В доме, похожем на бордель
«Вау, сюда бы еще ошейник и, вуаля, вот вам экспонат, достойный любого борделя»
Кейа Альберих с ненавистью сверлил собственное отражение.
Его попытка улизнуть без свидетелей – сегодня обернулась полным крахом. Еще бы пара секунд и..эх, что уж теперь об этом. Под предлогом сборов его особенно контролировали, а потому не дали и шанса выскользнуть за пределы дома.
«Ах, да, подтверждение звания павлина, о котором и так уже шептались все, кто только наделен способностью речи, также обязательно… »
Язвительные мысли сами рождались в голове юноши. Ему стоило больших усилий, чтобы не произнести их вслух и молча стоять, позволяя слугам собрать себя и собраться с мыслями самому.
Его наряд сегодня и правда был чуть более откровеннее обычного, но при этом не отходил от общей стилистики гардероба Кейи Альбериха. Волосы его были собраны в низкий хвост, а пряди из длинной челкой зачесаны назад. Практически голую грудь, обтянутую корсетом закрывал черный как смоль пиджак с золотистыми оборками и серой опушкой. Уголки воротничка сцепляла тонкая, но раздражающе бренькающая цепочка. В контраст пиджаку шли белые брюки, которые, как надеялся Альберих, не слишком сильно обтягивали задницу.
Один глаз, как обычно, закрывала шелковая черная повязка, а с уха свисала золотистая длинная, достающая по плечо и вечно стучащая по нему, серьга.
Весь его гардероб был лично создан отцом, который несколько лет назад, оставив родного сына на слуг, укатил по службе, черт знает, куда и приезжает, дай Боже, раз в год, устраивает сыну тесты, корит за неумелость и, отчитав домашних да завещав вбить в голову сыну безупречность во всем, уезжает вновь по своим отцовским делам. Кейа, по его мнению, проигрывал во всем – недостаточно хорош в поединках на шпаге, недостаточно физически силен, его иностранная речь не походила на речь носителя, этикет хромал и вообще, казалось, сыну как таковому требовалась «какая-нибудь доработка». Младший Альберих никогда не слышал от отца похвалы в свой адрес, а вот про собственную «бракованность» знал лучше, чем кто-либо.
Отец, в целом походил на ледяную статую, от любой попытки приблизиться к которой, можно получить только холод в ответ. Военное дело – является первым делом его жизни. На шахматной доске он король, а в качестве ферзя, самой сильной и способной фигуры рядом с собой видит только сына, а для сохранения порядка готов пожертвовать любой фигурой, даже ферзем. От одного только воспоминания о нем, взгляд младшего Альбериха потускнел.
- Готово, - чуть поклонилась горничная. Кейа даже не потрудился взглянуть на нее и улыбнуться, молча прошел мимо.
Периодические покалывания в виске мучали его еще с утра. Сегодняшний вечер обещал быть не менее масштабным. Кейа верил, что в этом столпотворении он хотя бы не задохнется, хотя, подумав еще немного, горько отметил, что подобная смерть окажется весьма забавной и вполне подошла бы его образу.
С ненавистью взглянув на дом… он даже не потрудился запомнить имя хозяина… одно только, что дом перешел к нему в пользование недавно. Вот оно – место заточения и развлечений на сегодняшний вечер. Кейа спрыгнул с облучка и, по привычке натянув маску местного ловеласа, прошел вглубь сада. Не прошло и минуты, как только Альберих оказался в главном зале, а его уже окружила толпа юных дам в шляпках и с веерами, простых платьях и со сложными фасонами, но, что их объединяет – каждая хочет сделать этот вечер хоть чуточку веселее и в этом Кейа Альберих не имеет права им отказать.
Понемногу потягивая бокальчик хорошего красного сладкого, он коротал время пустой болтовней, без проблем находил партнерш на танец и умело одаривал комплиментами. Краем уха ему приходилось слышать лепет от несчастных воздыхательниц и острые завистливые комментарии от названных товарищей.
