Глава 2. Местилище
Медленно уходило лето 2046 года, а Жеми было практически двадцать один, когда она стала вдовой. Не вполне радостное известие для девушки, которая только начинала жить, и очень огорчившее её отца, который имел вполне конкретные планы на выгодное использование мужа. Мишель Д'Авор не входил в список самых богатых людей Франции, хотя вполне мог оказаться где-то в топ-10, если бы не скрывал свои доходы и способы заработка тщательнейшим образом.
Вообще Жеми, смотря иногда на свою семью со стороны, думала, что они застряли где-то между девятнадцатым и двадцать пятым веком. Присущие её матери чопорность и снобизм успешно гармонировали с прогрессивным отношением к общественной мысли. Она могла улыбаться, скрывая белые зубы за веером на тематическом банкете, а могла ругаться на нижегородском французском (что бы это ни значило, - думала Жеми), когда вдохновение покидало её в самый неподходящий момент – на самом деле, каждый раз был неподходящий.
Отец ходил на охоту с русскими гончими в совершенно непонятном костюме, утверждая, что этому ремеслу его научили именно в России. А в следующую секунду промахивается из охотничьего ружья, простреливая плечо старшему сыну. Все в их огромной семье знали, что Мишель всегда бьёт в цель – именно это помогло ему построить бизнес так, чтобы остальные семьдесят плюс родственников грызлись друг с другом, пока он с гончими притаится где-нибудь в кустах. Жеми однозначно уважала отца за одно простое качество: он никогда никого не недооценивал и всегда знал, что есть люди, способные его перехитрить. Поэтому он строил бизнес вместе с ними.
Их дом в Буживале буквально вмещал в себя слишком много от мира, Жеми была уверена, что в какой-то момент он должен был лопнуть. Это был трудный путь, и когда это наконец случилось, ей не было тяжело. Возможно, потому что ничего пока не менялось.
- Ты разослала приглашения? – тихо, не прерывая священника, спросила Жеми мать.
- Да. Не мешай, – «играть безутешную вдову» хотелось дополнить ей, когда хор запел и священник попросил присутствующих встать.
О да, Жеми разослала приглашения. Одно из них она передала лично последней Хельге Корте. Их встреча в день смерти её мужа была похожа на сцену из древней оперы-буффа: комичной и тривиальной.
Жеми быстрым ровным шагом дошла до аллеи у фонтана, где, трясясь от страха, на коленях сидела любовница Корте и бессознательно гладила его по волосам. На её белом костюме в районе живота расплывалось пятно от вытекающей из затылка мужчины крови. Жеми внутренне подобралась, моргнула три раза, прежде чем кинуться в слезах к опешившей девушке.
- Корте, любимый! – дрожащими руками она набирала номер полиции, плакала, обвиняла неизвестного в смерти мужа, застреленного посреди дня.
Вокруг собрались люди, много людей, особенно любопытных, снимающих на камеру, как две молодые женщины делят на двоих тело одного мёртвого мужчины. В реальности Жеми делилась просьбой передать остальным Хельгам, если она знает кого-нибудь, прийти и попрощаться с её мужем.
Неудачливая любовница во все глаза смотрела на законную жену Корте, не желая признавать очевидного: они были очень похожи. Жеми была вместилищем всего, что мог желать Корте когда-нибудь в своей жизни. Но зачем-то ему была нужна она, копия, которую он одаривал лаской такой холодной, будто девушка могла полюбить его за неискренние чувства. В таком случае, она была скорее местилищем, вероятно, не бесцельным, а планомерно улучшаемым предметом, человеком – чем-то, что использовали для конкретной цели.
- Как тебя зовут-то, Хельга?
- Что? – девушка не сразу поняла, что обращаются к ней. Выдернувшая её из мыслей жена Корте смотрела сквозь слёзы совершенно непонятным взглядом. – Я Оззи.
- Всё ясно, Оззи, - она не понимала, как давно Жеми знала об изменах мужа, и как она сейчас относилась к ней, но в какой-то момент она отняла её руки от Корте и вложила визитку. – Позвони мне через неделю, я скажу время и место похорон, передашь остальным Хельгам... или Оззи. Не важно.
