Глава 18. Релина
— Вас осталось чуть больше шестидесяти, и это ваше второе состязание, — громкий голос Шонреса эхом разнесся по холодным стенам заброшенного здания.
Голова кружилась, а кожа покрывалась мурашками от морозного воздуха.
"Еда! Хочу есть!" — прозвучал громкий, но усталый голос в моей голове. Этот внутренний крик сопровождался резкой болью, которая отдавалась в каждой кости моего тела.
— Ваша цель проста: убейте, сколько захотите, как захотите, и заберите кулон с груди своих жертв. Убьете пятерых — получите преимущество в следующем испытании. Убивать тех, чей кулон такой же, как у вас, не рекомендуется, — произнес Волд Абескейл, его голос звучал холодно и безжалостно.
— Но не запрещается, — шутливо перебил второй организатор, словно происходящее здесь было лишь игрой, а мы — не более чем пешки в этой зловещей партии, корм для магии.
— Найдите себе союзника противоположного пола, своего короля или королеву. Без него вы не пройдете в следующее испытание. Останутся лишь те пары, чье общее количество убитых будет больше, чем у остальных.
Я задумалась. Если я хочу встать в пару с Бэрилом, мне придется убить больше, чем пятерых. Он не станет убивать, если на него не нападут первым; он слишком мягкосердечен. В этом испытании нет места для таких, как он, но я проведу его. Осталось только найти этого парня, прежде чем тьма поглотит нас обоих.
Вокруг меня собирались тени, готовые к охоте, и я знала, что время на исходе. В этом состязании, где скверна и смерть переплетались в танце, я должна была стать лучшим охотником, а не жертвой.
Раздалась громкая мелодия тромбона, объявляющая начало состязания. Я огляделась вокруг: каменные дорожки и горящие свечи на стенах создавали атмосферу дворца, когда-то полного жизни, но теперь выглядящего заброшенным. Его стены были покрыты паутиной, а холод пронизывал до самой души.
Я шагала вперед, заглядывая в залы с перевернутой мебелью и разбитыми витражными окнами, сквозь которые завывал сильный зимний ветер. В голове все еще звучал тот настойчивый голос, требующий пищи, как будто он был частью меня. Каждый мой шаг отзывался глухим звуком на полу, устланном толстым слоем пыли и обломков. Казалось, дворец давно забыл, что такое жизнь, и здесь не было никого уже много веков.
Стены, некогда украшенные изысканными росписями, сейчас разлагались: краски осыпались, оставляя лишь призраки былой славы. В углах зала стояли статуи, застывшие в вечном ожидании. Их лица стерлись под воздействием времени, но в них все еще читалась боль утраты. Живые цветы, когда-то выращенные с любовью и заботой, теперь гнили, покрывая потолок одной из комнат, где я оказалась. Под слоем пыли их лепестки засохли и опали.
Звук, похожий на свист, эхом разносился по помещению, напоминая о том, что жизнь здесь все еще бурлит, несмотря на тишину и запустение. Я повернула голову в сторону, и на мгновение мне показалось, что вижу ледяное отражение глаз — одинокая душа дворца, оставшаяся здесь навсегда, наблюдает за тем, как её дом превращается в призрак. Картины вокруг испорчены, их края рвутся.
Сквозь окна прорывались снежные вихри, создавая ощущение, что сам дворец стонет под тяжестью своих темных воспоминаний, пропитанных кровью, некогда пролившейся в этих стенах. Я слышала не только ветер, но и странный хор голосов: от детского до голоса взрослого, пережившего множество испытаний, заканчивающегося тихими всхлипами умирающего. Они напевали мелодию — песню смерти, битвы, которая заберет чужие души, обрекая их оставаться здесь и петь в этом заброшенном дворце.
Это место манило нас в потусторонний мир, затягивало во мрак, моля остаться в нём навсегда. Оно медленно проникало в сознание, вытягивая на поверхность все грустные воспоминания. Стоило отвлечься — как мелькала мысль: проиграть и остаться среди всех покинутых душ, отдаться магии, что жаждет поглотить.
Внезапно я вспомнила первый день после смерти мамы. Сердце сжималось, словно к нему привязывали тяжелый камень и тянули на дно. Но вдруг меня вернуло к жизни треск стекла под чьей-то подошвой позади.
— Нужно быть осторожнее, — усмехнулась я, обернувшись к преследователю.
Передо мной мелькнула копна белых длинных волос, прежде чем человек резким движением попытался ударить меня клинком в грудь.
Перехватив его руку, я развернула нападающего и с силой толкнула девушку в стену. Мы обе взглянули на кулоны друг друга: у меня висело золотое яблоко, а её украшала корона.
Девушка в алом платье бросилась на меня, нанося удары один за другим — сначала слева, потом снизу, и затем справа. Её мастерство с лезвием было слабым, но она была быстра и сильна. Её кулак попал мне в лицо до того, как я успела схватить её за руку.
Я сплюнула на пол кровь.
— Клянусь, если ты сломала мне зуб, я порублю тебя на мелкие кусочки, прежде чем твоё дыхание остановится.
Она усмехнулась и прошептала:
— Переживаешь за свой внешний вид на коронации? Не волнуйся, ты никогда не увидишь корону!
