Глава 3. Часть 18. И пусть время идёт своим чередом. (Часть 1)
Собравшись с мыслями, Мелисса тихо вошла в кабинет матери. Она сделала реверанс и села напротив неё на диван аналогичный дивану, на котором сидела её матушка. Кабинет матери помещение в строгом стиле. Нет ничего, что в кабинете стояла просто так. Каждая вещь важна и уникальна для кабинета и то, что являлось обычным украшением на первый взгляд, может быть опасным оружием в руках матушки. Матушка подула чай, пар окружал её лицо, когда сделала, не спеша, глоток. Мелисса не притронулись к чашке чая. Служанок в её кабинете не наблюдалось. Мелисса сидела прямо, без единого изъяна. Она не имела права ошибиться. Её лицо поле битвы, а её эмоции слабость, которую она не могла показать перед матерью. Показать эмоции — значит проиграть. А проигрыш равносилен смерти.
Проведя год под руководством наставницы Мелисса многое переосмыслила. То, что она считала любящей семьёй на деле оказалось не более дорогой обёрткой паршивого подарка, где внутри коробки лишь полностью сгнившие фрукты. На первый взгляд сладкий аромат, но настолько приторный, что отдавал кислотой. Её матушка подняла взгляд и Мелисса встретила его. Битва началась.
— Твоя дорогая наставница, — из уст матери слова звучали как она говорила о нищих. — Оказалась лишь жалкой преступницей.
Мелисса сдержала свои эмоции. Но когда матушка улыбнулась, она поняла, что взгляд выдал её. Мелисса прикрыла глаза и её лицо вновь стало пустым.
— Мой сын продолжил свое... Путешествие, как бы я не уговаривала его остаться, — взгляд матери полон острых клинков, каждое её слово пропитано обвинением в её сторону.
— «А я? Я твоя дочь?» — Мелисса подавила желание поинтересоваться, леди, что её родила не считала её дочерью. Слова матери обвинение, что она причастна к стремлению Годвина покинуть отчий дом.
— И он странствует с этим ублюдком преступницы, — от яда на словах матери Мелисса сжала пальцы ног. Её руки и лицо расслаблены. Она приподняла бровь, вопрошая, к чему шла её мать.
— Верни его, у тебя есть месяц, — её мать пригубила чай.
— Дорогая матушка, при всем уважении, но наш уговор заключался в обратном, — неторопливо начала Мелисса, элегантно взяв в руки фарфоровую чашку чая. — Я в течение года нахожу жениха и выхожу замуж, за мужчину, чей статус будет равен, либо выше моего. Я отрекаюсь от места главы рода в пользу моего младшего брата.
Взглянув в темноту остывшего чая, она продолжила:
— Взамен, Годвин имеет возможность путешествовать с Рэйфом, — Мелисса посмотрела в глаза матери. — Таков был наш уговор. Или слова дорогой матушки больше не имеют вес? Вы обесценивание свои же слова?
Герцогиня Роуз, её кровная мать крепко сжала в руках чашку. Она медленно поставила её на тарелку и встала, пытаясь возвысится над ней, чтобы запугать. Ее лицо выражало крайнюю степень отвращения к своей родной дочери. Она смотрела на неё сверху вниз, как смотрела на слуг, с таким же высокомерием и как на простолюдинов, с таким же презрением.
— Следи за своими словами, — холодно произнесла она, едва не выплюнув последние слова, словно они кость в горле и вызывали лишь отвращение. — Юная леди.
— Как пожелает матушка. Я попробую поговорить с младшим братом и буду оповещать вас в ходе дела.
Мелисса встала и сделав реверанс, покинула свою мать. Когда дверь закрылась Мелисса услышала звук разбившейся посуды. Она быстро поняла, что полетела фарфоровая чашка прямиком в дверь позади неё. Дорогой фарфоровый набор стало жалко. Из двенадцати чашек остались теперь две. Мелисса кивнула спокойной служанке и ушла прочь. Она сжала подол платья. Служанка, что торопилась к матери, увидев её лицо, тут же в ужасе отпрянула. Мелисса попыталась совладать с эмоциями, но безуспешно. Её руки чесались, чтобы что-то разрушить. Магия, сдерживаемая титаническим контролем, бурлила в ней. А сердце обливалось кровью при мысли о пленении наставницы.
