Глава 12
Юджин О'Кеннет
Я сделал глоток карамельного виски, прокатил его на языке и проглотил. Горечь скользнула по горлу, медленно скатилась в желудок и принесла приятную тяжесть. Отцовская сигара тлела в руке – я изредка стряхивал пепел и глубоко втягивал дым. По стеклу и внешнему подоконнику барабанили капли дождя. За окном: по балюстраде и ступенькам патио стекали струйки воды.
Только бы не было грозы. Анита панически боялась ее вспышек.
— Поверить только, — усмехнулся брат, рассматривая бутылки на столе. — Мы в отцовском кабинете пьем его алкоголь, разбираем запасы бразильского табака и делаем все то, что было запрещено в детстве.
Я улыбнулся, глотнул никотина и выпустил кружочки через рот. Из-за раскрытых форточек облако потеряло свой контур и устремилось в щель на улицу. Дезмонд облокотился спиной о стеллаж и покачал головой. Сейчас он выглядел ровно так, как все время нам запрещали: выправленная мятая белая рубашка, закатанные рукава и расстегнутые пара пуговиц. Мне всегда было плевать на свой внешний вид. Я мог спуститься на прием хоть голый, но этот упрямец три часа выглаживал стрелки брюк и брызгался одеколоном. Тереза меняла его. И мне нравилось это. Впервые я видел своего брата таким счастливым.
— Такое чувство, — Дез оттолкнулся от шкафа и начал расхаживать в центре кабинета, подражая походке отца. — Что сейчас Эрнест зайдет сюда, наорет на нас и выправит свой ремень. Черт, я ведь даже слышу его шаги. Помнишь, как раньше? — он облизал губы и перевел взгляд на дубовый стол. — Я заталкивал тебя под него и принимал гнев отца на себя.
— Я никогда не прятался! — сморщился я.
Сзади раздался тонкий переливчатый смех. Тереза прикрыла лицо рукой, но по ее содрогающимся плечам, я понял, что она веселилась. Девушка сидела в противоположном кресле, закинув стройную ногу на ногу, с бокалом белого игристого. Она болтала босой ступней с красным педикюром.
— Юджин, ты был мелким, — кивнул Дезмонд, проводя руками по всем поверхностям мебели. — Года четыре пять от силы. Помнишь, как боялся портретов в доме? А вымышленного приведения, которое я придумал и дразнил им тебя по ночам?
— Пользуешься тем, что старше меня? — бросил я на него недовольный взгляд. — Я сейчас тоже придумаю парочку историй.
Брат нахмурился, продолжил шествие по воспоминаниям и остановился лишь у портрета отца, что висел над сейфом. Его белые, как февральская вьюга, глаза ожесточились. Угловатые четкие брови подлетели вверх и пару морщинок углубились на лбу. Я наклонил голову, бегая глазами от Эрнеста к его сыну, и поражался схожести. Как два брата. Твердый подбородок, высокие скулы, квадратная челюсть – в нашей семье тестом ДНК служила внешность. Будто сам Дьявол проклял когда-то О'Кеннетов, заставляя проживать судьбы друг друга.
— Отчего он умер? — прошептала Уолис, нервно теребя ножку бокала.
— Рак.
Блондинка сдавленно выдохнула. Я обернулся к ней и заметил скорую перемену эмоций на ее лице. Голубая радужка потемнела, приобретая глянцевый блеск, а подбородок задрожал. Она была восхитительна. Я понимал одержимость Дезмонда Терезой: эта фигура, эти пухлые губки и длинные кукольные ресницы, в отличие от моей матери она не наращивала их. Есть женщины, которых хочется защитить, а есть те, чью шпильку ты примешь в сердце, соглашаясь с властью над тобой. Анита принадлежала к первому типу, а Тереза ко второму. Дез всегда любил, когда над ним доминировали.
Я оторвал от нее взгляд, понимая, что если посмотрю дольше, братец вновь оскалится на меня. Ревнивый кретин. Будто меня могла заинтересовать даже такая женщина. Я тоскливо оглядел кабинет, лишенный сияния волос Ани, и потянулся за бутылкой виски.
— Я и не знал, что он болел, — прошептал старший О'Кеннет, не в силах оторваться от лица того, кто все детство унижал его. — Наш последний разговор, ненависть к нему. Я должен чувствовать себя виноватым?
