Глава 20 Марк
— Кто звонил? — спросила Лина, заходя на кухню и ставя чайник на плиту, потирая глаза.
— Одна из моих студенток, нужно встретиться, — я не соврал. — По поводу курсовой, — вот теперь соврал.
Ангелина кивнула, одарив меня странной улыбкой. Доброе утро явно не задалось. Неожиданный звонок, мой загруженный вид, да и я обещал до вечера корпеть над дипломной, заканчивая вторую из пяти. Впрочем, о последнем она, видимо, еще не знала, раз с полными надежды глазами спросила:
— Какие у нас сегодня планы?
— Нужно дописать дипломную работу, а потом съездить в университет, — выпалил я без тени сомнения, понимая, что нагло лгу.
Она резко отвернулась и хмыкнула.
— Тогда я сегодня здесь явно лишняя. Отвези меня домой.
Еще один укол совести, но так, пожалуй, будет лучше. Я встал, притянул ее к себе и поцеловал в висок.
— У тебя будет время посмотреть свадебные платья, — как можно спокойнее произнес я, и она слегка расслабилась в моих руках. — А по дороге заедем в твою любимую кондитерскую, — словно утешал ее, чтобы самому не чувствовать себя таким мерзавцем, ведь сейчас я уже жил предвкушением вечерней встречи.
Лина грустно выдохнула, обхватила мою шею и... начала целовать. Страстно, требовательно, чего я никак не ожидал от нее за последние месяцы. Ее пальцы принялись стягивать мою футболку, но я не мог ответить ей. Не сейчас. Теперь мы поменялись ролями. И я, медленно убирая ее руки со своей груди, прикрылся нелепым оправданием, что мне срочно нужно в душ, чтобы избежать близости. Полный провал. Услышав это, она нервно забарабанила пальцами по столешнице. А я, ненавидя себя и свои чувства, пошел в ванную комнату.
Чуть позже, в полном молчании, я отвез ее домой. Возможно, сейчас нам лучше побыть врозь; эта мысль немного успокаивала. Дома пришлось приложить немало усилий, чтобы сосредоточиться на дипломной работе и отрешиться от своих мыслей по поводу встречи, но, слава богу, у меня получилось. Ближе к вечеру все было готово, оставалось лишь внести список литературы да скачать файл с проверкой на плагиат, но это я решил отложить на потом.
К семи вечера готовность достигла апогея. Ехать до назначенного места — минут пятнадцать, от силы двадцать, но оставаться в четырех стенах стало невыносимо. Легкое облако любимого парфюма, ключи в кармане, кошелек — и я уже в машине, готовый двинуться в путь. Я уже знал, почему выбор пал именно на эту локацию. Теперь все встало на свои места: окраина, безлюдность, близость к дому. Полностью поддерживаю ее выбор.
Короткий путь до места встречи превратился в мучительную пытку сочинением извинений. Хотелось подобрать слова, способные выразить всю глубину раскаяния за сорвавшееся с языка. Но достойное оправдание ускользало, как дым. Просить прощения — необходимо. Но достаточно ли этого? Вдоль дороги тянулась вереница магазинчиков и цветочных лавок. Букет показался излишним, но желание проявить заботу, сделать хоть что-то приятное, не отпускало. Чтобы немного сгладить неловкость предстоящего разговора, я остановился у кофейни и взял два больших стакана кофе с карамельным сиропом. Банально, конечно, но хоть какая-то надежда подсластить горечь конфликта. Довольный, но все же взволнованный, вернулся в машину с подставкой, полной ароматного напитка, одернул пальто и направился к старому аэропорту.
Несмотря на то что я жил в этом городе с самого рождения, здесь я оказался впервые. Помнил смутно времена, когда аэропорт еще дышал жизнью, искрясь огнями, усеивая взлетные полосы. Теперь же его освещал лишь слабый, едва пробивающийся свет уличных фонарей, стоявших вдоль дороги, ведущей к жилым домам. Практически кромешная тьма.
Заглушив двигатель, я приготовился ждать. Салон наполнился густым карамельно-кофейным ароматом, и этот запах почему-то заставлял нервничать от предвкушения. К вечеру небо снова затянуло тучами. Редкие, почти неосязаемые капли моросили на лобовое стекло, а я, не в силах сидеть на месте, вышел из машины, прошел пару кругов, стараясь не смотреть на телефон.
Никогда бы не подумал, что меня охватит такое мальчишеское волнение перед встречей с девушкой. С Линой все было иначе. Несколько недель мучительных сомнений, а потом — ровное, гладкое течение отношений. Я даже не припомню серьезных ссор. Она всегда стремилась угодить, а я, в свою очередь, шел на компромиссы. Она была полной противоположностью Вероники. Лишь теперь я осознавал, что Лина сопровождала меня повсюду не потому, что ей это было интересно, а потому что там был я. Дома ей было гораздо комфортнее, чем, например, на Эльбрусе, но она приносила себя в жертву, разделяя мои увлечения. Но теперь это осталось в прошлом. Сейчас она прямо заявляет, что ей это неинтересно, что ей милее тихий вечер дома, в окружении школьных тетрадей. И я не виню ее, но не могу понять: неужели я стоил всех этих жертв? Неужели ее любовь настолько сильна, что она растворялась во мне, теряя себя как личность?
