Луна

***

Полость носа обволок бодрящий, горько-сладковатый запах свежей травы, дурманила влажность утреннего июльского солнца. Цветов. Пыльцы. Тумана и плодородной земли. Все пространство, весь кислород оказался пропитан ароматом летнего цветочного поля.

Прежде завалов разрушенной сорокаэтажки, шаткого каркаса некогда жилого здания не оказалось. Сон явился не кошмарным представлением, а загадочной небылицей с новым посылом извне! Ни сырости, ни мрака, ни ржавчины, ни плесени – всего этого не было. А было...

...пустое размашистое поле. И всё в такой тишине, в такой немоте происходило, что на секунду Милане почудилось, будто она оглохла.

Чистейшие ромашки, воздушные облакоподобные хризантемы, розы всех существующих цветов на планете, яркие тюльпаны, лилии размашистые, пышная сирень, сочные большие пионы не луг, а целая букетная композиция, которая пластом укрыла всю землю в видимом поистине красивом и удивительнейшем пространстве сновидения. Аж зубы сводило от приторности окружения и скулы болели от нисходящей с лица девичьей широкой улыбки.

Поле обогнуло горизонт, разноцветная зелень покачивалась на умиротворённом летнем ветерке, спасавшем от уже забытой жары. Казалось, что наступило именно то состояние особого магического покоя и ощущения воссоединения с природой, которое и нельзя было передать словами.

Мне этого явно не хватало.

Дымка тягучего полупрозрачного тумана ненавязчиво расползалась вдали окружающего её пейзажа, вбирая в себя густоту дальних силуэтов лесов и тонких, точно протянутых вдоль всего тела и соединяющих его экосистему, капилляров-ручейков, поблескивающих на легком ненавязчивом солнышке.

Но ни расписных верхушек крыш домов за кронами деревьев вдали, ни просёлочных дорог с движущимися машинами поблизости не оказалось. И что было самое странное, что единственным огрызком человеческой цивилизации оказались два одиноко стоящих серых столба, вкопанные в центре бескрайнего цветочного поля под девственно голубым небом. Провода бетонных штырей своими медными лианами в резиновой кожуре питали друг друга без стороннего доступа к электроэнергии, без какой-либо задачи, ибо смысла в этом не было: на столбах ни ламп, ни фонарей, ни дорожных указателей.

Милана расставила руки, прикасаясь к цветущим бутонам. На подушечках пальцев появлялась пыльца, освежающая прохладой, роса, капельками лежащая на листьях и лепестках.

Резким шуршанием, словно лист фольги сминают, послышалось нечто из-за спины. Она тут же обернулась и в шагах тринадцати увидела ярко-синее, точно из баночки детской гуаши вымазано, огромное идеально ровное прямоугольное пятно, вобравшее в себя всё внимание каждой детали окружения. Этим пятном оказался огромный двухсотдюймовый плазменный телевизор. Своими массивными ножками он был вкопан в землю и буквально горел пламенем насыщенно небесным оттенком, извергающимся из экрана.

Странно, но трава под ним не загоралась, не пылали и цветы. Размеренный, словно искусственно замедленный, огонь танцевал своими бирюзовыми языками.

Тут же начал накрапывать дождичек – тёплый, тихий, мелкий, как из сита, моросить принялся. Милана с насмешкой удивилась этой крайне необычной и точно явно что-то означающей детали. И вдруг теперь с неба буквально стекли белоснежным дождем пара облачков. Будто прокисшее тягучее молоко с небес убежало, чтобы потушить горящую плазму. И оно потушило.

А как огонь пропал, так экран телевизора в огромное окно преобразовался без ставней, стекол и дверей. Просто рама чёрная над цветами в воздухе воспаряла.

Милана прошла те самые двенадцать шагов, что разделяли её и сюрреалистичный телевизор, а на тринадцатый запрокинула ногу и прыжком перенесла тело внутрь. По ту сторону ничего не изменилось – то же самое утреннее туманное цветочное поле. Мир один в один.

От досады перешагнула вновь и перенеслась обратно через эту левитирующую рамку выгоревшей плазмы.

Забыли.

Поодаль, около тех самых бетонных столбов ЛЭП, зашелестел внезапно человек в белой крестильной рубахе. Одеяние его притягивало к себе кружевные тени лепестков. Лица его не видно широкие плечи и твёрдая сухая спина в льняной накидке укрывались. Сам он шёл не спеша, размеренно.

Хотела она сорваться, добежать до незнакомца: не просто же он ей видится, символ в себе скрывает, смысл несёт, вдохновение возможное дарует. Но ноги точно парализованными стали, бёдра тяжёлые, будто водой насквозь пропитаны, а ступни вязкие, неповоротливые. Мозг даёт команду: вперёд! А конечности, как будто холодцом залитые, плывут прыжками в атмосфере, слегка задевая жалкими шашками тёплую землю. В жизни убегать сложно, а во сне вовсе казалось невозможно.

Теперь стало отчётливо, что на сей раз в сновидении ей явился её же Егор по силуэту сообразила почти сразу. И то, что это прямой знак, что с ним точно стоит снова увидеться, но уже вживую. А как же сон, что насчёт данного момента? К нему, значит, и сейчас нужно подойти.