Если я говорил, что в этом поместье ребенком мне было не сладко, то Дез жил, как в Аду. Ужины на кухне, заточение в комнате, запрет на разговоры и просто любые шалости. Он оживал, когда дедушка приезжал к нам и вновь угасал без его наставлений.
Порыв ветра захлопнул открытую створку окна. Мы дружно обернулись к источнику звука и выдохнули. Буря продолжала скрипеть ветками деревьев по черепице крыши. Если прислушаться, и вправду, можно различить его шаги. Отец был везде: в тиканье часов, в молчании стен, вое непогоды и в нас с Дезмондом. Я чувствовал эту связь. Всегда ощущал себя им, а потому бежал. Тогда мне было шестнадцать – желание свободы, секса на парковках мотелей и запаха травки, но теперь двадцать пять. Да, я скучал по Бруклину, по бару на окраине города, где висела моя фотография с надписью «рекордсмен по шотам» и по тому азарту. Мне всегда казалось, что останься я здесь, потухну. Сейчас пламя Юджина поддерживала страсть, желание получить неприкосновенную Аниту и стать ее единственным.
Я никогда не хотел думать о будущем, просто полагаясь на ситуацию.
— Нет, — ответила Тереза. — Если он не сказал «прости меня, сын», значит, ты не должен чувствовать себя виноватым. Я не была знакома с вашим отцом, но, думаю, он был говнюком.
— Это еще мягко сказано, — кивнул я, подливая себе выпивки.
— Говнюком и ублюдком, который получил по заслугам, — продолжила девушка, а я бросил на нее горделивый взгляд.
— Черт, Дезмонд, мне нравится она. Такая милая язва. Помнишь, у тебя в детстве был террариум со змеями? — брат задумчиво кивнул, прошел мимо меня и присел на подлокотник кресла, где сидела его любимая. — Ее случайно звали не Тереза?
— Как остроумно, Юджин, — ее глаза наполнились озорными искорками. — А у меня в детстве был хомячок, которого съела собака. Так вот, того несчастного звали Юджин, а собаку...
— Тереза, — соблазнительно протянул я, чувствуя, как щеку обжигает недовольный взгляд Дезмонда.
Брат хозяйски обнял ее за тонкую талию и положил подбородок на макушку. Он прикрыл глаза и уткнулся носом в женские волосы. Духи. Пусть у нее они и не были яркими, но носили цветочный аромат лилий и, пожалуй, были единственным минусом в моих глазах. Я ощутил эту сладость на языке и запил ее алкоголем.
Мне нравилось, что Анита не пользовалась парфюмом. Иногда, когда она засиживалась в мастерской, выходила к ужину измазанная краской – и в этом была вся она. Ей было плевать на свой внешний вид. Девчонки уже в старшей школе предпочитали мини, каблуки и яркие макияжи. Перенимали манеру общения парней, ругались матом и произносили «мокрая киска» через слово, но лишь единицы сохраняли свою индивидуальность. Я любил улыбку Аниты, ее смех, ее длинные шелковистые пряди и смущенный румянец. Да, порой эта ее праведность мешала, но, господи, как же сладко будет испортить ее.
Теперь, когда она больше не носила статус невесты моего брата и мило краснела для меня – я понял, что не отпущу свою добычу. Она шла навстречу ко мне. Только слепой мог не отметить желание в распахнутых зрачках, а глухой ее придыханного шепота.
Тело откликалось на мой зов, но что душа?
Залпом я осушил порцию виски, затушил сигару в пепельнице и поднялся со своего места. Пригладив непослушные, освободившиеся от геля волосы, я кивнул парочке и прошел к дверям.
— Дорогая Тереза, экскурсию по замку Дракулы тебе проводить не буду. Дезмонд знает, где спальня. Можешь делать, что хочешь. Матушка все равно имитирует перед врачами приступ, так что вряд ли выйдет из своей комнаты. Чувствуй себя здесь хозяйкой, хотя, по сути, так оно и есть. Это поместье такое же мое, как и Деза.
Брат рассмеялся и повернулся ко мне пьяным взглядом. Мы осквернили две бутылки Эрнеста, чуть ли не срывая с них этикетку «трогать запрещено». Это было фантастически – слать к черту нашего папашу, который и так уже гостит у него.
