2. Выбор
Волосы цвета «ржавого» золота в лучах закатного солнца сливались с сеном, на котором лежал маг. Он спал в телеге. Лихён не подгонял лошадь, чтобы повозка не подскакивала на ухабах и выбоинах, и та шла неторопливо. Селянин с сожалением разглядел у мага седые пряди. Ему самому было уже за сорок, а он до сих пор не был седым. А тут — мальчишка. Великий Купол, неужели этот паренёк — герой?! Возница старался не разбудить попутчика взглядом, но все равно невольно смотрел на него. Самый лучший маг, которого он знал, не взялся лечить его дочку, сказав, что случай безнадежный. Утром он посмотрел — у Лии действительно исчезла страшная, медленно убивающая опухоль.
«Эх, красив, чертяга! — невольно подумал селянин. — Хоть ростом невысок да в плечах неширок, а строен, от девок небось отбоя нет… Пусть и не знают, кто перед ними…»
Волшебник, не открывая глаз, тихо засмеялся. Мужчина поспешно отвёл взгляд. Он как-то позабыл, что самые сильные маги невольно умеют слышать мысли.
Тэхён потянулся, зевнул и сел рядом с селянином.
— Отдохнул? — участливо спросил Лихён.
Он знал, сколько сил требовалось волшебнику. Брат Лихёна был волшебником, целителем, не очень сильным, но от него селянин знал о магах очень многое.
Длинная и глубокая рваная царапина на горле Тэхёна никак не желала затягиваться. Только почернела и выглядела как обгоревшая. Оцарапанный умертвием человек непременно умирал.
— Это не опасно? — Селянин кивнул на горло мага.
— У меня иммунитет, — пожал плечами юноша. — Заживёт со временем. А к телам, что с войны присылают, надо внимательнее приглядываться. Иначе скоро всё кладбище умертвиями завалено будет.
— Думается мне, что не последний это упырь был, — задумчиво проговорил Лихён. — И ведь появятся… Как тогда быть?
— Ты что, гроссмейстер, чтобы голову себе забивать? — Резкий голос и жёсткое выражение лица немного смягчились, когда Тэхён посмотрел на всерьёз обеспокоенного Лихёна. — Не бойся, я на кладбище ваше заклятие наложил. И на дом твой тоже, дальше ворот ни одна нечисть не пройдёт. А в случае чего — намекнёшь старосте на Дэгу. И на Грифона.
Искорки смеха плясали в синих глазах волшебника. Он огляделся и нетерпеливо заёрзал.
— Почти дома… Шесть лет прошло, а ничего толком не изменилось!
Лихён хотел было повернуть лошадь на отходящую от главного тракта дорогу.
— Эй, а вот этого не надо! — остановил его Тэхён. — Тебе за сыном ехать, а я сам дойду. — В его голосе прозвучала напряженность.
Лихён резко остановил лошадь и, оглядев молодого ветерана войны с ног до головы, сказал:
— Удачи тебе, парень.
Кивнув, путник подхватил рюкзак и спрыгнул с телеги. На дорогу он ступил с трепетом, нетерпением и опаской одновременно.
— А если что случится, — добавил селянин, — то двери моего дома для тебя всегда открыты!
— Спасибо, Лихён! — Обернувшись, Тэхён взмахнул рукой в прощальном жесте.
— Удачи тебе, мальчик, — пробормотал селянин, поворачивая лошадь на прежнюю дорогу.
Путник вошёл в деревню поздним вечером, цепким взглядом охватывая окрестности. Детвора перестала играть, когда волшебник проходил мимо. Девушки, ворковавшие в беседке, замолкли при приближении юноши в чёрной военной форме. Проводив его взглядами, зашептались: «Кто это? Ой, какой симпатяшка!.. Ой, девчонки, а вы видели, какие у него мечи?!»
На окраине стоял большой дом в два этажа, не считая просторного чердака. Маг коснулся рукой досок забора и прикрыл глаза, медленно ступая вдоль ограды. Всё было таким знакомым и… чужим. Дом был таким же, каким навсегда застыл в его памяти, но… Перестелена крыша. Спилено деревце. У калитки он остановился, глядя на немолодую, но все еще красивую женщину, набиравшую из колодца воду. Женщину звали Дживон. Маленькая девочка, лет четырех-пяти, выбежала из дома во двор и замерла, уставившись на мага.
