Глава 12
Чонгук приезжает домой, уже чувствуя исходящий от неё холод. Зря он вспылил. Просто он не напугать её хотел, а защитить. Но она сжалась в угол у стены, словно перед ней был какой-то дьявол. Возможно, и Джерен была права. Может, Чонгук из-за смерти Канджуна загнался, может, где-то в душе испугался, что, отнимая одного, захотят отнять и другую, но может, и не так. И дело тут совсем не в том, что кто-то из них ценнее. Канджун был братом, младшим, за которого Чонгук нес ответственность. А Джерен стала его домом, его пристанищем. Он любит эту женщину уже очень давно. И эти два вида любви между собой отличаются. Братская любовь и любовь к женщине разные. Но каждое имеет место быть. Чонгук не смог спасти брата, но любимую хочется оберегать. Потому что, потеряй Чонгук и её, он останется совсем один в этом мире. Поэтому пусть ненавидит и боится, но Чонгук будет вмешиваться в её жизнь.
Он не удивится, если не найдёт дома Джерен. Он вполне, благодаря писем, знает её характер, но и так видел. Поэтому Чонгук склоняется к тому, что её нет. А ещё, конечно, Чонгук не был серьёзен, когда говорил, что если что-то пойдёт не так, его не искать. Чонгук, наоборот, хочет думать, что в критический момент Джерен подумает о нём первее. Не важно, по какой причине, но Чонгук хочет надеяться на это. Чонгук надеется, что Юнги не упадёт так низко, чтобы навредить непричастной женщине, но если всё же опустится до такого, Чонгук не уверен, что сможет себя проконтролировать.
Не успевает он позвонить в дверь, как перед ним дверь открывает дворецкий. И низким поклоном приветствует.
— Мой господин, желаете что-нибудь? — спрашивает дворецкий.
— Нет, Джерен в своей комнате? — спрашивает Чонгук и получает отрицательное качание головой.
— Госпожа уехала после того, как вы покинули особняк, — спокойно отвечает мужчина, отчего Чонгук внутренне хмыкает. А услышав «мяу», опускает глаза. Удивительно, Персик вспомнил о своём хозяине и даже встречает его. Чонгук опускается на корточки и гладит кошку. А следом поднимает её на руки.
— Нас бросили, да, Перс? — говорит Чонгук, поглаживая кошку и целуя её. — Главное, чтобы с ней всё было хорошо, — заканчивает Чонгук, направляясь в свою комнату, а кошка снова мяукает.
Чонгук опускает кошку на свою кровать, а сам направляется в душ. Он быстро принимает душ, а потом ложится на кровать, стискивая пушистика в руках. Он тянется к телефону и первым делом набирает Тэхёна.
— Тэхён, разузнай, прилетела ли Джерен в Париж, — строгим, низким голосом говорит. — Если ещё нет, пусть сообщают, когда она приземлится, — говорит мужчина, слушая дурацкие шутки со стороны Тэхёна. Мелкий засранец. — Заткнись, — бросает старший, слыша звонкий смех друга. Но в конце концов Тэхён серьёзно даёт ответ, а Чонгук, выдохнув, отключается.
***
Мозг начинает включаться, а ещё очень сильно гудеть. Это даже хуже, чем когда голова раскалывается после пьянства. Всё тело ломит, а запястья жжёт. Я, сощурившись, открываю глаза, но происходящее не сразу доходит до мозга. Я сглатываю сухость во рту, а это так режет горло. Я встряхиваю головой, чтобы начать нормально воспринимать реальность передо мной. Я оглядываюсь по сторонам, понимая, что я в каком-то подземелье. Это какой-то склад или кладовая. Может, это вовсе чердак? Но здесь прохладно, темно и страшно. Я оглядываюсь, понимая, что это всё же кладовая. Тут много разного вида арматуры для машин или трамваев. Много железных материалов. И ярко выраженный запах бензина. Тут нет окон, а выход находится далеко. Над головой горит одна бедная лампочка. А ещё слышно шуршание мыши, что заставило вздрогнуть и прийти в себя окончательно. Где я? Как я попала сюда? Я была в аэропорту. У меня был рейс в Париж. Я помню, что пошла в уборную, а на выходе из женского туалета сзади кто-то сжал моё лицо влажной тканью, которая пахла резко, и я вырубилась. А после уже темно. Я не помню, что было после. Меня похитили? Но кто? Почему? Я никому не переходила дорогу, чтобы меня похитили и так поступили.
