Снежная дева

Для Фран пролетела вся жизнь, когда она вновь оказалась на острове Заблудших душ. Фран видела в себе предательницу, запятнавшую свой род и причину проклятия. Она понимала, где-то в глубине своего разума, что то, что случилось бы и без её вмешательства, но то, что Фран сделала не отменяло её предательства правящей семье. Фран больно, противно от себя и от своих действий, которых ей пришлось совершить. Фран понимала, что даже сам факт того, что ей пришлось сделать то, что она сделала не отменяет того, что она это сделала. Её ужасные действия остаются ужасными и причины не важны. Ей уже известны последствия. Фран мысленно приносила извинения Марселин, которая слишком хороша для неё. Марселин можно было бы сравнить с солнцем, если бы она не была молнией и громом в одном лице. Мысли о Марселин приносят сладостно-горькую смесь эмоций, которая пронзилась виной.

Этот момент однажды должен произойти. Когда она больше не сможет держать невыносимую тяжесть груза бремени на своих плечах и сломается. Фран ломалась медленно всю свою жизнь по маленьким кусочкам. Она не всегда могла позволить дать себе волю чувствам, которые становятся невыносимыми. В такие немногие, самые ужасные моменты она позволяла слезам течь по лицу, а редким тихим всхлипам вырваться из её рта наружу. Фран устала от всего, слезы, что потоком падали и замерзали, не помогали. Она позволяла оплакивать свою ужасную жизнь, которая даже не совсем принадлежала ей. От ещё одного факта больно, её и так кровоточащие душевные раны становились больнее. Порой становилось ясно, что этой боли никогда не будет меньше. Фран ненавидела чувствовать невыносимую, как физическую или душевную, боль своим существом.

Всё чего хотела всегда Фран это эгоистического желания счастья, в виде свободы, любой, какой бы она не была, всё, что угодно, что можно было бы назваться свободой. Фран пыталась вновь и вновь собирать осколки себя, дабы поддерживать жалкую иллюзию того, что её жизнь в порядке. Она собиралась вновь и вновь сделать вид, что это она контролирует свою жизнь. Но боль от действий, совершенных ею же, лишь душила её. Она подумала о том, что позволит себе дать слабину, но после станет той, кем не является и кем она себя никогда не считает — сильной.

Холод поселился в глубине её сердца, а возможно и души, замораживая её, притупляя эмоции. Но не все. Она так хотела в это верить... Чтобы холод, стал её спасением от нескончаемого потока эмоций. Боль осталась в любом её проявлении, а любовь, что Фран задушила собственными руками и боялась её, не забылась. Влюбленность, которую Фран боялась, как огня, разрушивший её семью, медленно умирала под её руками. Фран причиняла самой себе боль и не могла это исправить, как грешник, что искал искупления, она наказывала себя раз за разом за все свои ошибки так или иначе совершенные. Она погубила и с радостью приняла всю боль, что принесли самонаказания. Фран закричала от боли и раскаяния.

Отчаяние затопило её полностью, и она захлебывалась им. Все казалось таким бесполезным и пустым, Фран устала ждать мнимого чуда, когда весь её путь принес собой разрушения. Ненавистью к себе Фран схватилась за волосы и кричала. Она плакала навзрыд, так как никогда не плакала в своей жизни. Она оплакивала свою никчемную жизнь полную саморазрушения, которое она несла глубоко в себе с самого детства. Оплакивала смерть семьи Кэйлих, тех, кто заботился о ней, узнав лишь поверхностно, оплакивала судьбу Мелоди и Мортена, которых она запечатала, чьи жизни она погубила, кого обрекла на муки. Будучи послушной девочкой, что подавила в себе всё: волю, эмоции, желания, Фран обрела свободу лишь при смерти родителей. Мнимая свобода, за которую ей стыдно, за которую она поплатилась в той самой камере и искаженной присяге, что стали ей цепями. Фран помнила, как наяву, кожаный ошейник от которого не могла отказаться, когда отказ мог послужить оскорблением Её Величества.

«— Братец Дрей, прими этот подарок. Я тщательно подбирала его, думаю, он подойдёт к твоим глазам.»

Словно подкошенная, Фран упала. Она легла на снег и смотрела на небо. Её опустошенные, покрасневшие от слёз, глаза больше не видели в обычном небе той красоты, которую всегда отмечала ранее, пытаясь всегда найти красоту и хорошее в природе, как это делала Лианна. Остров пуст, ни души, кроме неё самой. Она наконец-то перестала путешествовать, но... Ценой чего? Фран злобно посмотрела на часы, которые излучали радостную энергию. Фран преподнесла ладонь к лицу. Перчатки немного радовали глаз. Рука потянулась к уху до серьги. Фран впустила магическую силу в серьгу и медленно выдохнула. Она с уверенностью могла сказать, что её внешний вид вернулся к тем временам, когда она ещё не приобрела самовольно проклятие. Тот же оттенок кожи, тот же насыщенный черные, не белоснежные, волосы и синие, не голубые, глаза. Иллюзия, что всё в порядке, её пальцы также красивы, а тело не изувечено. Всё в порядке. Часы сияли золотом и обманчивой невинностью. Фран приоткрыла сухие губы.