— Ой, мама! — вскрикнула девочка, прячась за женщину. Пальчиком показала на путника: — Кто это?
Дживон повернулась к калитке и тоже посмотрела на незнакомца.
— Ищешь кого-то, мальчик? — спросила она, подходя к воротам.
Юноша, опустив голову, держался за левый бок чуть дрожащей рукой.
— Что с тобой, мальчик? — чуть озабоченно спросила женщина.
Путник резко поднял голову, с болью посмотрел в тёмные глаза Дживон. «Великий Купол, что я здесь делаю?! Зачем я пришёл?!» — мелькнула мысль. Это был не его дом. И не его мир. Его миром была война, он не знал ничего другого, не помнил!
Он попятился, чтобы развернуться и убежать. Но в этот миг мать узнала свое дитя.
Схватившись за сердце, Дживон едва слышно вымолвила чьё-то имя. Оно звучало почти как «Тэхён». Почти…
За день, проведенный в доме матери, Тэхён успел узнать от неё основное. Пока он был на войне, Дживон сошлась с мужчиной, который давно за ней ухаживал, это был Хёнбин, брат старосты. От него родилась Чеён.
Три года назад матери прислали с войны жутко изуродованное тело, напоминающее её сына. Местный маг распознал умертвие, и тело вовремя предали огню.
Мать хлопотала, готовя праздничный стол, а Тэхёна начинало тошнить при одной мысли о еде.
Сославшись на усталость, он попросил мать дать ему отдохнуть и взял с неё честное слово, что та никому пока не скажет о его возвращении. Её честному слову он доверял — Дживон не обещала, если не могла выполнить.
Ночью, когда лунный свет глядел в окошко чердака, на который Тэхён забрался спать по старой, извлечённой из глубин не своей памяти привычке, волшебник проснулся от собственного крика весь в холодном поту. Ему опять снился кошмар. Быстро одевшись, он вышел из дома и направился к пруду, что был за полем.
Чёрное зеркало воды отражало бледный лунный свет. Пламенный стоял, обхватив руками плечи, и смотрел на воду. Его морозило, он дрожал, дыхание было тяжелым и хриплым.
Перед глазами вновь и вновь оживали страшные картины войны. Мёртвые дети и жрущие их тела монстры. Изуродованные, искалеченные, пораженные гангреной, проказой и ещё многими страшными болезнями, гниющие, истекающие кровью, но живые, стонущие, молящие о помощи люди, эльфы, оборотни, въерчи, даже дриады… Снова умирали его друзья, снова стоящие на ногах втаптывали в грязь вываленные на землю кишки ещё живых сотоварищей.
Страх, боль, кровь, грязь… В сознании Тэхёна не смолкал многоголосый крик, полный отчаяния, боли, безнадеги… Волшебник не помнил, что он дома, что все закончилось, не помнил, чью роль пришел играть и чью жизнь ему предстоит прожить. У воды стоял юноша, которого звали Тэхён, Белый командир, полусотник Грифона…
Ему казалось, что кошмар продолжается наяву — так реальны были видения. Где-то на краю сознания вспыхнула и угасла мысль: надо было остаться в госпитале, как настаивали врачи и учитель, — почти полгода лечения мало чем помогли. Тэхён не понимал, но ощущал, что он — лишь тень себя самого, а ту жизнь, которую он так хотел, он не смог бы получить никогда, потому что даже не был настоящей личностью — только смутным отголоском… кого-то других… не одного… двоих? троих? Парень еще не понял, что кошмары наяву — первые признаки смертельной лихорадки.
Вопль не смолкал в голове Тэхёна. Маг застонал, обхватив голову руками, упал на колени.
— Нет, нет, нет…
Полный отчаяния крик рвался из груди. И безумный маг не смог его сдержать.
Когда не осталось сил, Тэхён тихо выл, сжимая руками голову…
Восходящее солнце застало измученного парня лежащим на берегу пруда. Усталыми, запавшими глазами он наблюдал величественный восход.
— Кто я? — шепнул паренёк.
«Кто? — не отпускала мучительная мысль. — Кто я? Я знаю, что не человек, но кто я? Как мне принять жизнь того, кем я был раньше? И кем я был раньше?..» Но солнце не дало ответа, только мягко опустило свои теплые ласковые лучи на его лицо. Он жил, как в тумане, он не знал, кто он, откуда, зачем живет и куда идет. Он ничего не знал, кроме этого бесконечного серого тумана в голове.
