глава 10
Табита, не хнычь, пожалуйста. И ты не пищи, Нэнси. Разве я не предупреждал вас, что будет страшно? Честное слово, никто не поверит, что вы мои близкие родственницы! Для родных сестер героя вы слишком уж чувствительны. Хотите отправиться по домам? Нет? Не терпится узнать, чем все кончится? Ну, тогда я продолжу рассказ.
Можете вообразить, друзья, каково мне было тогда. Каждый шаг давался с трудом: все болело, ныла каждая косточка, с морды капала кровь, а главное, я понимал, что любая минута может стать для меня последней. Не будь я так зол на своих обидчиков, я пошел бы в другую сторону, уж поверьте. Но я ковылял вперед, завернул за угол, где они скрылись, и по переулку добрался, наконец, до какого-то дворика. Вокруг стояли высокие дома, но вид у них был нежилой, заброшенный, а в нескольких окнах были выбиты стекла. Справа от меня, в дальнем углу, торчал фонарный столб. Приглядевшись, я заметил, что там сидит полосатый котище с одним ухом, совсем один. На моей стороне было преимущество: я стоял в темном уголке, и кот меня не замечал. Но не забывайте, что он был вдвое крупнее и к тому же, в отличие от меня, видел обоими глазами.
Я прижался к стене дома и начал медленно подкрадываться к злодею, который так увлекся умыванием, что ничего вокруг не видел. Наконец, я подобрался к нему. Хотелось бы мне сказать, что я атаковал. Однако, хоть я и горжусь тем, что застиг неприятеля врасплох, надо признаться, что я не нанес удар, а только слегка толкнул его в бок, так мало оставалось у меня сил. Зато я верно рассчитал время – кот как раз вылизывал под хвостом и от неожиданности потерял равновесие и завалился на бок. Недовольно рыча, он хотел встать, но я не мешкая бросился вперед, яростно вопя, вцепился зубами ему в шею и повис.
– Ай! Это еще что такое, клянусь валерьянкой? – заорал он со своим непривычным акцентом. – Отвяжись от меня! Что на тебя нашло, собачий хвост тебе в зубы? Парни! Вы где? На меня напали!
Он извивался, пытаясь подняться на лапы, но я отвесил ему оплеуху и снова укусил. Конечно, одноухому все равно довольно быстро удалось меня стряхнуть. Он был хоть и тощим, но мускулистым, а я страшно слаб, так что мне не удалось отделать его как следует и нанести ему такие тяжелые раны, какие получил я сам. Я опустил голову и зашипел, ожидая, что сейчас враг снова на меня кинется, и он уже занес лапу, но вдруг удивленно заморгал и прорычал:
– Вот так-так, клянусь усами и хвостом! Да никак это тот самый Трусливый котишка? Что, явился за добавкой?
– Пришел расплатиться, – прошипел я, стараясь, чтобы голос звучал храбро. – Я не Трусливый котишка. Вас было четверо или пятеро на одного.
Краем уцелевшего глаза я заметил темные фигуры, крадущиеся к нам из темноты.
– И если твои парни решат это повторить, то, скорее всего, сумеют меня прикончить. Если ты считаешь это честной игрой, то я уж и не знаю, в каком захолустье вас воспитывали…
– Ничего себе, как ты культурно выражаешься! – Кот опустил занесенную лапу. – Порядок, парни! Это всего-навсего тот Трусливый… – он осекся, смерил меня взглядом и поправился, – тот Храбрый полосатик, с которым мы встречались сегодня. Не трогай его, Черный. Ему и так досталось, а поди ж ты, пришел и напал на меня. Он, кажись, молодой совсем, но драться умеет.
И знаете что? Он снова улегся передо мной на землю, сам показывая, что сдается! Я не мог поверить здоровому глазу. Остальные коты стояли поодаль, выжидая, а одноухий снова вскочил на ноги, подошел и потерся боком о мой бок.
– Извини за то, что отлупили тебя, – миролюбиво сказал он. – Но, клянусь валерьянкой, что такой культурный малыш, как ты, позабыл в нашем районе?
– Просто заблудился, – хмуро ответил я. Опасность явно миновала, я остался жив, и вот теперь-то меня начала бить дрожь от носа до хвоста. – Где-то здесь недалеко живут мои люди, но я не знаю где.
– Твои люди? – переспросил одноухий так удивленно, словно я заговорил с ним на собачьем или коровьем языке. – Хочешь сказать, у тебя есть свои люди?