Оззи не видела, испытывает ли внезапно овдовевшая девушка немногим младше неё самой хоть что-то, но она явно видела: Жеми не ненавидела её, не презирала, не желала ей смерти. Она только мягко переложила голову мужчины себе на колени, закрыла его глаза, задерживая на веках пальцы чуть дольше положенного: боясь отпускать Корте навсегда или борясь с соблазном ещё и выдавить яблоки из глазниц.
Вдалеке зазвучала полицейская сирена. Оззи знала, что её будут допрашивать, но она не знала, что сказать. За деревьями стоял человек, который был знаком им всем: Жеми, Оззи, Корте. Но стрелял ли он в последнего? и должна ли она сообщить о своих подозрениях? Оззи была объектом мести Корте жене. Именно это она и сказала следователю. Пускай обстоятельствами смерти занимается Жеми.
╔═╗╔═╗╔═╗
Корте Д'Авор был неглупым мужчиной. Возможно, не настолько, чтобы завести интрижку только после наследования состояния семьи, просчитав, чем ему может грозить разбитой сердце любимой дочери Мишеля. Однако это была всего одна из многих причин, почему он никогда не назвал себя умным.
После возвращения с Рождественского семейного сборища, когда Жеми спешно сбежала в свою комнату в мансарде дома, Корте занялся работой. Его кабинет был узким, достаточно длинным, чтобы вместить с десяток стопок разных бумаг: особенностью работы с Мишелем Д'Авор было обязательное условие – использовать реальный носитель информации.
- Техника ненадёжна, - говорил он, - ты не можешь навсегда удалить что-то из сети, но тебя всегда могут взломать другие, украсть твои документы. В век технологий мы вынуждены подчиняться им. Поэтому всегда меняй данные, высылай несколько вариантов, чтобы конкуренты не могли переиграть тебя. Они просто потеряют время, пока обнаружат, какая документация верна. К тому моменту вирусы уже украдут их файлы. Фальшивка – лучший способ отвести подозрение от оригинала, понимаешь меня, сынок?
Корте был достаточно неглупым мужчиной и внимательным, чтобы отметить, что Мишель ни разу не обращался так к Миколаю. Сын – это статус наследника, который носит фамилию семьи. И для него не играли роли прежнее положение, кровное родство и совпадение взглядов, если ты принимаешь на веру ту политику, которую тебе навязывают, и подчиняешься беспрекословно, перенимая все знания, вкладываясь в работу и обучаясь.
Корте принимал, задавал вопросы и не боялся услышать ответ. Он мог любить Жеми, но подчиняться обязан был её отцу, чтобы оправдать ожидания. Простые правила, поэтому он и не боялся брать то, что хотел от жены, у тех, кого мог отпустить так же просто, как собственную жизнь.
В день, когда он захотел признаться Жеми в своих чувствах, попросить прощения за то, что сделал, она только сказала:
- Гораздо больше, чем твоя искренность, меня заботит ярость, которую испытывает мой брат по отношению к тебе.
И это было доказательством их общей веры в сильнейшее отличие копий от оригинала: разрушительная сила первого. Миколай никогда бы не променял Жеми ни на что: он отказался от трона, отказался от подделок, отказался от «сына», чтобы оставаться с ней рядом. Корте никогда не понимал, как могут быть крепки узы брата и сестры, и не желал принимать, что они гораздо важнее для Жеми, чем их чувства друг к другу.
После этого Корте поклялся сделать всё, чтобы Миколай исчез из их жизни, растворился, чтобы его проглотил огромный удав, и он, отравленный соками его желудка, мучился внутри, пока сытый змей спокойно отдыхал, наслаждаясь слезами Жеми.
Если бы он дожил до дня, когда Миколай оказался на той лестнице, где Корте, встав на колени, шесть лет назад сделал Жеми предложение, его бы удовлетворило то, как это воспоминание смылось кровью её брата. Но он не был умным мужчиной, поэтому умер раньше, чем дождался.