Пролог
В этом городе смерть стала обыденностью,но даже в самых тёмных уголках человеческого отчаяние вспыхивала искра надежды – в добром слове,во взгляде,в протянутой руке.
Альбер Камю. "Чума"
Город Норинск — это не просто точка на карте. Это тюрьма без стен, лабиринт без выхода.
Его длина — 120 километров, но для меня он бесконечен. Каждый день здесь — это шаг в пропасть. Заводы, шахты, карьеры — они, как чёрные пауки, высасывают из людей последние силы. Здесь нет жизни, нет света, нет тепла, только смог, грязь и отчаяние. Каждый день я вижу, как это место уничтожает нас. Город делает это медленно, по кусочкам, оставляя только пустоту. Он отнял у меня всё: семью, детство, надежду.
Здесь даже воздух пропитан ядом. Каждый вдох — это напоминание о том, что ты медленно умираешь.
Ты, наверное, не поверишь, но у нас бывают красные лужи. Да-да, именно красные. Это не магия и не мистика — это следствие высокого содержания оксидов железа в воде. Вода, смешиваясь с шахтной пылью, становится кроваво-красной. Даже собаки, бегущие по лужам, выглядят окровавленными. Словно сошли с экрана фильма ужасов.
Шахтная грязь стекает прямо в реку, отравляя воду и воздух. Экология здесь — гниющая рана, которую никто не лечит.
Давай знакомиться, меня зовут Саша, и все свои пятнадцать лет живу в этом убогом месте. Как можешь заметить, этот город явно не вызывает положительных эмоций.
Мать — наркоманка, которой абсолютно плевать на сосуществование своей дочери. Она не видит меня, не слышит, не замечает. Но ты не думай, мама не всегда была такой.
Когда-то у меня была нормальная семья — мама, папа и я. Мы любили по выходным выбираться в кино и есть сладкий попкорн, кататься на велосипедах и жарить шашлыки. Мы не жили богато, но у нас была двухкомнатная квартира и маленькая дача. Но когда мне исполнилось шесть лет, всё сильно изменилось.
Вот моя маленькая предыстория: мама всегда мечтала о двух детях — мальчике и девочке. Она хотела, чтобы мальчик был старше и защищал младшую сестру. Но всё вышло наоборот — родилась я.
С раннего детства меня одевали в мальчишечью одежду и делали короткую стрижку. Мне нравились большие штаны и свободные футболки, правда, в школе меня задирали: мол, на пацана похожа. Постоянно влезала в драки и была проблемным ребёнком. Мама часто злилась, но папа всегда был на моей стороне.
Ой, что-то отвлеклась от главного. Ты уж извини. Много мыслей крутится в голове, и бывает такое, что я прыгаю с темы на тему.
Когда мне было семь лет, родители узнали, что ждут второго ребёнка. Их радость была безграничной, но счастье длилось недолго... На 30-й неделе беременности врачи сказали, что плод замер из-за чего пришлось вызывать искусственные роды.
Мама исчезла в себе. Вся её душа была унесена в тёмное место, и я не могла достать её обратно. Она часто сидела на кухне, раскачивая мои старые игрушки, пытаясь разбудить в них жизнь. Для неё я умерла, вместе с тем, кого она не успела родить.
Все заботы о доме и воспитании папа целиком и полностью взвалил на свои плечи. По нему было видно, как ему сложно воспитывать меня и ухаживать за мамой. С каждым днем он всё больше угасал и его яркие глаза быстро потускнели.
Папа работал на шахте, как и многие мужчины в этом городе. Однажды он просто не вернулся домой. Мама сказала, что это был несчастный случай, но я знаю правду. Норинск сожрал его. Этот город душит каждого, кто пытается выжить. Отец был сильным, но даже он не смог противостоять этому месту.
После его смерти маме стало ещё хуже. Она не выходила из комнаты месяц из-за чего её уволили с работы.
Сбережения папы быстро закончились. Мать продала нашу дачу. Ту самую, которую они с отцом так любили. Потом начала приводить домой всяких мутных личностей. Мне было невыносимо рядом с ними. Особенно после того, как появился этот — её "сожитель". Он же и подсадил её на вещества.
Этот человек был совсем не похож на отца, хотя казалось бы, должен быть для меня примером. Но что-то в нём жутко пугало.
Поначалу он ещё был вежливым, даже пытался быть милым, но потом начал показывать свою настоящую сущность. Я видела, как он менялся, как становился всё более зловещим и агрессивным.
Сожителя зовут Игорь, и я ненавижу его всем своим нутром. Из-за этого ублюдка мама исхудала: кожа — бледная, как у мертвеца, глаза — впалые, а длинные волосы стали похожи на сухую солому, собранную в вечный неопрятный пучок. День за днём я наблюдала, как её мир рушится, как она погружается всё глубже в яму, из которой нет выхода. Но я ещё не знала, что худшее было впереди.