Я начинаю дёргать рукой и ногой, понимая, что я связана. Я поднимаю голову и вижу, что мои руки связаны и подняты. Я висела на связанных руках, а ноги были расставлены и связаны. Как отсюда выбраться? Неужели меня тут убьют или я сама умру от голода, холода и одиночества?
Я начинаю дёргаться, когда слышу, как дверь открывается. Я делаю вид, что всё ещё не пришла в себя, когда внутрь заходят несколько мужчин.
— Почему девка ещё не пришла в себя? Ты её ударил? — зло рычит мужчина на кого-то. — Я блять говорил не навредить ей, — зло, яростно кричит мужчина, отчего я невольно вздрагиваю. Кто это и кого ругает?
— Господин, я не трогал её, клянусь, — более тонким голосом мужчина оправдывается. — Мы её вырубили и привезли.
— Если с девкой что-то случится, он не пойдёт на сделку, — как змея, шипит от злости. Интересно, о ком они говорят? О человеке, который меня заказал? Или о ком? — А что ещё хуже, — говорит этот человек страшным голосом, басистым, и берёт паузу. Словно вспоминает о человеке, о котором говорит. А потом ещё тяжело вздыхает. Они боятся человека, который придёт за мной? Но кто этот человек? Знаю ли я его? Неужели это Юнги? Может быть такое? — Он свернёт нам шеи. Он убьёт нас голыми руками. Она его первая и единственная любовь, дьявол, — ругается мужчина, отчего я застываю.
Что? Какая, нафиг, первая и единственная любовь? О ком они говорят? Они тронулись умом или всё же я? С ума сошла? Они точно не о Юнги. Я этого человека даже не знаю. Я увидела его впервые, когда он пришёл домой с венком. А потом ещё и на могиле мужа. Или, может, я его не знала, а он знал? Я ничего не понимаю. Но ясно одно. Кто бы ни был этот человек, они его боятся. Даже этот человек, который вроде ругал кого-то, боится того, о ком говорит. Что делать?
— Приведи её в чувства, — говорит этот мужчина. А у меня в голове поднимается страх, волнение и шторм. Что они собираются сделать? Я слышу удаляющиеся шаги. Кто-то ушёл за чем-то. Проходит где-то минуты две, как в меня плескают водой. Я чуть не давлюсь, начиная в панике дышать, глотать воздух. Я ни о чём не думаю, когда открываю глаза. — А вот и красавица очнулась, — говорит мужчина, и я наконец их вижу. Два почти одинаковых мужчины. Один выше другого, но оба толстые. У них очень узкие глаза, толстые носы и тонкие губы. У главного вид более-менее, одет аккуратно, короткие волосы расчёсаны, есть усы, но пахнет он потом, как и другой. Неужели нельзя купаться вовремя? Им самим не дурно от такого запаха пота? А другой выглядел ужасно. Словно его с улицы привели. Будто он бомж какой-то. Оба смотрят на меня, а главный — с противной улыбкой. — Конфетка, слушай, — и я только сейчас обратила внимание на их акцент. Они явно не корейцы. — Ты меня слушаешься, и мы тебя не обижаем, хорошо? — спрашивает этот главный, пока рядом стоящий пожирал меня взглядом и часто облизывал свои губы, чем отвлекал. — С твоим уже связались, ждём ответа от него, — говорит этот мужчина, отчего я хмурюсь. В каком смысле «с твоим»? Всё же про кого они? — Когда он позвонит, — делает паузу, привлекая моё внимание к себе, — ты просишь его слушаться. Приехать за тобой, — указывает мужчина. — Если не согласится, мы тебя изнасилуем. У меня тут голодных членов достаточно, а потом и убьём. Тогда-то он согласится, но зачем всё так усугублять, когда можно всё решить? — задаёт иронический вопрос с якобы приятной улыбкой, а я всё ещё не понимаю. О ком они говорят?
— О ком вы говорите? — еле спрашиваю.
