Глава 11
Анита Хейзел
Я подвинула к себе коробку и принялась складывать в нее заранее приготовленные вещи. Пальцы касались выглаженных мужских рубашек, замши пиджаков и атласа галстуков. Миссис Сибил варварски бросила рядом со мной брюки и принялась сортировать оставшуюся одежду. Я оторвала глаза от статичных серых и черных тонов, тяжело вздыхая:
— Зачем мы этим занимаемся? Просто, разве считается нормальным так скоро выбрасывать вещи умершего человека? Едва неделя прошла.
Шатенка оторвалась от своего занятия, сдула упавшие на глаза накрученные локоны и пожала плечами. Пусть О'Кеннет и была странной женщиной, меня завораживала ее мимика. Есть люди с удивительно живым лицом. Она могла играть разные эмоции, так чисто и правдоподобно, что ты невольно верил. Сейчас в карих, похожих на разведенную глину глазах танцевала тоска и скорбь. Теперь, храня траур по мужу, дама использовала минимум косметики. Лишь нарощенные ресницы, тронутые угольным карандашом брови и блестящие веки, покрытые шиммерными тенями.
— После похорон у меня не будет времени заниматься этим. Приемы, банкеты, каникулы где-то в Европе. Что-то из одежды мы отдадим благотворительным фондам, а что-то заявим, как слоты на аукционе. Кто-то же захочет купить портсигар – подарок Королевы Англии? Конечно, я могла бы поручить это Мэделин, но хочу таким образом проститься с Эрнестом и отпустить все обиды на него. Есть ли смысл злиться на его портрет?
Сибил поправила плечо блузки, которое все время сползало и открывало ее бронзовый загар, точно после поездки на море. Я невольно сравнила свою бледную ледяную кожу с ее, чувствуя укол внутри. Всегда недостаточно хороша. Так мне повторяла только она. Слишком яркие волосы, Анита. Ты мало улыбаешься. Твои глаза – это недостаток, подумай о линзах... Вокруг меня кружили разные слова и, наверное, им удалось бы пробить брешь, если бы я слушала. Я часто рассматривала себя у зеркала и не находила причин ее обидным словам. Да, я уже точно не была девушкой с картинки журнала, но и явно могла кому-то понравиться.
Красота – это искусство, а оно проявляется в глазах ценителя.
— Учитывая то, что вы сняли все холсты с изображением отца ваших детей – нет, — я закусила губу, чтобы не улыбнуться из-за смятения на ее лице.
Миссис закивала головой и скинула мне на пол с кровати еще партию одежды. Она принялась распаковывать чехлы, которые прислуга принесла из гардероба Эрнеста. Через пару мгновений образовавшейся тишины, раздался сухой голос, но не жадный на эмоции, а приглушенный из-за огорчения:
— Мы прожили вместе тридцать пять лет. Знаешь, сколько из них мой дорогой муж провел со мной в одной постели? — щеки вспыхнули жаром. — Пятнадцать. Первые пятнадцать лет брака он был моим мужем не только на бумаге. Любила ли я Эрнеста? Нет. В моей жизни был один мужчина, который отыскал мое сердце, но и он оказался полным ублюдком. Так что, нет, Анита, предостерегая все твои вопросы, я отвечу, нет. Брак с ним – расчет и принуждение родителей. Я тогда не знала, как должно быть и согласилась. Питала надежду, что все изменится. Он сможет принять меня, начнет уважать, и мы вместе построим крепкую семью, но не вышло.
Я принялась теребить дрожащими пальцами шершавую ткань свитера, поворачиваясь к окну. Мы находились в комнате Сибил, которая была так похожа на остальные, за исключением аромата духов Tiffany. Утреннее солнце наполняло паркет блеском полироли, белые обои уместно гармонировали с золотыми бра. Их цепочка несмело качалась, а я следила за ее полетом, грустно принимая отвергаемую правду.
