«Город длиною в жизнь»

Стою на балконе, прислонившись к холодной бетонной стене. В руках — чашка с остывшим чёрным чаем. Снаружи серо и тихо, как в фильмах про конец света. Вдоль улицы тянулась линия однотипных домов. И мне всё больше казалось что, этот город не место, а ловушка для таких, как я.

Солнце слегка выглядывало с огромных тёмных туч, словно дразня, что где-то в мире есть то самое теплое место. Но к сожалению мне до него никак не дотянуться. Мысль об этом лишь добавляла ощущение пустоты глубоко в душе.

Из квартиры доносились знакомые звуки: крики Игоря, невнятная речь матери. Очередной громкий "взрыв" в их тесном мире.

Иногда мне кажется, что стены слышат всё. И даже их старые окна что-то про себя шепчут. Предполагаю, что они недовольны слушать вечные скандалы моей «семьи» и если была бы возможность, то точно бы сбежали отсюда.

Моя бы воля – я б никогда не возвращалась в эту тюремную камеру, где к тебе относятся хуже, чем к заключенным строгого режима. Я рада, что мне осталось потерпеть пару дней до окончания осенних каникул и смогу вернуться в интернат.

Сделав шаг вперёд, вытягиваюсь в полный рост и облокачиваюсь на перила, скользнув взглядом по улицам. Где-то там в парке есть моё маленькое укрытие. Часто люблю приезжать в четырнадцатый квартал и сидеть у реки. Там я себя чувствую умиротворено и могу спрятаться от всего, что меня окружает в чёртовом городе. В том месте так тихо и спокойно что, хотелось бы  остаться навсегда и никогда не возвращаться  домой.

Хотя это место сложно назвать домом. Скорее его можно назвать : временной точкой сосуществования.

Звон  битого стекла об пол разбудил меня от погруженных мыслей. Внутри квартиры нарастали новые обороты с геометрической прогрессии.

Сжав грязную чашку в руках, начинаю прислушиваться к крикам, которые доносились  из кухни. Нарастающий пульс не давал мне сконцентрироваться. Страх сковал всё тело в ожидании грандиозного экшена.

Зловещий крик Игоря – режущий, как лезвие, пронесся по всей квартире:

— Ты вообще слышишь меня, или ты, сука, совсем охуела?! – Удар кулака об стену эхом отдаётся в моей голове.

Закрываю глаза, делаю неглубокий вдох и в голове пролетают мысли. Если не смотреть, если не слушать...

— Ты куда спрятала?!

Этот голос. Он отзывается во мне новой ледяной волной, пробирая до самой дрожи костей. К горлу подступает удушливый ком, я ещё сильнее вцепляюсь пальцами в холодную чашку, стараясь оставаться незаметной.

— Мразь тупая, я с тобой разговариваю!

Раздаётся глухой шлепок.

— Саша! - в голосе Игоря слышу надрыв.

" Блять."

Быстро открываю глаза, поворачиваю голову к дверному проёму балкона. Игорь уже стоит в комнате, тяжело дышит, глаза налиты кровью. Мать находится на кухне, я только и могу слышать ее истерический вой.

— Ну?! – Игорь делает шаг в мою сторону.

Чувствую, как кровь застывает в жилах и мурашки проходят по всему телу.

— Ты взяла, да?! Думаешь, я не понял? Ты че, сука, умнее меня?!

Не понимаю, о чем он говорит. Взяла что? У этого ублюдка совсем мозги поплыли от водки. Я лучше буду разорвана голодным медведем, нежели попытаюсь что-то забрать у этого отброса.

Хоть внутри я знаю, что ему абсолютно плевать, воровала я что-то или нет. Самое главное остается то, что он уверен в своей правоте и этого достаточно для новых побоев.

— Я тебя спрашиваю! - Его шаги становятся всё больше тяжелыми и быстрыми. Он направляется прямо ко мне и зависает мерзкая пауза.

Хочу отступить, но ноги не двигаются — они вросли в бетон балкона. Глаза мотаются в разные стороны. Очень хреново, что мы живём на пятом этаже. Был бы это первый, то спрыгнула б через окно не раздумывая.

— Я с тобой говорю!

Он хватает меня за руку. Острая боль пронзает всё тело — его пальцы впиваются в кожу, как железный капкан. Воздуха становится меньше, и я слышу только бешеный стук собственного сердца. Игорь резко тянет меня на себя. От его дыхания несёт перегаром так сильно, что режет глаза и тошнота подступает от въедливого запаха.

— Отпусти. — Собственный голос звучит хрипло, как у человека, тонущего в воде.

— А ты мне не указывай, поняла, мразь?!

