В пламени воды

Калани разбудила материнская рука, легонько трясущая ее плечо. Уснуть ночью удалось только после отвара из горьких трав — смесь лунного корня и сладкого корня тиаре, которую обычно давали тем, чьё сердце захлебывалось в тревоге. Горечь отвара жгла горло, но через некоторое время тело наконец отяжелело, и она провалилась в беспокойную дремоту.

Теперь, в слабом полумраке утра, Калани с трудом поднялась. Тело ломило еще больше, чем вчера — схватка давала о себе знать. Израненное плечо, поцелуй медузы на щиколотке.

Теура стояла рядом, опустив взгляд, и старалась скрыть на лице тревогу, которую Калани всё равно читала в вывернутых пальцах и сжатых губах.

— Отвар помог? — тихо спросила мать.

Калани кивнула, медленно откидывая покрывало и опуская ноги на пол. В голове все еще звучало эхо снов, в которых она вновь и вновь танцевала на берегу с отцом, а потом оказывалась в зале советников, одна против всех. Она перевела дыхание, прогоняя наваждение ночи.

— Помог, — ответила Калани, не вдаваясь в подробности. У неё не было ни сил, ни желания обсуждать тревожные видения.

Теура лишь кивнула и продолжила:

— Корабль снаряжен к отплытию, а у нас мало времени, чтобы подготовить тебя.

То было верно. Каждый сустав болел, на сердце лежал тяжелый камень, но Калани заставила себя встать. Не время раскисать.

Вскоре Араке, молодая, приятная служительница из совета, помогла ей облачиться в благородное одеяние. То были одежды, достойные дочери вождя: блекло-бирюзовая накидка, расшитая серебристыми нитями в виде волн, и длинная, легкая юбка из прочной, но мягкой ткани. Внутри Калани ликовало все от осознания, что наряд не стесняет движений — наоборот. Свободная юбка не сковывала, при желании дева могла в ней и бежать, и использовать магию.

Араке аккуратно закрепила на волосах Калани парчу с жемчужными украшениями, смягчив растрепанные пряди кокосовым маслом, чтобы они лежали гладко. Сама Калани смотрела на своё отражение в крохотном зеркальце, чувствуя горькое осознание: это не праздничный наряд, а скорее доспех. И все-таки это было красиво.

Теура в это время уложила в морской сундук несколько свертков с дарами: сушеные фрукты, искусно сделанные украшения из кораллов и набор острых ножей из редкой рыбы-пилы. Это всё приготовили как подношение двору Огня и средство показать, что племя Воды умеет быть щедрым... и опасным, если понадобится.

— Возьми это, — сказала Теура, протягивая дочери небольшой мешочек, где звякнули раковины и морские бусины. — Подарки для той земли... и немного на память о нашем доме. Прикопай этот фимиам на их берегу. Пусть волны Империи тебя примут.

Калани кивнула, принимая мешочек. Сильнейшая тоска сдавила сердце, а горло саднило от подступающего кома.

В комнате повисла тишина, пока Араке судорожно поправляла складки на поясе Калани. Затем служанка поднесла девушке коричневый кожаный ремень с маленькими ножнами сбоку.

— Это для твоего личного клинка, — тихо пояснила она. — Экевака просил передать.

Калани провела пальцами по ремню, чувствуя приятную шершавость выделанной кожи. "Одно название от оружия", подумала она. Но у неё была другая сила — магия, текущая в крови. Араке только подчеркнула, что их племя не собиралось отдавать её совсем безоружной. Маленькое жало у свирепой осы — есть опасность.

— Спасибо, Араке, — негромко поблагодарила Калани.

Та лишь кивнула и отправилась к вещам, укладывая последние теплые ткани на случай, если в морском походе понадобятся и такие — ночи в открытом океане холодны. Араке приготовила последний сверток и замерла. Подготовка была окончена.

Тишина вдруг наполнилась слабым треском лампы и едва ощутимым ароматом теплых масел, которыми ещё вечером натирали раны Калани. Краткий миг немого прощания повис вокруг.

— Надо поторопиться, — прервала молчание Теура, прислушиваясь к звукам, доносившимся со двора. Там уже громыхали корзины и сетки, которые воины грузили на лодку. — Солнце скоро поднимется над скалами. Негоже заставлять корабль народа Огня ждать.