У нас бы с Дезмондом было так же. Он выполнял указания отца и матери, видя во мне не свою будущую жену, а приказ. Пожалуй, и хорошо, что ничего не вышло? Я бы страдала еще больше, на утро после свадьбы обнаруживая его не тем мужчиной, которого я себе придумала. Мои мечты – объятия по утрам, признания в любви друг другу и верность. Я вернулась к миссис рядом со мной, но теперь увидела в ней невинную девушку у алтаря с горящими глазами и планами на эту жизнь. Меня бы такое сломало, но она лишь отряхнула пепел сгоревших крыльев и стала той, кем является.
Жестокой, черствой, циничной стервой.
Всякий грубый человек – отвергнутый сердцем и душой.
— А кем был тот мужчина, которого вы любили? — робко протянула я.
Миссис Сибил усмехнулась уголками губ. Безупречные черты ее лица исказила гримаса обиды. Женщина переместилась на кровати, отчего та скрипнула под ней, и посмотрела на меня сверху вниз.
— Он – не моя тайна, — искорки в ее зрачках заблестели, прокладывая мне путь к общим секретам.
В груди поселилось тепло из-за наших откровений. Мы никогда не были близки, но рядом с ней я провела большую часть своей жизни, чтобы просто считать посторонним человеком.
— Этот мистер был женат?
— Нет, я была замужем за Эрнестом. Восемь первых лет мы жили очень... плохо. Муж хотел ребенка, а я не могла зачать от него, хоть мы очень сильно старались. Врачи разводили руками, ведь мы оба были абсолютно здоровы. Этот человек, — Сибил замялась, находя подходящие слова. — Он всегда был рядом с нами.
— Эрнест знал вашего любовника? — шокировано выдохнула я.
— Анита, ты смотришь на меня абсолютно невинно и явно не можешь понять, как так можно. Брак, святость, единая плоть – чушь. Этому учит церковь, но в жизни все иначе, — вдова сморщилась, заправила за уши свои густые волосы и ранено простонала: — Я тоже на это надеялась, но этот мужчина... Ох, с ним все было иначе. Он был старше меня на двадцать пять лет, умнее, строже и холоднее. Как же нам вдвоем было хорошо.
Я сложила всю одежду в коробку, замотала ее скотчем и подтолкнула к остальным вдоль стены. Все вокруг прикасались к истинной жизни, но мне верить в нее не хотелось. Каждая из нас, девочек, желает сказки? Чтобы «пока смерть не разлучит нас», доверие, не остывающие чувства и счастливое будущее. Наверное, для девятнадцати лет я была слишком наивна и правильна: молитвы, исповеди, фантазии и надежды на «любовь», но и пусть. Как нужно – определяем мы сами.
Я все еще верила, что финал моей истории - счастливый, просто нужно найти того, кто сможет разбудить уснувшее от боли сердце.
— Но, если вы остались со своим мужем и родили ему после этого Дезмонда и Юджина, значит, что-то было не так? — подойдя к ней, я облокотилась попой о тумбочку и сложила руки на груди.
Из приоткрытой створки окна задувал теплый ветер. Он трепал шелковый шарфик, под которым я прятала шрам на шее. Летом, в жару, это удавалось тяжелее. Кожа потела, натиралась и просилась снять повязку, но я не могла. Это было единственное, что я не принимала и отвергала. Он слишком грубый и большой – такое не нравится людям. Едва слышные завывания непогоды подхватывали грехи Сибил и уносили далеко за пределы границ земель О'Кеннет, оставляя их шелестом леса в окрестностях.
— Родила, — приглушенно повторила она. — Мальчики О'Кеннет. Дезмонд и Юджин. Они такие разные, да? Похожие, как две капли, но разные.
Впервые женщина подавилась словами и замолчала, понимая, что уже и так сказала много. Что-то было не так в последних ее фразах. Наверное, не будь дети так похожи на ее мужа, я бы сказала, что кто-то из них плод греха, но разве это возможно? Дезмонд – отражение Эрнеста, Юджин, хоть и взял черты Сибил, унаследовал его красоту.