— А у тебя неплохо получается, Юджин. Командовать, строить жестокий взгляд, держать власть в руках. Четно, я сомневался в тебе, но приехав сюда, — он замолчал, переведя внимание с меня на портрет. — Я увидел его, понимаешь? Ты отражение Эрнеста. Вот почему он тебя любил...
— Я – это он, — брат кивнул, и на его лице проскользнула тень сожаления.
Часы сдавили запястье, а нервы начали пульсировать. Как будто внутри меня произошло короткое замыкание: сердце на минуту остановилось, легкие сдавило, а воздух превратился в углекислый газ. Оставляя за спиной парочку, я выскользнул в коридор и шумно втянул прохладного воздуха.
Наконец в голове все встало на свои места. Я думал, что сбежал от Эрнеста? Жил так, как хотел, и делал, что хотел? Нет! Отец не из тех людей, чьи действия подвластны хаосу. Он воспитал во мне тоску по дому, любовь к независимости и... жестокость. Я обернулся к резным дверям кабинета и громко злобно рассмеялся. Ублюдок изначально знал, что наследником буду я. Весь цирк с Дезмондом – игра. Гребанные часы еще сильнее въелись в кожу. Я посмотрел на них, как на след живого проклятья и стиснул зубы.
Три года назад. Три гребанных года Эрнест уже знал об этом, когда я приходил к нему.
Мурашки пробежали по спине. Я надавил пальцами на глаза, прогоняя те воспоминания, и нырнул во мрак коридора. Мимо меня пронеслась девушка в строгой рубашке и черной жилетке – я никогда не запоминал имена прислуги. На верхних этажах царила суматоха из-за маминого «приступа», которым она пыталась разжалобить Дезмонда. Когда-то такое действовало на моего брата, но не теперь. Место Королевы занято Терезой, а уж она никогда не слезет со своего трона.
Я поднялся на второй этаж. Раскрыл свою спальню и сразу же упал на кровать, уставившись в потолок.
Как узнать, что будет хорошо для тебя? Гребанный Господь! Пошло все к черту! Буду делать то, что умею – играть.
Перекатившись на бок, я засунул руки под подушку и уткнулся в нее носом, засыпая.
Анита Хейзел
Холодный ветер вытеснял все тепло. Я зажала ладони между коленей, эхом слыша речь священника. Она разносилась по всем акрам кладбища, ныряла в разрытую могилу и так и оставалась там, ведь пути обратно уже нет. Я поежилась, замечая рябь мурашек на своих ногах, и подняла голову. На постаменте стоял Святой Отец. Его черное одеяние развеивалось, а белый воротничок натирал шею, отчего он постоянно ей двигал. По правую руку от меня плакала миссис Сибил, утирая платком несуществующие слезы.
— Мистер Эрнест О'Кеннет много значил для нашего города. Его фамилия – это не только алкоголь, но и благотворительность, реставрация соборов и ярмарки в центре Дублина, — чуть дальше линии с венками стоял Юджин и курил. Я взволнованно осмотрела его, чувствуя, как внутри разрастается пульсация. Мне хотелось подойти к нему. — Он был не только бизнесменом, но и примерным семьянином, хорошим отцом и замечательным мужем.
Примерным семьянином.
Пожалуй, единственное хорошее, что Эрнест делал, это не спускался к ужину и не интересовался успехами своих детей. Как бы это ужасно не было, его неучастие – уже благое дело. Сибил выдохнула, опустила лоб мне на плечо и продолжала дрожать. Я слегка приобняла ее, краем глаз замечая вспышку фотокамеры.
Дезмонд, так же как и его брат, не захотел садиться в шеренгу семьи. На похороны Эрнеста пришло много людей, еще больше прислало цветы, сплетенные в венки. Черное облегающее платье Терезы немного трепалось подолом. Она монотонно стояла на высокой шпильке, ровняясь головой с подбородком Деза. По его лицу всегда было сложно понять эмоции. Я научилась определять его веселье по искоркам в глазах и ямочках в щетине, но сейчас... он был таким теплым. Рядом с ней. Блондинка сдувала летающие золотистые пряди и жалась к его плечу, смотря, как ветер осыпает землю в яму.