Я должен был сообразить раньше, но только сейчас начал догадываться. Эти ребята были из тех, от кого нам всегда велят держаться подальше, о ком мамы с первых дней рассказывают нам страшные истории. Дикари. Само слово заставляет домашнюю кошку содрогнуться от страха. Да, вот и вы замерли от ужаса. И ничего удивительного.
– Гм, ну да, – пискнул я, пятясь назад.
– И это правда, что они пускают вас жить к себе в дома? – спросил кот, глядя на меня во все глаза. – И кормят вас, и дают вам странные имена? Да не беги ты, я тебя не трону. Мне прямо интересно стало. Идите сюда, парни. Прикиньте, этот полосатый живет с людьми! Ну так что, дают они вам дурацкие имена? Тебя вот как зовут?
– Чарли, – мяукнул я чуть слышно. Коты уставились на меня в немом изумлении.
– Чарли, – повторил помоечный. – Отвались мои усы. У тебя имя, как у… как у человека.
– А какое же имя у тебя? – робко поинтересовался я.
– Имя? – фыркнул он. – Нет у нас имен! На что нам имена?
– Чтобы звать друг друга? – предположил я.
– А, ты об этом! Так мы просто кличем друг друга по тому, какие мы. Типа, он вот черный. А тот – бесхвостый. А вон еще один, подальше, так он вонючка.
– А, понял. – Мне-то казалось, что они все были довольно вонючие. Но вряд ли стоило заговаривать с ними об этом. – А какой же ты?
– Большой, ясен перец, – ответил он, вытягиваясь в полный рост. – Потому я здесь и главный.
– Понятно. – Ну, не мог я отказаться от приветствия, слишком хорошо воспитан, сами понимаете. Словом, решив, что этого требует элементарная вежливость, я потерся мордой о его морду и сказал. – Очень приятно познакомиться, Большой.
– И мне тоже, Чарли, – ему было явно трудно выговорить мое имя. – Знаешь, раз уж ты потерялся, думаю, лучше тебе пока остаться с нами. Ну, пока не найдешь своих людей. Без нашей защиты тебе тут долго не продержаться.
Что ж, после того как из меня чуть не вышибли дух, у нас наметилось улучшение в отношениях.
– Да, конечно, большое спасибо. Вы живете недалеко отсюда, да? – добавил я, потому что непохоже было, что мы торопимся домой.
– Я родился и вырос в этом дворе, – гордо заявил Большой. – И все парни тоже. Все эти места – двор и окрестные улицы – наша территория. Люди нас не любят, ясное дело, не считая парочки каких-то ненормальных, которые нас вроде как жалеют и время от времени снабжают едой.
– Значит, вам приходится каждый день охотиться? – я огляделся. Вокруг не было даже признаков кустов или деревьев. Здесь даже трава не росла. – Только мыши и крысы, да?
– И рыбка, если повезет, – облизнулся Черный (во время разговора он подобрался к нам поближе).
– Ага, люди каждый день выходят в море на своих лодках, а назад привозят горы рыбы, – объяснил Большой. – Мы по очереди подкрадываемся и стараемся стянуть рыбину-другую, пока никто не видит. Обычно люди орут и пинаются, если поймают с поличным. Но вообще-то попадаются и приличные, вполне ручные люди, так те, не поверишь, сами дают нам рыбу.
– Только нечасто, – прохныкал Вонючка. – И почему не делятся, непонятно: я вообще не понимаю, зачем им так много рыбы.
– Жадность, – заключил Большой, – вот их проблема.
Я зевнул. Теперь, когда отношения наладились, было очень интересно и познавательно послушать про их дикую жизнь, но, согласитесь, денек у меня выдался во всех отношениях тяжелый, а теперь уж было далеко за полночь. Я покрутил головой и ничего не понял.
– А где ваши постели?
– Постели? – коты уставились на меня. – Шутишь, что ли?
– Нет, я серьезно. Извините. А как же?..
– Мы спим здесь, во дворе, Чарли. В углах, под стенами, в арках или там, дальше по улицам. А летом иногда спим на крышах, – объяснил Большой. – Можешь устроиться рядом со мной, когда подойдет время сна.
– А сейчас еще не время? – спросил я, подавляя новый зевок. Я всегда считал, что у кошек любое время – это время сна.
– Какой сон, сейчас самое время порыться в отбросах, клянусь валерьянкой, – Большой был обескуражен моей непонятливостью. – Ну и дела, ты вообще ничего не понимаешь, что ли?