— О твоём, — чётко говорит. — Я же чётко сказал. Зачем заставлять меня повторять?
— Мой муж умер, если вы говорите о Канджуне, — говорю я, смотря на его лицо, а он криво улыбается.
— А кому нужен этот сопляк, когда за ним всё улаживает старший, — говорит мужчина, и я хмурюсь. — Я говорю о старшем Чоне. Чон Чонгук, — по слогам медленно, чётко говорит, и я округляю глаза.
— Он не мой, — отрицательно качаю головой. — Я не его женщина, он не послушается меня. Он не придёт, — говорю я, понимая, что он не будет подвергать свою жизнь опасности. Тем более после инцидента, который произошёл дома, когда он чётко дал понять, чтобы я не рассчитывала на него. Он точно сказал, что больше не будет участвовать в моей жизни. Так как я могу его ждать и тем более о чём-то просить? Передо мной только двое, но это не значит, что их в целом двое. Я даже не знаю, сколько их за стенами.
— Хах, посмотрим. Ты лишь скажи, что я сказал, а потом видно будет, — говорит мужчина и поворачивает голову в сторону другого. — Не своди с неё глаз. Скажи Вонго, чтобы посидел с ней, но… — тянет мужчина, привлекая внимание, — если он даже пальцем её коснётся, не говоря об изнасиловании, я первее вас убью. Я вас так заставлю пожалеть, если он откажется. Хотя бы одна царапина или синяк, засос — я вас убью. А он убьёт меня, — озадаченно говорит, принимая свою предстоящую участь, если что-то пойдёт не по плану. — Старший Чон не потерпит, если его девку кто-то тронет.
— Я вас понял, — говорит второй, и главный уходит. — Что же, тогда подожди своего сиделку, — заканчивает второй и уходит.
Я морщусь из-за боли в запястьях. Верёвки такие толстые, и каждое моё сопротивление сдирает кожу. Поэтому, выдохнув, обмякаю. А в голову лезут мысли. С чего они решили, что я принадлежу Чонгуку? Почему они думают, что он из-за меня даст им то, чего те требуют? Ладно, если что-то малозначимое, и то не факт, что он придёт за мной после нашего конфликта. Но если речь о чём-то большом, это точно нет.
Я висела так, где-то, наверное, от силы десять минут, но по ощущениям — десять лет. Дверь открывается, и оттуда заходит совсем другой. Этот мужчина высокий, с нормальным телосложением, весь загорелый. А на вид ему где-то тридцать. Он подходит ко мне слишком близко и, наклонившись, присматривается к моему лицу. Я тоже смотрела и изучала. Он не похож на тех. Как будто он иностранец. Глаза узковатые, высокий нос с пухлыми губами.
— Значит, тебя трогать нельзя, окей, — говорит этот человек.
— Скажи, какое время?
— Четыре часа дня, ты проспала больше пятнадцати часов, пока летели, — говорит он, отчего я застываю.
— Как это «летели»? — нахмурившись, спрашиваю. — Мы разве не в Корее? — спрашиваю, получая отрицательное качание головой.
— Мы в самом сердце Филиппин, — с улыбкой говорит, и я не знаю, что чувствовать. Всё внутри перемешалось. Он точно не прилетит за мной.
— Как? Как меня выпустили из таможни?
— Если есть связи, можно всё, — спокойно говорит и садится. Я разочарованно выдыхаю. Почему так? — А ещё все свалили на твою придуманную беременность. Мол, у тебя токсикоз, поэтому уснула и неважно себя чувствуешь. Тебя выпустили из Кореи, а тут уже наши вас оттуда увели бесследно.
— Можно мне воды?
— Хорошо, — говорит этот человек и просто уходит. А у меня появляется чувство, будто я висела на пропасти, когда неизвестно, что будет дальше.