— Мое желание... — тихий шепот на грани шелеста ветра. Она ненадолго замолкла. Перед её глазами тут же появились разные обманчивые живые картины, чье изображение ограничились расплывчатой рамой из песка. Радостные и любящие родители. Её матушка, что смотрела на неё открыто с любовью, так, как смотрела всегда на Лианну, отец, что не делал вид отсутствия её существования, в ком не виднелось подобие жалкой вины. Мелисса и Рэйф... Ученики, которых она никогда не заслуживала, но по-своему любила. Марселин, что игриво ждала её за столом. Фран смотрела на иллюзию счастья, которую хотели предложить часы. Так глупо... Иллюзия того, чего никогда не должно быть. Фран потянулась дрожащей ладонью вверх, чтобы пальцы едва коснулись стекла часов.

— Чтобы часов больше не существовало. Уничтожить себя. Разрушить. Песочные часы. Никогда. Больше нет будущего, что вы должны сохранить, и прошлого, которое вы исправите. Ничего из.

Песок в часах остановился и потускнел. Всё напряглось и Фран перестала слышать звук легкого ветра. Она затаила дыхание. Фран не шелохнулась, когда песок начал биться о стенки своего сосуда, а они в свою очередь трескаться. Часы разрушались, а Фран видела в них свою смерть. Не было страха. Они отомстят ей, как отомстило бы всемогущее существо. Но её сердце такое охладевшее, а эмоции так притуплены... Ей хотелось в это верить, чтобы перестать думать о боли и жалости к себе. До чего Фран докатилась. Она не могла придумать, что часы собирались сделать с ней так, как Фран уже, добровольно и в полной осознанности, совершила с собой. Без сожалений. Без промедлений. Без шанса на исправление. Возможно, она не мыслила в такие моменты рационально. Но сожалеть уже поздно.

Стекло треснуло. Часы разрушались на её глазах, явно сопротивляясь. Они словно боролись сами с собой и своим запечатанным желанием. Песчинки выбрались наружу и закружились. Песок перестал быть в заточении и яростной волной закружился вокруг, как какая-то внешняя сила, что могущественнее богов и демонов. Она пыталась понять, насколько осознанны часы, на что те реагируют. Невольно Фран начала спектакль для единственного зрителя, — часов, попутно пытаясь разобраться, чего же от неё хотят. Прошлое прошлым. Она влияла на события, как бы не пыталась сделать иначе, всё равно была обречена сделать так, как в будущем уже произошло. Фран запечатала Мелоди и Мортена, тем самым предав не только свой род, но и клятву имперской семье. Мелинда знала, что собиралась сделать Фран и это поражало. Значит ли это, что Фран искупила и этот грех? Путь саморазрушения стал жёстче. С ними пришла и богиня холода, знакомство с кузнецом из империи света. Она могла надеяться, что Гобан прожил спокойную, счастливую жизнь. Осколок богини проник ей в глаз и сердце. Фран физически ощущала, как песок ускользал из её пальцев. Времени оставалось мало, но она смогла исполнить волю часов и получить извращённую награду. Фран знала, что от неё требуют. Уничтожение часов прошло быстро и подозрительно легко. Однако, из-за них и всё пошло не по плану. Песок не имел сознания или разума, но считал её и то, что внутри неё, своей целью. Фран видела, что стала их врагом. Потому он атаковал её, но не смог должным образом. Песок вцепился в само её существование, протиснулся внутрь её тела прямиком через горло. Фран поперхнулась. Она судорожно закашлялась, но горло лишь саднило. Она хрипло задышала и присела, схватившись за горло. Снег цеплялся за её одежду и волосы. Она вздрогнула. Фран не успела моргнуть, а обстановка сменилась каким-то переулком.

Только лёгкая тошнота и боль живота подтверждало, что она телепортировалась. Ранее такое не ощущалось. Она знала, что это вестник грядущего. Руки дрожали. Она смотрела на стены домов и её взгляд зацепился за пожелтевшую бумагу. Фран попыталась встать. Её повело чуть в сторону, как повело бы усталого или пьяного человека, но Фран неустойчиво недолго постояла на месте. Прихрамывая, она приблизилась к листовке. Надпись с розыском отчётливо намекала на преступника.

