Глава 17
Альберт.
Я веду машину, правая рука лежит на её колене. Она дрожит. Не сильно, но достаточно, чтобы я это почувствовал. Нога напряжена, будто она готова в любой момент выпрыгнуть из машины. Но не выпрыгнет. Она знает, что я не дам.
— Ты всё равно пахнешь марципаном, — говорю я, не сводя глаз с дороги. Ночь за окном густая, как чернила. Фонари мелькают, оставляя жёлтые полосы на её лице. Она смотрит вперёд, но я вижу, как её глаза бегают по зеркалу заднего вида, как будто ищут выход.
— Это мои старые духи, — отвечает Амалия, голос чуть дрожит, но она старается это скрыть. — Ты сам сказал, что они дешёвые.
— И всё равно пахнешь, — бросаю я, слегка сжимая её колено. Она вздрагивает, но не отодвигается. Умная девочка. — Ты вообще когда-нибудь думаешь, прежде чем что-то сделать?
— Иногда, — она поворачивается ко мне, и я вижу, как её глаза сужаются. Она злится. Хорошо. Злость — это лучше, чем страх. — Но с тобой думать бесполезно. Ты всё равно сделаешь так, как хочешь.
Я усмехаюсь, переключая передачу. Машина мягко рычит, как зверь, готовый к прыжку.
— Ты права, — говорю я, глядя на дорогу. — Но это не значит, что ты должна перестать думать. Наоборот, думай больше. Может, тогда не будешь попадать в такие ситуации.
— Какие ситуации? — она хмурится, и я вижу, как её брови сходятся в одну линию. Она выглядит как раздражённый котёнок.
— Ситуации, когда ты оказываешься в машине с мужчиной, который только что чуть не трахнул тебя на переднем сиденье, — отвечаю я спокойно, как будто обсуждаю погоду.
Она краснеет. Я вижу, как её щёки покрываются румянцем, даже в полумраке салона. Она отворачивается, но я знаю, что она всё ещё смотрит на меня через зеркало.
— Но ты же не...— начинает она, но голос её звучит неуверенно.
— Пока что, — поправляю я, слегка ускоряясь. Она хватается за ручку двери, но не говорит ничего. Её пальцы сжимаются, костяшки белеют.
— Ты пугаешь меня, — вдруг говорит она, и её голос звучит тихо, почти шёпотом.
— Это и есть цель, — отвечаю я, не сводя глаз с дороги. — Ты должна бояться. Страх делает людей осторожными. А тебе осторожность не помешает.
Она молчит, но я вижу, как её губы дрожат. Она пытается сдержать слёзы. Хорошо. Пусть плачет. Слёзы — это лучше, чем глупость.
— Ты коллекционер, — вдруг говорит она, и её голос звучит твёрже. — Ты собираешь людей, как вещи. Ты хочешь, чтобы я была твоей очередной игрушкой.
Я поворачиваю голову, смотря на неё. Её глаза горят, как два уголька. Она злится, но в её взгляде есть что-то ещё. Что-то, что заставляет меня улыбнуться.
— Коллекционер, — повторяю я, пробуя это слово на вкус. — Мне нравится. Но ты ошибаешься. Я не коллекционирую людей. Я коллекционирую моменты. А ты... ты просто очередной момент.
Амалия смотрит на меня, и я вижу, как её глаза расширяются. Она не ожидала такого ответа, думала, что я скажу что-то вроде «ты особенная» или «ты не такая, как все». Но я не такой. Я не играю в её игры.
— Ты... — начинает она, но я перебиваю.
— Заткнись, — говорю я, слегка сжимая её колено. Она замолкает, но её глаза продолжают говорить. Они кричат: «Я ненавижу тебя». Но я знаю, что это неправда. Она не ненавидит меня. Она боится меня. И это правильно.
— Ты знаешь, что у тебя милый носик? — вдруг говорю я, глядя на неё. Она моргает, явно не ожидая такого поворота.
— Что? — она хмурится, и я вижу, как её нос сморщивается. Да, определённо милый.
— Твой носик, — повторяю я, слегка улыбаясь. — Он такой... маленький. Как у котёнка.
— Ты издеваешься надо мной?! — она смотрит на меня, и я вижу, как её щёки краснеют ещё сильнее.
— Нет, — отвечаю я, возвращая взгляд на дорогу. — Просто констатирую факт. У тебя милый носик. И глаза... они такие большие. Как у оленя, который только что увидел фары машины.
