7 глава. Вся в отца.
Тяжелые шаги по лестнице казались мне сейчас особенно громкими. Каждый звук эхом отдавался в тишине подъезда, будто подчеркивая мое чувство вины.
Достав телефон из кармана, я замерла на месте.
15 пропущенных вызовов.
Все — от папы.
Губы сами собой сжались в тонкую ниточку.
"Черт, как же я могла..."
Я даже не предупредила его. Не написала. Не подумала, что он будет ждать.
Отец с детства, после того, как сумел пережить уход мамы из дома, начал гиперопекать меня. Словно боялся потерять и свою дочь.
Я не помнила от слова «совсем» биологическую мать. Она ушла, когда я была еще ничего не понимающим ребенком. Бросила маленькое родное дите на отца и подала на развод. Леонид долго уговаривал её передумать, пытался выйти на разговор, но она ни в какую не шла на примирение. Что говорить, если папа даже не знал причину, по которой он просил прощение и просил остаться — мне это рассказала бабушка, когда я достигла подростково возраста. Отец позднее сдался и позволил разводу случиться. После него Леонид на долгое время закрылся в себе. Я часто оставалась ночевать у бабушки, да что там — чуть ли не жить начала у неё. Папу я никогда не винила за это. Сейчас я понимаю какую он боль проживал каждый раз видя перед своим лицом полную копию бывшей жены. Внешностью родилась я полностью в мать — от цвета глаз до носа, губ, фигуры, улыбки. От отца передалась только хромосома, которая определила мой пол.
Спустя год лечения депрессии и посещения психолога папа взял себя в руки и оставил прошлое в прошлом, сосредоточивая внимания на воспитании дочери. Леонид был одновременно со мной строгим, веселым, добрым и заботливым. На его мужские плечи свалились роли и заботы сразу двух родителей. Бабушка, его мама, помогала нам, как могла. Однако Леонид старался справляться самостоятельно, словно заглаживал вину за времена, когда оставлял меня маленькую на заботу бабули, а сам проводил время за биением боксерской груши.
Шли годы. Я взрослела. Папа носил меня на руках, покупал любые игрушки, готовил каждое утро завтрак, состоящий из яичницы и жаренной сосиски. По праздником приносил и дарил букеты цветов с конфетами. С раннего возраста отец привил мне любовь к цветам. Также он иногда приводил меня к себе в боксерский клуб и обучал навыкам самообороны. Учил приёмам, давая мне практиковаться то на груше, то на себе, то на боксерах, которым являлся тренером. Леонид всегда твердил одно и тоже: «Никогда не давай себя обижать, Лана. Помни — сила заключается не только в мышцах, но и в хитрости».
К боксу моё сердце никогда не лежало, но, чтобы постоять за себя, пару приёмов знаю. Меня больше привлекало творчество. Всегда хотелось дарить миру красок, света и красоты. Помню, как бабушка приносила домой разные прекрасные цветочки, аккуратно срезанные с собственного сада, и мы вместе с ней собирали букеты, а затем отдавали за деньги подругам, которые просили её сотворить что-то красивое. Любовь к флористике и травоварению привила бабуля.
У моей бабушки был самый великолепный цветочный сад — такой сказочный и зачаровывающий... Словно вся живописность мира сошлась в одном месте. Многие могли позавидовать такой роскоши в собственном дворе. До самой смерти бабуля не продавала свой дом, хотя за него кучу денег готовы были дать...
В один день её бездыханное тело нашли на кровати. Она умерла от остановки сердца. Дом, некогда наполненный теплым светлом солнца и запахом трав, погрузился в серые оттенки. В том числе и сказочный сад. Разноцветные и яркие цветы завяли, оставив после себя пустоту и траур. Вместе с бабулей ушли из жизни и все чудесные дары Флоры.
Эту потерю в этот раз мы переживали с папой вместе. Долго. Тяжело. Печально. После того, как я закончила медицинский колледж, твёрдо решила: Флора — волшебный рай, который бабушке получилось воссоздать на земле, который дарил мне счастье и радость в детстве, — должен жить и распространять свой свет повсюду. Отец поддержал мою идею построить цветочный магазин. Так и появилась она — рай на земле и сказка в реальности — «Флора».