***
Тэхён не поверил, когда ему позвонили и обратились по имени Чонгука. Он подумал, что это какой-то розыгрыш и кто-то над ним решил пошутить. Суть происходящего и произошедшего дошла до него не сразу. Тэхён тем же вечером передал информацию и приказ своим парням в Париже, чтобы они ждали в аэропорту и встретили Джерен. Или, если в случае опоздания, они, как всегда, за ней присмотрели. Пошли по её адресу домой и проверили, прилетела она или нет. Парни не выходили с ним на связь последние два дня, но когда они позвонили, чтобы сообщить, что Джерен не прилетела в Париж и вовсе не села на свой рейс, он понял, что что-то случилось. Вот тогда он сам нашёл тот номер и позвонил обратно. Ведь там кто-то, строя из себя грозного и страшного, пытался говорить на ломаном корейском и говорил о какой-то девушке. А когда Тэхён еле дозвонился, надеясь, что это не Джерен, иначе Чонгук свихнётся. А Джерен — пусть опоздала на рейс или передумала, пошла к подруге или к тёте. Но увы. Той девушкой, которую похитили из аэропорта, оказалась Джерен. Суки знали ведь, кого похищать и на какую точку надавить, чтобы манипулировать Чонгуком. Джерен с какой-то стороны — его сила, а с другой — слабость, которой можно управлять старшим. Ему поставили условие, чтобы Чонгук прилетел в Филиппины на переговоры. А когда Тэхён спросил, чего именно они хотят, ответ парня удивил. Тэхён позвонил Чонгуку сразу же, но старший либо в полусонном состоянии, хотя голос звучал ясно, либо не поверил, но меры не предпринял. Чем заставил понервничать Тэхёна, из-за чего младший предложил встретиться и заодно проверить гаражи, куда они ехали.
— Ты подумал? — спрашивает Тэхён у старшего, который ведёт машину, пока едут в их гаражи.
— О чём? — строго спрашивает Чонгук, не отвлекаясь от дороги. Он что, забыл? Тэхён слегка удивляется, но не теряется.
— О сделке. Я же тебе говорил про похищение, — говорит парень.
— И?
— И? — также повторяет за ним Тэхён, вскидывая брови. — Ты же будешь её спасать? — спрашивает, надеясь получить положительный ответ.
— Мне спасать каждую, с которой когда-то переспал? — повернув голову, спрашивает Чонгук и вновь следит за дорогой. — Я не буду подвергаться опасности из-за какой-то девушки и тем более выполнять их требования, — грубым голосом бросает мужчина.
— Даже если… — берёт паузу Тэхён, не зная, какую реакцию получит от друга, — это касается твоего Светлячка? — вопрос только вылетает из губ Тэхёна, как оба слышат резкое торможение шин. Чонгук напрягся и сразу затормозил, оставив на асфальте следы шин. Их зло начинают сигналить, мол, они остановились и нарушили движение потока машин. Чонгук холодными глазами посмотрел на друга, а в них начинают прыгать бесы. А это уже нехорошо. Чонгук не знал, что у тех людей Джерен. Он не знал, что Джерен похитили из аэропорта и увезли в Филиппины. Он столько дней потерял, пока спокойно ходил. А там Джерен… Что с ней и как?
— Что им надо? — сразу спрашивает, забыв о своём недавнем отказе.
— Хотят, чтобы ты прилетел в Филиппины.
— Для чего? — хмурится старший.
— Хотят, чтобы ты дал им гаражи, склад и ушёл из дел, — быстро передаёт слова, которые прозвучали от тех.
— Купи билет, летим сегодня же, — чётко говорит, получив кивок.
Чонгук глубоко выдыхает, отрезвляет ум и вновь вливается в поток. Ему нельзя действовать, не подумав и не взвесив. Холодный и расчётливый ум направит в нужное русло и не отнимет шанс принять правильное решение. «Подожди ещё немного, малыш, я еду», — думает Чонгук и пытается успокоиться.
***
Я в этой кладовой уже третий день. Рядом со мной этот Вонго, которого я привыкла видеть. Он постоянно сидит рядом со мной, словно я могу убежать. Я не смогла убежать в первый день, а сейчас идёт третий. У меня всё тело ломит, я устала так висеть на своих руках. Если я висну на руках чуть больше, это нагрузка на руки. А это потом больно. Я и так не чувствую своих рук. Вонго сидел и выпивал спиртное, и я бы не хотела, чтобы его пьянство позже аукнулось.
— Вонго, — зову я, и парень оборачивается. — Почему я? Почему именно меня похитили?