Кто посмел так поступить с её наставницей? Ей нужно срочно встретиться с Рэйфом и с Годвином соответственно. Мелисса шла прямиком в свою комнату, собирать вещи.
⊹──⊱❆⊰──⊹
Долгие дни шли своим чередом. Фран не могла смириться со своей судьбой. Её Величество в силу своих возможностей навещала её через день и что-то рассказывала, но Фран отказывалась смотреть на неё. Она не слышала, что говорила Государыня. Окончательная тишина стала мукой и спасением для Фран. Она перестала читать книги из книжного шкафа, когда осознала, что у всех книг, коих было достаточное количество — сорок семь, она лично пересчитала — один мотив. Принятие неугодной для начала судьбы, которая оказывалась лишь счастьем для героинь. Фран хотела бы лично плюнуть в лицо каждому господину автору, а затем в зависимости от обстоятельств превратит в лед быстро или мучительно. Фран нервно смотрела в окно.Ей хотелось увидеть теплую улыбку Марселин, по которой сердце тосковало, но теперь Фран точно не сможет появиться перед ней. Увидеть выражение Марселин, когда она узнает, что Фран решила убиться с помощью других... Сердце Фран не выдержит. Она заставила себя расслабить мышцы лица, чтобы оно приобрело пустое выражение. Её руки сжимали и разжимал ткань ненавистной одежды. Её долгое восстановление, попытка вылечиться от моральных травм. Всё разрушено. Она как человек, что пытался отказаться от алкоголя, но сорвался и начал вновь выпивать. Фран это не нравилось. Будучи одинокой в своем присутствии в этой единственной, помимо уборной, комнате, Фран не была в безопасности. Это чувство давно покинуло её, и как понимала Фран, вовсе не вернётся к ней уже никогда. Это не то, чего желала Фран. Она лишь хотела, чтобы её убили, покуда сама боялась убить себя. Настолько жалкая, настолько слабая. Но когда всё стало ещё хуже и Фран наконец-то сделала решительные шаги для своей цели...
Всё безрезультатно. Неуспешно. Её Величество всегда чудным образом успевала. Всегда останавливала. Глаза защипало. Фран могла признаться себе, что запуталась. Она уже не понимала, чего хотела в полной мере, когда лишь единственное пассивное желание было уйти. Сбежать от негативной обстановки, от опасности и вечной паранойи наедине с собой. Фран медленно сходила с ума, когда страх разъедал её. Она разрушалась и порой это казалось, как смотреть сквозь воду. Некоторые дни настолько мутны, что она помнила лишь извечный вид из окна. Её Величество приходила не часто, но при первой же возможности. Она вела себя любвеобильно, всячески стремясь к физическому контакту или желая вовлечь в разговор. Фран видела себя уже не птицей, запертой на веки вечные к клетке, а любимой статуей неясного смотрителя, что вроде как хозяин, да только не может обладать в полной мере. Фран боялась, откровенно страшилась в одиночестве комнаты, того дня, когда Глэдис сорвется. Она знала, что этот день одежды наступит. Терпению придет конец, маски спадут. Осознание внезапно явится к ней, а власть развратит. Фран страшилась до дрожи в коленях и слез на глазах, кома в горле, потных ладоней, но знала, что это наступит. День, когда Глэдис перейдет к наступлению.
Если дать человеку с моральным компасом неограниченную власть, вседозволенность, отсутствие рамок и закона, полную свободу действий и возможностью обладать желаемым объектом. То... Как быстро эта самая мораль исказится и человек перейдет к разрушению, обладанию и раскрытию своих извращённых, потаённых желаний и мыслей? Когда спусковой механизм исчезнет, словно его и не было и человек испытает полную и безграничную власть. Как сильно будет опьянение, смотря сверху вниз на человека, который на ступень ниже? Когда положения и ступени разительно отличаются. Когда этот человек сделал буквально всё, чтобы другие не посмели коснуться или смотреть на объект. Что сделал человек, чтобы ему не мешали? Он оградил и запер объект от всех. Чтобы никто не смел касаться, видеть, слышать, дышать и находится в одной комнате с объектом, кроме, пожалуй, служанки, верной ей. Если неверность, то казнь за измену короне будет уместна.
