Фотовспышка

В тот день была сильная гроза. Ураган, или что-то вроде. На морском побережье, где они с семьей отдыхали, недалеко от Марселя, поднялся ветер силой настолько огромной, что снес в море все лежаки на пляже. Софи – африканскую девочку из соседнего номера, с которой Жеми вместе играла с первого дня приезда, смуглая, с темными кудрявыми волосами и прекрасным французским – ударило по голове одним из шезлонгов и унесло в море. Жеми до сих пор не знала, выжила ли она тогда: нахлебавшуюся соленой воды, с сотрясением мозга и сломанным ребром её доставили на скорой в ближайшую больницу. Последний раз Жеми слышала о ней в день отъезда: Оликка успокаивала маму Софи, убеждая, что кома – это ещё не смерть.

Написанная на следующий вечер мамина картина слишком точно описала увечья маленькой девочки. Миколай не дал Жеми рассмотреть картину лучше – закрыл ей глаза. Это был момент, когда для неё открылся страх. Ужас, который видела она перед глазами, когда людей уносило в море, отец, помогающий спасать детей на берегу, мама, трясущимися руками глотающая свои таблетки и Миколай, не знающий, куда себя деть, не смогли впечатлить Жеми как эта картина.

Жеми спросила маму на утро, почему она узнала страх именно в изображенной Софи, а не в реальных событиях.

- В искусстве, детка, все эмоции разом. Их не одна и не две. Люди, пишущие книги или музыку, режиссёры – никто не рассказывает одну историю, не показывает одну эмоцию. Всегда есть основа, остальные сопровождают. Это как водопад, Ниагара – огромная и буйная, поток чувств, диалогов и сюжетной линии. И твоя голова выбрала одну эмоцию, которую хотела, - Оликка потрепала Жеми по волосам и мягким движением прижала к себе.

Страх уже ушёл, Жеми перебирала в мыслях нужную стратегию поведения. В девять лет это было делать ещё сложно, но она честно старалась соответствовать образу хорошей дочери. Маму было слишком легко обидеть, чтобы стоять бездвижной статуей, не отвечая на теплые родительские объятья. Подняв руки, она прильнула щекой к острому плечу Оликки.

- Ураган – это страшно, мама. Софи тоже выглядела... как? – она на секунду задумалась. – Пугающе, да? Это же одно и то же? А чего боишься ты?

Ровно стучащее сердце матери забилось сильнее. Если бы Жеми знала больше, она бы поняла причину: это было беспокойство, тревога, предшествующая страху. Оликка боялась, и за её страхом стояла настоящая история, такая же мощная, как толчок для пробуждения новой эмоции Жеми.

- Когда-нибудь я тебе расскажу. Но не сейчас, хорошо? – Оликка мягко отпрянула от дочери и посмотрела ей в глаза. – О некоторых вещах нельзя так просто сказать.

- Мне не стоит спрашивать, почему, да?

Оликка тихо засмеялась, усаживая Жеми на колени. Когда дочка была совсем малышкой, она часто брала её к себе в мастерскую, и они вместе рисовали – абстракции, натюрморты. Много краски и огромные холсты, дописанные после уже профессиональной рукой, ушло на их развлечения, но это был лучший способ для Оликки справляться со своим стрессом. С ссорой с семьёй, от которой она предпочла отказаться, вместо того, чтобы идти на уступки, выполнять требования, которые были ей не по силам.

- Хочешь порисовать вместе?

- Давай нарисуем Кафи? Будет отличный повод дразнить Миколая, - Жеми хитро прищурилась и потянулась к кисти. Она была уверена, что это нужно маме сейчас. Нас секунду в её глазах промелькнуло что-то: словно из-за вопроса Жеми внутри Оликки разверзлась своя собственная Ниагара.

╔═╗╔═╗╔═╗

Учебный семестр начался для Жеми намного позже, чем для её друзей. Соблюдя все традиции семьи, она носила траур несколько недель после чего вернулась в Париж из своего долгосрочного отпуска. Стоял прохладный ноябрь. Она работала и отсылала свои фотопроекты с самого сентября профессору, надеялась на одобрение хотя бы одной сессии. И профессор Эколь выбрал. Те, на которые она больше не могла смотреть. Жеми обработала эти фото, стараясь не думать, кто на них изображён, и тем более – о том, в какой момент она решила, что полученные снимки компенсируют пропуск фотосессии.

В Париж она приехала 6 ноября – в День Рождения Миколая. Сошла с поезда, которые с детства не переносила, и упала в объятья счастливой Амели.

- Ты наконец-то вернулась, - она коснулась замерзшей щекой теплого лица Жеми, приветствуя её лёгкими поцелуями. – Без тебя была такая тоска, ещё и Малыш Венир куда-то слинял в самый разгар учёбы. Знаешь, что он пропустил три пары у Море?

Возмущённо выдохнув, Амели выхватила один из чемоданов подруги, взяла её за руку и уже более спокойно потянула их вперёд. Мягкие флисовые перчатки практически обжигали ладонь Жеми. Прикасаться так к близким людям всегда было странно. Это не вызывало никаких чувств, но руки и щёки горели огнём каждый раз, когда они с Амели приветствовали друг друга и касались рук.

- Профессор Море его простит, Венир же любимчик в своей группе? – придав голосу весёлые нотки, Жеми зашагала вперёд. - Лучше скажи, как у вас с Лени?

- Мы не ссорились уже пять недель и 3 дня. Со среды, кажется. Каждый день жду, когда поругаемся, но он стал такой идеальный, - Жеми показалось, что Амели впервые говорила так мечтательно о своём парне и непременно захотела спросить об этом.

- Да, он будто за одну ночь изменился. Я никогда ещё не была такой счастливой, - подруга смотрела на Жеми, и её глаза сияли так ярко, как Полярная звезда на ночном небе. Маленькая медведица – колыбель большого счастья Амели.

- Это же хорошо. Тогда перестань ждать, что у вас опять испортятся отношения. Притянешь к себе проблемы, - в поддержку своих слов Жеми сжала её руку, не обращая внимание на усиливающееся жжение.

- Кстати, о проблемах. Где ты была всё это время? Венир отказался тебя сдавать, а я-то уверена, что он знал. Так что? – Амели резко остановилась и преградила дальнейший путь, раскинув руки в стороны. – Мы не сдвинемся с места, пока не признаешься.

Жеми засмеялась, увидев серьёзный взгляд Амели в сочетании с делано-сердито надутыми щеками. Она бы поверила в любую причину, которую скажет Жеми, и за это их дружба была ещё более ценной. И она знала, что Амели абсолютно искренне посочувствует смерти Миколая, расстроится до слёз и обнимет так сильно, чтобы передать всю свою любовь к Жеми. Поэтому она и решила промолчать.

- Дома. Профессор Эколь разрешил мне подготовить фото к квалификационной работе оттуда. Остальные предметы, к сожалению, придётся нагонять походу дела. Все Рождественские каникулы буду заниматься. Мама опять разбушевалась, я же говорила, - Жеми устало вздохнула, прикрыла глаза рукой, выражая сильнейшую тоску. – Так что учёба станет моим спасением. И ты.

Амели просияла, уже забыв про всё на свете, и радостно кинулась ей на шею. Счастье любит тишину. Несчастье – полное молчание.

Девушка обняла подругу крепче, ощущая укол чего-то внутри. Было ли это новое чувство, или нет, но впервые в жизни на глаза набежала влага. Даже смерть двух близких людей не вызвала искренних слёз. А Амели своим существованием и тёплыми объятьями смогла.

Жеми больше всего на свете в это мгновение хотела жить.