— А ты не поняла ещё? — говорит парень, и я отрицательно мотаю головой. — Благодаря тебе можно управлять самым сильным и стойким человеком, который смело принимает соперничество. Он — достойный противник, — говорит он, подняв рюмку.
— Почему? Вы это всё делаете из-за того, что я его невестка?
— Ты правда не помнишь вашу встречу и не знаешь, что он в тебя влюблён с тех пор? — спрашивает он, а язык у него развязывается. — Ты странная, если до них не поняла и не увидела его чувств.
— Какая первая встреча? — нахмурившись, спрашиваю. Я разве не встретилась с ним впервые, когда Канджун познакомил нас? Вонго пьян, может, он что-то путает или меня с кем-то? Я не помню Чонгука ранее.
— Босс рассказывал, что эта история десятилетней давности, — говорит он, вставая с места и подходя ко мне, а я вроде и слушаю, а сама ныряю в глубину своей памяти, пытаясь понять и вспомнить. Десять лет назад — это когда мне было пятнадцать? — Чонгука пытались убить, сбить машиной, но просто проходящая девушка бросилась к молодому парню, который не заметил едущую на него машину, — говорит парень и, подняв руки, по одной начинает расстёгивать пуговицы на моей рубашке. А я в это время на это не обращаю внимания.
— Твой босс, должно быть, перепутал, — говорю я.
— Попытайся вспомнить, — говорит мужчина и на минуту отрывается от моей рубашки, заправляя прядь моих волос за ухо. — Ты, девочка, ещё молодая, память не должна подводить, — говорит он, погладив меня по щеке. — Это было на трассе, ты шла в противоположную сторону, а Чонгук переходил дорогу, — говорит он, расстёгивая последнюю пуговицу. Прохладный ветерок облизывает открывшиеся участки, отрезвляя мой мозг, отчего я вздрагиваю. Я поднимаю глаза на Вонго, видя его странно блестящие глаза, направленные на мою грудь. — Крошка, ты просто в моём вкусе, детка, — облизав губы, говорит, и меня передёргивает. Я хоть и знала, что у него приказ меня не трогать, иначе Чонгук их убьёт, но его нет уже третий день, и неизвестно, прилетит ли он сюда после всего, что произошло. — У тебя сочная грудь, — удовлетворённо мычит.
— Так, хочешь сказать, я спасла его? — задаю вопрос, пытаясь его отвлечь от себя.
— Да, именно. Ты запрыгнула на него и спасла, — говорит парень, взявшись за мои брюки. Он быстро справляется с ремнём и молнией, сразу стягивая их вниз.
— Вонго… — в панике начинаю, боясь, что он может меня изнасиловать. — Я не помню, — говорю я. А он резко встаёт с места и отходит куда-то, а я выдыхаю, радуясь, что он отступил.
— А ты вспомни, ты тогда оказалась на нём и царапнула локоть, — из-за спины слышится голос, и я вновь задумываюсь. — Красная машина, перед магазином, — обрывисто напоминает, и я закрываю глаза, мысленно пытаясь вернуться в тот момент. Если десять лет назад — это когда я была школьницей. Но какое время суток? День или ночь? Красная машина… Я не помню. Это всё произошло на какой улице? Какой магазин? Я не помню из-за того, что я шла в другое место? Из раздумий вырывает прикосновение очень холодного чего-то на ягодице, отчего я вздрагиваю. В глазах застыла пелена. Я опускаю глаза, видя свои трусики. Он отрезал их. От этого факта всё тело покрывается мурашками. Вонго вновь садится передо мной, но теперь отрезает мои брюки, чтобы полностью убрать. — Он тогда в тебя влюбился, — говорит Вонго и встаёт передо мной. Я начинаю трястись, и неизвестно, из-за чего. То ли от холода, то ли от происходящего. — Ну, так говорил босс, — говорит Вонго, а я уже не могла думать об этом, когда перед глазами пьяный мужчина пытается меня изнасиловать.
— Вонго, не надо, — прошу я, смотря на него. — Если твои слова правдивы, то Чонгук тебе это просто так не оставит, — говорю я, пока сама боюсь, но он почти обнимает меня, просунув руки под рубашку и расстёгивая мой лифчик.
