Зеленая ласточка

 — Какого черта?!

Сондра бы удивилась, как у нее на вскрике голос не сорвался фальцетом, если бы все ее удивление сейчас не было направлено на Вирта — а это был Вирт, — посреди ее комнаты. Он стоял, в своем канареечном свитере и с широкой улыбкой, перекатывался с пятки на носок и рассматривал комнату с мимоходным любопытством, словно Сондра на ночевку его позвала. А она не звала!

— Ты что здесь делаешь?!

— Стою, — Вирт пожал плечами и снова качнулся.

Стоял он, кстати, на ковре, на пятне от виноградного сока. Не удосужившись даже разуться. Сондра даже не знала, чему возмущаться!

Наверное, начнет с того, что этот малознакомый парень, чтоб его, вломился в ее комнату!

— Какого черта, Вирт?! — все еще не придумала вопроса точнее она.

Вирт реально не понимал, какого черта.

— Mi scusi-i-i, стоило постучать? — он глянул на дверь и цыкнул. — М-да, неловко вышло. У тебя тут, вроде как, rendez-vous nocturne, ха-ха!

— Я... да ничего у меня не...

— Ой, да не парься! — Вирт подошел и хлопнул по плечу, наклонился к уху и громко зашептал. — In segreto, я вот люблю иногда с сыном поболтать. Хотя сына у меня пока нет.

— О чем ты вообще?

Сондра тряхнула головой, и Вирт фыркнул, когда ее волосы ударили ему по носу. Он и не думал оправдываться, прятаться или чем еще занимаются парни, вломившиеся в чужие дома. А он точно вломился. Мама почтальонов-то на порог не пускала, а Вирт с его криминальным лицом получил бы дверью по лбу через секунду.

Сейчас это криминальное лицо очень забавно морщилось.

— Я пытался развеять обстановку, bella, не сердись! И, раз уж ты не держишь на меня зла...

Сондра даже не пыталась возразить.

— ...я, так сказать, vèngo ai fatti. Тебя так скоро увели из-под моего носа, а меж тем у меня столько вопросов!

— У меня тоже.

Вирт извивался от нетерпения, как мотыль в банке, и Сондра схватила его за плечи, чтобы зафиксировать в одном положении. Ростом они почти не отличались, и сделать это было просто.

— Ты как сюда попал, Вирт?

Он указал на вход с обезоруживающей улыбкой.

— Через дверь. Это же очевидно, Сон, ты чего? Я могу называть тебя Сон?

— Ты как в дом попал?

— А-а-а, вот, к чему клонишь! — Вирт подмигнул. — Признаю, забрались вы в такую глушь!.. Найти фотографию этого места оказалось задачкой не из легких. Но Слет — ты помнишь Слета, тот muchacho из участка, — подбросил идейку поискать в архивах. Ха-ха, надеюсь, он не понял, что он ее подбросил. Ну и надеюсь, его не отправят там убираться. Я спешил. К тебе, amiga, спешил!

Вопросов стало только больше, но Вирт, подхваченный новый мыслью, выскользнул из хватки Сондры и направился в сторону шкафа. Сондра так и осталась стоять с вытянутыми руками на уровне плеч.

Парень, с которым они пять минут поговорили в кутузке, приперся к ней домой и собрался рыться в ее вещах.

Вау.

— Вирт, ты мне, конечно, понравился, — повернулась к нему Сондра, — но не настолько.

Тот в это время критически осматривал дверцу гардероба.

— А-а-ах, — он издал звук, какой дамочки в дешевых драмах издают при виде младенца, — ты мне тоже очень понравилась, l'étoile! Я ведь потому и пришел.

— Я же сказала: не настолько.

Сондра уже хотела отдернуть вторженца от шкафа и, ну, полицию вызвать, наверное. Но Вирт сам к ней прильнул и остановил указательный палец в миллиметре от ее губ.

— Ш-ш-ш, bella. Laisse-moi prendre les choses en main.

Сондра из всей фразы поняла только интонацию — и ту по взгляду сладких глаз из-под едва прикрытых век.

Парень, с которым они пять минут поговорили в кутузке, который приперся к ней домой и собрался рыться в ее вещах, флиртовал с ней.

Вау. Дважды.

Воспользовавшись тем, что Сондра по степени активности сравнилась с мякишем, Вирт вернулся к шкафу и открыл дверцу. Сондра искренне хотела не удивляться. Ну что еще Вирт может выкинуть!

Он выкинул. Это был не ее шкаф.

То есть, снаружи, это был все тот же старый гардероб с затертыми углами, подбитой ножкой и рисунками, которые они с Лекси нацарапали в детстве на боковой стенке и лишились после этого сладкого на неделю; но внутри — ничего знакомого. Не было вещей. Не было вешалок и перекладин. Даже дерево внутренней обшивки было другим: темным и как будто маслом нарисованным.

Сондра невольно подошла ближе — ее влекло, как муху на мед, вел неизвестный аромат, неясное ощущение на коже, какой-то новый орган чувств. Этот новый шкаф был пуст. Не считая шкатулки на дне.

