# ГЛАВА 12 ЖЕНЯ
9 лет назад
Ненавижу. Ненавижу. Ненавижу!
Почему мама всё время хочет, чтобы я был каким-то роботом? Мне же семь! Я только недавно научился считать до ста. По-честному. Без пальцев! А уже заставляют учить эту тупую табличку умножения!
Она говорит: «Ты умный, справишься». Ага, конечно... А я смотрю на эти цифры — и не понимаю ни-че-го. Что на что? Почему дважды два — это четыре, а не... ну, хотя бы пять? Кто вообще такое придумал?
Фыркаю, как паровоз — от злости аж уши дымятся! Ну почему они такие глупые, эти цифры?!
И ещё мама всё время орёт:
— Евгений, почему игрушки не в ящике? Всё должно быть на своих местах!
ДА ПОТОМУ ЧТО НЕ ХОЧУ! Я же с ними играл. Они мне нужны. Всё равно потом их достану. Ну зачем убирать каждый раз? Это ведь не грязь, а мои штуки. Пусть лежат, как хотят.
А ещё у неё в такие моменты лицо — прямо как у той ведьмы из книжки, которую я прячу под кроватью. Те же тонкие губы, прищуренные злые глаза и длинные пальцы, как паучьи лапы. Я боюсь эту ведьму. И маму — тоже. Когда она такая, я стараюсь не смотреть на неё. Вдруг в тыкву превратит.
А папа...
Он всегда молчит. Или просто кивает. Хоть бы раз встал на мою сторону и сказал: «Женя, ты прав». Ну нет же! Сидит смирно, словно воды в рот набрал. Это же не спра–ве–дли–во!
Почему если не хочу убирать — сразу плохой? Если не понял — глупый? Я ведь стараюсь. Только по-своему. Просто... никто не слушает. Никто даже не спрашивает, чего я хочу. Только и говорят: «Женя, то», «Женя, сё». Я так больше не могу! Пусть хоть раз поживут без меня.
Долго думал и всё решил. Уйду. Ну... не по-настоящему. Понарошку. Хочу, чтобы папа с мамой сидели на диване и переживали. Не за уроки. За меня.
Я ждал, когда родители пойдут в магазин. Чтоб потом как ниндзя выскользнуть на улицу. И мой хитрый план сработал! Теперь вот сижу на лавке и злюсь. На них! На всё! На эту табличку умножения. На книжку с ведьмой. На то, что никто никогда не говорит: «Женя, ты прав».
Мама и папа хотят жить по правилам. Им нравится, когда всё по полочкам. А мне — нет. Я хочу сам решать, что делать. Я уже взрослый. Ну... почти.
Вот теперь пусть ходят по комнатам, зовут меня, заглядывают под кровать.
Пусть ищут! Все равно дома нет!
Натягиваю капюшон на голову, как щит.
Я теперь — воин. Или шпион. Или как тот волшебник с плащом-невидимкой.
Лавочка очень горячая. Я ёрзаю, поправляя капюшон. Надо прогуляться. А то увидят ещё и назад загонят. Встаю и делаю важный шаг — в другую жизнь. Грызу зелёное яблоко. Их у меня два: одно в руке, второе — на случай, если проголодаюсь, лежит в кармане.
Иду вдоль старых дворов. Здесь воняет ржавчиной и жареным луком. Кто вообще ест жареный лук? Мама всегда пыталась пихнуть его в любое блюдо. Брр. Он же отвратительный. Как увижу — сижу над тарелкой часами, ковыряя кусочки, будто это мины.
На земле валяется палка. Ого! Вот это да! Прям как самый настоящий автомат! Надо срочно взять — а вдруг нападут? Тогда я точно смогу отбиться от всяких монстров. Подхватываю её и закидываю за плечо, засунув в штанину. Колется в ногу, но мне всё равно — теперь у меня есть оружие.
Весело шагаю вперед, жуя яблоко. Вижу мусорку, прищуриваю один глаз, как снайпер, размахиваюсь — БАМ! Мимо.Вот блин...
Обидно-то как... Может, поднять и кинуть ещё разок? Да ну его, пусть валяется!
Иду дальше и разглядываю улицу. Вообще, мне очень нравится район, в котором я живу. Тут столько классных мест для игр! Вот, например, старые огромные колёса во дворе у дяди Миши. На них так круто прыгать — как на батутах.
Дядя Миша — мастер на все руки. Он сделал качелю из двух верёвок и одной доски! Повесил её на дерево, и теперь там постоянно очередь. Я нечасто на ней катаюсь — потому что толстяк Коля всегда первым её занимает. А ты попробуй этого свинопупа сбросить!