В этом поместье слишком много тайн. Вряд ли хоть малая их часть откроется. Перестав сражаться с сомнением и желанием спросить напрямую, я помогла ей рассортировать оставшиеся вешалки. Вдова грубо мяла одежду и бесшумно шевелила губами, явно припоминая призраку мужа былые обиды. Они всегда были далеки друг от друга. В детстве я не могла понять их быструю смену поведения на званых вечерах, когда они обнимались, мило ворковали и говорили перед публикой о любви. Ведь, стоило дверям особняка сомкнуться, Сибил снимала маску примерности и становилась озлобленной, скупой на слезу и улыбку, а Эрнест закрывался в кабинете и курил сигары, дымом укрывая свои сожаления. Наверное, он когда-то все же любил ее. Я видела рамку фотографии со свадьбы у него в комнате. Разве, стал бы мистер хранить ее, если ненавидел свою жену?
Но этому, как и многому другому, вряд ли найдется свое объяснение.
Уже у двери, я кивнула на прощание Сибил, обещая спуститься к ужину, но она неожиданно окликнула меня. Я опустила руку на кованую ручку и обернулась. Женщина отошла к окну, расправляя складки ужасно пышного платья, и напомнила:
— Сегодня приезжает Дезмонд, Анита. У тебя будет время исправить то, что ты не смогла уберечь за три года. Не знаю, затащи его в постель, а потом соври, что беременная. Разве ты не знаешь, как нужно?
Мне стало так отвратительно. Только минуту назад она говорила о том, как была несчастна, а сейчас заставляет меня испытать то же рядом с ее сыном? Ладно, я – не родная кровь и ее подопечная, но почему она желает такого Дезмонду?
Горечь обожгла мои легкие. Я рвано сделала вдох, чувствуя удушающую волну злости. Не в моем характере было скандалить и уходить с криками, но сейчас... Сейчас, я ощутила пробуждение чего-то жгучего и настоящего. Словно никто, даже я сама, не знал меня настоящую, и она устала молчать, выслушивая унижения. Я до боли сжала металл в руке, чувствуя, как вензеля врезаются в кожу, и прошипела:
— Нет, миссис Сибил, — она непонятливо прищурилась, словно я не отказала ей, а произнесла что-то бранное, что от меня никто никогда не слышал. — Я не буду возвращать Дезмонда и пытаться отомстить его любимой. Он сделал свой выбор, я приняла его! Вам стоит так же поступить, потому что он ваш сын. Хватит напоминать мне о нем! Хватит трогать мои раны! Прекратите винить меня во всем! Я любила его! — воздух в легких заканчивался, но, даже хрипя, я продолжала кричать. — Я любила вашего сына, понимаете? Моя ли вина в том, что я просто хотела быть хорошей? Что мне нужно было сделать? Навязываться, караулить его за каждым поворотом, занять место в его постели и что потом? Жить так, как вы?!
— Жить в богатстве, пользуясь привилегиями именитой семьи – да. Родить ему достойных детей – да, — каждое ее слово, каждый ее вздох – оскорбление. Я задыхалась от переполняющих меня чувств, ощущая, как кружится голова. — Думаешь, он будет счастлив с той девкой в Америке?
— Как вы можете не понимать? Дезмонд любит ее.
— Не существует любви, Анита! — заорала Сибил. Я испуганно отпрянула, ударяясь спиной о дверь. Женщина начала наступать на меня, кривя крашеные блеском губы. — Страсть, желание, похоть, азарт – да, но не любовь! Прекрати быть глупой идиоткой. Мужчины не умеют любить! Ты просто рожаешь им детей, становишься грязной шлюхой, выполняешь указания, но никогда, никогда не становишься любимой.
Мышцы в животе стянуло от страха. Меня никогда не били, наверное, из-за этого я выросла нежным ребенком, шарахающимся от каждого громкого звука. Сибил так кричала, что ее слова касались пощечинами, пекли и прожигали веки слезами. Женщина положила руку на свой живот и закусила нижнюю губу. Прежде, чем она отвернулась, я успела заметить влажность ее глаз. Все, что она говорила, было адресовано ей самой.
