Глава 20
Альберт замер на пороге, капли дождя стекают с его черного пальто на порог. Я сжимаю край стола, чувствуя, как узор дерева впивается в ладонь. Его взгляд медленно ползет по комнате: мокрые колготки, сушащиеся на батарее, моя розовая блузка с котиками, брошенная на спинку стула, паззл с дырой вместо маяка.
— Всем. Выйти. — Голос тихий, но Хлоя дёргает Лео за рукав ещё до того, как фраза закончилась.
Она бросает мне взгляд — смесь паники и любопытства — и захлопывает дверь. Альберт щёлкает замком, не отрываясь от моей босой ноги. Я машинально подбираю под себя пятку, пряча трещину на лаке.
Он сбрасывает мокрое пальто на мой паззл. Капли воды расплываются по бумажной Венеции.
— Мило, — тычет пальцем в висящие над кроватью кружевные бюстгальтеры. Розовая чашка качается, будто маятник. — Твоя крепость пахнет стиральным порошком и подростковым бунтом.
— Выходи, — шиплю, замечая, как его взгляд скользит по моей ключице.
— Ты не выгонишь меня из моей собственности, Фостер. — Он поднимает мою кружку с надписью «Кофе — моя терапия», принюхивается к оставшемуся чаю. — Ты же подписала контракт. Тело, разум, душа... и эта жалкая берлога — всё моё.
Я вскакиваю, вырывая кружку. Холодный чай расплёскивается на его рубашку, оставляя тёмное пятно на груди.
— Вот твоя «берлога», — тычу пальцем в пятно. — Можешь вычесть из моей зарплаты.
Он хватает моё запястье, прижимая ладонь к мокрой ткани. Сердце бьётся сквозь рубашку, быстрее, чем должно.
— Ты платишь за развлечения иначе, — его дыхание пахнет мятной жвачкой и чем-то горьким. Взгляд падает на мою губу, где вчерашний укус заживает розовой полоской. — Хотя... уже внесла предоплату.
Я дёргаюсь, но его пальцы впиваются в кость. Боль пронзает до локтя.
— Пусти.
— А если нет? — Он тянет меня к кровати, пятки скользят по линолеуму. — Вызовешь своего щенка? Или рыжую подружку?
Спина ударяется о стену. Над головой дрожит гирлянда с бумажными звёздами — Хлоя вешала её на мой день рождения. Альберт замечает это, усмехается.
— Сними это, — бросает он, рванув за шнур. Звёзды сыплются нам на головы. — Напоминает дешёвый стрип-клуб.
— Это мой стрип-клуб, — выдыхаю я, ловя падающую звезду. — Уходи.
Он внезапно прислоняется лбом к стене надо мной, загораживая свет от настольной лампы. Его ресницы отбрасывают тени на скулы, превращая лицо в маску из чёрного мрамора.
— Ты не вернулась, — говорит тише, пальцы разжимают моё запястье. — Я ждал.
— Ты... ждал? — Смешок застревает в горле. Его губы в сантиметре от моей шеи, где пульсирует вена.
— Ждал, когда приползёшь извиняться. — Рука скользит под мою футболку, ледяные пальцы на рёбрах. — Ждал, когда наконец поймёшь, что игры в независимость... — Ноготь впивается в кожу над талией. — ...приводят сюда.
— Я болела, — шепчу, пытаясь не сорваться а голосе. — Голова болела.
— Врешь хуже, чем на собеседовании. "Финансовые трудности", — передразнивает мой голосок. Пружины скрипят под нашим весом. — Твои "трудности" теперь моя головная боль. Три пропущенных звонка, Амалия.
Молчу. Глаза Альберта бегают от одного моего глаза к другому.
— Температура? — шепчет он в губы, не касаясь, ждет ответа. — Кашель? Озноб?
Его колено впивается мне в бедро, прижимая к холодному стеклу.
— Нет...
— Значит, симулянтка.
Я впиваюсь ногтями в его предплечья. Под кожей пульсирует вена — горячая, живая.
Дрожу. От холода, от гнева, от чего-то ещё, что пульсирует внизу живота.
Нет. Я не выдерживаю.
Впиваюсь зубами в его нижнюю губу. Он не отстраняется — хватает меня за волосы, прижимая ещё сильнее к стене. Вкус крови и мяты заполняет рот.
— Я не... твоя... — пытаюсь выговорить между поцелуями, которые больше похожи на наказание.
— Нет? — Он отрывается, оставляя мою губу опухшей. Рука срывает футболку через голову. Хлопок рвётся по шву. — Тогда почему вся твоя комната пахнет мной?
Я замираю. Он прав — его проклятые духи въелись в шторы, в подушку, в кожу. Даже сейчас, сандал и жжёная вишня кружат голову.
— Это... — начинаю я, но он прижимает палец к моим губам.