Это первый раз, когда я была на похоронах. После аварии я провела три месяца в больнице, так что не успела проститься с родителями. Я часто приходила на могилы, оставляла цветы и разговоры, но ни разу не видела, как это происходит. Священник закончил речь, сошел с платформы и кивнул кому-то вглубь. Медленно металлические установки начали опускать гроб в земляную нишу. Я поднялась со своего места и нерешительно замерла. Сибил уже бросилась в толпу, восклицая про «великую потерю», а вот Юджин так и стоял на месте под красным дубом.
Я обняла себя за плечи, жалея, что не накинула поверх сарафана плащ. После дождя земля уже высохла, но все еще разносила запах сырости. Вдалеке грохотали кованые решетки усыпальниц. Это кладбище было настолько старое, что сохранило склепы, часовни и запах разложения, который сейчас разносился еще стремительнее.
Наверное, мне стоило подойти, что-то сказать про Эрнеста или подбодрить его вдову, но я просто стояла на месте. Тем временем Дезмонд оттянул ворот своей рубашки и осунулся. Я прикусила губу, унимая желание поддержать его.
Будет ли уместно, если я подойду к нему при мисс Уолис? После его приезда я просто поздоровалась и трусливо убежала в спальню, пытаясь прислушаться к себе. Больно ли мне видеть его? Тоскливо ли? Чего вообще я ожидаю? Внутри такая тишина. Это пугало меня. Ее причина – застывшее сердце или нечто иное?
Мой шарфик дернулся и налетел на лицо. Я оттянула его, заправляя складки банта за спину, замечая, как Юджин яростно пытается подкурить. Он нервничал: руки тряслись, желваки проступали на щеках, а нога яростно отбивала ритм в траве. Больше не мешкая, я сделала шаг в его сторону и не остановилась, пока не поравнялась с мужчиной.
Вот это было правильным.
— Все в порядке, Юджин? — я обернулась спиной к порыву и протянула руку, накрывая его напряженный кулак своей ладонью.
— Конечно. Наконец-то его закопают, но он не заткнется. Продолжит донимать нас даже после своей смерти, — криво усмехнулся О'Кеннет. Он зажег сигарету, втянул ее дыма и прикрыл глаза. Я вздрогнула из-за тона, хмуря брови. — Лиси...
— Я все понимаю, — перебила я, закусывая щеки. — В тебе говорит обида и злость. Не хочешь присоединиться к процессии?
— Ага, только, когда моя матушка прекратит истерику и уберется. Смотреть на ее игру у меня нет никаких сил. Отец был мудаком, но даже он не заслужил этого цирка. Похоронить его под сикоморой на территории поместья было бы куда гуманнее.
Юджин втянул щеки дыма и выпустил его через нос. Я вздрогнула из-за волны мурашек, переступая с ноги на ногу. Мужчина снял пиджак и помог мне надеть его. Я смущенно улыбнулась и сжала его лямки, наполняясь ароматом пряностей. Тревога в груди успокоилась, пульс усмирился, а голова так и хотела прикоснуться к его груди. Мне хотелось обнять Юджина. Я прислушалась к себе, понимая, что это был не просто жест поддержки. В этом нуждалась я.
— Сибил будет недовольна, — прошептала я, так и не решаясь прикоснуться к нему. — Мы должны вернуться.
— Ты такая милая, Анита, — неожиданно он поднял руку и осторожно, едва касаясь, провел кистью по моей щеке. Я вздрогнула, но вовсе не из-за страха. — Невинный цветок. Хорошая девочка из хора, прилежная ученица, заботливая подопечная. Кем еще ты можешь быть?
В том месте, где он касался меня, запылало. Я вновь оживилась и начала звучать в унисон ему. Словно подпевала вчерашней мелодии фортепиано. В груди завибрировало, натянулось, утяжелилось и сорвалось вниз. Я переступила с ноги на ногу и невольно дернулась вперед, умещая свое лицо в его большой руке. Мужчина ласково улыбнулся, опустился к шее, царапая подушечками пальцев шарф, и притянул меня к себе. Я обняла его за талию, уткнулась носом в пиджак и почувствовала, как начинаю согреваться.
— Спроси, кем я хочу быть?