А не получается. Милана делает свой вязкий шаг, а Егор в то же время уже на пятый шаг ногой метится. И он идёт дальше по полю, возвышаясь, точно паря над всем земным, доходит до обугленной, неясно откуда возникшей, горы брошенных телевизоров, ноутбуков, смартфонов и планшетов.

И когда эта груда здесь вообще образовалась?

Милана изо всех сил, тяжело дыша, проскользнула ступнями о воздух, еле касаясь травы босыми пальчиками.

Осознала, что любит его. До сих пор. Бессмысленно, без причины, скорее от надобности необходимости каждого художника иметь свою музу. Скорее отнюдь не обычной человеческой, а прежде всего поэтичной любовью. Из-за некой, будто введённой в кровь химии, сейчас больше всего на свете ей хотелось привязаться к нему той самой любовью, которую должен ощутить и ощущать каждый творец, желающий обрести и создать хоть что-то, ухватиться за шаткое неустойчивое искусство.

И тут Егор затараторил громко своим бархатным и глубоким голосом, не поворачиваясь лицом, а всё шагая туда, вдаль, в изломанную сонным сознанием перспективу. Приглушённым эхом разразились его слова:

— Несомненно, суперлуние пройдёт и в Рыбах. А значит, ты можешь спокойно витать в мечтах и размышлять о будущем. Но, по правде говоря, от «теории» лучше перейти сразу к «практике», чтобы успеть осуществить задуманное во время Голубой Луны. Правильное планирование – половина успеха, так что тщательный анализ каждого шага не помешает, разглагольствовал Егор, цитируя торопливо ползущие строчки на единственно работающем экране телевизора, будучи расположенным на вершине высокого нагромождения «умной» битой техники.

Лицом он так и не поворачивался. А вдруг его вообще нет или ранениями страшно изуродовано?

Она не понимала, что он говорит, к чему это всё, но была уверена только в одном: сегодня именно её день.

Я хочу к нему подойти, за него ухватиться. Попробовать. Обнять. Ощутить его собой.

Милана собрала всю волю в кулаках и мышцы усталых ног. Как следует оттолкнулась всё затрепетало, закружилось. Она...

Снотворное ослабило хватку. Осознанность ума начала пробуждаться, бодря тело.

***

Чего следует опасаться во время голубого полнолуния в Рыбах? — продолжила мысль Егора из сна, шёпотом бубнящая Алиса из своего волшебного кувшина-колонки, — Как ранее упоминалось: держать внутри эмоции будет очень трудно во время Голубого Суперлуния в Рыбах. Вас может выводить из себя буквально любая мелочь, а значит риск появления конфликтов и недопониманий резко повышается. Постарайся направить энергию на свою продуктивность, а не на выяснения отношений. В конце концов, излишний пыл благотворно...

— Алиса, заткнись! — злобно и даже с некой ненавистью Милана швырнула спросонья подушку в свою «нейроподругу», — Тебя кто-то спрашивал? Молчи, если команды не давала!

Извините, но вы бормочете во сне, вот я и приняла решение поддержать нашу увлекательную беседу! — всё так же тактично лебезила Алиса, прячась в чёрной квадратной шкатулке и подмигивая своим пиксельным несуществующим глазом.

— Да помолчи уже, сколько можно! — сорвалась влажным хрипом Милана.

Умная колонка печально булькнула и затихла.

— Сбила меня с мысли, дура!

Вспомнила.

Чтобы написать то, о чём никто ещё не писал, я должна лично встретить сегодняшнее полнолуние, будущее озарение и лишь сегодняшнее первое и, возможно, последнее вдохновение, шанс взглянуть на всё людское, обычное со стороны, стать настоящей, вырваться из телесной оболочки в новую другую жизнь.

Всё поменяется, нужно лишь увидеть главный знак свыше, дарованный небесами, космосом. Вселенной. Выдуманный всем Богом...

Веки ласково обернули глазные яблоки, чуть щекоча и подрагивая – снова в плавучую субстанцию сна затягивали. Абстрактные материи усладой на возбуждённое максималистское сознание намазывались тонким освежающим слоем.

***

...Перед глазами опять прежняя утренняя дымка, которая уже в сгущающую холодно-жёлтую с отливом в закатную воспалённость преобразовалась. А в ворохе наваленных телевизоров, битых смартфонов, колонок, переломанных надвое дорогущих ноутбуков и планшетов очутилась высоченная арка, сооружённая из тех же брошенных гаджетов, а внутри позолоченная массивная дверь с рельефными вылитыми орнаментами лепестков, точно гжель или хохлома некая, вылепленная скульптурами из горячего металла.

Милана настороженно огляделась по сторонам всё сонную версию Егора пыталась выискать в полевых цветах. Однако Егора нигде не было.

Тем временем те бетонные столбы ЛЭП разрослись ввысь и с хрустом склонились над аркой и дверью, вклиненной в гору разбитой электроники. Провода резко оторвались друг от друга и связались в два пышных, рачительно сплетённых банта – подарком этаким явился проход таинственный.