Моя ярость потухла, как накрытая свеча. Стало так стыдно и неловко. Было бы хорошей идеей, сейчас сбежать из ее комнаты, но я не могла оставить Сибил одну в таком состоянии. Все же, когда я была маленькой и плакала из-за кошмаров, она приходила ко мне. Да, ворчала и грубила, но сидела в кресле до самого утра. Она была рядом, а сейчас и сама нуждалась в поддержке.
— Сибил, — я осторожно шагнула к ней и положила ладонь на трясущиеся плечи. — Я понимаю, в вашей жизни не было правильности и уже тем более места счастью, но, прошу вас, позвольте окружающим получить миг своей радости. Просто подойдите к Дезмонду и скажите, что принимаете любой его выбор. Помогите Юджину справиться с навалившимися проблемами, а себе... просто позвольте себе отпустить прошлое.
Она всхлипнула. Женщина не позволила мне заглянуть в ее лицо, сломлено отворачиваясь. Я отпустила ее, сцепила ладони и принялась теребить большие пальцы, не зная, как будет лучше для нее поступить. Мне было жаль Сибил. Наверное, мы обе в чем-то похожи – пережили боль разбитого сердца.
— Уйди, Анита. Я просто побуду одна, успокоюсь и спущусь встретить сына, когда он приедет. Надеюсь, без американки. Ей никогда не будет места в моем доме.
Больше не принимая попыток помочь ей, я вышла за дверь, бесшумно закрыла ее и только в коридоре покачала головой. Надеюсь, когда-то она сможет принять Терезу. Я знала, что Дезмонду больше неважно одобрение своей матери, но он всегда останется ее ребенком. Мы – кровь родителей, а они наша. Гармония с собой, значит мир с ними. Мне было не позволено сказать о любви, но мальчишки О'Кеннет все еще могут.
Виски запульсировали. Былая злость осталась лишь осадком в груди и тяжестью в сердце. Такое поведение не было обычным для меня, так что скопившийся адреналин приносил физический дискомфорт. Было такое странное чувство, будто внутри всегда жил притаившийся дьяволенок, которого что-то заставило обнаружить себя.
Щеки покраснели.
Сон. Господи. Эти постыдные ощущения.
Я осмотрелась по сторонам, словно мои мысли мог кто-то подслушать, и бросилась вглубь коридора, желая спрятаться в мастерской. Дождусь воскресенья, отсижу Мессу, исповедуюсь в Соборе и оставлю это все. С возрастом быть правильнее выходило сложнее.
Мои босоножки заставляли пол под ногами скрипеть. В детстве я перепрыгивала с половицы на половицу, рождая музыку. Так поет старинность, а именно она мне и нравилась. Осторожно, на носочках, я вышагивала по ковру, вслушиваясь в мелодичность нот. С приближением к лестнице, звуки становились отчетливее, и я больше не могла их назвать простым скрипом.
Фортепиано. Это точно было оно!
Белый инструмент стоял на первых этажах у панорамных окон на задний двор, но им редко пользовались. Разве что Мэделин, когда Сибил была в настроение послушать классику у камина. Игра была такая чистая. Я восхитилась медленностью и плавностью звуков. Если бы они звучали строками, то точно пели бы о любви. Застыв у арочного проема в фойе, я на минуту замешкалась, но потом, потакая интересу, прошла туда.
Гостиная была залита светом, отчего золотые рамы картин сияли. Юджин привез все мои работы из своей квартиры в Англии и большую их часть развесил в своей спальне и кабинете, но то, чему не хватило места, разместил на стенах здесь. До сих пор мысль о том, что он посещал аукционы и тратил тысячи долларов на мое искусство, не давала покоя. Я, конечно, все понимала, но разве могла дать ему то, чего он хочет?
Разве могла сделать его счастливым?
Тем временем пьеса нот становилась все напряженней. Высокие резко переходили в низкие и эта скорость, и трагедия ударяли по мне. Спина запылала от мурашек. Волны волшебства заключили в объятия, приглашая потанцевать. Было такое чувство, что я летела на эту мелодию, как на яркий свет во мраке. Тепло заполнило грудь, трепетом терзая каждый волосок на коже. Так играть могла только влюбленная душа, так играть мог только тот, кто знает и боль, и огорчения, и счастье. Так играть мог лишь... Юджин.
