Моя убийственная Лилия

Уже вечер. Я стою с чашкой кофе у окна, смотрю на темнеющее небо и думаю:

"За что мне такая беда на голову? Как найти общий язык с этим упрямым шкафом?"

Он такой сильный и непоколебимый... Мне не страшно, но рядом с ним становится не по себе.

И тут меня осенило:

"А как я вообще с ним свяжусь?"

У меня нет ещё ни его номера, ни соцсетей, я даже не знаю, где он живёт... 

Дверь открывается — с работы приходит папа. Он выглядит уставшим, плечи опущены, но в глазах всё ещё горит привычная решимость. 

— Пап, чаю хочешь? — спрашиваю я, наливая кипяток в кружку. 

— Да, доча, спасибо, — он тяжело опускается за стол. 

Мы болтаем о том, о сём: как прошёл день, какие новости в зале. А у меня в голове крутится одна мысль. Не выдерживаю и говорю: 

— Пап, я же не знаю, где твой боксёр живёт. Да и номера его у меня нет... 

Он откладывает чашку, смотрит на меня с лёгкой ухмылкой: 

— Дочка, не парься. Сейчас всё узнаю. У тебя будет и номер, и адрес. Я тебе доверяю. Взаимен прошу через две недели Власа. Бодрого и здорового — готового к спаррингу и победе. Поняла? 

— Буду стараться, — скептически отвечаю, внутри что-то сжимается. 

Папа достаёт телефон, звонит организаторам, что-то уточняет, записывает на листок и протягивает мне. 

— Вот, держи. Я же сказал — всё найду. Теперь дело за тобой. 

Беру бумажку, скольжу взглядом по цифрам и строчкам. Адрес. Номер.

"Вот и он, тот самый мрачный парень, с которым теперь придётся возиться." 

Завтра пойду к нему в больницу.

— Хорошо, пап. Я тебя не подведу, — улыбаюсь, но улыбка выходит неуверенной. 

Иду в свою комнату, сажусь на кровать, разглядываю записку.

"Неужели правда придётся следить, чтобы с ним ничего не случилось?"

Вздыхаю, подхожу к рабочему столу.  Мои длинные пепельные волосы падают на плечи, когда я наклоняюсь, включая компьютер. Экран загорается, и я быстро вбиваю номер Власа в поиск соцсетей. 

Ничего. 

Все его профили закрыты. Ни одной фотографии, ни одной зацепки. 

— Какой же ты скрытный... — шепчу себе под нос. 

Голова уже гудит от мыслей.

"Интересно, когда его выпишут из больницы?" 

Я отложила бумажку с номером Власа на тумбочку и потянулась, чувствуя, как затекли плечи от долгого сидения. Комната вдруг показалась слишком тесной, и мне захотелось глотка свежего воздуха. 

Раздвинув шторы, я вышла на балкон. Вечерний ветерок сразу обнял меня, запутавшись в белокурых прядях волос. Я закинула их за плечо и облокотилась на перила, вдыхая прохладу. 

Небо... Оно было таким, что дух захватывало. 

Солнце, медленно скатываясь за горизонт, растеклось по небу апельсиновым сиропом, смешиваясь с розовыми и лиловыми оттенками. Облака, будто легкие перья, купались в этом золоте, отражая последние лучи. Где-то вдали, над крышами домов, пролетела стайка птиц — черные точки на огненном фоне. 

Я замерла, наблюдая, как день неспешно перетекает в ночь. 

"Как же красиво..." 

В такие моменты кажется, что весь мир затихает, затаив дыхание. Даже шум города куда-то стихает, оставляя только шепот ветра и далекий гул машин. Я закрыла глаза, чувствуя, как тепло заката касается моих век. 

"А ведь где-то там, в этом же городе, в больнице, сейчас Влас..." 

Мысль вернула меня к реальности. Я открыла глаза и вздохнула. Да, закат прекрасен, но завтра меня ждет куда менее поэтичная задача — связаться с упрямым боксером.