— О, — только и вырвалось безразличием из её обветренных губ.

Магия неустойчиво бурлила в ней. Фран сняла листовку и внимательно присмотрелась. В лице человека прослеживались общие черты, знакомая прическа. Фран прекрасно знала кто перед её глазами, пусть и немного искаженная. На листовке с розыском беглого преступника виднелось имя и портрет.

«Фран» гласила надпись и относительно похожий на неё лик чуть выше. Листовка помялась в её руках. Она поняла, чего хотел песок, который как насмешка мелькал в боковом зрении и тут же исчезал, когда она на прямую смотрела в ту сторону. Понятное дело, большая часть уничтожилась по её воле, но некоторые частицы смогли уцелеть, либо исчезнуть, но их суть цеплялась за неё и не отпускала. Пока жива Богиня... Фран осеклась. К моменту возвращения в Розмарин её уже разыскивали.

Печальное выражение появилось на расслабленном, обманчиво равнодушном, лице. Её уголки губ дернулись вниз, но вернулись в свое нейтральное положение так и застыв. Фран не собиралась убегать, скрываться, провести всю жизнь в бегах, тем самым признав, что является преступницей, которой её объявили. Рука полезла в набедренную сумку. Она быстро раскрыла пергамент бумаги и поставила на грязную землю чернильницу. Перо покрылось чернилами и на бумаге начали проявляться слова. Фран писала быстро и за одним письмом последовали несколько других. Письма сложились, запечатались и взмахом руки стали маленькими пчелками, кроме одного, что стало птицей. Фран закрыла руки на лице, как в молитве и губы беззвучно зашелестели. Марселин должна знать, что Фран не изменит своего решения.

Магические почтальоны улетели. Фран приподняла подбородок, подняла и расправила опущенные плечи, в ней проскальзывала внутренняя сила и надменность. Глаза оставались такими же потухшими, никакая магия иллюзии не скрыла бы этого, когда сама Фран не собиралась. Она выдохнула морозный воздух и зашагала навстречу своей смерти. Холодный ветер медленно пронесся позади неё.

Всё произошло быстро. Она помнила лишь урывками и стуком сердца в ушах. Она выходила из переулка с розыском на себя саму в руках, как её на месте признали той самой с листовки. Рыцари окружили её, звуки кандалов, яростные и испуганные крики толпы зевак, злоба и грубость на грани с оскорблением и превышением полномочий рыцарей.

⊹──⊱❆⊰──⊹

Главная тюрьма для временного содержания преступников в ожидании суда представляла собой подземелье с лабиринтом. В этом месте легко заблудиться, что предотвращало большинство побегов. В одной из камер ожидания заперли Фран. Эта камера выглядела полутемной, единственный источник света — это светящийся мох по всей камере. Помимо того, что дорога, ведущая к клетке, одна, то островок окружён вокруг тяжелой водой. Островок, что был полностью в прутьях настолько многочисленных, что максимум можно было просунуть наружу только четыре пальца. Настоящая клетка.

Спокойно на вид стороннего обывателя, Фран сидела в позе для медитации, в которую она садилась для удобства внутреннего контроля магических каналов. На деле же, она частично напряжена, обстановка не способствовала спокойствию. Фран уставшая, только сидя в такой позе, имела невозмутимый внешний вид. Словно на ней и вовсе не было кандалов, блокирующих магию и препятствующих какому-либо передвижению, дальше клетки. Её приковали цепями, мысль, которая вызывала диссонанс в разуме Фран.

Вдали раздался шум открывания тяжёлой двери и стук каблуков, подтверждающий, что кто-то шел по дороге к клетке. Фран с осанкой, подходящей для любого светского мероприятия, открыла глаза. В её глазах блеснуло узнавание. Скрежет ключа в замочной скважине и дверь клетки открылась. Фран улыбнулась уголками губ. В клетку, просторную для пятерых человек вошла уверенная женщина, чье лицо сохраняло торжественно-печальный вид. Фран она напоминала вид провинившегося котенка.

— Давно не виделись, Ирэн, — с легкостью в голосе, будто на праздной прогулке, а не в камере, приветствовала Фран, обрадованная знакомому лицу, без признаков невзгод.