Это, правда, был он.
Я обошла лестницу, обогнула камин и тахту, останавливаясь буквально в нескольких шагах от него. Мужчина сидел боком на стойке у фортепиано и бегал пальцами по клавишам, полностью сосредоточенный на этом занятии. Я не хотела выдавать себя. Во-первых, мы поссорились ночью, во-вторых, я боялась, что он закончит, так и не доведя музыку до конца. Узнать финал его истории – сейчас это почему-то стало важным.
Обняв себя за плечи, я улыбнулась и прикрыла глаза, желая увидеть картинки в голове. На душе стало легко и уютно. Мне нравилось это ощущение рядом с Юджином. Безопасность, ласка, нежность... Как в детстве, как в моменты приезда его в поместье, как в наши встречи в Англии, когда я приезжала к нему. Он был везде, в каждом промежутке моей жизни.
Рядом – вот, что значил для меня этот мужчина.
Музыка взобралась на вершину. В ребрах заныло от предвкушения. Я уже представляла, как упаду вместе с нотами, как заплачу в финале и встречу с тоской тишину, но этого не произошло. Юджин тронул ноту и... перестал играть. Звук захлопывающейся крышки ударил по ушам. Я распахнула веки и воскликнула:
— Продолжай? Ты же не закончил? — какая-то неудовлетворенность поселилась в душе.
Мои щеки вспыхнули от желания подойти к нему, присесть рядом и закончить самой. Хоть я и не умела играть, но знала, что Юджин поможет.
— Я не знаю конец этой музыки, — пожал он плечами и повернулся ко мне.
Хоть за окном и светило солнце, но лунное серебро его глаз смотрелось восхитительно, даже днем. Все та же тьма зрачков, те же грехи и шепот Дьявола. Казалось, я должна слышать его только в ночи, но вот он. Пробирается внутрь меня, заставляет смущаться и чувствовать себя неловко. Не из-за того, что там грех, а потому что я чистая. Да, рядом с ним я смущалась своей праведности.
— Как такое может быть? — сухо из-за обиды прошептала я.
Как бы удивителен он не был, я помнила жестокие слова вчера. О'Кеннет лишил меня любимого коня и выставил ребенком, предложив кататься на пони!
Пусть не думает, что я так просто простила.
— Я наигрывал ноты, что звучали в моей душе. История любви. Дождемся ее финала?
Я повела плечом, прошла к пианино и оперлась спиной о него. Юджин грустно усмехнулся и хотел, было, что-то сказать, но замолчал. Он вновь открыл крышку и прикоснулся пальцем к клавишам по возрастанию звуков. Я прислушалась, вновь расплылась в улыбке и принялась рассматривать. Мне удалось нарисовать его глаза. Пышные ресницы, морщинки из-за улыбки и веки. Обычно я бралась за работу с контура лица, прорисовывая каждые детали по кругу, но с Юджином все было иначе.
Чтобы закончить его потрет мне нужно найти в его чертах его самого. Теперь я поняла это. Не видеть Дезмонда, не видеть их схожесть и братство.
Мужчина продолжал баловаться с инструментом. На его губах у самого заиграла улыбка, отчего ямочки появились на чистой загорелой коже. Она была бронзовая и сейчас сверкала. Я залюбовалась длинными пальцами, кистями с выступающими венами, что переходили в спортивные бицепсы. Наверное, он ездил в офис – деловой костюм, распахнутый ворот смятой рубашки. Только Юджин не любил выглаженную одежду. В этом был его шарм – неряшливость и хаос.
— Анита, прости меня, если я вчера сказал тебе лишнего, — тяжело выдохнул О'Кеннет, переключая внимание полностью на меня.
— Если? — возмутилась я, чувствуя вчерашнюю несправедливость.
— Анита, прости меня, за то, что я тебя вчера обидел, — все так пыхтя, исправился он.