Только и делает, что набивает рот бабушкиными пирожками. У него пальцы уже, как сосиски, — прямо из теста леплены! Вот бы пнуть этого колобка хоть раз. Всё время ходит гордый, с задранным подбородком и под ноги не смотрит. Так и тянет подножку поставить! Увидел бы я его сейчас — сразу бы этой палкой его расстрелял.
Во дворе я не особо дружу с остальными детьми. Они какие-то странные! Никогда дальше своих окон не выходят — всё рядом да рядом, только у подъезда. Я их вообще не понимаю. Тут же столько всего интересного!
Огромные свалки — там можно найти всякие прикольные штуки. Заброшенный завод — идеальное место для пряток! Он такой большой, что можно бесконечно открывать новые уголки. Но со мной туда никто не идёт. У всех родители запрещают. Ну и что? Кто их вообще слушает? Вот бы найти друга, с которым можно туда выбраться.
Подхожу к гаражам. Возле вишни стоит мальчишка. Невысокий, почти моего роста, может, даже чуть ниже. Застыл на месте и разглядывает что-то в ветвях. Начинаю щурится, прикрывая ладонью глаза от солнца. Кто он такой? Почему один? Стоит как статуя и смотрит вверх. Надо подойти и узнать.
Слышу мяуканье и с каждым шагом всё громче. Жалобное, почти плачущее.Жалко.
Но вокруг — ни одного кота. Только дерево.
Странно. Где он?
— Ты чего тут делаешь? — спрашиваю и становлюсь рядом с незнакомцем.
Парнишка поворачивается и смотрит на меня серыми глазищами. Нервно мнет край футболки и отвечает:
— Котик застрял на дереве. Я хочу его достать, но не знаю как.
— А почему сам не залезешь?
— Ты мой рост видел? Как мне воооон туда? — тыкает пальцем на высокую ветку. — Был бы повыше — смог бы.
Он грустно выдыхает и опускает глаза вниз. Волосы у него торчат как иголки у ежика —в разные стороны. Футболка вся в складках и в каком-то фиолетовом месиве — наверное, ел шелковицу. Я тоже люблю шелковицу! Особенно, когда от неё потом пальцы фиолетовые, как у фокусника. Шорты старые — с дыркой на колене. А на ногах — босоножки, почти развалившиеся. Какой интересный парнишка!
— Может, палкой бросить? Он испугается и сам спрыгнет.
— Ты с ума сошёл?! — повернув голову ко мне, глаза округлились в большие пуговки. — Не смей! Лучше я тебя подсажу, а ты залезешь.
Поднимаю голову — кот устроился на очень высокую ветку. Хвост нервно дёргается от недовольства. Идея вроде бы неплохая... только как потом слезать? Я, конечно, люблю лазить. Но на такие деревья — ни разу не забирался.
Потираю ладони друг о друга — мокрые от волнения. Страх подбирается к горлу, но вместе с ним рвется любопытство. Хочется попробовать. Надо рискнуть. Вдруг получится?
— Ты точно справишься? Ты же... ну, меньше меня.
— Конечно! — расправляет руки в стороны. — Я хоть и маленький, но силы у меня — ух!
Парниша топает ногой, будто пытается доказать свою силу. Щёки — покраснели. И кажется — он даже задерживает дыхание, стараясь выглядеть уверенно.
Немного колеблюсь. Как-то трудно поверить, что он действительно удержит меня. Чешу висок, кося взглядом на его худые плечи. Он что, из резинок сделан?
Недолго подумав, я осматриваю дерево с разных сторон. Бью ногами о землю, проверяя, больно ли будет шмякнуться.
Мало ли! Вдруг уронит? Под сомнениеями все-таки соглашаюсь на его авантюру.
Мы продумали, как меня поднять повыше. Выбрали самый надёжный способ. А живот как назло щекотно тянет от страха. Но я сжимаю зубы. Я же обещал. Я ж герой.
Выбросив палку в сторону. Набираю воздух в легкие — для смелости. Пацан присаживается на корточки, а я начинаю карабкаться на него, как на табуретку. Крепко сжимаю губы в надежде, что это поможет удержать равновесие.
Живот немного крутит. Ощущение, что я нахожусь в лифте. Сначала ничего: он шатается, я соскальзываю — бах, и мы уже валяемся на земле. Со злостью пинаю ближайший камень.
— Говорил же, что сильный! — бурчу себе под нос. — Не шатайся, держи ровно!
Вытираю потную ладонь о шорты и снова прыгаю — на этот раз почти не дышу. С третьей попытки удаётся зацепиться. Хватаюсь за ветку и подтягиваюсь. Колени дрожат, сердце стучит в горле. Но я ползу!