— Кем ты хочешь быть, дорогая Анита? — его грудь затряслась – скорее всего, Юджин начал смеяться.
— Всем. Наша жизнь так коротка, — в уши ударил похоронный марш, что проводил Эрнеста лучше его семьи. — Я хочу жить. Думаю, в Лас-Вегасе я получу это? Все с чистого листа, как ты в Англии. Легко отпустить прошлое?
Он молчал. Я подняла глаза, замечая, как подрагивает кадык и летает сигарета. Ладонь поверх пиджака начала гладить мою спину, не опускаясь ниже середины. Так хорошо. В ночь на кухне мне казалось, что волшебство – это темнота, но всему виною близость Юджина. Что-то было в нем и только сейчас я начала это замечать.
— Если оно – твоя судьба, нет, — наконец прошептал он. — Если оно дорого тебе, нет. Мы – прошлое, настоящее и будущее. Забывая одну часть, отвергаешь другую. Всякий, кто бежит несчастный.
— Даже ты? Но, мне казалось, тебе весело в Бруклине, — я вспомнила вечеринки на заднем плане во время моих звонков ему.
— Весело и счастливо – это не одно и то же, Анита.
Не одно и то же. Я вообще не знала ни того, ни другого. Беззаботно было лишь в детстве, а сейчас тоска по тем временам. Я думала, брак с Дезмондом поможет мне разобраться в том, кто я. У меня была четкая роль, чувства, определенность, а сейчас ничего. Пустота. Я была вольна пойти вперед, назад, вправо, влево – вот только, где мой путь? Где та дорога, которая принесет радость и светлое будущее?
Я почувствовала, как Юджин напрягся. Сквозь шум листьев и скрип петель донеслись шаги. Тихие, неспешные, заглушаемые травой кладбища.
— Тебе стоит подойти и попрощаться с отцом, — услышав голос, я резко отпрянула от мужчины.
Дезмонд спрятал руки в карманы и бросил на меня низкий взгляд. Из-за этого его брови казались еще темнее, а взгляд пронзительнее. Я неловко покраснела. Что он подумал, застав меня так с его братом?
Меня волновало это? Я прислушалась к грохочущему пульсу, понимая, что он взволнован вовсе не болью, а простым смущением.
— Ты прав, — кивнул Юджин.
Он выбросил бычок сигареты, сцепил кулаки, метнув взгляд от меня к брату, и начал спускаться с холма к процессии. Я посмотрела вслед его затылку. Стоило Юджину уйти, вся уверенность во мне погасла.
— Анита, — окликнул Дез. — Как ты?
— Все отлично, Дезмонд, — улыбнулась я, неловко поправляя шарф, что норовил залететь мне на глаза. — Вот... В июне я уезжаю в Лас-Вегас. Колледж. Мне одобрили грант.
— Ты молодец, — тепло отозвался он, предлагая свой локоть.
Я посмотрела на его руку, обтянутую черным пиджаком и задумалась. Если я откажу, это будет не красиво? А если приму, ранит ли это Юджина? Приняв его учтивость, я обняла за предплечье и начала осторожно спускаться с пригорка. Трава под ногами скользила – я была благодарна ему за помощь.
— Как твои дела в Чикаго?
— Все замечательно.
Все замечательно.
Наши беседы всегда обрывались именно так. Даже во время приездов Деза в Дублин, он не особо интересовался мной. Почему я полюбила его? Наверное, правильнее будет сказать, почему я заставила себя полюбить его?
Моя ладонь нежно терлась о матовый атлас. Знакомый запах свежести ударил в нос, будоража старые воспоминания. Белое платье, зеркало, слезы, истерика. Между нами возникла неловкая пауза.
— Мне кажется...
— У тебя очень красивый шарф, — одновременно со мной начал Дезмонд, но осекся, уступая реплику.
— Мне кажется, тебе лучше вернуться к мисс Уолис. Должно быть, ей совсем одиноко, — я кивнула на блондинку, что стояла у памятника.
Ангел склонился в молебном поклоне, опуская крылья. Статуя покрылась мхом, а из трещин прорастали лианы, которые спускались на лицо зелеными волосами. Тереза любовалась своим красным маникюром и мотала ногой в лодочке на шпильке.