— Как-то неубедительно, — прошептала я, провоцируя его.
Юджин набрал полные легкие вновь сказать что-то, но потом сбился, наткнувшись на мой взгляд. Его лицо покраснело, вена выступила на лбу и на шее. Интересно, каково это прикоснуться к ним?
— Мне нравятся твои изменения, — стрельнул он глазами. — Такая уверенная, гордая. Куда делась малышка Анита, что краснела от любого обращения к ней?
— Я никогда такой не была, — прикусила я губу.
— Ну да, — мужчина рассмеялся, рождая своим хрипом бабочек внутри меня и соблазнительно прошептал: — Давай проверим твою шкалу дозволенности?
— Что ты имеешь в виду? — не поняла я, насторожившись его тона.
— Поцелуи? — Юджин уставился на меня во все глаза, ожидая смущения. — Секс? Член? Киска? Минет? Трахаться? Отлизать?
— Ради всего святого, — подавилась я, зажмуривая глаза. — Юджин!
— Анальный секс, оргазм, прелюдии, мастурбация, — кажется, он входил во вкус.
Я оттолкнулась ногами от пола, чтобы сбежать от него. Говорил он, а сгорала от стыда я! Юджин всегда был таким! Слишком самоуверенный, слишком грязный, слишком неправильный. Иногда, мне казалось, что если заглянуть в его душу можно лишиться зрения из-за картин всяких непотребств.
Только я сделала шаг, сильная рука перехватила меня поперек талии и дернула на себя. Я пискнула и упала на колени к Юджину. Должно быть, он хотел усадить меня рядом с ним на тахту, но здесь было очень мало места для двоих. Я принялась ерзать.
— Отпусти меня!
— Прости, за такие ужасные слова, — потешался Юджин, поднимая руки к моим ребрам. Он принялся щекотать. — Прости меня за них и прости за то, что я когда-то тебе покажу их воплощение.
Наверное, не захлебывайся я смехом и воплями, я бы правильно поняла смысл его последней фразы. Возмутилась бы или заставила его убрать свои руки, но мне было так весело. Я ерзала на нем, пыталась избавиться от пальцев на своих подмышках и молила прекратить. Юджин, задыхаясь из-за сбитого дыхания, наклонился к моему уху и зашептал:
— Прости меня, Анита. Мне больно, когда ты злишься, — я почувствовала, как его ладони прошлись по моему животу и прижали спиной к себе. Он уткнулся носом в шарфик и мучительно простонал: — Я просто испугался. Оскар – монстр, а не конь. Если в следующий раз что-то случится?
Его тело было таким горячим и напряженным. Все мысли улетучились, как и веселье. Что-то внутри меня отозвалось зудом. Словно все спички за раз полыхнули огнем. Я сдвинула бедрами, ощущая слишком твердую и большую тяжесть для бляшки ремня.
— Ладно, — мой голос стих. — Но ты не будешь запрещать мне кататься на нем...
— Анита! — возмутился Юджин.
Я обняла его руки и перебила:
— Мы можем заключить сделку. Два раза в неделю при тебе я буду седлать его. Компромисс?
Мужчина замолчал. Я знала, что сейчас он боролся с жестокостью своего отца и нежными чувствами ко мне. Боже, разве я могла себе позволить сидеть на нем и улыбаться? Сейчас, в руках Юджина, я таяла. Наслаждалась теплом, что тревожило нервные окончания, чувствуя тяжесть в животе. Почему с Дезмондом было совершенно не так? Я смущалась его поцелуев в щеку, смущалась мыслей о нашей первой брачной ночи, но не ощущала его физически.
— Хорошо. Ты, я и Оскар. Только одна его попытка скинуть тебя, я возьму ружье, — хрипло проговорил он, надавливая руками мне на живот.
Казалось, еще теснее быть нельзя, но Юджин вжал меня в себя. От переполняющего цунами внутри, я закатила глаза. Это так приятно. Чувствовать силу мужчины, его дыхание, его мышцы. Между ног кольнуло. Я хотела пропустить стон, но вовремя умолкла.