К последним Кейа бы с радостью присоединился, но приходилось делать вид слепца и глухомани. В перерывах между танцами юноша торчал у стола с закусками возле балкона с бокальчиком, в мыслях утомленно вздыхая, как какая-нибудь девица, и морщась от запаха табака, которым здесь не стеснялись злоупотреблять. Нельзя было не обратить внимание на общий антураж дома. Все здесь было создано в первую очередь для комфорта гостя, а в воздухе, несмотря на изящный интерьер, мешались запахи еще духов и алкоголя. Медленно опустошая бокалы, гости смеялись над хозяином дома, совершенно не стесняясь.
- Ммм…А выпивка здесь и правда отменная, да и закуски что надо! – отозвался один гость, расплываясь от куска торта. Однако сосед не разделял его радости – он лишь, покрутив свой тоненький усик, фыркнул и усмехнулся
- А чем еще хозяин дома похвастаться может? Уж не знаю, месье, как по мне этот Феретэ просто-напросто проститут! Ходит в одном исподнем, пока особо жаждущие представлений ждут, когда оно с него свалится. До меня доходили слухи, что он со своим покойным дядей постель делил. Хорошо работал телом, раз такое состояние одному ему досталось. Ты смотри, как бы он и тебя не развел, - издевательски заметил мужчина и подытожил, - а шлюха, она и есть шлюха.
- О чем беседа, господа? – звонкий юношеский голос прервал тираду оскорблений. Кейа опомниться не успел как невесть откуда появилась еще одна фигура. Гости обернулись. Перед ними стоял никто иной как сам Феретэ. Вид его был изящен. Все таки природную красоту, которой в тайне черной завистью позавидовал бы кто угодно, нельзя отрицать.
Резким поворотом до одури испугавшийся гость чуть оттолкнул юношу. Красная ткань спала с его плеча. Алые бусинки на бледной, будто она принадлежала статуе времен античности, шее звякнули.
- Вам не по вкусу вино или здешние удовольствия не утоляют иной ваш аппетит? – залепетал хозяин дома, - Что ж, я понимаю. До дяди, царство ему небесное, мне еще далеко, потому сразу прошу вашего прощения за временные неудобства. Однако, все-таки, посмею поинтересоваться вашими впечатлениями?
Феретэ смотрел на гостей и с таким юношеским интересом ждал от них ответа, что им стало еще более неловко. Пока один так и застыл с куском торта в руке, прикусив язык, усатый вместо зрительного контакта, предпочитавший вид бледных выступавших из под красной шелковой накидки ключиц, и не пытаясь скрывать это, поспешил утешить юнца
- Не беспокойтесь о впечатлении, господин Феретэ, - заверил он, - вечер по правде – просто восторг. Я искренне соболезную вашей утрате и вижу трудности, что пали на ваши неокрепшие плечи. Должно быть вам сейчас тяжело – в одиночку нести ответственность, свалившуюся на вас в столь раннем возрасте.
Юноша улыбнулся и, будто задумавшись о чем-то, зарыл руку с длинными бледными пальцами в волосы и выцепив оттуда прядку начал накручивать.
- Благодарю за вашу заботу. Однако ж, не будем обо мне. Право слово, я этого не достоин. К тому же я не потерплю скорбь на собственном мероприятии. Обратитесь, если вам что-нибудь понадобится, думаю, в моих силах удовлетворить любую вашу потребность.
Удивлению Кейи не было предела - все это время объектом похабных сплетен оказался совсем молодой юноша. Слухи не врали, представляя его до безобразия очаровательной с виду особой. Его красоте завидовали не только мужчины, но и женщины. И, право слово, было чему. Природа наградила юнца гладкой светлой кожей, шелковистыми белоснежными волосами, придающими образу чистоты и в противовес этому по-греховному красными как спелые ягодки глазами, во взгляде которых всегда присутствовал интерес ко всему окружающему. Каждое его движение было изящным и, что самое интересное, естественным, а мелодичный еще детский голос, походил на журчание ручейка.
Обстановка в доме душила. Запах алкогольных испарений с каждой минутой становился все более невыносимым, а вид раскрепостившихся гостей вызывал лишь отвращение. Развеселив ещё пару танцевальных партнёр и пропустив несколько бокальчиков, Кейа вышел на лоджию, подставил лицо прохладному поток воздуха, прикрыв глаза, надеясь выдохнуть хоть на секунду. На мгновенье маска спала с его лица, выдав усталость и тоску.
Рама скрипнула.
