Глава 18
«Вера – очень сильное чувство. В бога или же, во что-то другое. Она помогает людям справиться с болью, с долговременными проблемами... но все же сильнее – вера в человека. В человека, который так же верит в тебя»
– Совсем взрослая! – говорит с восторгом тетя Энн, имениннице. – Сегодня необыкновенный день! И в этом году, по старинке, я хочу, чтобы тост произнес Джеймс.
Я встал из-за стола и начал импровизировать.
– И так. Уже много лет, мы собираемся за этим столом, но как говорит тетя Энн, этот день действительно особенный. Вы посвятили меня в обычаи и правила вашей семьи с самого детства, и я очень ценю это. Как мне рассказали, по вашей линии девушка с шестнадцати лет готова противостоять всем невзгодам жизни, стать мудрее, и еще более женственной. Девушка смело может выйти замуж, дать продолжение рода и создать полноценную семью. Наша девочка выросла! И я уверен, что она сможет справиться с этим переходом во взрослую жизнь. Оливия, поздравляю! С днем рождения, дорогая! Всего наилучшего в жизни, и пусть она никогда не разлучит нас!
Оливия подняла на меня взгляд, и ее глаза наполнились слезами счастья, а губы расплылись в прекрасной широкой улыбке, что не видел я пару месяцев. Тетя Энн встала и расцеловала дочь, а отец держал ее за руку. Видимо все прошло удачно. Оливия смущенно смотрела на меня.
После застолья мы вышли с ней из дома.
– Ну что, уже совсем взрослая?
Вопросительно сказал я, спрашивая вроде как: «Ну что, уже можно гулять допоздна?»
– Да, и теперь у тебя нет никаких прав называть меня ребенком, – дерзко ответила она мне.
– Не смеши меня, ты так, и так останешься маленькой девчонкой!
– Я могу обидеться на такое! – толкнула слегка она меня.
– Доказав тем самым, что ты самый настоящий ребенок! Дерзай, – толкнул я ее в ответ.
Рядом с Оливией я вновь почувствовал радость. Я был счастлив как никогда, что нашел в себе смелость. Нашел в себе храбрость прийти к ней на порог и сказать, что я не заслуживаю такого прекрасного человека как она. Произошло еще кое-что, но об этом я стараюсь пока что не вспоминать.
– Ты расскажешь мне, что произошло за эти месяцы, и что случилось у вас с Гейбом?
– Я обязательно тебе все расскажу, но с Гейбом все кончено, я хочу, чтобы ты знала. И прошу тебя, никогда не пробуй нас помирить или хоть как-то свести, – она понимающе качнула головой, хотя мысль эта наверняка ей казалась, очень тяжелой.
– Родители вскоре будут старательно искать мне жениха.
– Готова, бежать кухарничать? – неудачно пошутил я.
– Ты знаешь, что нет. И дело не в готовке. Я просто не смогу. Я не смогу полюбить так, как от меня требуется. Поэтому я не смогу быть хорошей женой. Я не такая, какой мне стоило бы быть, – опустила взгляд Оливия.
– Чтобы не было, ты будешь хорошей женой, иначе быть не может. Но знаешь... – сделал я глубокий вдох.
– Что...? Ну же, говори! – торопит она меня, посмеиваясь с моей серьезности.
– Никто не должен лишать тебя свободы и выбора.
– Да?! – наигранно, переспросила она меня.
– О, да!!! – засмеялся я самым искренним смехом. – Разумеется! Мы еще покажем твоим женихам, кто будет готовить!
Я взял ее за руку, зная, что больше об этом не пожалею, а она шутя стряхнула снег с моих темных волос. Но затем, вдали, я увидел запыхавшегося и растрепанного бывшего друга. На меня нахлынули неприятные чувства. Гейб остановился, нашел меня взглядом, и побежал дальше по прямой к нам. Я шел ему навстречу. Встретившись лицом к лицу, он, задыхаясь, глухо прошептал.
– Уезжает.
– Что ты тут делаешь? Я сказал не появляться даже! – пылко ответил я, не расслышав его слов.
Оливия встала сзади и настороженно следила за моими руками.
– Уезжает! – стало вдруг громче и отчетливее.
– Что, ты сказал?!
– Грейс, она уезжает. Она на чертовой станции!
– Мне какое дело до нее? Пусть валит куда хочет, и тебе я советую того же! Просто проваливай, ведь она всегда была твоей. Что же ты не бежишь за ней?!
За неделю, проведенную с Оливией, я снова вспомнил кто я. Снова вспомнил, что такое облегчение, и не хотел его терять.
– Да никогда она не была моей!
– Достаточно этой лжи!
– Джеймс, прошу, послушай, – все продолжал он эту сказку.