Отмахнувшись от её слов, как от писка назойливого комара, я выхватила клинки, учтиво прикрепленные к ножнам на моих бедрах под белым кружевным платьем, что напоминало свадебный наряд.
Бросив лезвие вперёд, я ожидала, что она уклонится, ведь видела, как она обходит препятствия на тренировках. Затем, бросив второй клинок, я заставила её вновь увернуться. В тот момент, когда она была отвлечена, я нанесла удар по её ребрам, потом в живот и в солнечное сплетение. Я двигалась лучше, чем на арене. Пока соперница приходила в себя, я потянула её за волосы, склоняя над окном с разбитым стеклом. Она не падала лишь потому, что я удерживала её. Но, забрав кулон, я отпустила её.
— Пожалуйста, не надо, — прошептала она, но оставалось лишь слегка подтолкнуть её, и вот её тело полетело вниз с пятого этажа, пронзая поднятый меч статуи древнего короля, портрет которого я уже видела во дворце.
Я покачала головой, прогоняя жуткое зрелище её тела.
— Лучше погибнет она, чем я.
Один кулон есть.
Убийство больше не приносило мне ни капли радости. Каждый раз, когда я уничтожала чью-то жизнь, в сознании звучал гул ненависти: все мои усилия лишь подкармливали оскверненную магию, и это знание отравляло душу.
Сгрудившись у окна, я посмотрела вперед, на ту другую сторону дворца, где застывший в мраке Трейн в черном смокинге помахал мне клинком. Я стиснула зубы и невольно усмехнулась, но, несмотря на это, не ответила на его вызов. Я не хотела видеть его после сегодняшнего испытания. Он был сильнее Бэрила, и это вызывало во мне мрачные предчувствия. Если им суждено было сразиться один на один, может быть, они и тренировались, но мой друг не имел той жажды победить любой ценой, что полыхала в глазах Трейна.
Даже неважно, насколько ты силен. Если ты жаждешь победы, если горишь ею, идешь к цели, словно на пути никогда не было преград — ты победишь. Ты победишь, потому что не сдаешься, потому что, несмотря на всю боль, что окружает тебя, ты держишься. Но стоит сдаться, опустить голову, как тебе её тут же отрубят.
В этом мрачном дворце, где тени поют о чужой смерти, где каждый шаг отзывается эхом давно ушедших жизней, ты подчеркиваешь одну и ту же мысль: слабость — это роскошь, которую ты не можешь себе позволить.
Я двигалась дальше, заглядывая в каждый темный угол в поисках новой жертвы или же спасения. Нас погрузили в сон и расставили достаточно далеко друг от друга, чтобы убить было тяжелее, а поиск превращался в безумие, ведь здесь слишком холодно, слишком голодно, и хочется оказаться побыстрее в тепле своей комнаты. Мы должны желать роскоши, что так любим, королевского обращения. Но я привыкла выживать на улице и не боюсь немного подморозиться или проголодаться. При необходимости я разведу огонь — благо, магия, что переправила нас в этот дворец, зажгла сотни свечей.
«Покорми меня!» — закричал голос в моей голове.
— Заткнись, — прошептала я, когда вдруг поняла, что всё чаще слышу этот зловещий голос магии.
Боль пронзила ногу, и я застыла, прижавшись спиной к холодной стене. Огонь словно прорастал внутрь меня, когда я приподняла подол платья. След от корня дерева, как шрам, разросся, красные завитки вползли до бедра, распространяясь, словно прорастая внутрь — не от этого ли умирают те, кого пожирает магия? Она пытается меня сломить?
Я неожиданно запаниковала. Но, сжав кулаки так, что ногти впились в кожу, и из раны потекла кровь, я заставила себя оттолкнуться от стены и продвинуться вперёд. Больная нога отнималась, терзая меня. Магия требовала жертву — я должна найти того, кто заменит меня. Чем больше я углублялась в тьму, тем тяжелее становился мой путь.
Впереди показался силуэт. Я не смотрела на его кулон, когда вступила в бой. Мои кинжалы, поднятые после последней жертвы, разрезали его кожу на ногах. Удар локтем в грудь, коленом между ног. Мысли путались, словно ветер швырял во время бури. Я ощущала, как меня охватывает безумие, жажда крови. Нога горела дикой болью, поднимаясь выше с каждым движением.
— Прости, — вырвалось у меня, когда я наконец увидела кулон парня.
У нас был один символ.
— Я тебя прикончу, — прорычал он, и в его голосе звучала угроза, словно он действительно верил в неё.
Вонзив кинжал в его шею, я отступила к стене, вновь навалившись на неё. Дыхание стало тяжёлым, тело накрывали волны жара. Но как только парень рухнул, издавая последние захлёбывающиеся звуки, мне стало легче — боль отступила.
Я смотрела, как его кровь покидает тело, впитываясь в холодный камень, как магия начинает жить, обретая пищу.
Задрав подол платья, я заметила, что шрам распространился на другую ногу. Моё тело было поражено тьмой, и она не собиралась меня отпускать. Чем ближе я подходила к магическим местам, тем острее становалась боль. Это означало, что мы всё ещё находились в этом дворце, где живём, но в его иной части. Возможно, мы действительно оказались в потустороннем мире, где царит лишь скверна.