Она потянулась руками вперёд себя, с лёгкими шагами допрыгнула до тяжеленной металлической двери и юркнула в её интригующую приоткрытую темноту. С усилием плавно захлопнула её за собой, и эхом это разразилось в невидимом окружении. В абсолютной темноте запахло воском и чем-то, напоминающим резкий запах залежавшихся лекарств из бабушкиной тумбочки.

Немедленно, словно по чьей-то команде, повсюду вспыхнули свечи: огромные арки с цветными росписями святых на свету заиграли переливами крошечных элементов мозаик. Белоснежные мраморные колонны массивными поблескивающими стражами дотягивались до облаков, прям сквозь стоящий туман и отсутствующий потолок. А под ногами слышался звон постукивания по внутренней полости куполов: церковь верх дном перевернулась. Казалось, что начиналась она где-то там, в небе, а кончиками и крестами в землю упиралась, в почву червивую вкопана.

Образа, кандила золотые, скамьи деревянные, прочая атрибутика – всё откуда-то с небес к Милане тянулось, из дымки закатной свисало. Всюду иконами пространство завешано, на каждой плоскости места свободного не находилось.

И лишь высоченная серебряная статуя Иисуса торжественно и величаво воспаряла, словно вырываясь и отлетая от стены с того конца церкви.

Каждый объект был перевёрнут верх дном, как и всё здание, и начало своё таил откуда-то сверху, пропорции свои искажая и к небу невероятно удлиняясь. Фигура Иисуса же, вразрез всем прочим атрибутам и общей инверсии, оказалась расположена правильно – ногами к земле, к куполам, а голова к небу.

Милана сковано подошла к центральному латунному кандилу, свисающему с небес прямиком у главного серебряного монумента. Запрокинула голову наверх: свечек горящих не оказалось. Только одна, совсем новая и нетронутая, была воткнута в центральную чашечку.

Как это так получается, что в конечном итоге все к Тебе идут? Собственного духа у людей не хватает или попросту альтернатив лучше на земле не придумали ещё?

Надо же у Тебя сейчас чего-нибудь попросить, ведь полагается молиться, просить прощение за все минувшее и благословление на все последующее, так ведь оно работает в Твоей небесной бюрократии? А я не хочу. Не хочу Тебе подыгрывать! Не получается у меня искренней с Тобой быть, не верится, не плачется, не кается душа моя за мысли временами шаткие. Да и как всё удобно у Тебя устроено – всегда у любого найдётся за что ему каяться придётся, а если даже и не найдётся, то первородный грех выдумали, чтоб точно неповадно было массовке по кулисам свою жизнь проживать.

И всё же... Должна я Тебе что-то сказать, хотя бы не вслух. Ощутить внутри себя. Покой? Умиротворение? Слияние со всем божественным и чистым? Телесное искупление и приобщение к духовному? А может, я должна заплатить Тебе, червонец пожаловать, а может, вовсе стоит кругленькую сумму тебе через терминал провести, чтоб наверняка услышал мой голос?

Сидишь там, на облачках, скачешь ногами босыми, звёздами и кометами жонглируешь, всё готовишься в нас когда-то чем-то запульнуть. Новых убийц порождаешь, гибель и голод навлекаешь, грязь в людях оставляешь, вычищать брезгуя!

Так ответь мне, зачем я писать больше всего на свете хочу, коли в любой момент взрывами ракет всё может уничтожиться? Чё ж ты люд этими заботами морочишь – лучше бы семьями занимались, земными радостями жили, а не в лирику проклятую ударялись.

Иль смотришь просто, как черепные коробки у людей разрываются от завтрашнего дня. Неизвестностью нас дрессируешь, упованием по прекрасному гуманному будущему дураков соблазняешь.

Как жаль, что человек сложнее Бога устроен. Поклоняться тому, что сложнее нас, мы бы не стали, а вообразить по нашему собственному подобию праведного старца всё же удобнее... С понятным каждому Богом народом управлять легче, и запутанные механизмы внутри себя приструнить проще, опасаясь прегрешений. Какой же бред в моих мыслях сейчас витает, хочется вычистить всё, отдраить полость черепа, лишь бы прекратить всю эту чушь. А не получается.

Как же хочется в тебя поверить. Я в Бога хочу верить, в тебя. Не в образ твой, не в написанные на заказ иконы, а в сущность реальную.

В людей добрых, в себя верить хочу. В любовь не химическую уповать, а в наивно романтичную и страстную! Не в идеологии государства покой и спасение находить, а на человечность народов и людей с большой буквы надеяться!

Горечь замаячила в горле, слёзы по покрасневшим щёчкам потекли, на купола под ногами покапывая.

Милана поднялась на носочки к подвешенному с неба длиннющему кандилу, выдернула из него одинокую свечку. Чуть помедлив, в шатком полудрёме, чувствуя, что вот-вот проснётся, дунула губами на фитилёк – восковой проводник для связи со всем божественным неожиданно загорелся.

Перевернув огоньком к себе, воткнула свечу обратно в то же место, вверх дном.

На лоб пару капелек горячего воска упали... Кап-кап...

Вот теперь и просыпаться можно.