И Глэдис сделала это. Фран так плавно шла на её поводу. Разрушила свою репутацию, пути к отступлению, отреклась, отказалась от всех и всея мира для иных целей, чтобы быть пойманной в расставленные сети.
— Ты думала, что сможешь убежать от меня, Дрей? Я всегда смогу найти тебя, лишь вопрос времени и моего терпения. Тебе никогда не скрыться и не убежать от меня, как бы ты не пыталась этого сделать. Возможно, в первый раз и будь уверена, последний, я позволила тебе ненадолго покинуть меня. Признаюсь, игра затянулась, и мне самой это надоело, но кто бы мог подумать, что ты, именно ты, моя Дрей, добровольно придёшь в мои любящие руки?
Глэдис затаив дыхание, наблюдала за переменчивостью Дрэя. Черные длинные ресницы, опущенные глаза. Ах, какие глаза. Насыщенные сапфиры, ценнее драгоценных камней, глубже океанов, синее и ярче неба. Глэдис зацепила руки в замок, едва сдерживая себя, чтобы прикоснуться к бархатной коже. В горле застряли слова, которые, подобно мантре, каждодневно шептала Глэдис.
— «Смотри на меня, смотри на меня, смотри на меня.»
Дрэй холоднее льда и не подвижнее статуи, продолжала безучастно наблюдать за видом из окна.
⊹──⊱❆⊰──⊹
Безразлично Дрей сидела за столом и смотрела в окно прямо перед собой. Осанка, слегка приподнятый подбородок и прямой взгляд смотрящий только в окно, ладони, плавно лежащие на столе. Она сидела подобно статуе, когда на её плечи легла ладонь Глэдис. Глэдис гладила плечо, восхищаясь мягкостью кожи. Дрей за всё время, проведенное взаперти двух комнат: спальни и уборной, всегда находилась в двух состояниях. Когда смотрела в окно и когда сидела в медитации. Раздраженная от такого пренебрежения, когда Дрей за всё время не произнесла ни единого слова и даже взгляда не бросила, Глэдис заговорила:
— Сколько можно гневаться? Как долго будет продолжаться это пренебрежение, Дрей?..
Глэдис распустила собранные служанкой волосы Дрей, достигающих талии. Глэдис взяла прядь волос в руки, дивясь их мягкостью. Она могла с уверенностью сказать, что волосы пахли ягодами. Вот только эти волосы, полностью побелевшие и напоминающие снег, не являлись волосами Дрей. В первый месяц нахождения рядом с Глэдис, её волосы были привычного цвета, но после волосы и глаза изменились. Глэдис не знала с чем это связано.
— Дрей-вел, эти волосы вам не к лицу, вы не против вернуть прошлую длину? — задумчиво спросила Государыня. Дрей молча смотрела в окно безучастным взглядом. Глэдис неторопливо расчесывала длинные волосы гребнем, прежде чем закончить это.
Ответа не было, но ответ и не был нужен, когда мнение даже не учитывалось и не принималось в счет. Глэдис отложила гребень, чтобы взять всю длину длинных волос в руку и приподняла их. Лёгким движением руки ножницы в руках коротко остригли волосы. Реакции не последовало. Глэдис смотрела в затылок Дрей, прежде чем отпустить волосы Дрей на пол. Отрезанные длинные белые волосы рассыпались по полу, но никого из присутствующих это не волновало. Глэдис провела ладонью по открытым участкам кожи шеи, прежде чем задумчиво погладить кожу ошейника. Глэдис знала, что этот ошейник полностью заблокировал доступ к магическому ядру Дрей, но её беспокоила та самая игла, которую когда-то предлагала вонзить Дрей. И Глэдис знала, что у Дрей их семь в теле — видела собственными глазами не раз. Кандалы на руках исчезли за ненадобностью спустя неделю пребывания Дрей.
