь заработок. Однако буду писать.

Только он хотел что-то возразить, как я его перебила:

– Если же вы будете мешать моему делу, все узнают какой месье Лоу «чудесный отец», и я сбегу, обрекая вашу репутацию на погибель.

Отец Лоу выдохнул тяжело и собрал руки в замок перед собой:

– В кого ты такая?

– В тебя, отец. – Последнее слово звучало с маленькой насмешкой. Видимо, он, как и я не хотел трепать себе нервы каждый раз об этой теме. Долго решался и устало вздыхал.

– По рукам. – Нехотя выдавил мужчина. – Но если ты...

– Я не опозорю честь семьи Лоу, – будто знала, что скажет, опередила я. – Хоть раз перестаньте сравнивать меня с братом и посмотрите как на свою дочь.

Я склонилась в реверансе и покинула комнату главы семьи. Все лучшее переняла от вас, отец. Особенно анализировать и договариваться. Когда мои произведения в безопасности, я могу спокойно работать. Жаль только матушку, единственную, кто ничего об этом не знает. Скажу, как только выпадет нужный шанс.

Первым делом, сидя в своем кресле, я открыла письмо брата.

***

Айлин, мне приятно, что помнишь обо мне. Я приеду в Мидлтон на Рождество, почтальон Варнер должен был передать. Все ли хорошо с матушкой? Как отец? Отпишись, я переживаю. И все ли замечательно у тебя? На самом деле я наслышан, что в Мидлтоне появился талантливый писатель Милдред Уилсон. Взял прочесть его книгу – был удивлен, хороший месье. Пишет тонко с подтекстом и интригующе. Ты его читала? Думаю, что да. Милдред Уилсон ведь псевдоним, не так?

Сестра, я горд тем, что ты так талантлива. Я желаю, чтобы ты продолжала, через страницы чувствуется, как ты горишь этим делом. Я тебя поддержу, вот только отец не оценит... Есть много вещей, которые я не могу рассказать. Но не злись на него, знаю, он бывает суров. Однако не просто так он тебя станет отговаривать от писательства. Начало этому положило прошлое, поэтому изменить вряд ли выйдет. Но и тебе наказ – не выставляй отца чудовищем. Ты до конца ничего не знаешь. Будь осторожна на язык и на то, что пишешь.

Твой верный Дилан Лоу (Étoile) 6 июня 1936

***

Я опустила листок перед собой. Он понял кто Милдред такой без наводок. По истине гений. Но почему он не рассказал, что случилось в прошлом? Из-за чего отец не терпит писательство? Почему он не сможет рассказать? С такой злостью говорит отец о моем занятии не спроста...

«Будь осторожнее на язык и на то, что пишешь...». Да почему я раньше не прочитала письмо?! Я уже опозорилась перед незнакомым мужчиной. Высказала такую ругань, что и в церкви не очиститься. Хоть в церковь и не хожу, стыдоба уму непостижимая.

За день, занимаясь делами, я и забыла, что вчера успела оплошать. Заботы кружили, как пчелиный рой. Я отправила письмо брату, хоть долго собиралась с мыслями.

***

Дорогой брат. Я до сих пор удивляюсь, как ты понял, что Милдред – моя тень. Твоя доходчивость пугает, но заставляет гордиться. Я благодарна, что ты на моей стороне. Однако отец вот только узнал, что я пишу. Но Милдред вне подозрений. Не переживай, я не опозорю честь семьи и заключила сделку с отцом. А еще, что произошло в прошлом? И почему тебе кто-то запретил говорить об этом? Брат.

Ваша Айлин Лоу (Étoile) 7 июня 1936

***

Я поставила восковую печать и занесла в ящик для почты. Сообщать, что уже опозорилась и оскорбила отца при странном господине, я не стала. Меньше знаешь – крепче спишь. Однако перед самым сном глаза закрылись, а разум вспоминал моменты из памяти, я вспомнила неловкость случая на поле. Меня накрыли стыд и ярость. То ли дело воспоминание вертелось в голове и не давало уснуть. По итогу я, конечно, погрузилась в сон.

На утро голова была тяжёлая. Я поднялась, умылась, надела легкое в ношении коричнево-карамельное платье, не слишком роскошное, но и не простенькое. Я собрала две передние пряди на затылке лентой, оставив остальные локоны свободно падать с плеч. Перед тем как покинуть дом, я перекусила омлетом со свежими овощами и еще кучу раз вспомнила все ругательства, высказанные в тот день.

Нет, я так больше не могу. А если тот парень вздумает рассказать о случившемся? А если он знает кто я и объявит, что «благородная» дочь семьи Лоу оскорбляла отца? А если он выставит мою семью, как невежд. Может он чей-то богатенький сынок и имеет влияние, потом как аукнется...

С этими мыслями я решительно направилась к Хиксберли. Почему-то казалось, что он тут будет и сегодня. Я искала глазами хоть какой-то намек на мужскую фигуру. Ветер заколыхал траву – и мой взор упал на сидящего с книгой незнакомца. Его волосы также развевались по ветру, а он сам был увлечен книгой. Это он! Тот заср... Вернее господин, что застал момент моего позора. Во что бы то ни стало мне следует подойти к нему и попросить никому не распространяться о позавчерашнем.