- Ах, господин Альберих, и вы здесь! – раздался уже знакомый юношеский голосок. Кейа недовольно вздохнул и лениво приоткрыл глаз. В паре метров от него, облокотившись о перила, пристроился хозяин этого вечера, чуть приподняв уголки губ, - надеюсь, вы не против, если я нарушу ваше одиночество.
Гость в ответ усмехнулся
- Это ваш дом. Не меня нужно спрашивать, где и когда вам находиться
- И то верно! – оживленно ответил юноша, - В прочем, мне почему-то показалось, что вам сделалось некомфортно. Если пожелаете, вы можете воспользоваться любой из гостевых комнат этого дома со всеми имеющимися благами.
- Вы очень любезны, мистер Феретэ, - высказал гость, но не двинулся, по правде ему просто не хотелось лишний раз возвращаться в зал и проходить через толпу.
- Что вы господин Альберих! Для моего дяди комфорт гостя был превыше всего. Я, как его преемник, просто обязан соблюсти эту традицию, - с горячностью заоправдывался хозяин дома.
Кейа поднял на юношу уставший взгляд. Ветер развевал волосы, ласкал светлую шею с ярко выраженными ключицами и щеки, отчего длинные ресницы трепыхались. Тонкие, но изящные руки чуть подрагивали, наверное от холода, но лицо все еще украшала легкая улыбка.
На самом деле вид юноши и правда вызвал в голове юного Альбериха настоящий диссонанс. До него доходили различные слухи о мистере Феретэ. Чаще всего они имели достаточно пошлый характер. Должно признать, что вид его и правда был весьма открытым. Он совершенно не стеснялся присутствовать на собственном вечере в одной только красной накидке, закрывающей исподнее. Образ, если это так можно назвать, его дополняли серебряные подвески с красными камнями, обвивающие бледную шею и такой же по стилю аксессуар на голове. Все это его еще больше делало акцент на глаза, как будто малец знал, что может привлечь окружающих, в частности мужское окружение, и искусно пользовался этим. Однако, было известно, что теперь хозяину дома, похожего на бордель, было всего восемнадцать.
- Мистер Феретэ
- М? – тут же поднял взгляд юноша, во всю слушая гостя
- Что для вас понятие «комфорт»? – будто невзначай спросил Альберих, с интересом поглядывая на мальца, чуть приоткрывшего рот, от заданного ему вопроса. Признаться, со стороны это выглядело весьма забавно.
- Это предоставленное благо, - наконец ответил младший Фотайл.
- В вашем случае, предоставленное другим благо.
- У каждого из нас разные ценности, формируемые из личного опыта. Человек, вечно находившийся на грани жизни и смерти будет чувствовать себя комфортно, только находясь на этой грани. Разве плохо, что я просто жажду счастья ближнего?
- Состояния эйфории – не счастья, - поправил Кейа
- Разве одно не является частью другого? Из приятных моментов складывается приятная жизнь, - пожал плечами младший Фотайл, - счастье – в мелочах, и мелочь – все, что я могу предоставить
- Вы так благородны. Думаете, все платят мелочью за мелочь?
- Это было бы справедливо
- Люди бывают неблагодарны. Но, что хуже, люди бывают жестоки, особенно нуждающиеся в тех благах, которые вы предоставляете.
Феретэ улыбнулся
- Протянешь руку – по локоть откусят, вы об этом феномене? Вы презабавны, мистер Альберих, в прочем, я благодарен вам за это, - отметил юноша, - отобедаете у меня, в качестве платы за совет?
- Если пригласите, - ответил Кейа и оттолкнулся от перил.
- Если примите приглашение. Что предпочтете?
- Что предложите, отказываться не буду.
Глядя на преемника сейчас, Кейа вздохнул
- Возвращаясь теперь к разговору, могу сказать только одно - смотрите, не переусердствуйте, - подытожил он и, выдержав небольшую паузу, сделал замечание, - что-то похолодало, а вы совсем легко одеты. Пойдемте внутрь.
Феретэ встрепенулся на приглашение, однако незамедлительно сухо ответил
- Лучше идите сначала вы. Я вернусь чуть позднее.
Альберих пожал плечами и оставил хозяина дома в одиночестве. Прежде пригласив еще несколько дам и не выпив более не единого бокала, юноша собрался домой. У крайнего к выходу из бальной залы столика его ухо зацепилось за чужой диалог.