⊹──⊱❆⊰──⊹
У Фран дрожали губы, руки, плечи. Она знала, что Глэдис ушла. Фран провела некоторые время в одиночестве, бессмысленно смотря в окно на голубое небо. Дрожащая рука легла на волосы с неприятным запахом. Когда-то волосы пахли лотосами. Пальцы пробежали по прядям волос, коснулись кожи головы и провели до кончиков волос. Коротко. Фран могла понять, когда холодное железо ножниц мимолётно успело коснуться самой головы, прежде чем Глэдис урегулировала нужную для неё длину. Фран всхлипнула. Глубоко внутри вспыхнула сильная обида. Её старания по уходу за волосами, её любимые волосы, которые она так старательно растила, которые нравились ей, которыми восхищалась Марселин, пропали даром. Лежали длинными прядями никому ненужные и всеми забытые на полу. Фран моргнула. Она быстро избавилась от слезы действенным методом: размазала их по лицу. Она удивленно смотрела на белые волосы. Рука тут же потянулась к серьге, в которой чувствовалось присутствие магии. Из-за количества защитных заклинаний магия здесь была богата, потому и магию в обычном украшении заметить сложно и проблематично. Фран могла догадаться, что серьга в скором времени могла начать барахлить. Но в цветах разницы не было, пока они выполняли свою важную, первостепенную задачу. Скрыть шрамы. Фран печально смотрела в окно.
Глэдис... Сестра по присяге... Её Величество... Государыня. Неважно под какими титулами она бы скрывалась. Фран боялась. Она приложила руку к груди, чувствуя, как бешено стучало сердце. В отчаянии её лицо исказилось. Глэдис сделала решительные шаги, почувствовав вседозволенность.
Это только начало.
Это понимали обе.
⊹──⊱❆⊰──⊹
Фран беззвучно плакала. Её плечи тряслись, она сгорбилась в углу комнаты. Её хотело вырвать от произошедшего. Она схватилась за голову. Её тело горело, фантомные следы разных рук, пульсирующая кожа. Фран мерзко. Глаза болели от слез, в носу щипало, ноги дрожали. Она прислонилась головой к стене, подняв её вверх. Фран смотрела на потолок и желала тихонько где-нибудь помереть.
Сколько шло дней? Служанка, полная чувства вины и жалости, приходила и уходила. Дни шли, зима за окном присутствовала, она видела вдали оживленные улицы столицы и людей, так похожих на муравьев. Фран начинала завидовать птицам, что могли так свободно парить в небе.
Наедине со своими мыслями Фран размышляла. Она вспоминала прошлое-настоящее. Как много можно было бы исправить? Если бы она сделала иные выборы? Раньше Фран не видела иных вариантов, но сейчас могла понять, что выбор был. Наиболее лучший, о котором она даже и не могла подумать. Это так легко! Всего на всего сделать иной выбор, и жизнь была бы другой! Фран была такой глупой, при своем уме и таланте, о котором ей часто твердили. Хватит. Легко говорить, осуждать и восхвалять кого-то. Легко возвысить кого-то, но всегда легче опустить кого-то на самое дно. Фран запуталась. О чем она думала? Сплошная тишина, что была блаженством стала мукой. Ещё один неверный выбор. Фран тихонько рассмеялась. Её глаза-льдинки смотрели на передний двор дворца.
Когда-то... Когда Эйлит начала вести себя странно, она уже и не помнила с чего началось, Фран так яро настаивала на правде, доверии... О каком доверии шла речь, когда она даже не могла довериться Ирэн? Леит? Своему дедушке? Марселин? Почему она не доверила им свою безопасность, мысли, чувства, не попросила о помощи и приняла её, которая не раз была предложена? Фран так сильно однажды обожглась, доверившись, что оборвала все попытки. Её дедушка, что не раз поддерживал её во всех начинаниях: «Только попроси, внучка. Я сделаю всё, что ты хочешь.» Но что она? Захотела наставлять племянницу, если та сама этого желает. И племянница согласилась. Племянница училась. Да только учитель, наставник из Фран такой же, как и воин. Никакой.