Я и впрямь ничего не понимал. Не знал даже, что это такое «рыться в отбросах», но решил, что не стану признаваться еще и в этом.
– Так мы ищем еду, – любезно пояснил Бесхвостый. – Люди облегчают нам задачу, они ведь такие ленивые и неряшливые. Едят на улицах, не доедают до конца, а остатки бросают в урны и баки для мусора. Да еще иногда кидают прямо на землю. А баки прямо ломятся, даже через край, и нам всегда найдется, чем поживиться. Самые сытные места – за домами, где люди кормятся. «Кафе», вот как они их называют, – добавил он, как будто я и этого не знаю. – А некоторые зовутся «Рыба с картошкой», так это самые лучшие. И еще «Еда навынос».
Остальные коты замяукали, соглашаясь.
– Ну, если все выяснили, то пошли уже, – поторопил нас Вонючка. – Умираю с голоду.
Только тут я заметил, что и у меня живот подвело.
– Идем-ка с нами, – позвал Большой. – Похоже, тебя всему учить надо.
С этими словами он направился к выходу из двора. Не зная, как быть, я смотрел ему вслед. Я страшно устал, мои раны болели и ныли, так что учиться именно сейчас в мои планы не входило. Но что оставалось делать? Большой был прав: если я не прибьюсь к их компании, неизвестно, в какие еще неприятности можно попасть.
– Но почему бы не заняться этим с утра? – сделал я последнюю попытку, втайне надеясь поспать и отдохнуть. Парни как по команде уставились на меня. Я уже начинал к этому привыкать.
– С утра? – прохрипел Черный. – Не смеши мои усы.
– Мы не можем рыться в отбросах на глазах у людей, среди бела дня, – терпеливо объяснил Большой, как будто говорил с маленьким несмышленым котеночком. – Это время, когда в силу вступают чайки.
– О, понятно. Я уже видел их. Не очень симпатичные, да?
– Не очень симпатичные! – передразнил меня Бесхвостый. – Слишком мягко сказано, приятель! Мерзкие, злобные, вороватые отморозки, вот кто они такие. Поговаривают даже, что они и кошек убивают.
– Да вы и сами… – чуть не ляпнул я, вспомнив, что именно из-за них один юный кот совсем недавно был на волосок от гибели. Но вовремя спохватился, ведь теперь они взяли меня в компанию и по-дружески опекали, хоть и считали чудаковатым.
– Легко в это верю, – сказал я и поплелся за ними. – Одна из них до крови клюнула моего человеческого котенка.
– Может, так ему и надо, – презрительно процедил Большой. – Но не в этом дело. Мы даже близко не подходим к мусорным бакам, пока они летают, понял? Ждем, пока дома, в которых едят, закроются на ночь, а тогда идем и собираем все объедки, какие успеем, пока чайки не проснутся.
– Хватит и того, что мы рискуем жизнью, когда возвращаются рыбацкие лодки, – добавил Вонючка. – Чайки их облепляют еще в море – этих птиц там тучи, толкутся в воздухе, пихают друг друга и орут так, что уши вянут. Если хочешь урвать хоть что-то, пока рыбу выгружают из лодки, приходится поторапливаться и ловчить.
– Один из нас бежит за рыбой, а остальные присматривают за чайками и стараются его прикрыть, – пояснил Большой.
От его слов повеяло холодом, и мне стало страшно – я не понимал, зачем подвергать себя такой опасности, если можно охотиться на легкую добычу вроде мышей. Но потом вспомнил, какова на вкус свежая рыба, и рот мой тут же наполнился слюной. Я так проголодался, что еле стоял на ногах. Придется учиться всему у этих парней, понял я, нравится мне это или нет.
Тем временем мы подошли к кварталу, где находились магазины. Я держался поближе к дикарям, не очень понимая, что нам предстоит.
– Встань там, у входа, и смотри на меня, – распорядился Большой.
Сам он подошел к мусорному баку, стоявшему у магазина, окинул его быстрым взглядом, схватил что-то в зубы и бегом вернулся ко мне. Все это произошло стремительно, не успел я и глазом моргнуть.
– Ну вот, – сказал Большой, бросая трофей к моим лапам. – Угощайся. А я поищу еще.