Кора колется под пальцами, с ладоней чуть проскакивает пот, но я не сдаюсь. Глаза щиплет от солнца. Если сорвусь — стану лепёшкой. Карабкаюсь ветка за веткой — и вот я уже возле кота.
А пушистик, кажется, совсем не рад спасению. Вид у него какой-то злой. Только и делает, что шипит и машет лапой.
Бррр.
Эй, кот, ты куда? Вот блин!
Взял — и ускакал на другую ветку. Серьёзно?! Теперь мне снова лезть выше? Я тебе что, горный альпинист?
Осторожно подбираюсь ближе, а он орёт так, словно я враг ему. Ну спасибо, пушистик. Вот это — благодарность!
— Да тихо ты, — шепчу сквозь зубы. — Я ж тебе жизнь спасаю, между прочим.
Тянусь к нему — и он сразу цапает. Хватаю кота, но тот вырывается, визжит, как резаный . Лапы мельтешат, когтями впивается в руки — аж до крови. Больно, но я не сдаюсь. Крепко прижимаю к себе, как настоящий герой.
Я совершаю подвиг! Прямо как в сказках! Пусть этот пушистый монстр хоть немного оценит, что его тут спасают, а не в суп кидают.
— Эй! Твой кот из меня сейчас сделает котлету! — ору сверху.
— Чего?! Какой коктейль?
— КОТ-ЛЕ-ТУ! БЛИН!
— Ни черта не слышно!
Эх. Один меня не слышит. Второй — хочет убежать. Осторожно начинаю сползать. Кошака держу крепко. Он извивается, как уж, царапает шею — аж щиплет. Морщусь от боли, но держусь. Спускаюсь медленно, ступаю на последнюю ветку — и замираю. Что дальше — не ясно.
— Кинь мне его! Я поймаю!
Я прижимаюсь спиной к стволу. Ветка под ногами качается. Кот бешено дёргается, и я едва держу равновесие. Напрягаю ноги, пальцы цепляются за кору... но...
Нога соскальзывает, и я с криком лечу вниз — прямо на пацана. В ушах звенит, дыхание выбивает, колени с грохотом врезаются во что-то твёрдое — наверное, в него. Мы падаем на землю клубком, как два мешка с картошкой.
В ту же секунду кот, как ошпаренный, выскальзывает из рук и пулей уносится прочь. На прощание шипит, как будто это мы его на дерево посадили.
— Ай, ты тяжёлый! — выдохнул малой.
— А ты чего не поймал? — хмурюсь, усаживаясь на него и отряхивая пыль с локтя. — Я же почти летел!
— Я кота ловить собирался, а не твою тушу!
Смешно кривясь, Он смотрит — и мы оба прыскаем. Смеёмся громко, до икоты. Коленки щиплет, локоть саднит, весь в пыли, но смеяться хочется так, что сводит живот.
Кое-как поднимаемся. Мальчишка быстро осматривает мои ссадины и вытаскивает из кармана влажные салфетки — немного помятые, с мишкой на упаковке. Видимо, давно валялись.
— Вот. Это... у бати стырил. Держи, — протягивает с серьёзным видом, будто аптечку вручает.
— Спасибо, — киваю и вытаскиваю салфетку, начинаю оттирать пыль.
— Сильно ушибся?.. Извини, что не поймал. Я правда старался.
— Да ладно! Я сам согласился, — отвечаю, поморщившись, когда касаюсь разбитой коленки. — Меня, кстати, Женя зовут.
— Даня. Даня Острóв, — говорит он, расправляя плечи и протягивая мне руку.
Довольно лыблюсь и пожимаю его ладонь. Она чуть влажная, но мне все равно.
Гляжу на его радостную физиономию и думаю: может, это он — мой самый первый? Тот самый друг, с которым навсегда. С которым можно строить базу, прятаться от дождя, делиться конфетами и не врать. Никогда.
Хочу угостить Даню яблоком. Неуверенно достаю его. Задерживаю дыхание — вдруг не возьмёт.
— Будешь?
Он берёт аккуратно. Прямо как будто я не яблоко ему дал, а какую-то волшебную штуковину. Даня садится под дерево, я рядом.
Мы садимся рядом под дерево. Даня откусывает первым, потом тянет яблоко мне. Мы делим его, как трофей. Как герои: спасли кота, победили страх, совершили великое дело.
И вдруг...
— ЕВГЕНИЙ!!!
Я вздрагиваю от страха, спина мгновенно напрягается, как будто меня ударило током. Всё сжимается под рёбрами — хочется исчезнуть. Только не сейчас!