Где та вся воля? Сила, что она так тщательно наращивала сквозь пот, кровь и боль. Ирэн всегда следовала за ней. Фран помнила удары кнута матери, обжигающую боль и обиду.
«Тщательно сдержанное выражение лица и прямая как палка спина. Она не кричала, не плакала, не стонала. Застыла, подобно статуе, которой сама уже и стала, принимая удары.
— Как ты могла потерять её, Алетея?! Она твоя сестра! Ты же знаешь, что с ней могли сделать злоумышленники! Ты обрекла её на опасность! Единственная просьба оберегать Лианну, и единственную просьбу ты не можешь сделать! Какая ты дочь после этого?! Сплошное разочарование...
Десять ударов, что оставили шрамы. Алетея не стала говорить родителям, которые не стали бы её слушать, что Лианна ослушалась её наставлений и ушла самостоятельно и целенаправленно. Статная девичья фигура поднялась. Девушка поднялась с колен, и сделав реверанс извинилась. Алетея вышла из комнаты с прямой спиной и холодным лицом.
— Мне так жаль, сестра! — заплаканные глаза уставились на неё. В глазах Алетеи вспыхнула боль и раздражение, которое вызвало чувство стыда. Она натянуто улыбнулась.
— Всё хорошо, Лианна.
— Но я слышала удары!
— Пожалуйста, дай мне пройти.
— Мама тебя била, да? Хочешь я с ней поговорю?
— Лианна...
— Я могу попросить маму больше так не делать... Она поймет, если я скажу, что это из-за меня...
— Хватит! Лианна, дай мне пройти.
— Сестра?
Мягко, но резко Алетея оттолкнула Лианну в сторону. Ей хотелось плакать от боли в спине, каждое движение приносило дискомфорт. Алетея заставляла себя не упасть и не плакать. Лианна не должна видеть слабости. Спина ощущалась влажной, но Алетея быстро шла в свою комнату. Лишь бы успеть. Лишь бы успеть и не упасть. Никто не должен видеть её слабости, ни слышать минуты её позора. На глазах образовались слезы. Почему Лианна не могла её послушать?! Ещё и наткнулась на каких-то пьяных алкашей! Если бы она не успела, мало ли, что с ней могли сделать?! Алетея помнила, как спасла какую-то незнакомку, что врезалась в неё. Она явно от кого-то сбегала, потому посчитав нужным, Алетея дала ей мешочек с деньгами. Так нужнее. К ней подходили какие-то незнакомые господа, расспрашивая про девушку, якобы воровку, на что Алетея отметила, что никто не станет сметь грабить её. Алетея еле дошла до комнаты, на пороге которой рухнула. В тот день Алетея узнала, что кнут оставил ей десять шрамов на спине. Что-то в ней тогда разбилось. Или то было маленькой Алетеей?»
«Маленькая девочка, что рисовала пейзаж, желая сохранить красоту мира на бумаге. Её большие, детские глаза, подобно океану и смущённые, маленькие, неуверенные, невинные улыбки.
— Дрей! Дрей! Как думаешь, маме и папе понравиться мое творчество? — нетерпеливо воскликнула маленькая девочка. Служанка Дрей, женщина с сединой в волосах, морщинами и доброй улыбкой, заботливыми руками вытерла тряпкой масло на лице Алетеи.
— Ну-ну, не стоит так торопиться, иначе вы окончательно испачкаетесь, — добродушно заговорила служанка Дрей. Алетея смущённо надулась, на что Дрей вытерла тщательнее щеку.
— Я уверена, что вашим родителям обязательно понравится ваш пейзаж. Вы так старательно его рисовали, он безусловно, прекрасен, — служанка учтиво отошла чуть назад. Алетея радостно улыбнулась, её полные надежд глаза смотрели на Дрей.
— Правда? — неверующий тихий шепот ребенка.
— Конечно.