Последний луч солнца дрогнул и исчез за горизонтом. Небо потемнело, окрасившись в глубокие синие тона. Пора идти внутрь. 

Я еще раз взглянула на угасающие краски вечера, улыбнулась про себя и шагнула в комнату, оставляя за спиной прохладу наступающей ночи. 

"Завтра будет непростой день..."

***

Я сижу на краю койки, уперев ладони в холодный подоконник, и смотрю, как солнце медленно тонет в дымке городского горизонта. Краски заката — алые, золотые, багровые — растекаются по небу. Красиво. Спокойно. А у меня в голове — куча мыслей, тяжелых, как эти задолженности, что висят на моей семье. 

Еще один спарринг. Последний. Если выиграю — смогу вытащить тётю и сестру из этой бесконечной долговой ямы. Я уже столько прошел ради погашения кредитов. Столько лет убил на заработок боксом. Не могу отступить. Не могу сдаться. Пусть сотрясение первой степени — не смертельно, но голова гудит, будто в ней застрял рой пчел. Но терпимо. Переживу. 

Дверь скрипнула, и в палату вошел врач — мужчина лет пятидесяти, в белом халате, с усталыми, но внимательными глазами. 

— Ну как самочувствие? — спросил он, просматривая мою карту. 

— Уже лучше, — ответил я, не отрывая взгляда от окна. — Завтра хочу выписаться. 

— Рано ещё, — покачал головой доктор. — Надо понаблюдать. Даже если отпущу — только под присмотр. 

Я раздражённо вдохнул, резко повернулся к нему. 

— Мне двадцать пять. Я не ребёнок, чтобы со мной нянькалась. Первая степень сотрясения — пустяк. 

— Верю, — кивнул он. — Но бережёного бог бережёт. 

Понял, что не отделаюсь. Сжал зубы, потом выдохнул: 

— Дочь моего тренера поможет. Она будет следить. 

Доктор немного смягчился. 

— Это другое дело. Пусть подойдёт ко мне — я ей всё распишу. И всё же... не советую вам пока выходить на ринг. 

— Выбора нет, — резко сказал я. — Мне нужны деньги. 

— Ваше дело, — вздохнул врач и вышел. 

Я снова остался один. Отвёл взгляд от окна, подошёл к тумбочке. На ней лежали алые яблоки — принесли сегодня тренер и его дочурка. Лана, вроде, зовут. 

Закрыв снова глаза, я мысленно представил её: глаза цвета липового мёда, длинные пепельные волосы, скромная улыбка. Миловидная. Слишком миловидная. Прямо как те самые лилии, которые я терпеть не могу. Красивые с виду, а внутри... 

В жизни мне такие чаще всего попадались — слащавые снаружи, подлые внутри. Никому из них нельзя верить. У меня никогда не было девушки — только одноразовые интрижки. В юности этим пользовался: вешались сами, а я не отказывался. Но потом... потом стало не до этого. Работа, тренировки по единоборству, долги семьи, выход на ринг за деньги...

У меня нет друзей — только знакомые, просто выгодные или удобные люди. Но был один кент, год назад подставил, испортил жизнь.

"Ублюдок."

Лана... Наверное, такая же. Милая, хорошая — а что под маской? Нет, лучше держаться подальше. 

Я беру яблоко, откусываю. Кисло-сладкий вкус разливается по рту. 

"Ещё один бой..." — думаю я, глядя в окно, где уже погасли последние отблески заката. 

И всё.

"Долг будет погашен".

***

Проснулась я под нежный шепот рассвета, когда первые лучи солнца, словно золотистые нити, пробивались сквозь полупрозрачные занавески. За окном весна дышала теплом, обманчиво мягким, словно обещающим, что сегодня — тот самый день, когда мир расцветёт в полную силу. Воздух в комнате был наполнен ароматом свежести, смешанным с едва уловимым запахом лаванды от саше, лежащего на комоде. 