Перед глазами всплыл привычный родной образ бабушки — голубые глубокие глаза, которые передались по наследству папе, седые волосы вечно завязанные в пучок на голове, теплая улыбка от которой появлялись ямочки на щеках. Моё сердце замерло от накатившей скорби и печали.
"Я скучаю по тебе, бабуль..."
Смахнув с глаз слезы, я открыла дверь квартиры с тихим щелчком.
Замерев на пороге, боялась разбудить папу, но в прихожей было темно и тихо. Сняла куртку и аккуратно повесила на крючок. Раздевшись, босиком прошла по холодному полу. Заглянула в зал и сердце сжалось.
Отец спал на диване, с телефоном в руке.
На экране еще горело уведомление: "Попытка вызова «Ланочка доченька» — 04:47".
"Он не ложился. Ждал до последнего."
Мне вдруг стало невыносимо стыдно. Папа столько боли и потерь в жизни пережил. Мною он дорожит так сильно и отчаянно, что вот так безответственно не отвечать на звонки позор...
Я осторожно подошла, накрыла его пледом и на цыпочках двинулась в свою комнату.
В комнате было прохладно. Я разложила вещи из сумки — те, что Влас постирал. Они пахли чем-то древесным, как и он сам.
Вспомнила про его одежду — черную кофту и спортивные штаны, в которых ушла прошлым вечером. Они лежали на кресле, смятые, но чистые. Я аккуратно сложила их и убрала в сумку — в следующий раз обязательно верну.
Раздевшись, я плюхнулась на кровать, но сон не шел. Перед глазами стояли звезды над тем полем, затем голос Власа, тихий и непривычно откровенный, его рука, резко дернувшая меня за собой. А еще — отец на диване, с телефоном в руках. Я накрыла лицо ладонями и с усталостью тяжело выдохнула.
"Надо было предупредить. Надо было подумать, Лана."
Но было поздно.
Осталось только одно — завтра извиниться. Любым способом загладить вину. И больше так не поступать.
Я перевернулась на бок, прижала подушку к груди и закрыла глаза. Но даже в темноте все еще виделось сказочной красоты небо, усыпанное звездами. И его слова: "Ты никому не расскажешь про это место?"
Я проснулась от звуков на кухне — отец уже встал и, судя по ароматам, готовил завтрак. Сердце сжалось от стыда, когда я представила, как он сегодня ждал меня до рассвета. Быстро накинув халат, я вышла в коридор. Отец стоял у плиты, помешивая яичницу. Его движения были медленными, глаза припухшие от недосыпа.
— Пап... — мой голос дрогнул.
Он обернулся. В его взгляде не было злости — только усталое облегчение.
— Ты дома... — он тяжело вздохнул. — Хоть так.
Я подошла ближе, сжала руки от волнения, чтобы унять дрожь.
— Прости меня, пап. Я должна была предупредить...
Отец спокойно выключил плиту, поставил сковороду в сторону.
— Лана, ты взрослая девочка. Я понимаю, что должен давать тебе больше свободы и перестать надоедать ненужной заботой. Но в следующий раз предупреждай заранее, ради моего спокойствия.
Мне стало ещё хуже.
— Нет, пап. Ты делаешь всё правильно, как настоящий любящий отец. Это мне стоит быть ответственней. И я... — я оглядела кухню, увидела неубранную вчерашнюю кружку с остывшим чаем. — Давай я сегодня всё сделаю.
Усадив отца за стол, сама быстро доделала яичницу, добавила хрустящие тосты и его любимый соус из холодильника.
Пока он ел, я вымыла все полы в квартире, протерла пыль, даже разобрала завал на балконе, который отец всё собирался убрать.
Достала замороженные домашние пельмени, которые мы лепили вместе в прошлые выходные. Разогрела, красиво подала с хреном и сметаной — именно так папа любит.
Лишь уборкой по дому я могла загладить свою вину. Но также я дала обещание отцу, что в следующий раз буду предупреждать обо всём. Он в свою очередь дал клятву, что даст мне больше свободы. На этой приятной ноте мы включили его любимый фильм — "Белое солнце пустыни", который папа мог пересматривать бесконечно. Укрывшись пледом, мы сидели рядом и время от времени давали комментарии по сюжету.
