Фотовспышка

– Иной, а вы давно знаете французский? Удивительно, но вы говорите едва ли не лучше, чем мама.

Они ехали на старенькой хоть и чистой машине дяди Жеми медленно, и девушке удавалось осматривать улицы и здания, плавно проплывающие мимо. Архитектура отчего-то напоминала ей скорее центральную Европу и небольшие провинциальные городки далеких на самом-то деле от Финляндии стран. Множество современных зданий – неудивительно, это все-таки столица, – не слишком разбавляли общую традиционную атмосферу. Порой, приезжая в разные страны, Жеми сильно удивлялась, в какую гармонию сплетаются история и прогресс в главных туристических городах мира. Они с родителями практически не путешествовали, но все-таки до сих пор она ни разу не видела места за пределами Франции, которые бы не поддавались описанию по единой формуле: традиции и эволюция. Хельсинки казались точно такими же. Порой, приезжая в Париж, Жеми видела только привычные уже с детства виды, множество кафе и улочек, которые казались излишне современными. Она не ощущала себя там так, как за пределами родной страны.

– На самом деле, мы с Оликкой начали учить его еще в детстве. Как-то просто сложилось так: мы могли выбрать в школе любые языки для изучения. Оба решили изучать французский. Говоришь, я даже лучше разговариваю?

Дядя Иной посмеялся и слегка скрипнул зубами, словно в попытке сжать что-то, что вот-вот выскользнет из его рта. Фантомная сигарета, готовая обжечь Жеми при неосторожном слове, которое может вылететь изо рта дяди. Наверное, даже жаль, что мужчина прикладывал столько усилий к тому, чтобы скрыть нечто, что не могло никак воздействовать на саму племянницу.

– Давно вы с мамой не общаетесь?

– Много лет уже, только с Миколаем и созванивались. Фейс-тайм да скайп – старые-добрые приложения всегда спасают.

Жеми что-то промычала и снова уставилась в окно. В зеркало заднего вида она поймала взгляд дяди Иноя: сальный и странно-мутный. Сама ситуация вообще казалась ей довольно пространной, в их встрече и разговорах не было прямой линии, а прикосновения мужчины не были похожи на родственно-отеческие.

«Снова придется решать проблемы. Искать решения. И бороться с чем-то, чему я до сих пор не придумала названия. Дядя Иной какой-то мутный тип – это нельзя отрицать, хотя, как знать? мама тоже порой со странностями»

– Жеми, ты где квартиру сняла? В каком ра йоне?

– А, на какой-то большой улице, не вспомню название. Секунду, – она полезла в сумку, чтобы найти в телефоне адрес. Когда они встали на светофоре, девушка развернула экран к лицу мужчины.

– Алексантеринкату? Разориться хочешь? – снова вытянулся Иной в лице. – Фици узнает – ее удар хватит.

– А вы не говорите жене про это, ее не касается. Как и вас, – слова Жеми звучали немного грубо, но и на это Иной никак не отреагировал, словно бы слушал подобную речь каждый божий день.

– Хорошо, без проблем, – примирительно кивнул он. – Ехать еще с пару часов, если хочешь, можешь немного подремать.

– Я бы хотела поговорить о раб...

Дядя Иной перебил ее:

– Нет-нет, о работе поговорим вечером после ужина, договорились?

Жеми не была подозрительной, по крайней мере, не слишком, но ей снова показалось, что от ее вопросов увиливают. А интересующих ее вещей было слишком много, чтобы так просто оставить их без внимания: семья Оликки, причина, почему она порвала все связи с ней, последний разговор отца, который они с матерью слышали перед отъездом, пропавшие документы Миколая, акции, которые выкупил неизвестный ей до сих пор человек, и последние три картины, которые, как убеждал ее брат, будут вершиной собранной им коллекции: «Жеми», «Троица», написанные рукой неизвестного художника, и «Обман» Оликки.

– Жеми, не хочешь присоединиться к Фици, моей жене в эти выходные? Она собиралась в баню с подругами, но так вышло, что те не смогут прийти. Вы еще не знакомы, я знаю, но было бы неплохо, если бы вы сходили вместе.

– Конечно, без проблем, – идти с незнакомой ей женщиной куда-то девушке хотелось меньше всего, но Иной выглядел вполне искренне расстроенным тем фактом, что Фици осталась без похода в баню. Забота о жене его была на высшем уровне. Это напомнило Жеми ситуацию много лет назад, когда картину матери впервые за много лет не захотели покупать.