- Уже весь город говорит об этом! Надо быть слепым и глухим, чтобы не иметь понятия. И все-таки жаль мистера Фушца.
Похоже, это фраза была сказана, очевидно, лицемерно. Собеседник цыкнул. Кейа для виду взял бокальчик и с видом ужасающей скуки покрутил в руке.
- Если врешь, то хотя бы не скрывай это. Фушц был последней дрянью и его смерть стала глотком свежего воздуха для десятков, а то и сотни людей.
- Правда? Насколько я знаю, армия уже завела дело на него, - удивился юноша помоложе и тут же был смерен надменным взглядом, - говорят, пожар был адский! Неуж то можно закрыть на это глаза?
- Кому какое дело, что говорят. Для армии это обязательство. Поспрошает для вида и дело закроет. Слишком уж радостная потеря. Сдохни здешний господин, готов поспорить, реакция будет аналогична. Одно наслаждение власти – если наследника на имущество не будет, а что до смертника, то только руками разведут и концы в воду.
Юноша шел по коридору спешным шагом. Последующий разговор, очевидно, не принесет никакой новой информации, однако, ему казалось, что он физически не сможет пробыть здесь минутой больше. Минуя одну залу за другой, в очередной ухо его уловило странные звуки. Взгляд его остановился на картине, которую он с радостью сослал бы на бредни пьяного.
На красном обшитом кресле сидел усатенький господин, столь неприлично окрестивший хозяина дома раннее, а прямо на его коленях восседал сам Феретэ, обвивая руками шею мужчины, пока его ягодицы жадно сжимали крепкие руки. Рукава халата юноши спали на предплечья, обнажив покрасневшую, высоко вздымающуюся грудь, глаза были затуманены пеленой похоти, а с губ слетали дрожащие стоны.
- Д-да, вот так! Пожалуйста, господин а..Ах!
Губы Кейи невольно скривились и он, даже не потрудившись остаться незамеченным, раздражительно хлопнул дверью. Он не помнил, как доехал до места, которое называл домом. Весь последующий вечер юноша был раздражителен и только находясь в постели и глядя в потолок, он решил для себя все таки устроить свое небольшое расследование, касаемо пожара в доме мистера Фушца. Можно, конечно, сослаться на отвратительное настроение, но что-то в этой истории не давало ему покоя.
***
Колокольчик над дверью звякнул, сообщая о чьем-то приходе. В прихожую тотчас вошла пара служанок. Увидев в сопровождении хозяина, отчего-то теперь усиленно поправляющего пальто, мальчишку, они глупо пооткрывали рты, чем стали походить на рыб. Принимая вещи у мужчины, они постоянно косились ребенка, гадая, откуда он вообще взялся. Мужчина же и вовсе не собирался ничего разъяснять – наспех разувшись, не снимая верхней одежды он, дав указание провести ребенка в подготовленную комнату, поспешил удалиться.
В кибитке они не обменялись практически не словом. Дядя не сводил с мальчика взгляда, а ребенок поглядывал на улицу и нервно перебирал полу пальто, лишь изредка поглядывая на спасителя, робко улыбался и вновь отворачивался.
Женщины же теперь, сверху вниз глядя на ребенка, приказали следовать за собой, удаляясь быстрым шагом. Мальчик, кивнув, поспешил за ними. Вещи его были привезены и теперь разложены в комнате, выделенной специально для него. Устроена она была ничуть не хуже чем предыдущая. С потолка свисала люстра с множеством стеклянных деталей, похожих на капельки. Вещи первого пользования были оставлены на видном месте, одежда разглажена и развешана в шкафу, а постельное белье цвета бордо, судя по запаху, только поменяно. Признаться, это было совершенно не похоже на его комнату дома, поэтому мальчик с минуту стоял в дверях не решаясь пересечь порог, однако осознавая ситуацию и помня слова матери, он мысленно поблагодарил хозяина дома и вошел в комнату.