После просмотра фильма я осторожно предложила:
— Пап, давай сегодня как в старые времена? Весь день вместе — торговый центр, может, даже в тир сходим?
Отец отложил газету, заинтересованно приподняв седую бровь:
— А как же подопечный боксер с сотрясением?
— Он подождёт, — махнула я рукой. — В конце концов, у него есть Дымок для компании.
Отец фыркнул, но в уголках глаз собрались мелкие морщинки — верный признак того, что он согласен.
В "Мегаполис-центре" нас встретил шум фонтанов и толпы воскресных покупателей. Отец сразу повёл меня прямиком в отдел электроники — его любимый "рай для мужчин".
— Видишь этот новый телевизор с изогнутым экраном? — он тыкал пальцем в витрину. — Это же маркетинговый развод!
Продавец-консультант побледнел, когда папа начал объяснять ему принципы правильной калибровки матрицы. Я тем временем украдкой проверяла телефон — три пропущенных от Власа.
— Лана, идём в спорттовары! — окликнул меня отец. — Надо посмотреть какие новые боксёрские перчатки завезли.
В отделе спорта он устроил целую лекцию о различиях между мексиканской и филиппинской шнуровкой, чем привлёк внимание другого тренера по боксу. Двое мужчин нашли общий язык моментально и еще двадцать минут дискутировали о том, о сём. Разошлись они попрощавшись крепким мужским рукопожатием.
— Захар крутой мужик, Лана. Будь он моложе на двадцать лет, я бы тебе в женихи его посоветовал. — вдруг заявил весело папа, пока мы шли в кафе по тротуару.
— Забыл свои слова о том, чтобы с боксёром я не связывалась? — усмехнулась я.
С лица отца постепенно сползла улыбка. Между нами повисла тишина. Какое-то время папа о чём-то размышлял, а затем произнес:
— Знаешь, Лан, боксёры, в основном, — это люди которых побила жизнь, а не только соперник на ринге. И если он после всех тяжелых испытаний на своём пути сохранил в себе человечность, справедливость и принципиальность — тогда его уже ничего не сломает. Поэтому, если надумаешь отдавать своё сердце тому, кто много выстрадал, — будь готова разделить его боль и принять всех потайных скелетов в шкафах, — ударился в философию папа.
Его слова эхом проносились в голове. Пожалуй, над ними мне еще не раз стоит подумать...
"Влас..." — отчего-то вновь вспомнила о нём я. Но быстро отогнала надоедливые мысли.
К трём мы устроились в кафе "Бриошь". Отец заказал медальон из телятины, я — салат с тунцом.
— Это что за трава? — поковырял вилкой в моей тарелке папа.
— Руккола, — ответила я.
— Ага, сорняк, значит, — хмыкнул он. — В моё время это свиньям скармливали.
Весь оставшийся вечер мы с отцом провели за разговорами разного характера: от рассуждений о «захвате инопланетянами Земли в ближайшем будущем» до «есть пельмени с уксусом – мазохизм ли?». Я постоянно валялась от смеха из-за харизмы и мимика отца, когда он о чем-то увлеченно говорил размахивая руками. Папа стал таким живым, если сравнить с разницей лет десять назад. И меня это невероятно радовало. Отец смог отпустить прошлое и не жить им. Он переборол свои проблемы и оставил позади, что помогало двигаться дальше и дышать жизнь полной грудью. Его жизненный опыт, словно, стал и для меня уроком, веры в саму себя.
Взглянув в окно и увидев темноту вечера, меня вдруг осенило:
— Ой, пап, мы же совсем забыли про Власа!
Отец отложил нож и посмотрел на меня с задорной хитринкой:
— А давай я с тобой схожу? Проверю, как вы там лечитесь.
Моя вилка со звоном упала на тарелку:
— Пап, ну ты же понимаешь...
— Что? — он сделал наигранно невинное лицо. — Я не могу проведать своего боксера, которого сам тебе поручил?
Пришлось сдаться. Отец с торжествующим видом расплатился и повёл меня к выходу.
По дороге отец нёс мою сумочку, где на дне лежал телефон. Я попыталась его достать:
— Пап, дай я проверю...
— Ой, смотри! — он вдруг схватил меня за руку. — Видишь это здание? Это же чистейший сталинский ампир!