╔═╗╔═╗╔═╗

– Как это – нет покупателя? Миколай, разве они уже не согласились? – пачка новых кистей выпала из рук Оликки на твердый паркет. Глухой стук, смягченный шорохом упаковочной бумаги, слился с голосом женщины.

– Мам, – Миколай потер переносицу, хмурясь. Он ожидал, что этот разговор дастся им тяжело, но все-таки не был готов. – Я постараюсь найти покупателя, но на аукционе никто даже не поднял руку.

– Ты оценщик искусства – так почему мою картину не желают покупать? Voihän nenä![1]

Миколай замер. Он еще ни разу не слышал от Оликки слов на ее родном языке. Это была совершенно новая ситуация, незнакомая и настораживающая: почему его мать, которая всей душой ненавидела свою прошлую жизнь, которая никогда не вспоминала свою семью и лишь в глубоком их детстве рассказывала о Финляндии как о собственном доме.

– Мам? Ты в порядке? – он привстал с кресла, чтобы подойти к ней, но женщина покачала головой.

– Да, Миколай, прости. Просто такое произошло впервые с тех пор, как меня посчитали достойной художницей, и слышать, что мою работу отказываются, – она выделила это слово, – приобретать – дико, если честно.

Оликка вышла, не подобрав кисти. Дверь осталась чуть приоткрыта.

– Можешь войти, Жеми. Опять подслушиваешь? Дурная привычка.

Девушка заглянула в кабинет.

– Чудно звучит финский язык, скажи? – она плюхнулась на диван в углу и осмотрелась. – У тебя не висит ни одной картины в кабинете.

– Это же не основное место работы. И я предпочитаю продавать, а не коллекционировать.

– Сбыть все, что у тебя есть, пока тебя не уличили в преступной деятельности? – хитро прищурилась она.

Миколай нахмурился и цыкнул на сестру.

– Молчу-молчу. Слушай, – протянула она как бы невзначай. Так она изображала любопытство. – А что за картина, которую не хотят покупать? Она здесь?

– Да.

– Покажешь?

– Нет.

– Ну и ладно.

– Эта картина тоже показывает будущее, я бы не хотел, чтобы ты знала его. Не сейчас.

– Будущее? А чье?

– Она называется «Обман», – мимо ответил Миколай, но попал в самую суть.

– Обман, говоришь? – Жеми опустила голову. – Ну да, мне лучше не смотреть. Ее поэтому не хотят покупать?

– Покупатель есть, но маме не понравится, если я скажу правду.

– А что такого? Она, по-моему, гораздо больше расстроилась от того, что картину не покупают.

– Поверь, этого покупателя она ненавидит столь же сильно, как я ненавидел Корте, – Жеми даже не скривилась, хотя с его смерти прошло не больше двух месяцев.

– Кто он?

– Наш дедушка.

Жеми вышла из кабинета и сразу же направилась в мастерскую Оликки, чтобы успокоить мать: она единственная могла сделать это – так ей казалось. Но в мастерской было уже занято. Мать и отец стояли у пустого холста. Мишель обнимал Оликку крупными руками, закрывая ее от всего мира, а Оликка что-то шептала ему на ухо, капая слезами на его жилетку. Когда отец вернулся домой? Это было так же важно, как то, что он сразу отправился к матери. Это было что-то необъяснимое для Жеми. Она уже сама была замужем, конечно, но подобные жесты для них с Корте были несвойственны. Из-за нее, разумеется. Что-то всколыхнулось внутри, что-то едва заметное, как тлеющий огонек, взмывший в небо и оставшийся незамеченным. Больше никогда Жеми не ощущала подобного.

╔═╗╔═╗╔═╗

Фици оказалась настолько милой девушкой, что обижать ее и отказываться от похода в баню не пришлось. Один только Лорка с подозрением отнесся к появлению Жеми и словам:

– Я твоя кузина Жеми, рада знакомству.

– Да, – просто ответил он и пожал руку. Иной влепил ему слабый подзатыльник и, смеясь, сказал:

– Поздоровайся, как нужно, Лорка. Ты как не родной.

Мальчик скосил на отца язвительный взгляд. Все его выражение лица так и кричало о том, что он думает об этих словах. Жеми не смогла понять, что это значило, но взяла на заметку. Ощущение от Финляндии как дома постепенно рассеивалось. И что становилось основным фактором этого – вопрос. У девушки была цель приезда. Она была уверена, что найдет ответ на этот и другие вопросы.

Лорка вздохнул:

– Рад знакомству, Жеми. И спасибо за подарок.

Девушка кивнула ему.

[1] Какого черта!