— Фран значит? — Ирэн, одна из членов совета семи, беззлобно усмехнулась. Она встала рядом с открытой дверцей клетки и облокотилась на её решетку, сложив руки на груди. Фран прикрыла глаза в молчаливом согласии, не торопясь их открыть. Ирэн знала про иглы, знала и про Алетею, Дрей, Фран. Она единственная, кто по воле случайности знала о ней слишком много. Но она стала самой верной, возможно кроме учеников и Марселин. Фран знала кто будет в суде. Возлюбленный Лианны, который в память о ней сделает ставку на смертный приговор убийце Дрея, старик, который устал от разочарования в новом поколении, Леит, которая всё поймет сразу и сделает ставку на то, чтобы Фран никогда не попала в руки Глэдис, и кто-то, кому будет всё равно, кто-то кто не связан с сестрами по присяге или с верой в справедливость. Глэдис не должна присутствовать, иначе это стало бы провалом. Фран искала подтверждение своих мыслей и увидев хмурое, но торжественное лицо со смесью сложных эмоций во взгляде, которые она не могла понять, Фран вздохнула. Она слегка улыбнулась, от чего Ирэн смотрела на неё ещё более несчастно. Фран покачала головой, с теплотой смотря за Ирэн, которая незаметно для самой себя, нервничала. Ирэн продолжила:

— На заседании суда будет присутствовать Её Величество.

В ответ Фран ничего не сказала. Ирэн истолковала молчание по-своему, прикусив нижнюю губу и нахмурившись. Она нервно постучала пальцами по руке и на выдохе заговорила:

— Я... Я постараюсь добиться для тебя смертной казни.

Тихо Ирэн подошла и села на корточки, чтобы быть на одном уровне с лицом Фран. Ирэн замерла, когда Фран вновь открыла глаза и посмотрела на неё. Если Её Величество будет присутствовать на суде, значит, она признала кем является Фран, также легко, как и поняла Ирэн. Бедная Ирэн понимала, что им не противостоять Её Величеству. Ирэн помнила, как Её Величество скрывала гнев, узнав, что командир Дрей пропал, смог сбежать от неё. Она помнила тот ошейник, который мастерски прятался за высокими воротниками. Ирэн лишь надеялась, что Дрей никогда не найдется, но...

— Фран... — удивленно начала она. — Что с твоими глазами?

Её глаза льдистые, холодные, бледно голубые, что похожи на два куска мутного льда. Фран моргнула. Это означало, что серьга работала не так, как Фран предсказывала и предполагала. Они не стали синими? Про цвет волос Ирэн умолчала, значило, что дело только в глазах. Сбой должен быть временным, решила последняя из рода Кэйлих.

— Глаза зеркало души, — небрежно сказала Фран, грустно улыбнувшись. — Я благодарна за всё тебе...

Ирэн открыла рот, чтобы что-то сказать, но холодные и твердые слова, что резали больнее ножей, продолжили мысль Фран:

— Но мы обе знаем, что это невозможно.

В воздухе осталось мрачно несказанное: «От неё не сбежать».

— Фран... — остановилась Ирэн, выражение беспомощности, навевающее одно единственное воспоминание о самой первой их встрече, ударило по Фран. Руки Ирэн сжались в кулаки. — Дрей... Каково твоё настоящее имя?

Невесело Фран-Дрей издала смешок:

— Алетея.

Ирэн смотрела с грустью, удивлением и сочувствием, но без жалости. На её глазах образовались слезы от жёсткого узнавания. Фран понимала, что Ирэн всё поняла, как она не могла помнить свою спасительницу в далёкой юности? Дрей или Фран никогда не принимали жалости к себе.

— Я могу тебе помочь?

— Если человеку говорить, что он свинья, то на сотый раз человек захрюкает.

Им не нужно больше слов, чтобы понять друг друга. Ирэн была ближе к Фран, Дрею и Алетее, чем когда-либо могли бы быть Лианна, Глэдис и Леит. Ведь среди них именно Ирэн застала все три её грани личности с разными именами.

— «Как попытка сбежать...» — промелькнула мысль у Фран.

Зная, что Ирэн согласится, Фран закрыла глаза, напрягаясь. Она с внутренним удивлением подумала, что с Ирэн могла расслабиться. С кем-то помимо Марселин или учеников или кого-то ещё, кто мог бы входить в исключения. Фран задержала дыхание. Ирэн, одна из членов совета семи, закрыла уши преступнице, мягко провела указательными пальцами, скрытыми перчатками, по ушной раковине. Фран тихо выдохнула. Ирэн мимолётно провела напоследок пальцами и встала. Фран едва слышно прошептала слова благодарности и смотрела в след уходящей Ирэн. Фран издала тихий смешок. Звуки закрывания дверей, обуви, собственного дыхания стали неслышными. Ирэн прикрыла на мгновение глаза, прежде чем посмотреть на кровь на своих перчатках. Это то немногое, чем она может оплатить, хотя она и знала, что оплачивать нечего и давно не нужно. Но... Ирэн своевольно-добровольно и безвозмездно желала и хотела помочь Фран тем немногим, чем могла. Ведь... Так поступают друзья? Её внутренний голос шептал, что этого недостаточно, что это неправильно.