Дальше последовала получасовая лекция об архитектурных стилях, которая плавно перетекла в рассуждения о смысле жизни, потом — в воспоминания о его студенческих проделках, и наконец — в горячую дискуссию о правильном соотношении майонеза и колбасы в оливье. Мне нравилось, когда папа о чем-то с таким удовольствием рассказывал. Было в этом что-то «Леонидовское»...
Мои попытки достать телефон выглядели, как неуклюжие танцевальные па.
У дома Власа отец сделал театральный жест:
— Ну, давай, доктор, звони в дверь.
Я нажала кнопку дверного звонка с чувством обречённости. Через минуту дверь распахнулась, и перед нами предстал Влас — в чёрных тренировочных штанах и обтягивающем лонгсливе, демонстрирующий каждый мускул.
— Ну наконец-то, нянеч... — его голос резко оборвался, когда за моей спиной возникла внушительная фигура отца.
Папа переступил порог, окинул Власа оценивающим взглядом от макушки до пяток и произнёс ледяным тоном:
— Ну что, боец, как самочувствие? Похоже, уже готов ринг сносить.
Влас застыл, его обычно уверенное лицо выражало редкую для него растерянность. Глаза метались между мной и отцом, явно пытаясь понять, как реагировать.
Дымок тут же переметнулся к отцу и начал тереться о его ноги.
Я закрыла лицо руками, чувствуя, как по щекам разливается краска.
— Пап... — начала я.
— Молчи, дочка, — отец поднял руку. — Рассказывай. Как здоровье? Мозги в кучу собрал за эту неделю?
Влас медленно выдохнул, и я увидела, как в его глазах загорается знакомый огонёк дерзости.
— Здравствуйте, всё отлично, Леонид Беккер, — он сделал шаг вперёд и протянул руку. — Заходите, чайку попьём.
Отец хмыкнул, но руку пожал.
Я стояла между ними, чувствуя себя, как на минном поле.
Дымок мурлыкал у ног отца, явно наслаждаясь спектаклем.
Мы вошли в дом Власа. Пока папа осматривал прихожую, я быстро выхватила свою сумку из его рук, достала сложенную одежду Власа и сунула её ему в руки.
— Извини, забыла раньше отдать, — прошептала я.
Влас хотел что-то сказать, но отец уже повернулся к нам:
— Неплохой дизайн. У тебя есть вкус, Влас.
Парень замер, затем аккуратно положил одежду на столик в прихожей.
— Спасибо, Леонид Викторович.
Влас налил нам чай — крепкий, без сахара, как любит отец. Мы сели за стол, и папа сразу перешёл к делу:
— Ну, как самочувствие? Голова болит? Головокружения есть?
— Всё в порядке, — ответил Влас чётко, как на допросе. — Голова не болела уже три дня.
Я еле сдержала улыбку.
"Какой же ты серьёзный при тренере. А при мне — просто хитрый лис."
Отец кивнул, затем повернулся ко мне:
— Лана, свари ему своё снадобье. При мне.
— Ладно, — вздохнула я и направилась на кухню.
Пока я возилась на кухне Власа, доставая из сумки травы и разбирая их по пакетикам, из гостиной доносились обрывки мужского разговора. Отец сидел на диване, развалившись с видом эксперта, а Влас, скрестив руки на груди, стоял перед ним, изредка вставляя реплики.
— Так значит, ты классику предпочитаешь? Алиев, Кличко? — постукивая пальцами по колену, начал отец.
— Кличко — технарь, это да, — слегка усмехнулся Влас. — Но мне ближе стиль Марчиано — агрессия, но с головой.
— А, стальная груша! — одобрительно кивнул отец. — Правильно. Современные-то все как роботы — алгоритмы да тактики. А где дух? Где ярость?
Я закатила глаза, засыпая ромашку в кипящую воду. Мне было ни понять не единого слова двух боксеров. Однако было прикольно слушать их возбужденный диалог.
— Вот именно, — неожиданно оживился Влас. — Сейчас многие забывают, что бокс — это не только наука. Это же драка, в конце концов.
— Ты смотри! Я же говорил тебе, что он парень умный! Не первый год знаю, да, Влас? — хлопнул себя по колену отец.