— Это была ее идея, чтобы я поговорил с тобой, — протянул Дез, останавливаясь возле балюстрады склепа. — Она назвала меня сексистом и бесчувственным лживым засранцем.
Я рассмеялась, не успев прикусить себе губу.
— Тереза похожа на Юджина характером?
— Ага, — он поймал мои потеплевшие глаза и осторожно сжал ладонь. — Анита, прости меня. Я... Черт, мне стоило покончить со всем этим раньше и не мучить тебя.
— Что сделано, то сделано, — прервала я, наблюдая за падающим снегом в пустыне «вечной мерзлоты» его глаз. — Я не держу обиды и тем более не таю ненависть к твоей девушке...
Я прервалась, уставившись поверх его плеча. Юджин закончил прощание с отцом, бросил горсть земли и метнулся в сторону чащи. Его спина и туфли с красной подошвой начали стремительно отдаляться.
— Дезмонд, извини меня, но я пойду.
Не став дожидаться прощальных слов Деза, я прошла мимо, пытаясь не потерять силуэт его младшего брата. Осторожно лавируя среди кустов и насыпей, я пыталась понять, куда Юджин направился. Сзади, буквально в паре миль поместье, левее деревня Нол, а там склон илистой реки. Впереди был только холм и... старый собор! Мы часто в детстве играли там с детьми прислуги! Уже увереннее шагая, я пробиралась по памяти.
Под ногами трещал валежник, ветки царапали оголенные плечи, а тучи прибавляли сумрака. Я не боялась темноты, но было неуютно. Еще и птицы каркали со всех сторон, нагоняя мрачности. Вскоре я прошла по вытоптанной стежке, замечая вверху звонницу. Она наклонялась грубым камнем, а у входа валялось пару бетонных блоков. Эта церковь давно уже была заброшена. Внутри сохранились фрески, исповедальни и скамейки. Да, все изрисовано граффити, но практически не тронуто.
От быстрого шага дыхание сбилось. Я поправила шарф, прошла к открытым дверям и облегченно улыбнулась, замечая спину Юджина у алтарника.
— Вот ты где, — прошептала я, но голос прозвучал на порядок выше из-за эха.
О'Кеннет обернулся, осмотрел меня с ног до головы и прошел в сторону деревянной исповедальни. Под его ногами шелестели засохшие листья, что намели сюда осенью. На полу было много стекла и жестяных банок пива, но красота стен и рисунков под потолком не омрачалась даже этим. Вот пара Ангелов застывших в полете – краска потрескалась на их нимбах, но все еще сверкала золотом; чуть дальше изображалась Вечеря, а у окна сцена поклонения перед Святым Отцом.
Художник, изобразивший это, был очень талантлив.
— Тебе не стоило брести одной по лесу, — произнес Юджин.
Что-то в его шепоте было неправильное. Он превратился в того охотника теней, что не выходил из укрытия сумрака и склонял меня на сторону греха. Я сжала руками подол сарафана, чувствуя, как грудь все быстрее и быстрее приподнимается.
— Мне не хотелось отпускать тебя одного.
Я прошла через скамейки и заинтересованно остановилась около мужчины. Он раскрыл дверцу кабинки, прошел внутрь и обернулся к порванной сетке, за которой должен сидеть священник.
— Что ты собираешься делать? — не поняла я.
— Исповедоваться, — Юджин присел на скамью, сложил руку перед грудью и, прежде чем закрыть глаза, коварно улыбнулся. — Милая, Анита. Поможешь мне?
— Но как я...
— Ты же невинная, а значит душа самой Девы Марии, — от волнения пересохли губы. — Анита, отпустишь мои грехи?
Он медленно сомкнул веки, все продолжая улыбаться. Сейчас, в рыжей тени витражей и молебности этого места, Юджин выглядел еще притягательнее. Ветер захлопнул дверь собора, прокатился гул от удара и я вздрогнула. Мурашки собрались на пояснице, а живот заныл. Унимая волнение, я шагнула в сторону кабинки для священника. Опустилась на пыльный стул и так же прикрыла глаза.
— Я могу начинать? — дьявольский шепот заполнил собой все пространство.
— Да, — выдохнула я, чувствуя, как колотится сердце.
Ничего хорошего из этого не выйдет.