Мужчина спокойно сидел, прижавшись к стволу единственного на поле дуба. Я медленно, делая маленькие неловкие шажки, приблизилась к нему со спины. Пока тот несколько мгновений меня не замечал, я успела окинуть его взглядом. Запомнить не помешает. Я, присев на корточки, выглядывала на него с обратной стороны дерева. На удивление, он оказался довольно привлекательным: густые темно-коричневые аккуратно уложенные пряди прямых волос, подтянутое телосложение, четкие черты лица и ухоженные руки. Он бережно листал страницы, пока не обернулся, поймав мой взгляд. Наши глаза оказались на одном уровне, хотя не очень близко, я застыла, увидев темно-карие радужки и длинные ресницы. Я встречала много людей-кареглазок, у Бетти были как у кошки, а у него напоминали кофе. Я немного растерялась, но сказала уверенно:

– Что вы читаете?

Парень слегка усмехнулся, будто прокрутил момент из прошлого и повернул книгу обложкой ко мне. Меня словно молнией ударило, даже показалось, что я подскочила.

– «Вычислительная теория», – спокойным бархатным голосом сказал он. – Мил...

– ...дред Уилсон... – продолжила я, обескураженная. – Вам нравится этот автор?

Мужчина посмеялся и ответил:

– Как бы вам поточнее... Я взял прочитать его книгу впервой, чтобы развеяться. Говорят, месье талантлив, а каждый день в науке...

– Почему «Вычислительная теория»? У него еще полно изданий книг.

– Просто название притянуло. Я же ученый... – он будто сделал осечку, – в будущем. Почему вы так интересуетесь? Что-то не так с автором?

– Н-нет!.. Не подумайте, что я недолюбливаю, – с каким-то подозрительным скрежетом вышло, – Милдреда Уилсона. По истине он талантлив и пишет замечательно. Но... А вам нравится?

– На удивление, даже очень. Не думал, что буду интересоваться чем-то кроме науки. В книге...

– ...смешана философия и реальность.

– Да вы тоже читаете, не так ли?

Да я пишу, если бы вы знали! Ха!

– М-да... интересуюсь.

– Может посоветуете еще какую-нибудь?

– Все хороши. Если захотите прочесть про право каждого быть человеком, советую «Я тоже человек». Самая первая книга. Если... – Я рассказала о всех своих книгах, чуть забывшись.

– А вы поклонница... Так хорошо разбираетесь, будто сами писали, – пошутил мужчина так, что пришлось нервно сглотнуть и сымитировать смех.

Нужно собраться. Я сюда не свои книги обсуждать пришла, хоть и должна признать: чужое мнение послушать интересно.

– В общем я пришла сюда не за этим. Вы, должно быть, все в тот раз слышали, и я бы хотела попросить никому об этом не говорить. Вы же никому не рассказывали?

– Никому.

– Хорошо. Прошу вас, сохраните в тайне. И вы... Не назвали своего имени в тот раз.

– Райан.

– И... – Он обрубил меня: – Вудс.

– Айлин Лоу, – я поклонилась головой. – Теперь, если вздумаете рассказать, я вас найду и..., – он удивленно поднял бровь. – Просто держите в секрете.

– Обещаю.

– Чудесно. Тогда, мистер Вудс, в чем, по-вашему, суть этой книги? – Любопытство победило. Догадался ли он или мыслит, как типичный ученый?

– Думаю, что не в том, как я думал при прочтении названия впервые. Когда читаю, перед глазами возникает чистый белый лист бумаги, зарождается жизнь, постепенно холст или лист начинает заполняться красками. И вот подходит художник, другой к моей картине и начинает перемешивать цвета, обратно моим предпочтениям. Говорит: «Это твоя судьба, это правильно теперь». Рассказывает, что моя жизнь предопределена, – он мягко усмехнулся и потер виски рукой, – говорит: «Все можно просчитать». Я начинаю повторять и перед нанесением краски продумываю, просчитываю свой шаг, не зная, какая картина должна быть. Однако по итогу краски снова смешиваются по-своему, не по-моему, а как никто не предсказывал. И в результате получается безупречная картина. – Он взглянул на меня. – Автор говорит, что жизнь нельзя просчитать ни самому, ни другому. Мы не знаем, как выйдет по итогу, какая получится картина. Мы просто живем.

Мое сердце дрогнуло. Когда я писала эту книгу, представляла все именно так. Тот же лист, те же краски и мысли. Он прочел как надо, прочел душу автора. Мне аж дышать стало сложно. Настолько точно передал, будто я и не была писателем этой работы.

– Я думала именно так. Когда читала.

А мы с ним возможно поладим. Буду за ним еще следить, чтобы не рассказал никому тайну.

– Говорят, скоро выйдет новая книга Милдреда.

– Правда? – заинтересовался тот.

– Честнее некуда. Нам остаётся ждать. Думаю, это будет что-то особенное, отличное от других. Ну что ж. Мне пора. Еще увидимся, мистер Вудс. – Я привстала, поклонилась и ушла, оглянувшись один раз на дерево.

Я запомнила, Райан Вудс.