Только не сейчас!
Медленно поворачиваю голову на голос. Вон она — идёт быстрым шагом, каблуки цокают по асфальту, как выстрелы. Ведьма. Опять лицо как с той страшной книжки. Ну почему она меня заметила? Как нашла?
— Ох, блин... — отворачиваюсь, прикрывая лицо ладонью.
Может, не заметит. Может, просто пройдёт мимо. Я не Женя. Я — веточка. Просто веточка.
— Это кто? — Даня наклоняется ближе и шепчет прямо в ухо.
— Мама.
Она подбегает. На лице у неё всё вперемешку: злость, страх и это вечное недовольное лицо.
— Ты что, с ума сошёл?! — хватает меня за руку. — Почему убежал? Почему не сказал?! Мы с отцом всё обыскали!
Её взгляд падает на мои колени, на заляпанную пыльную одежду — и в голосе вдруг появляется новый оттенок:
— Боже, Женя, ты весь грязный! — она в ужасе оглядывает меня с головы до ног. — У тебя колени в крови! Ты что делал? Упал? Как это понимать?!
— Мы... котика спасали... — тихо бормочу, отводя глаза в сторону.
Всё внутри скукожилось. Не понимаю, что я сделал не так. Я просто ушёл ненадолго. Не навсегда. Я бы вернулся. Правда. А ещё я хороший поступок сделал! Настоящий! Зачем на меня кричать? Ну грязный немножко и что?
Но у мамы такое страшное лицо, будто я испачкал всё на свете. И её тоже! Она повернула меня за плечо и нервно взглянула на локти, спину, даже на сандали.
Мне не нравится, когда так делают. Сразу хочется убежать и спрятаться. Потому что я себя чувствую как под микроскопом. Но маме все равно. Ей важно разглядеть — всё. Чтобы потом ткнуть пальцем: «Смотри, опять грязный!»
Сейчас она ещё хуже, чем ведьма из книжки. Она как злобный доктор, который ищет во мне болезнь. А я ненавижу врачей. Они делают уколы. И заставляют пить горькие таблетки, от которых потом тошнит.
— Домой. Сейчас же!
Я опускаю голову. Становится как-то неловко... и грустно сразу. Не хочу домой. Меня снова будут ругать. И говорить, что я не такой, каким надо родителям. Что я неблагодарный ребенок и делаю всё назло. Но это не так! Я ж не специально упал! Все дети падают, а почему мне нельзя? Чем я отличаюсь от остальных?
Поднимаю глаза на Даню и становиться так обидно. Я хочу ещё остаться с ним. Поиграть. Побродить по дворам. Я бы придумал, что мы агенты под прикрытием. Показал бы классный батут из шин. Свалку. И многое другое.
Просто побыть с Данькой ещё чуть-чуть—чтобы подружиться. Но теперь не могу. Я вижу, как он смотрит на меня. Он хочет того же, но из-за мамы — не получится. Так не хочу говорить эти слова, но выбора у меня нет.
— Прости... Мне пора.
Мама разворачивается первой и уходит. А мне сложно сделать шаг. Я хочу что-то сказать, но обида ест мой язык. Поэтому я решил ничего не добавлять и с грустью направиться прочь.
Медленно плетусь за мамой с опущенной головой. От злости глаза начинают слезится. Одной рукой протираю глаза и шмыгаю носом. Ну что за несправедливость? Почему как только я с кем-то подружился, меня гонят домой?
Мы почти скрылись за поворотом, как вдруг в спину мне прилетает:
— Завтра... хочешь встретиться? Тут же. В одиннадцать. Прямо под этой вишней.
Я торможу и оборачиваюсь назад. Данька все ещё стоит под деревом и смотрит прямо на меня. Взгляд был такой, что казалось он загадал желание и только один человек мог его исполнить.
У меня внутри что-то щёлкнуло и появилась уверенность. Он хочет дружить и будет ждать меня. Я без раздумий обхватываю рот руками и кричу:
— Я буду. Обязательно. Ты только жди!
— Даю слово! Я буду ждать!
Даня сразу расплылся в широкой улыбки. Он поднимает руку и весело машет. Делаю то же самое. И почему-то становится так легко и радостно, будто солнце обняло двумя руками.
— Женя! — донёсся мамин голос откуда-то сзади. — Ты долго там будешь стоять? Я тебя жду!
Я дергаюсь и оборачиваюсь назад. Недовольный взгляд мамы встречает меня. Но мне не страшно! Я бегу к ней, а в груди всё весело щекочет. Теперь мне всё равно, что будет дома. Главное — у меня есть друг. А всё остальное уже не важно.