— У тебя грудь красивая. Давай сделаем так, — начинает он, пытаясь снять лифчик, который держался на мне. — Я люблю, когда грудь большая с большими сосками, — задумчиво тянет, а я держусь из последних сил. Грудь вздымается чаще из-за страха, а по телу бегут мурашки. — Если у тебя соски маленькие или не стоячие, я тебя не трону, — уверяет он, а я закрываю глаза. Он не сдержит слово, потому что я знаю, как выглядит моя грудь. Она больше, чем у кореянок, и со стоячими, не маленькими сосками, из-за чего и Канджун сходил с ума. Вонго отрезает лямки лифчика, когда ахает. — Матерь Божья, — говорит он, шире раздвигая края рубашки, открывая вид на моё тело. — Я тебя просто съем, — говорит он, облизав пальцы, которые опускает между моих ног, начиная растирать влагалище, а сам, высунув язык, облизывает сосок, отчего я закидываю голову назад, сдерживая слёзы. Я не буду плакать. Я не покажу им свою слабость. Я даже не дёргалась, несмотря на то, что мне противно. Я дёрнусь — и мне станет больнее. Верёвки уже в первый день стёрли кожу, что сейчас она ужасно покраснела и кровоточит. Грубая, жёсткая верёвка впилась, кажется, в мясо руки. Я просто их не чувствую, как и свои плечи.
Вонго начинает сосать сосок, пока рукой пытается возбудить меня. Я абстрагируюсь от происходящего, вспоминая Чонгука. Меня не заводили ни язык на груди, ни пальцы во влагалище. Я сказала ему, что он пугает меня больше, но как же я ошиблась. Он просто хотел меня защитить, а я повела себя как дура. Я вспоминаю моменты, которые пережила с ним. Я вроде говорила, что боюсь и ненавижу его, а сама каждый раз тянулась к нему. Он утешал меня, когда Канджун в шутку говорил, что ничего такого, если меня коснётся его брат. А Чонгук говорил: «Не важно кто, но я не дам к тебе притронуться». Он не разозлился на меня, когда я упала в обморок из-за страха темноты в особняке. Как он вмешался, когда Канджун насильно хотел заняться со мной сексом. Я побежала к нему, когда у могилы увидела Юнги. Я каждый раз тянулась к нему, чувствуя ментальную связь, которую поняла только сейчас. Если бы он хотел, то давно бы причинил мне боль или изнасиловал, но он всегда был рядом. А я, возможно, ранила его словами. Прилетит ли он за мной? А я ведь его так жду. Я обязательно перед ним извинюсь за свои слова и действия, лишь бы пришёл за мной и забрал. Я больно кусаю щеку изнутри, когда Вонго, укусив за сосок и оттянув, отпускает, чтобы поцеловать мою шею. Он засасывает участок кожи на шее, когда вставляет пальцы в меня. Я зажмуриваю глаза, держась на грани истерики и паники, пока внешне пытаюсь изображать спокойствие. Хотя мне в голос хотелось рыдать и кричать, но я так лишь сделаю себе хуже. Я вздрагиваю каждый раз, когда он вновь и вновь возвращается к соскам. Я крупно вздрагиваю, когда дверь открывается, и я слышу голоса. А потом застываю. На нас смотрел тот самый мужчина и держал телефон. Он с кем-то говорил на громкой связи, и когда я более чётко слышу голос, глаза наполняются слезами.
— Слушай сюда, — так грубо и пугающе звучит голос Чонгука, который, кажется, в бешенстве, — если с её головы упадёт хотя бы волосок или я узнаю, что ты и твои собаки её домогались, — разъярённо говорит Чонгук, пока этот мужчина бледнеет не только от увиденного, но ещё и от услышанного. Им не сбежать от его гнева. А у меня сердце поднимается к горлу, готовясь вырваться из-за боли и радости, — я вас всех убью.
— Он идёт, — шёпотом говорю, и Вонго резко отпрянул, будто голос из телефона ударил его током. Его пьяная самоуверенность треснула, обнажив животный страх. А я, чувствуя, как глаза шипят от слёз, но держусь, слыша гудки. Он сбросил звонок. Он идёт за мной.