Она молчит, но я вижу, как её губы дрожат, не знает, как реагировать. Она привыкла, что я либо кричу на неё, либо игнорирую. Но сейчас я говорю о её носике. Это сбивает её с толку.
— Ты... ты странный, — наконец говорит она, и её голос звучит неуверенно.
— Это комплимент? — спрашиваю я, слегка поворачивая голову.
— Нет, — она хмурится, но я вижу, как уголки её губ дрожат, пытается сдержать улыбку.
— Жаль, — говорю я, возвращая взгляд на дорогу. — А то я уже начал думать, что ты меня любишь.
Она фыркает, и я слышу, как она пытается сдержать смех.
Машина вздрагивает на выбоине, и Амалия вцепляется в подлокотник. Её ноготь — облупленный, розовый лак слезает шелухой — царапает кожаную обшивку.
— Расслабься, — бросаю, ловя её взгляд в зеркале. — Если разобьёмся, твои мозги даже пятна не оставят.
— Очень утешительно, — она ёрзает на сиденье, поправляя юбку, которая задралась выше колена. Синяк от моих пальцев цветёт фиалкой на её бедре.
Амалия фыркает, доставая смятую пачку жвачки из кармана. Запах арбуза заполняет салон.
— Это твоя отмазка? — жуёт она, надувая пузырь. — «Она сама напросилась»?
— Отмазки нужны слабакам. — Вырываю жвачку из её рта, в момент пузыря, швыряю в окно. — А я просто получаю то, что хочу.
Её губы подрагивают. Не страх — ярость. Хорошо.
— Ну так получи, — бросает она, расстёгивая верхнюю пуговицу блузки. Грудь поднимается с каждым учащённым вдохом. — Чего ждёшь, альфа-самец?
Делаю глоток. Неожиданно. Браво.
Машина резко тормозит у обочины. Она врезается лбом в панель, выругивается:
— Ёб твою...
— Вон, — перебиваю, указывая на огни общежития в сотне метров. — Ваша остановка, принцесса.
Она замирает, пальцы застывают на пуговице. Глаза — два расширенных зрачка в оправе подведённых ресниц.
— Ты... передумал?
— Передумал тратить время на испуганных кроликов. — Включаю аварийку, закуриваю. Дым стелется между нами маскировочной завесой. — Вылезай.
Она хватает сумочку, распахивает дверь. Осенний ветер врывается в салон, унося запах её духов.
— Спасибо за... — начинает она, но я перебиваю, выбрасывая ей вслед пачку влажных салфеток.
— Протри тушь. Похожа на енота.
Дверь хлопает. Через зеркало вижу, как она идёт, спотыкаясь о трещины в асфальте. Снимает каблуки, берёт в руки. Босые ноги мелькают в свете фонарей.
Звонок от Кристи всплывает на дисплее. Принимаю через громкую связь:
— Говори.
— Груз пришёл. — Её голос шипит, как газовая горелка. — Но Оливер подменил две партии. Нужен твой глаз.
Смотрю на удаляющуюся фигурку. Она останавливается, оборачивается. Замерла, будто ждёт, что я рвану за ней.
— Через двадцать минут, — бросаю в микрофон, включая заднюю передачу.
Машина пятится к ней. Опускаю стекло:
— Эй, Золушка!
Она оборачивается, волосы растрёпаны ветром. В руках скомканные туфли, фонарь светит прямо на ее белое лицо.
— Забыл сказать: завтра в семь. Без опозданий.
— Или что? — подходит вплотную, запах гнева и арбузной жвачки бьёт в нос.
— Или пришлю Мэг выдрать тебя из постели. — Включаю первую передачу. — Она обожает кричащих девочек.
Бросаю ей пакет с новыми духами. Флакон блестит в темноте, как граната.
— И смени проклятый марципан.
Двигатель рычит. В зеркале она стоит, сжимая подарок. Через три квартала звоню Кристи:
— Включи камеры в её комнате.
— Уже. — Пауза. — Альберт...
— Скажи Мэг, чтобы следила за рыжей. Если Оливер приблизится — стрелять без предупреждения.
Вешаю трубку. На панели загорается сигнал о перегреве двигателя. Бью по приборке — гаснет. В багажнике лежит сумка с образцами «карбоната натрия». Настоящего.
Поворачиваю к складам. В голове крутится её лицо, когда она поняла, что я её отпускаю.
Не облегчение — разочарование.
Глупый кролик.
🌟
Первая глава от лица Альберта. Ваше впечатление?)