— Молчи. — Снимает часы, аккуратно кладёт на тумбочку. Ремень со змеиной пряжкой падает на пол с глухим стуком. — Сегодня я научу тебя главному правилу.
— Не... — пытаюсь оттолкнуть, но он перехватывает обе руки, прижимая выше головы.
— Никогда не прятаться там, где я могу найти. — Его колено раздвигает мои бёдра. Холодная молния страха и чего-то другого бьёт по позвоночнику. — Особенно...
Телефон на полу начинает вибрировать, освещая обои голубым светом. *Неизвестный номер*. Альберт замечает это, его брови ползут вверх.
— Особенно... — повторяет он медленнее, одной рукой поднимая трубку, — ...если твой любовник звонит в неподходящий момент.
— Алло? — Его голос звучит сладко, как мёд с цианидом. — Да, она здесь. Нет, не может подойти. Занята... обучением.
Я слышу голос Джейка даже через динамик: *«Что? Кто это?!»*
Альберт вешает трубку. Его пальцы сжимают мой подбородок, заставляя смотреть в глаза — золотые зрачки расширены, как у голодного волка.
Я замечаю крошечную родинку над его бровью, которую раньше скрывали чёрные пряди.
— «Обучением», — повторяю я его слово, ощущая, как оно вибрирует между нами. Мой голос звучит хрипло, чужим.
— Ты дрожишь, — его губы шевелятся у моего уха. Не поцелуй — насмешка, от которой закипает кровь. — Боишься? Или хочешь?
Я впиваюсь ногтями в кожу его шеи, чувствуя как бьётся яремная вена. — Ты... не умеешь спрашивать?
Он отстраняется на дюйм. В глазах, цвета сплавленного янтаря, вспыхивает искра раздражения.
— Просьбы — не моё. Я беру.
Его ладонь сжимает моё бедро под шортами, шершавая подушечка большого пальца рисует круги на внутренней стороне. Я выдыхаю резче, чем хотелось.
Он ухмыляется, прижимаясь всем весом — тяжёлый, тёплый, чуждый.
— Стоп. — Хватаю его за запястье, чувствуя под кожей скачущий пульс. — Я не...
— Не хочешь? — перебивает, щека касается моей. Щетина оставляет красные полосы.
Я молчу, не зная что ответить.
— Амалия. Не хочешь что? — повторяет Альберт, его голос становится настойчивым, опасным. Глаза смотрят прямо в мои, будто пытается что-то найти. Пальцы впиваются в мои бёдра. — Не хочешь признать, что мечтала об этом? Что мастурбировала в душе, представляя как я...
— Заткнись! — бью ладонью по его плечу. Звук глухой, как удар по граните. — Ты... просто испорченный мальчишка, который...
Он внезапно целует меня. Жестоко, безрассудно, зубы царапают губы. Руки заламывают запястья над головой, прижимая к подушке с запахом лаванды. Всё тело горит, но я выгибаюсь, пытаясь вырваться.
— Перестань! — кричу ему в рот, кусая за нижнюю губу. Медный привкус крови смешивается с мятной жвачкой.
Альберт замирает.
Дыхание сбивчивое, тёплое на моей щеке.
Его взгляд медленно скользит по моему лицу — раздутые ноздри, дрожащий подбородок, слёзы, которые я отчаянно сдерживаю.
— Боже, — он произносит с отвращением, резко отстраняясь. — Ты правда не...
Я хватаю подушку, швыряю ему в лицо. — Вон! Вон отсюда, ублюдок!
Он ловит подушку одной рукой.
Глаза сужаются, превращаясь в щели.
«Запомни, — шепчет какая-то безумная часть меня. — Запомни, как дрожит его нижняя губа, когда он злится. Как капля пота скатилась из-под чёлки к виску...»
— Ты зовёшь меня в свою конуру, играешь в непорочность, а теперь...
— Я тебя не звала! — вскакиваю, поправляя растянутую на три размера футболку. — Ты ворвался как... как ураган!
— Ураганы предупреждают о своём приходе, — он встаёт, поправляя ремень с пряжкой. — Ты же манила меня с первого дня. Эти дурацкие юбчонки. Эти взгляды исподтишка.
Я смеюсь.
Резко, истерично, хватаясь за спинку стула. — Манила? Ты... ты не мог пройти мимо, да? Король ночного города не выдержал, что какая-то девочка...
— Не смей! — он хватает меня за плечо, сильно зажимая ключицу в своей ладони.
Наши дыхания сплетаются — перечные ноты его духов против дрожащего страха моего «детского» парфюма.
Внезапно он отталкивает меня, будто обжёгся.
— Ты права. Это ниже меня, — поправляет манжету, дрожащими пальцами застёгивая запонку. — Ищи другого дурака для своих фантазий.
— Что?! — шепчу, еле слышно.
Дверь хлопает так, что с полки падает фарфоровый кролик — подарок Хлои на совершеннолетие. Стеклянный хвост разбивается вдребезги.