Несколько дней потребовалось мальчику, чтобы освоиться в доме, запомнить хитросплетения залов и выучить график обедов и ужинов. Слуги по-прежнему косились на него с подозрением, на что он учтиво улыбался. Чувствуя себя в доме гостем, он стремился к каждому обращаться с должным уважением и слушаться советов и приказов, вечерами стоя перед большим зеркалом в пол и обещая отцу и матери не опорочить свое имя и вырасти достойным человеком. Перед хозяином дома он чувствовал обязательство и благодарность, пару раз он спрашивал его со всей серьезностью как может отблагодарить, на что мужчина усмехался и отмахивался, что мальчик может сделать это после и поспешил удаляться по делам.
Хозяин дома был состоятельным, а потому уход за ребенком и правда был достоин похвалы – еда была свежей, здоровой и питательной, одежду сменяли настолько часто, что она не успевала даже запачкаться, не то что протереться, игрушки и книжки были в свободном пользовании в любых количествах. Мальчик даже не сообщал о своих желаниях, у него всегда было все. Дядя часто приходил к племяннику, наблюдал за ним, усаживал на колени, гладил по голове, спине, да ногам, играя, перебирал детские пальцы, с интересом спрашивал о самочувствии и удобстве. Ребенок с благодарностью говорил о благах, лишь вскользь упоминая, что одна только тоска по семье мучает его. Мужчина брал его ладони и успокаивал тем, что беспокоиться не о чем, у мальчика все еще есть семья в лице дяди, которая всегда позаботится о нем. Это немного ободряло мальчика и он продолжал разговор в более позитивном русле.
Прошло несколько лет. Миловидные совсем детские черты, только-только начали искажаться. Теперь в отражении зеркала в пол стоял не мальчонка с живыми глазками, а красивый юноша с изящными чертами лица, чей образ походил на нежный только распустившийся цветок. Сегодня был важный день – его четырнадцатилетие. С утра дядя дал ему указание зайти вечером, поэтому теперь мальчик в ожидании какого-нибудь светского ужина, напоследок поправив ворот рубашки, развернулся на одной ноге и вышел из комнаты.
- А, это ты, входи, - раздался голос дяди, когда мальчик постучался. В нос ударил странный запах. Племянник перешел порог комнаты. Заметив знакомый жест и решив, что ему вручат подарок, он уселся на колени к мужчине.
- Помнишь, ты спрашивал, как можешь отблагодарить меня за то, что я даровал тебе крышу над головой и покой в душе, но я говорил тебе, что пока не время, - начал дядя. Неглубокая складочка исказила детский лоб, мальчик сощурился от непонимания – что-то теперь напрягало его в поведении и в теперешнем вопросе дяди, но он послушно кивнул.
- Да, помню, вы говорили это всякий раз, когда я спрашивал, - чуть заикаясь, ответил он.
Чужие ладони сжали худые бедра.
- Что ж, время пришло, - с хрипотцой в голосе сказал мужчина.
Золотые пуговицы совершенно новой рабушки разлетелись по комнате, обнажив бледную грудь ребенка. Мальчик таки и обмер, побледнев от страха.
- Ч-что вы хотите? – прошептал он, попытаясь вскочить, но тщетно. Крупные, вспотевшие руки с силой сжимали его бедра, отчего тело пробила дрожь.
Ответ был коротким, но вполне ясным
«Тебя»
Ребенок ухватился за крепкие руки и попытался отдернуть, однако попытки его были тщетны. Чужие пальцы грубо стискивали запястья, сжимали бедра и закидывали на широкие плечи.
Громкий отчаянный крик разорвал тишину, а дальше…
Мальчик отчаянно вырывался, но сил ему не хватало, а хватка была крепка. Телу было больно, но душе еще больнее. Противные звуки отдавались в ушах. Потная горяча кожа соприкасалась с его, а внутренности ниже живота будто раздирали на куски. Беспрестанно шевеля губами и заикаясь, бессвязно он лепетал и умолял прекратить. Слезы лились из покрасневших глаз и падали на простыни.
Он рвал глотку, но на крики на помощи никто не пришел. Каждый из сотни слуг в этом доме были на стороне непосредственно хозяина, до ребенка же изначально никому не было никакого дела.
В ту ночь что-то сломалось в мальчике, что-то из-за чего его можно было назвать ребенком. Из ясного, любящего весь свет взгляда пропала искра, из движений – энергичность, с лица – румянец, а с губ стерлась улыбка.