В скупых фразах матери сквозила боль. Короткое молчание царапало внутренности острее всяких ножей: в нем звучало расставание, которому никто не хотел давать волю слезам.

Калани лишь качнула головой и прошла к выходу. Араке взяла сундук, а Теура несла небольшую корзину, где лежали лечебные травы и целебные масла для раны на плечо. На улице женщин встретила бледная дымка, предвещающая скорое рождение солнца.

У забора уже ждали двое воинов: один держал бамбуковый шест, другой — короткое копье. Маги в воды с символическим оружием в руках. Они собирались сопроводить Калани к лодке, которая, по словам матери, стояла в защищенной бухте. Оттуда дева отправится к большому судну народа Огня, которое прибыло за ней и стояло на мелководье.

Калани на миг замешкалась, скользнув взглядом по крыше родного дома, по знакомым очертаниям двора, где когда-то с отцом училась поднимать из луж маленькие вихри воды. Теперь все эти воспоминания уходили в иной мир, отделяясь острой полосой рассвета.

— Я... — начала она, но слова застыли в горле.

Теура догадалась, что хотела сказать дочь, и, не выдержав, протянула руку. Коснулась ладони Калани, будто просила прощения. Калани хотела бы ответить, но...

— Идём, — произнесла девушка негромко, заставляя себя повернуться лицом к тропинке, ведущей к бухте.

Они двинулись туда. Легкий ветерок шевелил листву пальм. Спустя несколько минут ходьбы на горизонте показался океан. В сумеречных лучах рассвета лодка мелькала тускло, готовая к отплытию. Не громоздкая, но куда внушительнее обычных рыбацких лодок племени: на борту могло разместиться добрых двадцать гребцов. Кое-где на носу судна поблескивала выточенная из дерева голова рыбы-пилы. Такая была традиция — каждый корабль в народе имел имя и символ.

На пляже были люди. Много людей, все племя, ведь они провожали невесту. Калани заметила старейшин, старых рыбаков, молодых женщин с детьми на руках — все пришли проводить её, будто это был праздник. Но праздник ли?

Она опустила взгляд на свой наряд — на серебристую вышивку, на жемчужные украшения. Да, по обычаю племени именно так провожали невесту, выходящую из отчего дома. Но в мечтах Калани этот день выглядел иначе: она представляла, как идет по песку не под безжалостными взглядами всего клана, а под взглядами радостных друзей и возлюбленного, который встречает её у берега с тёплой улыбкой. Мечтала быть любимой, а не доносчицей.

Сердце сжималось при мысли, что её «выдавали замуж» без любви, без праздничных танцев и ритуалов единения. Вместо этого старейшина Малеко поджидал у лодки, чтобы удостовериться, что она действительно сядет в нее и поплывет к чужим берегам. Мать, опустив плечи, держала корзину с травами, стараясь не встречаться взглядом с людьми. Их мнение почему-то было важным.

Калани сделала шаг вперед, и внезапно толпа стала тихо расступаться, образуя для нее проход. Кто-то тихо шепнул её имя. Не все здесь были бестолковыми зеваками, некоторые провожали дочь почитаемого вождя Тахоа.

«Если бы я была по-настоящему любимой...» — подумала Калани. Какой же роскошью теперь было это чувство. Впереди стлалась дорога в неведомое пламя. Там речь не шла о расчетном браке — в новых стенах ей предстояло покориться, чтобы выжить и послужить племени пользой.

У борта вместо громких поздравлений и песен молодых подруг ждали хмурые лица.

— Калани, — послышался хрипловатый голос Теуры. Помост был близок, и пришла пора прощаться. Мать приблизилась и, не сдержавшись, притянула дочь к себе. Объятия кричали «прости» и «береги себя».

Калани обняла в ответ и сжала зубы, чтобы не дать слезам вырваться. Она была дочерью Тахоа, и ни в коем случае не могла показать слабость. Осторожно высвободившись, она кивнула воинам. Пора.

Сердце болезненно сжалось, когда мать осталась позади. В дальний путь Калани сопровождала лишь Араке.

Только отвернувшись от толпы к помосту, Калани позволила одинокой щеке поцеловать щеку. Воины склонили головы, пропуская её вперёд. Позади кто-то всхлипнул — может, молодая девушка, завидуя или сочувствуя. Калани сжала кулаки и вступила на борт.

Отныне дорога уводила её прочь от родной земли.