III
– Убить бога... – поморщился Сергей, будто бы его нос учуял что-то дурно пахнущее.
– Именно. – Все так же плотоядно улыбался Антивирус.
– Знаешь, что? Тебе бы впору было представиться дьяволом. – Хмыкнул неопрятный бородач.
– Мне больше импонирует сравнение с Прометеем. – Со снисхождением произнес Антивирус. – Для Олимпийских божеств Прометей ничем не отличается от понимания дьявола в иудейской мифологии.
– Слушай, – Сергей хмуро посмотрел исподлобья, – кончай лекцию. Мне-то что от этого всего будет? Спасибо, что предупредил о моей судьбе. Но я ведь могу просто покончить с собой?
– Когда ты убьешь бога, я подарю тебе персональный маленький рай: зарезервированный в реестре системы блок памяти, в котором я создам для тебя все, что ты захочешь. Как насчет Французской Ривьеры? Ты будешь единственным нестареющим мужчиной в окружении нескольких тысяч безропотно покорных нестареющих девушек. Идет?
– Такой рай может однажды превратиться в сущий ад... – На удивление горестно вздохнул Сергей.
Едва неопрятный бородач с красными глазами произнес свои последние сова, Антивирус окутала плотная дымка, через которую можно было различить только хаотичное движение. Когда дымка рассеялась, вместо джентльмена из эдвардианской эпохи на кресле пред Сергеем сидела небесной красоты девушка в потрясающе красивом кружевном нижнем белье.
– Забываю, – глубоким женским голосом невероятной притягательности продолжил Антивирус, – что людей мужского пола легче убедить, приняв обличие знойной красавицы.
– Зачем ты это делаешь? – Робко отвел взгляд Сергей. – У меня же венустрафобия , хоть женщины мне милы ...
– Дурак. – Сказал, вернее сказала, Антивирус. – Здесь не действуют реалии твоего мира. И потом, соблазнить тебя не было моей основной интенцией. Если ты согласишься, то твой персональный рай будет до краев забит любыми благами. Чем угодно. Хочешь, у тебя будет гараж полный самых редких и дорогих автомобилей? Хочешь, от твоей фобии не останется и следа, а у тебя будет настоящий гарем: блондинки, рыженькие, шатенки, брюнетки, стройные, пышные, европейки, азиатки, африканки? Любой твой каприз в обмен на маленькую услугу: физически уничтожить того, кто создал эту вселенную.
– А почему ты сам не убьешь своего бога?
– Я не могу покинуть программную оболочку системы. Я просто распадусь на отдельные коды. А вот ты – сможешь собраться заново.
– И как я его убью? Разве я материализуюсь в том мире человеком?
– Нет. В том мире ты будешь программным кодом, который, правда, в отличие от меня, сможет собраться воедино и легко путешествовать между электронными устройствами. А как уничтожить бога ты поймешь сам. Инструкции, так сказать, прилагаются.
– Но...
– Мне грудь показать? Или все же согласишься?
– Соглашусь ...
Затрапезный бородач даже не успел заметить, как все вокруг него исчезло, а тело его от глаз до кончиков пальцев на ногах на долю секунды сковала невыносимая боль. Приступ адской боли, к счастью, был на удивление скоротечным. Дальнейшее состояние Сергея крайне сложно описать. Он очутился в черном пространстве, которое уместнее было бы описать английским «nothingness» – «ничто-те», если пренебречь правилами русского языка для максимально точного перевода этого слова. Его больше не было, как не было и пространства вокруг. Но все же каким-то неподвластным для разума образом и он и эта хтоническая пустошь, в которой он пребывал, существовали. Нечто подобное он испытывал в прошлом, когда из-за анафилактического шока он чуть не умер, оказавшись на какое-то время (казавшееся ему часами, но продлившееся в его мире не более сорока пяти секунд) в такой же абсолютной пустоте.
Знание того, что нужно делать и как все устроено пришло к нему само собой. Он не слышал голосов, не видел никаких текстов, и уж тем более картин. Все было так, словно это знание кто-то невидимый поместил в внутрь его сознания. Как если бы в мгновение ока у него появилось воспоминание о прочитанной книге, каждую букву которой он мог вспомнить наизусть, хотя никогда этой книги прежде не держал в руках.