Торопливо, но аккуратно Алетея взяла холст в руки. Служанка поклонилась и открыла ей дверь, зная, что девочка не примет помощи. Внимательные глаза служанки следили за сложно собранной ею же прической маленькой госпожи. Если она побежит, то волосы могут растрепаться. Служанка Дрей покачала головой, уходя. Алетея улыбнулась уходящей служанке, зная, что у неё есть дела помимо заботы о Алетее. Маленькая девочка не желала помощи, потому как считала себя достаточно взрослой, чтобы нести холст малых размеров. Она волнительно прошла по коридору. Алетея задумалась. Почему её комната находится в конце коридора от комнат родителей и комнаты её младшей сестры?
Она развернула холст к себе. Алетея придирчиво осмотрела написанный ей пейзаж. Она писала картину почти две недели. Оценят ли родители её старания? Похвалят ли её? Алетея помнила, как рисунки Лианны родители нахваливали. Свои картины Алетея прятала. О них знала только Дрей, которая не раз предлагала показать их родителям. Зачем прятать красоту от глаз?
Лианна должна быть на занятиях с учителем... Этикета? Алетея тихонько подошла к двери кабинета отца. Она взволнованно замерла рядом с дверью. Алетея опомнилась и поспешно развернула холст, чтобы, как только она открыла дверь портрет предстал критике родителей. Ей так не терпелось показать его! Но она боялась. А вдруг не оценят?
— Ты не понимаешь! — крик матери заставил испуганно замереть. Рука Алетеи замерла у ручки. Она моргнула, только осознав, что дверь была приоткрыта. Алетея попыталась присмотреться в щель, но не было ничего видно.
— Как я не могу понимать?! Ты боишься её!
— Ты забыл, что случилось при смерти моей сестры?! Она умерла и унесла жизни моих родителей! Мой род проклят! И Алетея... — истерично кричала её матушка, Алетея впервые слышала такой тон от матери, которая издала отчаянный вздох. — Она так похожа на сестру... Я боюсь её...
Слова материи отца, оставили раны, которые служанка Дрей не сможет залечить. Иначе почему ей так больно? Алетея медленно осела рядом с дверью, прислонившись к стене. Голос отца пытался успокоить матушку. Алетея со слезами на глазах слушала разговор родителей. Сердце болело, она спешно встала, стараясь как можно тише уйти подальше. Желательно в свою комнату. Сердце стучало в ушах, вместе со словами родителей. Алетея поставила картину на мольберт. Она заплакала, слезы катились по щекам. Пока она смотрела на этот ненавистный пейзаж. Глаза блуждали по комнате, рука прикрывала рот, чтобы громкие всхлипы не были услышаны никем, кроме самой Алетеи. Злость и обида заиграли в ней, когда дрожащей рукой она взяла в руки мастихин. Алетея замахнулась рукой и со всей силы начала бить по холсту. Пейзаж начал рваться.
В тот день Алетея разорвала все свои картины, и после порвала их на мелкие лоскутки. Служанка Дрей ахнула, когда вошла в комнату маленькой госпожи. Девочка безутешно сидела на кровати, обнимая себя за колени и красными глазами смотрела на кучу того, что осталось от картин.
— Алетея, ты знаешь кто это сделал?! — обеспокоенно подошла к ней Дрей, отметив, что руки девочки полностью испачканы, а в руках она держала мастихин. Плечи Алетеи затряслись.
— Почему? — отчаянный голос у ребенка застал врасплох служанку.
— Скажи, Дрей, они желают моей смерти? Не любят меня?
Ребенок разрыдался.
— С чего такие выводы? — мягко поинтересовалась Дрей, неторопливо забрав мастихин.
— Мама же знает, что целуют в лоб только покойников, а цветы мне подарила Лианна, но два цветка дарят только мертвецам. Они хотят, чтобы я умерла? Почему я не могу получить тепла родительской любви? Почему они не смотрят на меня, а смотрят всегда на Лианну? Я понимаю, что я веду себя безответственно как сестра, должна подавать пример младшим. Но, но...
Дрей обняла Алетею, нежно поглаживая девочку по волосам.
— Они не хотят твоей смерти, Алетея. Они любят тебя, но ты порой не замечаешь этого.»