Шкатулка была обычная, не очень старинная на вид, пусть и потрепанная. Деревянная, с золотыми уголками, чудными резными узорами и угольным, словно выжженным, абсолютно черным провалом замочной скважины.

Вирт поглядывал на Сондру и очевидно гордился произведенным впечатлением.

— Ну, — он отступил, но Сондра слышала его частое глубокое дыхание, — давай, открой ее.

— Что? — собственный голос слышался, как во сне.

— Шкатулку. Ты же наверняка хочешь узнать, что внутри.

Сондра облизнула губы.

Шкатулка была закрыта.

Она... о, она безумно хотела знать, что внутри. В груди уже разгорался огонь, и если раньше у Сондры был хоть малый шанс его потушить, то теперь она бессильна больше, чем когда-либо; шкатулка сама запалила это пламя. Вирт подбрасывал щепки:

— Давай, можно, открой ее.

Открой ее. Открой ее. Открой ее.

Сондра не заметила, как шкатулка оказалась в ее руках. Горло сглатывало каждую секунду, снова стало до зуда душно. Сондра поняла, почему Вирт недавно так вился — она сама готова была завернуться узлом от кипящей мысли, разливающейся по сосудам с кровью-кипятком.

Открой, открой, открой.

Сондра ухватилась за крышку. Теплая, шершавая, чуть-чуть царапающая в тех местах, где металлические вставки отогнулись. Внутри дрожала неизвестность. Последней мыслью Сондра признала, что дрожит она сама.

И она открыла шкатулку.

Разом все кончилось: и голод, и духота, и знакомое до боли наваждение. Сондра глупо уставилась в бархатное нутро. И хмыкнула.

— Тут только бумажка какая-то.

Единственное, чем могла похвастаться такая желанная загадка, — это записка на дне. И все. Даже... обидно немного. Разочаровывает. Но не время отступать — ведь в послании может быть что-то важное! Мигом вернулся зуд в ладонях, Сондра достала бумажку и только коснулась взглядом мелких аккуратных строчек, как Вирт вырвал ее из рук.

— Эй!

— Просто бумажка! — рассмеялся он и отставил кулак с письмом как можно дальше.

Сондра не успела и дернуться: Вирт вытащил зажигалку, чиркнул, и бумагу поглотило пламя. Пепел осыпался на пол, обгоревшие ошметки Вирт растер сапогом. С этими клочками потух и интерес. Спасибо, любопытство! Если бы ты решило изводиться по письму, которое уже никогда не прочитать, Сондра бы точно свихнулась.

Вирт приподнял ковер, замел под него пепел и выпрямился с улыбкой еще более широкой, чем раньше.

— Что важно — так я наверняка убедился!

— Убедился в чем?

— Да ладно тебе, Сондра! Хотела бы скрываться, не открыла бы шкатулку.

— Так ты же сам мне ее дал, чтобы я ее открыла! — Сондра посмотрела на шкаф. — И провернул этот... фокус? Как тебе удалось? И зачем?..

Она переложила шкатулку в одну руку и второй покачала дверцей. Отчего-то движения выходили скованными, словно к ручке привязали невидимые нити. Ага! Лески, значит! Сондра ударила ребром ладони по воздуху, уже почувствовала сопротивление тугих плетений и!.. Ничего. Рука прошла насквозь. Это она, Сондра, невидимая, что ли?

— Ты что, правда не понимаешь? — спросил Вирт.

Сондра повернулась к нему. Впервые за время знакомства лицо нового приятеля было таким серьезным, встревоженным.

В коридоре загрохотали шаги. Вирт отвлекся от мыслей и отскочил, посмеиваясь.

— Черт, я дверь не закрыл, — посмеялся он как раз в тот момент, когда та самая дверь распахнулась, и на пороге появилась мама.

Она выглядела чересчур бледной в свете нахлынувшего синего вечера. Даже коричневый вязаный свитер посерел, а короткие волосы тронуло серебро.

— Что за шум? — выдохнула она. Обвела взглядом комнату и вдохнула. — Ты!..

Абсурд набирал обороты. Мама, раздувая ноздри, протопала по спальне мимо Сондры — к Вирту. Остановилась рядом с ним, почти вплотную, вперилась снизу вверх яростными глазами и ткнула в желтый свитер.

— Не приближайся к моей дочери!

Сондра даже не пыталась понять, откуда мама может знать заморского мошенника, почему не удивилась его появлению в доме и с чего вдруг озаботилась честью нерадивой дочки. Надо было Вирта спасать.

Она отбросила шкатулку на кровать и замахала руками:

— Мам, все не так, как ты подумала, он сейчас уйдет...

— Помолчи! — мама только головой дернула и продолжила попытки сжечь вторженца взглядом. — Я твое лицо еще тогда в новостях запомнила. Сразу поняла, что ты той же породы! Не смей ее трогать, ясно?!