Я не выдержала и крикнула из кухни:
— Пап, может, тебе ринг организовать прямо здесь? А то вы как два петуха на насесте!
В гостиной на секунду повисла тишина, потом оба засмеялись.
— Ладно, ладно, доча. Мы уже затихли, — снисходительно сказал отец.
— Да мы просто культурно беседуем, — ехидно добавил Влас. — Без драк. Пока что.
Я помешивала отвар, скрывая улыбку.
"Мужчины и вправду, как дети".
— А вот скажи, чемпион, — коварно продолжил отец, — если бы тебе пришлось драться со мной в мои лучшие годы? Я ведь в армии в своё время...
Я замерла с половником в руке.
Влас оценивающе осмотрел отца, потом ответил:
— Леонид Викторович, я бы просто убежал. Из уважения.
Отец фыркнул, но было видно — ответ его позабавил и удовлетворил. Папа всегда ценил в людях честность, справедливость и воспитанность. Для него эти качества были важнее любых других.
— Ладно, ладно, умник... — пробормотал он, затем крикнул мне — Дочка, сколько там ещё варится твоё зелье?
Я взглянула на часы.
— Ещё минут десять. Если, конечно, вы не передумаете и не решите устроить тут спарринг!
Дымок, словно чувствуя напряжённость момента, запрыгнул на колени к отцу и начал мурлыкать.
Я продолжила готовить отвар, прислушиваясь к редкому звуку — мирному мужскому бурчанию из гостиной.
— Да, — отвечал Влас. — Но работа над техникой ног – можно?
— Только лёгкая. Без контакта.
Я поставила перед Власом кружку с дымящимся отваром.
— Пей.
Он сузил глаза, но поднял кружку и выпил залпом. Мне нравилось, когда Влас покорно слушался. Это вызывало чувство сладкой властности.
Отец усмехнулся, гладя Дымка, который устроился у него на коленях.
— Я как погляжу, моя дочь тебя в узде держит. Правильно-правильно!
Я гордо ухмыльнулась.
Влас фыркнул:
— Вся в отца. — в уголках губ Лоренса дрогнула улыбка.
Папа с гордостью довольно кивнул.
Они говорили о боксе — о предстоящих соревнованиях, о новых методиках тренировок. Отец рассказывал о своём опыте, Влас внимательно слушал, словно первый раз, иногда вставляя дельные замечания. Хотя уж я то знаю, что папа любитель одни и те же истории рассказывать каждый раз при удобном случаи. И это, к удивлению, никогда не раздражало и не бесило, ведь мой отец человек с яркой харизмой. Чего стоит одна жестикуляция.
Я сидела на диване, тиская Дымка, который мурлыкал, как трактор. В голове крутилась мысль:
"Нужно искать ему хозяев..."
Но каждый раз, когда я смотрела на Власа, сердце сжималось.
Отец поднялся со стула.
— Нам пора. Спасибо за гостеприимство, Влас. Теперь понимаю, почему Лана здесь засиживается.
— Па-а-ап! — возмущенно застонала я.
Влас промолчал задорно усмехнувшись, стрелял в меня многозначительным взглядом.
Мы двинулись к выходу. Отец и Влас попрощались — крепким рукопожатием. Папа вышел на улицу, а мы с Власом остались в прихожей.
— Хорошо держался, — улыбнулась я.
— А я, как видел, ты заскучала, — парировал он.
— Дымок меня развлекал.
Улыбка сползла с моего лица.
— Жалко, что придётся его отдать...
Влас молчал. Я смотрела в пол, а он — на меня. Вдруг его лицо напряглось, желваки заиграли.
— Не придётся.
Я подняла глаза, не веря ушам.
— Серьёзно? Ты его оставишь?
— Да.
Я запрыгала на месте, потом, не сдержавшись, обняла Власа за шею.
— Спасибо-спасибо!
Он опешил, но через секунду неуклюже ответил на объятия едва прикасаясь. По большей части Влас держал руки в воздухе, в дистанции пары миллиметров от моего тела.
За дверью раздался кашель отца, словно он понимал, что происходит за ней...
Я поспешно отпрянула.
— Пока! — бросила я и выскочила на улицу, где меня ждал папа с загадочной улыбкой.