Я обнюхал принесенный кусочек. Рыба! Ах, о большем я и мечтать не мог!. Я жадно впился в кусок зубами, и аппетит мой внезапно убавился. Что за странная рыба? Снаружи она была твердая и хрустела! Я выплюнул кусок и расковырял его когтями, чтобы посмотреть, из чего он состоит. Внутренняя часть куска выглядела симпатично – белая, сочная мякоть, немного пресная, но я был рад и этому.
– Что это? – спросил я Большого, когда он вернулся с новым куском. – Никогда не пробовал ничего подобного! Снаружи ужасно жестко и хрустит!
– И это вся благодарность? – хмыкнул кот. – Правду говорят о домашних кошках – вы такие избалованные! Можете себе позволить ковыряться в еде!
– Прости, – смутился я. – Ты прав. У своих людей я привык к вкусной еде, за которой они охотятся в супермаркетах. Видимо, я и в самом деле избалован.
– Ничего страшного, – весело отмахнулся Большой. – Но теперь придется тебе, как и нам, лопать, что найдешь, а не то помрешь с голоду. Вот это люди покупают в «Рыбе с картошкой». Непонятно почему, но им нравится, чтобы сверху рыба была покрыта вот этой штукой. Они называют это тестом. Вкус паршивый, согласен, но внутри-то рыба нормальная. Пока не начнет портиться, конечно. Вот почему мы берем из бака только то, что сверху. – Большой откусил от второго принесенного им куска. – Хочешь попробовать вот это?
– А что это? – заколебался я. Это было похоже на мышь, завернутую в кусок хлеба.
– Называется бургер. Разве ты не видел у своих людей? Я думал, они все это едят. Там, подальше, они вообще гуляют по улице и едят на ходу. Ненормальные! В потом еще удивляются, почему чайки на них нападают!
– Кажется, иногда они и правда приносят их домой, – сказал я. При воспоминании о Лоре, готовящей ужин для всей семьи, меня снова охватила тоска. – Но я ни разу не пробовал.
– Налетай, не стесняйся. А я гляну, может, еще что-то подвернется. Потом присоединимся к остальным возле «Китайской еды навынос». Вот где ты по-настоящему удивишься!
Я пожевал бургер, оставив хлеб и снова смутившись из-за своей разборчивости. Мясная часть была недурна, но все портила какая-то желтая острая приправа, до того противная, что меня чуть не стошнило. Вернулся Большой, на сей раз с полным ртом картошки фри. Это блюдо было мне хорошо знакомо – иногда доводилось стянуть кусочек-другой с тарелок моих людей, если они не доедали. Но здесь кусочки оказались другими на вкус – очень маслянистыми и скользкими. Я заставил себя проглотить один, надеясь, что все это не закончится несварением желудка.
– Неужели люди, живущие здесь, едят такое, – заметил я. – Странные же у них вкусы.
– Ничего не попишешь, – отозвался Большой. – Люди очень странные, надо признать. Я раньше пробовал их понять, но давно махнул на это лапой. Никак не пойму, что ты в них нашел.
Так прошла ночь. Я еле держался на ногах от усталости и боли, к тому же меня начало подташнивать от незнакомой пищи. Ведь мне пришлось попробовать такое, что ни одна уважающая себя кошка даже нюхать бы не стала. Утолив первый голод, я уже не хотел пробовать ни свиные фрикадельки с ярко-красным жгучим соусом, ни креветки в отвратительном хрустящем тесте. Однако мне не хотелось обижать Большого и его приятелей, которые учили меня добывать еду, – ведь они могли просто оставить меня умирать с голоду.
– Погоди, ты еще привыкнешь и даже войдешь во вкус, – пытался утешать меня Бесхвостый, когда меня чуть не стошнило от странного красного соуса на куске черствого хлеба.
Я вовсе не был уверен, что сумею к этому привыкнуть. Когда, наконец, коты привели меня назад в свой двор, Большой показал мне место, где он обычно спал: поросшую мхом щель в кирпичной стене. Сжалившись надо мной, он предложил и мне в нее забраться. Я улегся, но сон не шел – я смотрел, как занимается утренняя заря, вспоминал Джулиана с Лорой и размышлял о том, удалось ли им уже забрать Кэролайн и Грейс из больницы. И еще о том, как болят раны Кэролайн. Так же сильно, как мои? И еще о том… скучают ли они по мне. В конце концов я тихо и жалобно помяукал, свернулся клубочком, уткнувшись в костлявый хребет Большого, и заснул. Мне снилось, как я вернулся домой, в Малый Брумфорд, как гоняюсь за глупыми жирными голубями в саду Большого дома. Ах, если бы только сны могли становиться явью!