Пока я предавался размышлениям, вдалеке появился силуэт, а я на секунду задержал дыхание. Не потому что удивился, а потому что она все-таки пришла. Она здесь.
Вероника шла уверенно, но взгляд был чуть ниже горизонта. Плечи напряжены. Не испугана, нет — она держалась гордо. Но будто готова развернуться в любую секунду и исчезнуть. И все, что я хотел в этот момент, — не быть причиной ее бегства.
Я подошел к пассажирской двери и открыл ее, едва она подошла.
— Вы стали джентльменом? — Ее голос был острым, как лезвие, но без примеси яда. Взгляд прямой, пронзительный; руки спрятаны глубоко в карманах пальто, словно ища там защиты.
Я не отводил взгляда, тонущего в зелени ее глаз.
— Нет, — честно признался я, вызвав на ее лице вопросительный изгиб брови.
Она промолчала, лишь скользнула в салон, словно тень. Закрыв за ней дверь, я обошел машину и сел за руль. Тишина давила, словно груз. Я понимал, что должен заговорить первым, но слова застревали в горле, словно комок.
— Я... — начал я, откашлявшись, словно пытаясь вернуть себе голос. Он звучал чужим, неуверенным. — Я хочу извиниться. Я повел себя недостойно. Жестко. Не как преподаватель и не как взрослый человек. Я это понимаю и прошу прощения у тебя.
Наконец она шевельнулась.
— Марк Викторович... — начала она, но я перебил, не в силах вынести эту дистанцию.
— Давай на «ты», прошу. Я не настолько стар, чтобы ты официально ко мне обращалась. Хотя бы сейчас. Мы не в университете, — взмолился я, а она снова отвернулась к окну.
— Ты думаешь, извинения все исправят? — ее голос едва уловимо дрогнул.
— Нет. Но я хочу сохранить хотя бы отношения преподаватель–студентка. — После этих слов на ее губах промелькнула едва заметная ухмылка.
— Почему же ты раньше об этом не подумал? Статус преподавателя не особо волновал тебя в клубе.
Я знал, что она это скажет. Этот вопрос был в ней с самого начала. Просто ждал момента. Я не ответил сразу. Лишь завел двигатель и включил печку.
Хороший вопрос. Логичный. Простой. А я все равно не знал, как на него ответить.
— Иногда... мозг включается с задержкой, — пробормотал я, глядя вперед, сжимая руль побелевшими пальцами.
— Мозг? А я думала, у мужчин в таких ситуациях работает только инстинкт.
Краем глаза я заметил, как уголки ее губ дрогнули в подобии улыбки. Почти. Еще не совсем, но близко. Лед начал подтаивать.
— Инстинкт и рефлексы. Ты права, — ответил я, утаивая, что еще сработало желание... Не хотелось бы сейчас снова все испортить, разрушить ту хрупкую нить, что начала связывать нас. Я решил сменить тему, отвлечь ее, и отвлечься самому. — Поэтому я хочу надеяться, что мы сможем находиться в теплых отношениях, и даже взял на себя смелость купить дружеский карамельный кофе. Надеюсь, он не полетит в меня. Хотя, даже если и так, я это заслужил. И, плюс, он уже немного остыл.
Она все еще смотрела в окно, но я почувствовал, как напряжение в салоне пошло на убыль. Плечи ее чуть опустились, словно с них свалился невидимый груз.
Что-то сдвинулось. Маленькое, едва заметное, но я это заметил.
— Спасибо, — она приняла из моих рук пластиковый стаканчик с напитком, и я вновь ощутил мимолетное прикосновение ее холодных пальцев — как тогда, в университетском коридоре.
Не мог понять, то ли она замерзла, то ли это ее обычное состояние, но на всякий случай прибавил жару в печке.
— А ты часто вот так приезжаешь к студенткам с кофе? — вдруг спросила она.
— Нет. Обычно все ограничивается сухим официозом электронного письма и стандартной формулировкой: «Приношу извинения за недопустимую форму общения».
Уголки ее губ дрогнули в едва заметной усмешке. Сначала вырвался короткий, почти небрежный смешок. Потом она рассмеялась по-настоящему: тихо, сдержанно, но так искренне, что у глаз собрались тонкие лучики морщинок.
— Вот это уже больше похоже на тебя. — Она откинула голову на подголовник, обнажив изящную линию шеи. Я невольно залюбовался тем, как пульсирует жилка у нее под кожей.
— Рад, что вновь стал узнаваем в твоих глазах, — мои пальцы непроизвольно сжали стаканчик с кофе чуть крепче.