Новые слова — и ещё одна вспышка ярости в его глазах. Холодное запястье горит под его хваткой. Внутри всё дрожит и нервно пульсирует в висках.

Пальцы судорожно разжимаются и чашка выскальзывает с руки. Звонкий удар посуды об пол — Игорь на секунду теряет фокус. Этого мне достаточно, чтоб попытаться вырваться с его хватки.

Даже если страх скручивается в плотный узел, вместе с ним накатывает что-то другое – обида, злость, желание рвать и исчезнуть.

Я выдёргиваю руку, вложив всю силу. Он не ожидает и чуть оседает назад, теряя баланс. Не думая, со всей злости толкаю его от себя. Делаю рывок и прорываюсь.

Мыслей нет. Есть только одно — бежать от зверя, который носит его лицо.

В комнате хватаю рюкзак, не проверяя, что в нём. Срываю его с места и направляюсь к выходу. Руки дрожат. Дышать тяжело. В голове пустота. Всё, что нужно — уйти, быстрее, пока он не успел очухаться.

За спиной Игорь что-то орёт, но его голос утопает в шуме моей головы.

Шустро открываю дверь.

— Стоять, сука! – это последнее, что я слышу после того, как захлопываю её и с такой силой, что дрожат стёкла. Вибрация проходит по стенам, словно этот грёбаный дом содрогается от гнева Игоря.

Ступеньки пролетают одна за другой. Дыхание сбивается, ноги несут меня вперёд автоматически. В горле першит от смеси страха и облегчения.

Я свободна.

* * *

Ветер хлестал по лицу, сырой, пробирающий до мурашек. В воздухе пахло мокрой листвой и перегоревшим бензином. Лужи блестели в свете редких фонарей, напоминая тёмные дыры на асфальте.

Саша шла быстро, почти бегом, но внутри всё ещё не могла успокоиться. Сердце бешено колотилось, мысли метались, как загнанные крысы.

— Сука, тварь... — вырывается у неё сквозь стиснутые зубы.

Она даже не сразу понимает, что говорит вслух. Но ей плевать.

— Ненавижу, блядь... Ненавижу вас всех! — она яростно пинает камень, тот с глухим звуком падает в грязную лужу.

Игорь. Этот урод. Этот кусок дерьма.

Как же он её достал. Как же он ей отвратителен, со своими красными глазами, яростью, которую он срывает на всех подряд.

А мать? Стояла там, на кухне. Только и могла, что пробубнить что-то невнятное. Не вмешалась. Не попыталась её защитить. Даже глазом не моргнула. Просто стояла, делала вид, что ничего не происходит.

Саша сдавливает гнев в ладонях так, что ногти впиваются в кожу.

— Ты же видишь, сука... Видишь... — шепчет она, в ярости смахивая слёзы с глаз. — Да пошла ты. Тоже мне, мать года.

Ноги сами несут её вперёд. Сквозь грязь, сквозь тусклую осень, в которой не осталось ни единого тёплого цвета. Всё серое, прогнившее, как и её дом.

Она вырывается на широкую улицу, и впереди, наконец, показывается остановка.

Тонкий железный каркас, пластиковая крыша, облезлые стены, заляпанные старыми объявлениями. Всё, как всегда. Всё такое же убогое, как и весь чёртов город.

Саша сглатывает. Кулаки сжаты, дыхание прерывистое. Она стоит, раскачиваясь на пятках, пытаясь сбросить с себя груз злости  и отчаяние.

Никого нет. Только она и пустая улица.

Электричка должна прийти с минуты на минуту.

Саша задирает голову вверх. Серое небо давят тучи, словно бетонная плита которая висит над ней.

— Лишь бы быстрее... — шепчет она, сжимая ремешок рюкзака. — Лишь бы быстрее...

* * *

Залетаю в маршрутку, рывком падаю на сиденье у окна. Запах стоит просто омерзительный – бензин, чужой пот, несвежая одежда и что-то ещё противное , что даже определять не хочется.

Внутри ещё бурлит гнев. Всё, что произошло, крутится в голове, как заевшая пластинка. Его лицо, его мерзкие лапы, его вонючее дыхание, это чувство полной беспомощности.

Руки сами собой ныряют в карманы толстовки, нащупывая привычный холодный металл. В груди тесно от адреналина, но пальцы держат то единственное, что может хоть как-то вернуть ощущение контроля.

— Ублюдок. — шепчу себе под нос, сквозь зубы. Меня всю передёргивает от одной мысли о нём.

Город за окном тянется серыми тенями. Лужи на дороге отражают тусклый свет фонарей, машины проносятся мимо, оставляя за собой грязные брызги. Осень. Противная, слякотная осень.