Вирт не выглядел, как человек, которого надо спасать. Он выдерживал тычки пальца со стойкостью Давида Микеланджело, смотрел то на госпожу Керш, то на Сондру, и с каждым кругом щурился в улыбке все больше. Мамина тирада сменилась ее тяжелым дыханием. Секунду или несколько не было слышно ничего, кроме свиста выходящего, наполненного черной злобой воздуха. Вирт усмехнулся:

— Так ты приемная!

— Что?! — Сондра с мамой выпалили одновременно, но с совсем разными чувствами.

— Пришел хамить мне в моем же доме?! — мамин голос взвился змеей и навострил ядовитые зубы. — А ну! Прочь отсюда, ключник поганый!

— Мадам, разве стал бы я хамить? — Сондра готова была хлопнуться в обморок от вида, как Вирт ловит трясущуюся от гнева руку и оставляет на тыльной стороне поцелуй, быстрее, чем словить от этой же руки пощечину. — Я всего лишь сделал выводы! Вам-то, я погляжу, известно больше.

— Мне известно, что ты со своими выводами сейчас отправишься в полицию, щенок!

— Не поверите, мадам — только оттуда! — Вирт готов был отвесить поклон, но посмотрел на Сондру и замер полусогнутым; под свитером натянулись мышцы.

Мама распахнула рот, но только шумно выдохнула и брезгливо отошла. Сондра пялилась на канареечный рукав. Схватить бы — и оттащить. Маминого гнева никто не заслуживает. Даже Вирт, который влез в их дом и несет какую-то ересь. И почему мама до сих пор не вышвырнула его за шкирку! Она может. И почему говорила так, словно они с Виртом знакомы?..

Он продолжил говорить медленней, как ребенок, которого не поддержали в игре.

— Похоже, скрытность — ваша di famiglia... как сказать, семейная черта?

— Не говори о том, чего не знаешь, ключник, — произнесла мама. Она вздернула нос, но Сондра выучила за столько лет — неискренне. Мама нервничала. Боялась. Она...

— Мам, ты знаешь, о чем речь?

— Цыц!

С таким же звуком жадное любопытство клацнуло клыками.

— Что ты знаешь? — Сондру потряхивало, ее голос был слишком громким, на той границе громкости, после которой мама отвечала криком. Но язык и горло охватил жар. Как при простуде. Как охватывал руки перед шкафчиками с лекарствами. — Вы с Виртом встречались? Ты понимаешь, что он говорит?

— Сондра, это не твое дело!

— Мое! Вы говорите обо мне! Я хочу знать!

— Много хочешь! С тобой я поговорю отдельно. А ты, — мама повернулась к замершему Вирту и отчего-то замахала в сторону шкафа. Ее ничуть не смущала инаковость за приоткрытыми дверцами. — Проваливай! Нам неинтересны ни ты, ни твоя служба, ни твой долг. Чтобы никто из ваших к моей семье не приближался, понял?!

Вирт не понял — или сделал вид. Он смотрел на Сондру и понимал что-то свое. С каждой секундой его улыбка становилась все уже и неестественней, в глазах появлялось больше блеска, а мед в них темнел, горчил, отдавал сожалением. Сондра увидела себя мухой, крылья которой слиплись в сладкой ловушке.

— Так ты действительно ничего не знаешь? — произнес Вирт. Даже мама перестала трясти рукой, с такой живой болью он звучал. — А вы, мадам, знаете?

Мед перетек к маме, но Сондра не видела, чтобы она увязала. Тепло южных глаз просто отскочило от нее. В комнате стало холодно.

Вирт поджал губы. Кожа на шраме натянулась и побагровела — как бы не лопнула!

— Видимо, — он натянуто рассмеялся и пробежал между Сондрой и мамой рыжим котом, — мне и впрямь стоит оставить вас наедине. Сон, если что, я буду снаружи. Au revoir!

Он ушел в чужом молчании, необычно тихо закрыв за собой дверь. На пальцах остался приятный тягучий налет. Как от желтой краски.

Сондра и не думала, что хотела, чтобы Вирт остался неподалеку. Тем более, на время разговора с мамой. Тем более, на время тяжелого разговора с мамой — а что-то подсказывало, что это будет самый тяжелый их разговор за последние годы.

— Так ты знаешь?..

Мама кивнула, не поднимая головы. Также, не поднимая головы, села на кровать. Ее фигура плыла, и всегда прямая спина показалась изогнутой в виде вопросительного знака. Любопытство снова потянуло за язык.

— И про то, что Вирт говорил? И что он здесь забыл? И кто он вообще такой? И при чем здесь я? Ты все это знаешь?

Мама снова кивнула, глядя в пол.

— Это будет непросто объяснить, — добавила она, как будто не Сондре даже, а половицам.

Сондра сунула руки в карманы. Пальцы пощипывало и тянуло. Была бы тайна осязаемой, Сондра бы вскрыла ее, не стесняясь, прямо у мамы на глазах, и заграбастала все себе. Но пришлось обойтись словами:

— Постарайся.

— Ты веришь в магию?