Дымок остался с Власом. Ура! Даже не пришлось никого искать.
***
Дверь закрылась за Ланой и тренером, а я остался стоять в прихожей, слушая, как Дымок орёт на весь дом, требуя еды.
— Четвёртый раз за день, — проворчал я, направляясь на кухню. — Куда всё влезает только? У тебя там бездонная дыра?
Котёнок носился у моих ног, пока я насыпал корм в миску. Он набросился на еду, как будто его неделю не кормили.
Потом я заметил стопку вещей на столе в прихожей — те самые, что Лана вернула. Штаны и футболку. Взял их в руки, машинально поднёс к лицу.
Пахло ей. Сладковато-цветочный аромат, смешанный с чем-то неуловимо — лилиями, скорее всего. Нос щекотало, я чихнул. Проклятая аллергия. Но желание ещё раз прислониться к одежде не ушло. Опять чих. Ещё один.
По-моему светловолосая работает флористом. Где-то Лана упоминала эту информацию... Надо бы узнать где именно.
Я задержал дыхание на секунду, потом резко опустил одежду.
— Идиот, — буркнул себе под нос.
Но в стирку не отнёс. Вместо этого закинул в шкаф, на дальнюю полку.
Скинул футболку, оставшись в спортивках, и плюхнулся на кровать. Телефон в руке, TikTok на экране — пустое, бессмысленное листание, чтобы занять голову.
А потом — вибрация. СМС.
Сердце почему-то дёрнулось: "Лана?"
Но нет.
«Привет, спишь ?)»
Отправитель: Стас.
Кровь моментально ударила в виски.
— Ну и ублюдок, — прошипел я.
Пальцы сами вывели ответ:
«Иди к черту, придурок. Попадись мне — убью, тварь.»
Ненависть к этому человеку была настолько физической, что аж в пальцах сводило. Не отказался бы ему еще раз прописать смачный удар. И на этот раз смертельный.
Он ответил почти мгновенно:
«Не торопись. Я узнал твою новую слабость, чувак ;)»
Я фыркнул.
«Если ты забыл, то я тебе напомню — у меня нет слабостей.»
Пальцы нервно барабанили по экрану. Ждал.
Через пару минут пришло фото...
Лана.
Снято явно без её ведома — она стояла внутри цветочного магазина «Флора», перебирая в руках веточки гипсофилы.
"Она, похоже, тут работает..."
Подпись:
«Красивая девчонка. Жалко пострадает из-за такого урода, как ты ;(»
Я вскипел.
На секунду меня выбросило в воспоминания.
Пятнадцать лет. Мы с Стасом в одной школе, в одной компании. Оказался завистливым ублюдком, который вечно хотел меня очернить в глазах общества...
Вечно провоцировал на ужасные поступки, а потом в будущем вообще испортил мне жизнь под предлогом «Это тебе поможет быстро покончить с долгами». Знал ведь на что давить...
И вот теперь этот урод решил напомнить о себе.
Мои пальцы яростно выбили ответ:
«Только попробуй ввязывать в наш конфликт кого-то стороннего, иначе в гроб попадешь быстрее, чем планировалось свыше.»
Его ответ пришёл мгновенно:
«Первее, чем ты, я не уйду на тот свет, братан ;)»
Я скрипнул зубами. «Братан» — так всегда он ко мне обращался. Тошнит от двуличия.
«Второй раз повторять не стану. Обходи меня и всех моих близких десятой дорогой, если хочешь жизнь на несколько дней продлить.»
Заблокировал номер. Выкинул телефон на одеяло.
Лёг на спину, сжав кулаки. Дышал глубоко, пытаясь загнать ярость куда подальше.
И тут на живот запрыгнул Дымок. Устроился, свернулся клубочком, заурчал.
Я автоматически протянул руку, стал гладить его по спине.
— Мда, — пробормотал. — Теперь у меня и правда есть слабости.
Что-то, но я все же не хотел бы чтобы кто-то пострадал из-за нашего конфликта со Стасом снова. Уже был плачевный опыт и повторять его не желаю.
Кот мурлыкал, как маленький моторчик.
Постепенно дыхание выровнялось.
Глаза сами закрылись.
Последнее, что я почувствовал — тёплый комочек на животе и тишину.