Спереди сидит вечно недовольная бабка. Она всегда здесь. Всегда бурчит.

— Вот вырастут из вас одни уроды, ни уважения, ни совести... — бросает она в никуда, но я знаю, что это мне.

"Да сдохни ты уже, маразматичка старая..." — думаю, но не говорю вслух. Не хочу тратить на неё даже слово.

Маршрутка подпрыгивает на очередной кочке, и тут рядом со мной плюхается какой-то жирный мужик. Хрипло дышит, от него несёт чем-то несвежим. Чувствую, как его тело слегка прижимается к моему. Меня передёргивает.

Терпеть это я не собираюсь.

Резко подаюсь вперёд, хватаю рюкзак.

Всё, нахрен.

Транспорт останавливается, двери открываются с противным скрипом. Я буквально вылетаю на улицу в холодный воздух.

Глубокий вдох. Грудь наполняется ледяным кислородом. Так намного лучше.

Пляж у парка уже близко. Ещё немного – и я буду там. В своём месте.

* *   *

Ступеньки ведут вниз, к пляжу. Они скользкие от недавнего дождя. Ветер с реки дует прямо в лицо но мне плевать.

На берегу пусто. Только тёмная вода лениво шевелится, отражая мутное небо. Осень выжгла отсюда всё живое.

Сажусь прямо на песок, подтягивая колени к груди. Достаю зажигалку.

Щёлк.

Огонь вспыхивает, но я не закрываю её обратно, не играюсь, как раньше. Просто смотрю.

Пламя колышется на ветру, но не гаснет. Тёплый, ровный свет. Как папа.

Тоска подкрадывается ко мне незаметно и садиться рядом, укутываясь воспоминаниями о нём.

Я помню его голос. Помню, как он всегда называл меня «Рыжиком» из-за моих ярких рыжих волос. Забавно так и ласково. Быстрый смешок срывается с моих губ от этих воспоминаний.

— Это тебе рыжик, гостиниц, зайчик передал по дороге домой — говорил он с улыбкой Чеширского кота протягивая мне конфеты или что-то сладкое.

Вспоминаю его руки, как они подхватывали меня, крутили в воздухе и я смеялась, зарываясь носом в его плечо. Тогда и мама была счастлива. Тогда... всё было иначе.

Ведь у меня был папа....

Папа...

«Мне так холодно пап. Тебе также холодно, как и мне? Тебя пробирает до костей, как и меня? Или ты спишь тихим и умеренным сном глубоко под землёй?»

Ком подступает к горлу. Огонёк в зажигалке дрожит вместе с моими пальцами. Моргаю, а по щеке медленно сползает что-то горячее.

"Чёрт."

Быстро задираю рукав толстовки, тру ладонью лицо, стирая предательские слёзы.

— Ну и чё я раскисла... — буркнула себе под нос, раздражённо всхлипывая.

Закрываю зажигалку и огонёк гаснет, пальцы крепко держат её в кулаке. Металл тёплый, нагрелся от моих рук.

Делаю глубокий вдох. Колени подтянуты к груди. Я скручиваюсь в комок, как маленький ребёнок, пытаясь укрыться от реальности.

Закрываю глаза.

И представляю.

Папа жив.

Я прихожу домой, бросаю рюкзак у двери, а он уже на кухне оглядывается улыбкой.

— Рыжик ! — зовёт меня своим тёплым голосом. — Ну что, как день?

— Нормально, — я пожимаю плечами, но он уже тянет меня к столу. Там горячий чай и что-то вкусное, он снова привёз мне «гостиниц».

— Давай рассказывай.

Ворчу, что нечего рассказывать, но всё равно сажусь. Потому что с ним всегда хочется сидеть рядом.

Он жив, он рядом. Он не ушёл.

Мама тоже другая. Она не пустая. Она смеётся, ставит тарелки на стол, возмущается на папу, что он опять балует меня сладким.

Я чувствую себя... счастливой.

В этой фантазии у нас всё хорошо. Было бы всё так в реальности....

Тогда бы я не сидела сейчас одинокая на пустом пляже. Не цеплялась руками за кусочек прошлого, который больше никому, кроме меня, не нужен.

Но это всего лишь иллюзия. Открываю глаза и ничего из этого нет. Только серый берег, грязная вода и холодный ветер, который не даст мне согреться.

* * *

Саша долго сидела на берегу реки, погруженная в свои мысли. Время утратило для неё значение. Слабый свет фонарей отражался в спокойной воде, создавая иллюзию неподвижности времени.

Сколько прошло? Час? Два? Больше?