И снова тишина. Но теперь она была иной — теплой, почти осязаемой, сотканной из аромата ее духов и сладкого запаха карамельного кофе. Она медленно повернулась ко мне, словно давая возможность насладиться тем, как свет фонарей играет на ее точеных скулах.
— У тебя в машине всегда так тихо? — спросила она, слегка наклонившись и сделав глоток кофе.
— Только когда на пассажирском сиденье — кто-то важный.
— Лестно, — хмыкнула она, пряча улыбку. — Или ты просто музыку не слушаешь...
— Слушаю. Но чаще, когда один.
Она наклонилась чуть ближе, рассматривая включенный экран магнитолы, и я почувствовал, как ее колено едва касается моего.
— А что слушаешь?
Я пожал плечами.
— Разное, но в основном рок.
— Не ожидала. Думала, ты слушаешь... не знаю... информационно-аналитическое радио или аудиокниги по саморазвитию.
Я рассмеялся.
— Это звучит даже оскорбительно, но такое радио и правда есть. — С этими словами она ловко щелкнула пальчиком по сенсору на магнитоле, и из первой попавшейся радиостанции заиграла медленная лирическая песня bülow – «Lost», наполняя салон чем-то... спокойным, но в то же время будоражащим, как она сама.
— А ты? — спросил я, пока атмосфера еще позволяла вольности. — Что слушаешь?
— Любые песни, но только на иностранных языках. Чтобы никто не понимал, о чем говорится. Я люблю читать переводы.
Я не сдержал смешок, вырвавшийся помимо воли.
— Это звучит... очень по-студенчески.
Она подалась вперед, ее дыхание опалило мою щеку легким ветерком.
— Спасибо. Ты только что подтвердил мою юность.
Я повернулся. Между нашими лицами оставались считанные сантиметры, словно искра, готовая вспыхнуть.
— Я в ней никогда не сомневался.
Она замерла, зрачки расширились, поглощая свет. В салоне сплелись ароматы: карамельный кофе, ее утонченные духи и что-то еще — терпкое, манящее, опасное.
Музыка тихо лилась, двигатель урчал в унисон с моим волнением. А я думал лишь об одном — как удержаться, не коснуться ее прямо сейчас, не нарушить эту зыбкую грань.
— А ты сам каким был в студенчестве?
Вопрос застал врасплох. Я на мгновение задумался, проваливаясь в воспоминания.
Каким я был? Слишком упрямым. Голодным до знаний, до приключений, до самой жизни. Вечно уставшим, но с горящими глазами, которые, увы, со временем потускнели.
— Вечно не высыпался. Вечно спорил с преподавателями. Однажды меня чуть не выгнали.
— За что? — с любопытством спросила она, развернувшись ко мне всем корпусом и закинув ногу на ногу.
— Оспорил мнение профессора прямо на конференции. Резко. С фактами и слишком самоуверенно.
— Тебе это не чуждо, да? — засмеявшись, ответила она. — А что потом?
— А потом, через год, он предложил мне занять его должность, и теперь я преподаю тебе клиническую психологию, — ответил я с широкой улыбкой, наблюдая, как у нее округляются глаза от удивления.
— Теперь понятно... Значит, тебя сложно не заметить даже мужчинам, — уколола она с хитрым прищуром, в который раз за эту встречу заставив меня улыбнуться.
Тишина в салоне снова наполнилась музыкой. Мы молча допили кофе под далекие темы, касающиеся всего чего угодно, только не нас, не того, что произошло в клубе, а после я тронулся с места, чтобы отвезти ее домой. Продолжительное нахождение с ней наедине грозило обернуться безрассудством, поэтому через пару минут мы уже стояли у ее подъезда.
Она молчала, и я не спешил нарушать тишину. Некоторые моменты не нуждаются в словах. Тусклый свет фонаря снаружи выхватывал лишь силуэты, словно нарочно скрывая лица. Я внимательно наблюдал, как ее щеки покрываются легким румянцем, и это вызывало во мне нежность. Наконец, она нарушила молчание.
— Спасибо, — сказала она, не сразу коснувшись ручки двери. — За кофе и извинения.
— Это минимум, что я мог сделать...
На мгновение воцарилась пауза. Казалось, внутри нее что-то затаило дыхание. Мы оба знали, что говорить необязательно, но не хотели, чтобы этот момент заканчивался. Однако, когда с формальностями было покончено, нам ничего не оставалось, кроме как попрощаться.
— Значит, до завтра на паре? — спросил я, стараясь придать голосу нейтральный тон.
— Разве у меня есть выбор? — в ее глазах снова мелькнула та самая хитринка, и прежде, чем я успел что-то ответить, дверь захлопнулась.
Я проводил ее взглядом, пока она уверенной походкой шла к подъезду, а когда она скрылась за дверью, включил передачу и тронулся с места, вдыхая аромат черной орхидеи, окутавший весь салон автомобиля.