— Мы все умерли, — едва слышно сказал солнцу Белый Пламенный.
Тэ нащупал в специальном кармашке жилетки свирель, вырезанную из древесины черного дерева и отделанную редчайшим белым серебром. Это был лучший в жизни подарок — подарок сотника Намджуна, который был ему как родной брат.
Всю боль, страдания, несбывшиеся мечты, разрушенные судьбы, отнятые жизни, всё, что было в его сердце, волшебник вложил в музыку. Мать, стоящая у окна, беззвучно плакала, слушая свирель…
Дживон застала сына за тренировкой. Забыв, зачем искала Тэхёна, она завороженно наблюдала, как порхают мечи в его руках.
Прыжок, поворот, откат, удар, удар, удар! Невидимые противники повержены. Откат, переворот, мечи со свистом рассекли воздух, сверкая в солнечных лучах. Не глядя, удар назад, еще, справа, слева, дважды за спину! Маг сделал шаг в сторону, продолжая движение мечей за спиной, но споткнулся о камень, так неловко подвернувшийся под ногу. Падая, вскинул мечи вверх, чтобы не пропороть спину лезвиями, но один меч, не закрепленный на запястье шнурком, вылетел из руки и завертелся в воздухе. Тэхён упал на спину, и меч упал сверху, воткнувшись в незащищенное предплечье.
Маг выругался сквозь сжатые зубы, зажимая рану. Как много он потерял, провалявшись в проклятом госпитале! Где сноровка и мастерство, перед которым опускали мечи лучшие фехтовальщики империи?! Он ругался, поминая разом всех богов и демонов, но больше всего костерил себя за неуклюжесть и бессилие. Дживон подбежала к нему, снова называя тем именем, которое принадлежало ему в прошлой жизни.
Ярость, полыхнувшая во взгляде вскинутых на неё синих глаз, заставила женщину отшатнуться.
— Это… не… моё… имя… — выдохнул маг. — Моё имя — Тэхён!
Дальнейший разговор с матерью был очень трудным. Тэхён был в ярости, а Дживон отказывалась поверить в столь для него очевидное. Он объяснил матери, кто он такой и кем был на войне. Она не могла принять весь тот кровавый ужас, которым были наполнены его слова. «Командир, полусотник Грифона. Сотня — идеальная отлаженная машина смерти. А я — управляющий механизм идеальной машины смерти».
Дживон расплакалась, а Тэхён вдруг улыбнулся и, погасив ярость во взгляде, тепло посмотрел на мать. Отняв руку от раны, коснулся ее лица с таким теплом и любовью, что Карине показалось, будто все прежде сказанное ей послышалось.
— Надо было мне остаться на поле боя, среди трупов, — сказал Пламенный с неуместной лаской в голосе. — Я не приспособлен к мирной жизни. Прости, мама. Я не буду тяготить тебя своим присутствием.
Тэхён поднялся и направился к дому. Вещи так и остались нераспакованными, рюкзак стоял у порога. Женщина сидела и плакала навзрыд, не в силах подняться с колен. Маг подхватил вещи, куртку и направился к выходу.
Дживон вскочила и бегом бросилась следом. Обняв юношу со спины, ткнулась лицом в затылок.
— Не отпущу… — вымолвила она. — Не смей снова уходить!
— Зачем, мама? — спросил юноша. — От этого будет только хуже.
— Нет, Т… — Мать запнулась. — Тэхён. Я никому ничего не скажу! Только я тебя не отпущу, слышишь ты меня, глупый ребёнок?!
Тэхён молчал и не двигался. Потом опустил голову.
Мать… О, великие боги пресветлого Купола, чья мать?! Тэхёна? А кто он такой? Он — не её сын, он только занял это тело, он — сын войны! Как, Грань и Когорта, как он оказался здесь?! Даже имя — и то не его… Тэхён ничего не мог вспомнить о себе, кроме проклятой войны, да и то — кусками, демоны дери! Никто и звать никак, занявший чужое тело и оставшийся один, без цели в жизни. Но эта женщина, в чём она-то виновата? Не мог он просто взять и предать её веру, её надежду.
— Пусти, мам. Руку больно. Да и привёз я тебе кое-что… Дай достану хоть.
Они вошли в дом: плачущая Дживон и уже спокойный Тэхён. Для матери в бездонном рюкзаке волшебника лежало прекраснейшее платье небесно-голубого шёлка и ларец с дорогими украшениями.