Поднявшись с постели, я потянулась, чувствуя, как каждое движение наполняет меня энергией. Сегодня хотелось чего-то лёгкого, воздушного, поэтому я надела платье — нежно-голубое, словно подсвеченное утренним небом, с кружевными манжетами, мягко обнимающими запястья. Передние пряди волос, выбившиеся из привычной причёски, я закрепила заколкой в форме бабочки, её перламутровые крылья переливались при каждом движении, будто готовые вот-вот вспорхнуть. 

Лицо решила не перегружать — лишь тушь, подчёркивающая ресницы, и розовый блеск для губ, придающий губам лёгкий, словно лепестковый, оттенок. Посмотрев в зеркало, я улыбнулась своему отражению — сегодня будет хороший день.

Выйдя из комнаты, я направилась на кухню, которая плавно перетекала в гостиную, создавая ощущение простора и уюта одновременно. Воздух был пропитан ароматом свежесваренного кофе, но папы за столом не было — вместо этого по квартире металась его высокая фигура, словно ураган, собиравший вещи в спортивную сумку. 

— Пап, ты чего? — спросила я, прислонившись к дверному косяку и наблюдая, как он лихорадочно проверяет содержимое карманов. 

Он резко обернулся, и в его глазах мелькнуло что-то между озадаченностью и осознанием. 

— Фитбокс. — его голос звучал строго. 

Я покачала головой, улыбаясь. 

— Успеешь позавтракать? Я могу сделать яичницу. 

Отец на секунду замер, потом подошёл ко мне, положил тёплую ладонь на макушку и нежно поцеловал в лоб. 

— Не хочу, но спасибо за заботу, милая. 

Его губы были слегка шершавыми, а запах — смесью мыла и чего-то неуловимо родного. Я закрыла глаза на мгновение, запоминая этот момент. 

— Тогда удачи! — крикнула я ему вслед, когда он уже выскальзывал за дверь.

Оставшись одна, я налила себе чашку чая — тёплого, с тонким ароматом бергамота — и достала из корзинки круассан, его хрустящая корочка слегка крошилась в пальцах. Завтрак прошёл в тишине, прерываемой лишь пением птиц за окном. 

Потом — сборы. Я аккуратно сложила в сумку всё необходимое: кошелёк, ключи, блокнот с заказами, а в самый последний момент вспомнила про бумажку. С номером телефона и адресом Власа. Я провела пальцем по смятому уголку, разглаживая его, и сунула записку в отдельный кармашек, будто пряча что-то важное.

Магазин встретил меня знакомым гулом холодильников и густым, пьянящим ароматом цветов. Я глубоко вдохнула, наполняя лёгкие этим благоуханием, и улыбнулась. Здесь я была дома. 

Первым делом — проверка цветов. Я прошлась между стеллажами, касаясь лепестков, проверяя упругость стеблей. Розы, тюльпаны, гортензии — все они ждали своего часа, чтобы стать частью чьей-то истории. 

— Привет, милая Лань! — раздался звонкий голос за спиной. Камилла иногда называла меня мило - "Лань".

Моя помощница, подруга и, можно сказать, правая рука, стояла на пороге, держа в руках два стакана с кофе, её карие глаза смеялись даже тогда, когда губы были серьёзны. 

— Спасибо, — приняла я один стакан, чувствуя, как тепло напитка согревает ладони. 

— Что по заказам? — помощница присела на высокий стул за прилавком, её каштановые волосы, собранные в беспорядочный пучок, казалось, светились в утреннем солнце. 

— Свадьба в субботу. Снова букет невесты — белые лилии и эвкалипт. 

— И снова твои любимые, — она закатила глаза, но улыбка выдавала её. 

Мы принялись за работу. Камилла, несмотря на свою кажущуюся небрежность, была мастером в составлении букетов. Её руки, покрытые мелкими царапинами от шипов, ловко собирали цветы в гармоничные композиции.

