Контракт с врагом

Лимузин скользил по ночному городу. Я сидела рядом с Дэмиеном, смотря в окно. В платье цвета сливы, с безупречным макияжем, я была картинкой с обложки. Внутри – комок нервов. Кроу был безупречен, как всегда: черный смокинг подчеркивал его высокий рост и широкие плечи, белоснежная рубашка оттеняла смугловатую кожу и темные, непроницаемые карие глаза. Он смотрел на планшет, но я чувствовала его внимание. Напряженное. Ожидающее.

– Ты готова? – спросил он наконец, не отрывая взгляда от экрана. Голос был ровным, но в нем не было прежней ледяной уверенности. Была...настороженность.

– К спектаклю? Всегда, – ответила я, стараясь, чтобы голос звучал сухо и язвительно. Но вышло лишь устало.

Он опустил планшет. Повернулся ко мне. Его взгляд скользнул по платью, по перчаткам, по моему лицу. В его глазах мелькнуло что-то – одобрение? Что-то еще?

– Сегодня будут Локхарты, – предупредил он тихо. – Имей в виду. Эвелина не простила платья.

– А ты? – не удержалась я. – Простил ей то, что она назвала меня "купленной вещью"?

Он вздрогнул, словно от удара током. Его челюсть сжалась. Темные глаза стали жестче, глубже.

– Я никогда не просил у нее прощения, – сказал он с опасной мягкостью. – И не собираюсь. Но сегодня – не время для сцен. Сегодня важно показать единство. После...– он не договорил, но я поняла. После похищения, после скандала с моими словами на балу. Нам нужно было демонстрировать "крепость семейных уз". Фарс продолжался.

Бал был шикарен и душен. Хрусталь, шампанское, фальшивые улыжки. Мы вошли под вспышки камер. Дэмиен положил руку мне на талию – формально, но его прикосновение сквозь тонкую ткань платья обожгло. Я улыбнулась в камеры, чувствуя, как натянута эта улыбка. Он был рядом. Скала. Но скала, внутри которой бушевал вулкан. Я чувствовала напряжение в его мышцах, видела, как его взгляд, обычно скользящий по толпе оценивающе, теперь выискивал угрозы. Он был настороже. Как леопард, охраняющий добычу. Меня.

И они нашлись. Локхарты. Эвелина в платье ядовито-лимонного цвета, с оскалом крокодильей улыбки. Теодор – мрачный, с бокалом коньяка.

– Дорогие! – завопила Эвелина, подлетая. – Какая радость видеть вас целыми и невредимыми! После всех этих...ужасных историй! – Ее глаза сладострастно выискивали следы пережитого на моем лице.

– Эвелина, Теодор, – Дэмиен кивнул, его рука на моей талии слегка сжалась, прижимая меня ближе. Защищая? Или контролируя? – Все в порядке. Незначительные недоразумения.

– Недоразумения? – фыркнул Теодор. Его взгляд, тяжелый и неприязненный, скользнул по мне. – С похищением? С криминалом? Это бросает тень, Кроу. На всех нас. Инвесторы нервничают. Опять.

Я почувствовала, как Дэмиен напрягся. Его пальцы впились мне в бок.

– Инвесторы ценят стабильность и умение решать проблемы, Теодор, – его голос был гладким, как лед, но под ним чувствовалась сталь. – Проблема решена. Окончательно.

– Решена? – Эвелина язвительно улыбнулась, обращаясь ко мне. – А ты, милая, оправилась? Страшно, наверное, было? С такими-то людьми...Говорят, они из банды твоего папочки? Обиженные сотруднички? – Она сделала сладкие глазки. – Или...это было предупреждение? Кому-то, кто слишком много знает?

Воздух вокруг нас сгустился. Дэмиен замер. Я увидела, как темнеют его карие глаза. Как мышцы на скулах напряглись. Эвелина играла с огнем. И она это знала.

– Моя жена – пострадавшая сторона, Эвелина, – голос Дэмиена упал до смертоносного шепота. – И тема закрыта. Навсегда. Советую вам помнить об этом. Ради вашего же...комфорта.

Угроза витала в воздухе, осязаемая и опасная. Теодор Локхарт побледнел, потянул жену за рукав.

– Эля, хватит...

Но Эвелина, опьяненная возможностью уколоть, не унималась. Она наклонилась ко мне, притворяясь участливой:

– Бедняжка...Муженек тебя, конечно, спас. Герой. Только вот...– она понизила голос до злобного шепота, который, казалось, слышал только я, – только вот помнишь, что он о тебе сказал? Нашим ушам? Что ты...вещь. Купленная. Что твой папа – слабый дурак. А ты платишь за его глупость. Мило, правда? Такой "герой".

Слова ударили, как нож в незажившую рану. Слабый, глупый человек...Платит за его глупость...Мое приобретение. Они прозвучали в моей голове с леденящей ясностью. Я увидела не Эвелину (видимо её муженёк рассказал про тот разговор на балконе). Увидела его. Дэмиена. На том балконе. С его ледяной жестокостью. С его презрением. Весь ужас похищения, благодарность за спасение – все перекрылось этим воспоминанием. Этим предательством.

Я почувствовала, как земля уходит из-под ног. Как гаснет свет. Как платье цвета сливы душит меня. Я услышала свой собственный хрип. Увидела испуг в глазах Эвелины (она не ожидала такой реакции). Увидела, как Дэмиен резко поворачивается ко мне, его лицо искажено...страхом? Паникой?

– Ада! – его голос прозвучал резко, громко. Не для Эвелины. Для меня. Его руки схватили меня за плечи, не давая упасть. Его темные глаза, совсем близко, были огромными, полными ужаса – не за репутацию, а за меня. – Что с тобой? Дыши! Дыши, медвежонок!

Но я не могла дышать. Мир сузился до его лица и до жгучих, отравляющих слов, которые он когда-то сказал. Слова, которые Эвелина так вовремя напомнила. Слова, которые оказались сильнее его рук, державших меня сейчас. Сильнее страха в его глазах. Я вырвалась из его хватки, отшатнулась, спотыкаясь о подол платья.

– Не трогай меня! – мой крик, хриплый, полный боли и ненависти, разрезал гул зала. Замолкли разговоры. Прекратилась музыка. Все взгляды устремились на нас. На меня – бледную, дрожащую, с безумными глазами. На него – Дэмиена Кроу, "ледяного короля", стоявшего с протянутыми руками и лицом, на котором читалась абсолютная, неподдельная растерянность и боль. – Ты...ты сам сказал это! Ты назвал меня вещью! Ты назвал моего отца дураком! И после этого...после этого ты смеешь прикасаться ко мне?! Смеешь меня спасать?! Чтобы что? Чтобы снова использовать?!

Слезы хлынули ручьем, смешиваясь с тушью. Я не пыталась их остановить. Не видела ничего, кроме его побелевшего лица. Не слышала ничего, кроме собственного прерывистого дыхания и гула шока в зале.

– Ада...– он шагнул ко мне, его голос сорвался. – Это не так...Я...

Но я уже повернулась. И побежала. Сквозь толпу ошеломленных гостей. Сквозь вспышки камер, запечатлевших мой позор и его поражение. Сквозь ядовитый смешок Эвелины Локхарт. Бежала, срывая с локтя перчатку, чувствуя, как красивое платье цвета сливы превращается в саван. Бежала от него. От его лжи. От его спасения. От самой себя, которая на минуту поверила, что в этой золотой клетке может быть что-то, кроме боли.

(продолжать вообще...?)