– Мне не нужны твои объяснения.
– Ну тогда сделай последнее, о чем я попрошу. Просто пойди к ней! Последний раз. Объяснитесь, покричите, но молю, беги к ней на станцию, ведь это недалеко!
Минуту раздумий о том, стоит ли оно того? Я выбрал, что все же стоит пробежать такое расстояние, чтобы сказать, что она худшее, что случалось со мной. Мы не виделись с ней семь дней. Не слышали друг о друге новостей, и за это время стало еще холоднее. И хотя, я смог почувствовать радость, во мне будто бы сломалась жизнь. Не та, что снаружи, а та, что была во мне.
Я добежал до станции, и разглядел ее сиреневое платье, что виднелось из-под накидки. В том, в котором увидел я ее впервые. Оно как бы говорило, что: «Тут все началось, тут и останется».
Ни за что. Грейс, ты не уедешь, пока я не разобью тебе сердце еще раз. Я никогда не получал признания, ты никогда не открывала свое каменное сердце на самом деле. Я почти забыл про свою вину, узнав о твоей. Поэтому во весь голос кричал я твое имя. Она не слышала меня. Но я бежал до нее все ближе, и ближе, и наконец она обернулась.
– Что тебе нужно?! Я же просила Гейба...
– Разве ты не хочешь попрощаться?
– Я сказала тебе все, что хотела. Наверняка ты тоже. Так что прошу, убирайся. Куда же еще больнее будут твои слова? – прокричала она, когда я пытался взять ее за руку, чтоб приостановить ходьбу.
– Так они все-таки тебя задели? Неужели!
– Неужели?! Меня задела утрата отца и только. А не та любовь к тебе, что ты придумал!
– Какого это лгать самому себе?! – яростно спрашиваю я, из-за столь несправедливых слов.
– О, даже не знаю! А какого это грабить людей с юношества? Какого быть местным кабелем и пьяницей? До моего появления ты был так низок. И еще не признаешь то, что я была поводом меняться в человеческую сторону.
Я разглядел как на ее ресницы падают снежинки... как высохли губы, а на лице багровый румянец. Послышался шум от подъезжающего поезда. Я молча взял ее ладонь и прислонил к своим губам, она мягко приблизилась, и я почувствовал ее теплое дыхание... внутри меня трясло, в груди взрывались петарды, а злость улетучилась сама собой. И я подумал, сейчас мы все решим...
– Я выхожу замуж, Джеймс, – прошептала она, и утерла быстро слезу.
– Что ты сказала...? – тихо переспросил я, смотря прямо в ее большие глаза, в которых я уже не видел яркой ненависти.
– Он богат, красив. В разумном, зрелом возрасте. Одна удача носить его фамилию... какая честь, что такой человек очарован мной с первого бала.
– Опять гнусная ложь! Это не может быть правдой, куда ты собираешь на самом деле?!
– В город, а потом в жены.
– О господи, что же это... Грейс, скажи, мы что-нибудь придумаем, если тебя насильно...
– Нет, это мое желание. Выгода в этом есть, это правда. Этому поспособствовал ты со твоим другом, но инициатива была в моих руках. И я нашла выход, каким бы трудный он не был.
Я заметил, что на ее каменном лице все же выступила еще одна слеза.
– Это ведь конец, так? – вытирая свои слезы спросил я ее.
Она тихонько кивнула, и обернулась на приехавший поезд.
– Ты так сильно ненавидишь меня, так почему плачешь от нашего конца, Грейс?
– Прощай, Джеймс, мне действительно пора.
– Мы не попрощаемся, пока ты не ответишь! Грейс, ты не можешь уйти!! Грейс!!! – надрывал я голос, пока она не ответила.
– Я люблю тебя, Джеймс Уоллер! – прокричала она, остановившись у входа в поезд, где была большая толпа прохожих. – Но простить не смогу, так как ненавижу с той же бесконечной силой...
Я долго искал ее взглядом, но не смог найти. Двери в поезд закрылись. В одном из ближайших, слегка дернувшихся вагонов, на запотевшем окне, кривыми буквами было написано одно слово, а рядом виднелась кружевная шляпа.
Поезд двинулся, стало невыносимо шумно. Перед глазами все начало плыть, и мне казалось, что я стою в самом центре урагана. Люди махали платочками, и всем, чем только можно. Возгласы: «До встречи, родная, я скоро приеду!» – не заканчивались. Поезд очень быстро помчался вперед. Вскоре его перестало быть видно, и люди спокойно расходились, ожидая будущую встречу с человеком, которого они только, что отравили в путь.
Я стоял и смотрел в одну точку, понимая, что не так понял Грейс. Может быть для нас это и был конец, но на запотевшем от холода окне, было написано:
« Н А Ч А Л О »