Эта девушка на руках у мужчины не могла быть мной.
— Зачем ты носишь эти ужасные шарфы? — в ухо выстрелило из-за его близкого шепота.
Он начал тереться носом о мою кожу, пытаясь сдвинуть ткань. Там шрам. Мне стало неловко. Юджин видел его много раз в детстве, но сейчас я не хотела быть в его глазах несовершенной.
— Ты прекрасно знаешь почему.
Я отстранилась. О'Кеннет не минуты не мешкая разомкнул объятия и подвинулся, позволяя мне соскользнуть с него. Я присела на кожу тахты и скрестила ноги. Опять мокрая.
— Нет, Анита. Я помню про шрам, но не понимаю, для чего ты прикрываешь шею.
— Потому что...
— Анита, посмотри на меня, — теплые пальцы легли на подбородок, заставляя вскинуть голову. Я втянула полные легкие его аромата: сигарет и земляной пряности – понимая, что вчерашнее наваждение вновь охватывает каждую клеточку моего тела. — Он – часть тебя. Как, мать его, этот шрам может быть уродлив, если ты совершенна? Не прячь его. Не стыдись, как и необычных глаз. Ты потрясающая, Анита. Я никогда не встречал никого краше тебя. Покажи мне того ублюдка, который высмеял тебя из-за него, и я докажу ему, что шрамы не портят человека.
— Разве ты можешь быть кровожадным? — я облизала губы, что хранили его дыхание. Вновь так близко.
— В детстве я рассек бокалом шампанского одному мальчишке бровь. Он чуть не захлебнулся кровью. Не думаю, что я способен убить кого-то. Но хорошенько врезать могу.
Я верила ему. Юджин никогда не лгал, а то, как лихорадочно поедали его глаза мое лицо, уверяло меня в этом. Его рука до сих пор держала мою кожу, опаляя, но мне не хотелось спешно разомкнуть такую ласку. Душа хотела трепета. Я хотела тепла. Я хотела так много, даже, если моя вера говорила, что это грех.
Он любил меня.
Я знала это.
Неожиданно в спину ударил порыв ветра. Я вздрогнула и вынужденно отстранилась, поворачиваясь назад. По лестнице спускалась миссис Сибил, во все глаза высматривая распахнутую дворецким дверь. Шаги приобрели громкость, становясь цокотом шпилек. Что-то внутри меня напряженно натянулось, потому что я знала источник звука. Точнее его обладательницу.
Сибил ахнула и схватилась за сердце, актерски скатываясь на ступеньки. Дезмонд зашел внутрь, бросил сумки перед собой и поморщился виду своей матери. Рядом с ним стояла шикарная блондинка в траурном черном костюме. Ее ноги заканчивались в стальных лодочках с каблуком в виде доллара.
Я прикусила губу. Они приехали.
— Добрый день, мама, — Дезмонд задвинул за спину Терезу. — Давай без истерик, я приехал похоронить отца.
Юджин за моей спиной напрягся. Бросил взгляд сначала на меня, а потом на своего брата. Он поднялся и двинулся в сторону пары. А я так и осталась сидеть у фортепиано, вспоминая нашу последнюю встречу с Дезом. Три недели назад, на свадьбе. С того момента я с ним не разговаривала.
Дыхание перехватило. Я поправила шарф на шее и попыталась прислушаться к своим чувствам, но в царящем хаосе это было невозможно.
— Миссис Сибил, — пропела мисс Уолис, выходя из укрытия своего мужчины. Такие, как она, никогда не будут прятаться за кем-то. — Вы так чудесно смотритесь у моих ног. Что вы, не обязательно было преклоняться. Достаточно было просто сказать «здравствуй».
Вдова вспыхнула. Поднялась со ступеньки, окинула злым взглядом нас всех и, не обронив ни слова, бросилась обратно на второй этаж. Юджин рассмеялся и принялся обниматься с братом. Он ждал его приезда, как никто другой в этом особняке. Для него это значило поддержку и помощь Дезмонда. А для меня?
Что будет значить его приезд для меня?