Игорь — человек, который мог бы стать хорошей фигурой в кошмарном сне. Высокий и худощавый, с головой, как гладкий шар для боулинга, блестящий. Сам воздух вокруг его черепа сгущается от чего-то зловещего. Щетина на лице, чередуется серыми полосами. Она растёт не по человеческим законам, а скорее как ржавчина, что покрывает старые металлоконструкции.
Постоянные пьянки, наркота и шатающиеся по дому мутные личности сделали своё дело — квартиру в центре продали, и нас перевезли в старую развалюху, где жил Игорь.
На моё воспитание они никак не обращали внимания, я для них была как таракан и когда его видят – хотят убить. Игорь часто срывается за всякую мелочь, а мама, в свою очередь, делает вид, что ничего не происходит.
Ух, срывался он на мне люто, за любой косяк я могла ходить с синяками по всему телу несколько недель.
Иногда и маме достаётся — пощёчина, толчок, а может и больше. Но всё, что он держит в себе, выливает на меня. В такие моменты в его глазах я не вижу человека, а лишь залитого кровью бешеного зверя.
Он не сразу начал бить, это было постепенно. Сначала он повышал голос и иногда давал пощёчину, но с каждым годом, как я росла, он взрывался всё сильнее и яростнее. В свою очередь, я стала его ненавидеть всё больше и больше, от чего часто сбегала из дома и ночевала где-то на улице или в чужом подъезде.
Когда нахожусь дома, то становлюсь частью гнилого воздуха, облезлых обоев. Пропитываюсь запахом перегара, химии и неизбежности. Здесь невозможно быть живой.
Мама — тень в углу, без лица и без мыслей. А Игорь — зверь на коротком поводке, который рычит даже во сне. От него кружится голова, как от яда.
У меня нет собственного пространства в квартире — только старое раскладное кресло и маленький сломанный столик в углу общей комнаты.
Один раз попыталась повесить занавеску — просто тряпку, чтобы не видеть их рожи. Через пару минут он прижал меня к стене и заломал мизинец так, что я услышала, как он хрустнул. Я не сразу поняла, что случилась, но потом завыла от боли. Он орал, что я «строю из себя суку» и «нечего тут ширмы вешать». В травмпункт никто не отправил, и палец сросся криво — теперь он торчит, напоминая искривлённую ветку на дереве.
Весь учебный год живу в школе-интернате, а на каникулах возвращаюсь домой. Когда-то мать подписала бумагу, что обязуется меня забирать, и теперь воспитатели копируют её каждый раз, меняя только даты.
Формально я — из малоимущей семьи. Это значит: бедные, но не опасные. Не алкаши, не наркоманы, не угроза, а просто "не хватает денег". Красиво звучит, правда? Главное — нет галочки «неблагополучная». Тогда никто не обязан копаться в твоём дерьме.
Если бы признали, что дома полный пиздец — пришлось бы вызывать опеку, составлять акты, ездить на комиссии, отвлекаться от кофе и планёрок. А это ж надо работать. Проще сделать вид, что всё в норме.
Интернату не нужно выяснять, кто бухает, кто кого лупит, и кто в каком угаре забыл, что у него есть дочь. Чем меньше проверок — тем чище совесть в отчётах. Никаких визитов, никаких разборок. Всё должно быть тихо. И желательно — навсегда.
А ещё удобнее то, что над такими, как я, нет контроля. Забирает кто-то — хорошо. Не забирает — ну и ладно. Пришла — отлично. Ушла — тем более. Главное, чтобы бумажка лежала в папке, с подписями и датами. Всё остальное — никого не волнует.
Видеть «красивые места»? Только если интересуешься ржавыми гаражами и заброшенными зданиями. Большие магазины, кино, хоть какое-то развлечение — в центре. А когда ты с седьмого квартала — будь добр, наслаждайся отходами.
Транспорт — как в средневековье. Если нужно куда-то поехать, забудь! Добираться — это целая эпопея, и если в автобусах ты не задыхаешься от чужого пота и плесени, то устаёшь от того, как медленно они едут. Никто не заботится о том, чтобы людям было легче жить.
Здесь всё останавливается и забывается.
Седьмой квартал — не просто район. Это заброшенное болото, где даже крысы умирают от безнадёжности.
Мой дом – это стенки, которые держат воздух, как стальные решётки, едва удерживающие себя от падения. Иногда мне кажется, что, если бы они могли говорить, то жаловались, как тяжело им держать всё на себе.
Каждый день, выходя на улицу, ты чувствуешь, как это место поглощает тебя. Тут не так, как в других районах, где жизнь хоть как-то кипит. Здесь всё давно угасло, и мы все пытаемся выжить, забывая, что такое жизнь.