Моргнув, Фран провела рукой по столу. Тогда она поклялась стать лучшей версией себя. Но так и не смогла. Мольберт в углу комнаты должен был быть напоминанием о том дне. О нелюбви родителей, об их страхе и несовершенстве самой Алетеи. Как там упоминалось:
«Из страха и без любви была рождена она»?
Кому принадлежали те слова Фран уже не могла вспомнить. Скорее всего её матушке. Фран уже знала, будучи взрослой и прожившей всё то, что с ней случилось, почему. Сестра матери была проклята, но слаба здоровьем и вечно больна. Будучи прикованной к постели, она умерла от проклятия, забрав следом жизни своих родителей, а осколок льда вонзила в живот беременной младшей сестры, то бишь матери самой Фран.
Как жалко... Мать, которая думала, что Алетее суждено быть проклятой, потому всячески дисциплинировала. Дисциплина перешла рамки здравомыслия. Но матушка любила и лелеяла свою младшую дочь, Лианну.
«— Защита сестры твой смысл, цель, кредо жизни. Заботься о ней, защищай, оберегай. Лианна приоритет, главная в твоей жизни. Она твоя младшая сестра. И будучи старшей, ты должна оберегать её.»
А потом родители лишили её права на пост следующего главы рода и передали его младшей сестре. А Алетея тринадцати лет познала разных учителей, которые учили её от подачи чая до разных рукопашных боёв и обладания оружием. У Алетеи долго не проходил ожог на голове, что пришлось использовать целебную мазь, когда учитель, посчитав, что чай был недостаточно идеально приготовлен вылил ей его на голову.
Должна ли она? Должна. Фран думала о своем прошлом и соглашалась, что отвратительное детство закалило её, даже если и частично сломив. Она смогла и нашла свою стезю. Вода. Магия воды, от которой она добровольно отреклась. Как и отправила в вольное плаванье Рэйфа, как раз за разом отступала от Марселин, обжигаясь прошлым и не думая, что заслуживала шанс на счастье. Как иронично, что покойники преследовали её больше десяти лет. Сначала родители, а затем память о том, кого Фран не сберегла. Чья смерть полная вина Фран без права на аппеляцию.
Сестра превыше всего, Алетея, Дрей, Фран. Какое имя бы не носила, от слов матери она не смогла уйти, не желая. Фран не лгала Азалии-Лианне. Её волновало благополучие обеих: Мелиссы и Азалии. А проклятие... Фран знала, что оно станет её. Так должно было быть по словам матери и стало следствием смерти Лианны, но эти часы... Смели найти душу Лианны, чтобы что? Она исполнила свой долг, да и померла от проклятия или часов? Фран не могла себе такое позволить, когда с пятнадцати лет от дворецкого её бабушки по материнской линии узнала, что принадлежала роду Кэйлих. Пожилому дворецкому стало ясно, что Алетее ничего не скажут и он исполнил волю своей госпожи, став рассказчиком о судьбе рода.
Последняя из рода Кэйлих главной ветви. Алетея Азалим. Последней когда-то считалась Лианна. Та, кем она родилась и кем стала.
Цепной пёс Её Величества, командир Дрей, один из совета семи. Бывший разбойник, что спас госпожу Лианну Азалим, решив стать для неё старшим, кто будет о ней заботиться и защищать, когда узналось, что Лианна — единственная выжившая. Имя доброй личной служанки Дрей, единственной, кто заботился о Алетее. И той, кто умерла вместо неё под её именем.
Фран, а затем и ледяная госпожа. Неясно откуда и кто. Сильная госпожа, наставница Рэйфа Лореа, наставница Мелиссы Роуз. Любительница выпить и путешествовать. Та, что освободила-запечатала кронпринца и принцессу империи Тьмы. Та, что познакомилась с многими и знала многих, побывала в прошлом и повлияла на свое настоящее-будущее.
Была ли Фран счастлива?
После всего пережитого Фран не могла найти ответ. Смогла ли она найти то, что искала и так жаждала? Фран не смогла, поняла она с горечью, когда, прижавшись к столу она коснулась холодного стекла окна.
Фран так и не смогла найти свободу.