Ветер ударил по лицу, заставив вздрогнуть и втянуть голову в плечи. Девушка огляделась и заметила, что вокруг уже царит глубокая ночь.

«Чёрт...»

Саша достала телефон, но руки уже начали коченеть от холода. Экран показал одиннадцать вечера. Мысли о том, как долго она здесь пробыла, вызвали волну беспокойства.

Только сейчас она осознала, что на ней всего лишь тонкая толстовка, а осенний воздух пронизывал насквозь.

— Ну я и дура... — проворчала она, вспоминая, как в спешке выбежала из дома, забыв про куртку. А ещё, ей предстояло добираться пешком, ведь маршрутки в это время уже не ходили.

Она быстро стянула рюкзак с плеч и начала лихорадочно в нём рыться. Хоть бы что-то тёплое... Хоть бы что-то...

Пальцы нащупали ткань, вытащив  чёрную жилетку. Толку от неё немного, но хотя бы что-то. Накинув её поверх толстовки, Саша почувствовала лишь небольшое облегчение.

Путь от четырнадцатого квартала до седьмого предстоял неблизкий — около десяти километров, что занимало примерно два часа пешком.

— Супер, просто класс... — пробормотала себе под нос, закутываясь сильнее.

Глубоко вдохнув, Саша направилась в сторону дома, стараясь двигаться быстрее, чтобы хоть немного согреться и поскорее оказаться в тепле.

* * *

Ноги потихоньку перестают меня слушаться и шаг замедляется. Мои мысли вертятся вокруг меня как ураган, и я не знаю, стоит ли вообще мне возвращаться. В той квартире даже стены плюются от одного моего присутствия.

Поток ветра бьет мне в спину, толкая меня вперёд.

— Ох, ты ж сука!

Практически подхожу к подъезду. Достаю из кармана телефон, чтобы посмотреть, сколько сейчас времени: час двадцать три.

Чёрт, я шла дольше, чем думала, даже не заметила, как долго возвращалась обратно.

Останавливаюсь возле подъезда и смотрю в свои окна. Как хорошо, что они не горят. Значит, всё-таки все спят, и я могу тихо зайти домой и тоже лечь.

Надеюсь, Игорь не вспомнит наш сегодняшний конфликт. Он под влиянием алкоголя и травки быстро забывает скандалы, которые устраивает на свою больную голову.

Стою так минут пять и смотрю на дом. При блеклом свете фонаря, он кажется еще больше убогим, чем есть на самом деле.

Как вдруг замечаю свет в другом подъезде. Одинокий маленький огонёк в чужом окне. Неужели кто-то ещё не спит в такое время? Все окна дома, давно уже не горят и только небольшой лучик похожий от светильника освещает комнату.

Шторка окна отодвигается и видно силуэт парня приблизительно моего возраста. Я знаю его, это Женя Суриков, мой сосед по двору и олицетворение идеала.

Учился когда-то в интернате. Но потом его выдернули в «нормальную школу» — туда, где белые рубашки, новые учебники и родители, которые вообще-то ходят на родительские собрания.

Я перешла после того, как он ушел. Но слухи про него доходили и до моих ушей. Уж слишком выделяющаяся личность нашего района.

Среди нищих и отбросов его семейка самая приличная. Соседи говорили, что Суриковы хорошо поднялись и их сыночек лучший в ММА. Выиграл не одни бои и вышел на региональный уровень. Так ещё и при деньгах живут. Только вот интересно, почему не свалят в центр. Там же районы в разы лучше наших трущеб. Всё таки они немного двинутые, если предпочитают гнить тут.

Не спорю их дом выглядит эффектнее моего. Считается самый элитным в квартале. Единственная девятиэтажка среди пятиэтажек. Просто некоторым повезло уловить лакомый кусочек этого дома. Мне всегда хотелось узнать, как всё обустроено в тех квартирах. Большие они или такие же маленькие как наши?

Женя стоит с такой чёртовой уверенностью. Как будто мир ему по колено.  Ну конечно, он же не знает, как это — бояться открыть дверь. Или возвращаться туда, где тебя ломают.

Он даже не подозревает, что у кого-то на пятом этаже нет своего места. И от этого хочется кричать сильнее всего. Уверена, что Суриков никогда не чувствовал себя лишним в семье.

Завидно. Даже больше, чем завидно. Он, наверное, никогда не знал, что значит одиночество.

Наблюдаю за ним ещё минут десять и думаю.Че он там застрял? Может, он думает, что я — привидение? Было бы справедливо.

Ну и плевать. К черту.

Отрываю взгляд и забегаю в подъезд, поднимаясь на свой этаж.

Осталось два дня — и я снова буду в интернате. Скоро начнётся учебная жизнь.