— Держи, — она протянула мне веточку гипсофилы, и я добавила её к лилиям, создавая лёгкость, воздушность. 

Мы работали молча, иногда перебрасываясь фразами, но чаще — понимая друг друга без слов. Камилла подрезала стебли, я обматывала их лентой, она смеялась над моей аккуратностью, я — над её вечными поисками ножниц, которые вечно куда-то пропадали. 

К десяти утра магазин наполнился клиентами. 

— Мне что-то яркое! Для девушки, — заказал молодой человек, нервно теребя кепку в руках. 

Камилла тут же протянула ему букет из алых тюльпанов. 

— Страсть и признание. Без слов. 

Он покраснел, но взял, смущённо кивнув. 

Я улыбнулась, наблюдая за этим. Вот ради таких моментов я и любила эту работу. 

Рабочее утро пролетело быстро — к обеду я закончила с заказами, передала все дела Камилле и, наскоро перекусив бутербродом, направилась в больницу. Мне нужно было увидеть Власа и разобраться с его выпиской. 

В холле медучреждения я случайно столкнулась с главным врачом — высоким мужчиной в белом халате, с усталыми, но внимательными глазами. 

— Доктор, скажите, пожалуйста, когда можно будет выписать Лоренса Власа? — спросила я, стараясь звучать уверенно. 

Он пристально посмотрел на меня и вдруг улыбнулся: 

— Вы ведь Беккер Лана Леонидовна? 

— Да... — ответила я слегка взволнованно. 

— Помню...— врач вздохнул. — Ваш отец говорил, что вы будете присматривать за пациентом. Честно говоря, я не сторонник досрочных выписок после таких травм... Но раз уж тренер настаивает, а вы, как я вижу, человек ответственный... Допустим. 

Он протянул мне листок с рекомендациями: 

— Травяные отвары, полный покой, никаких тренировок минимум неделю. Если не умеете готовить — фитотерапевт покажет. 

— Спасибо, я справлюсь, — кивнула я, пробежав глазами по списку. 

Доктор улыбнулся, пожелал удачи, и я, попрощавшись, направилась к палате Власа. 

Когда я зашла, он уже стоял у окна с собранной сумкой в руке. Выглядел свежим, но слегка уставшим — тени под глазами, сжатые губы. 

— Привет... — тихо сказала я, чувствуя, как по спине пробежали мурашки. 

Он лениво повернулся, бросив на меня взгляд исподлобья. 

— Привет. 

Мы оба замолчали. Я переминалась с ноги на ногу, сжимая в руках листок с рекомендациями. 

— Ну... Ты свободен. То есть, тебя выписали. Хотя... ты, наверное, и сам знаешь.  — от этой дурацкой фразы я покраснела так, что щёки буквально загорелись.

"Господи, за что мне это?" 

Влас не стал комментировать мою неловкость. Он молча взял сумку и вышел из палаты, прошел мимо так близко, что я почувствовала лёгкий шершавый аромат его кожи — терпкий, стойкий и чувственный аромат с нотами янтаря.

Я поплелась за ним по коридору, не зная, как завязать разговор. Нам ведь предстоит две недели вместе — нельзя же всё время молчать? 

У выхода из больницы я достала телефон: 

— Сейчас попробую вызвать такси... 

— Нет. — Он резко остановился и обернулся. В его голосе прозвучало что-то насмешливое. — Зря вы сюда приплелись, нянечка. Мальчик Власик в силах самостоятельно до дома дойти. 

Я опешила. В глазах потемнело от возмущения. 

— Я пришла помочь, а ты... — голос дрогнул. — Хотя бы по-человечески разговаривай!

Влас лукаво усмехнулся и, не удостоив меня ответом, развернулся и ушёл. 

Я так и осталась стоять, сжимая кулаки. 

"Ну и ладно! Иди один, хам!"

Но я не сдамся.

— Если он хочет войну — он её получит.