Эффект белладонны

Небольшой кабинет был тесен, но аккуратно обустроен: полки вдоль стен ломились от книг, сушеных трав и небрежно подписанных пузырьков. Воздух пах спиртом и пылью. В помещении стояли два стола — большой, рабочий, у окна, и поменьше, в углу комнаты. Сквозь запотевшее стекло проникал тусклый свет, которого все же хватало, чтобы девушка, склонившаяся над книгой, могла различать строчки на пожелтевших страницах.

— Фитотоксины встречаются повсеместно в природе. Наиболее известные из их источников... — девушка оторвала глаза от книги и перевела взгляд на горшок с плотными глянцевыми ягодами. — ...ягоды белладонны, — пробормотала она вслух.

— Поверить не могу, что ты вырастила ядовитое растение прямо в моем кабинете! — парень в белом халате недовольно скрестил руки у груди и глядел на Линетт.

Та неловко покосилась на него.

— Лео, это ради науки, — пожала плечами Линетт. — Мне нужно хорошо изучить эти ягоды, чтобы лучше разбираться в ядах. И к тому же я вырастила их дома, просто сегодня взяла с собой.

Собеседник покачал головой своим мыслям.

— Думаешь, очередной препарат для "поднятия настроения" заинтересует Академию?

Линетт вспыхнула.

— Это другое! Это, — она показала на куст, — мое новое прогрессивное лекарство от аллергии!

— Надо же, а я и не заметил, что его можно употреблять, — не без смешка ответил Леонард.

— Конечно нельзя.

Девушка демонстративно обиделась и принялась собирать свои вещи.

— Извини, я ведь просто пошутил.

— Плохо шутишь, — сказала она, проходя мимо и слегка ткнув его в грудь. — Очень плохо.

— Я переживаю за тебя. В погоне за университетом пропустишь все самое интересное.

— Умоляю тебя, что я могу пропустить здесь, в этом маленьком городишке? Ничего! А в столице, в Академии я могу исполнить свою мечту.

Линетт мечтательно заулыбалась.

— Тебя туда не возьмут. Пора бы уже смириться.

— И снова ты за свое! Мне нужно лишь убедить их в своих знаниях. Я же для этого и занимаюсь.

— Сколько ты уже занимаешься? Прошло 2 года с того момента, как ты выпустилась из медсестринского училища.

— Просто еще... ничего не изобрела стоящего.

Линетт вздохнула.

— Я.. Все равно не могу сдаться. — Она поправила свой белый халатик, одновременно задевая локтем колбу. Та дрогнула, покачнулась — и со звоном ударилась об край стола.

— Ах! — колба была поймана в последний момент.

— Осторожнее! — вскрикнул поймавший ее Лео.

— Прости, это вышло случайно, — пробормотала Линетт.

— У тебя так всегда. — Он снова сел, покачал головой:

— Даже мистер Расс удивляется, как ты еще не подожгла здание. Ты должна быть благодарна, что он еще не вышвырнул тебя отсюда.

— Я благодарна, — улыбнулась она, — но не хочу всю жизнь прятаться в чужой лаборатории.

— В лучшей лаборатории города.

— Она тут одна.

— Все равно... мне, например, нравится работать с тобой.

Линетт широко улыбнулась своей глуповатой улыбкой. Это вызвало ответную улыбку.

— Мне тоже. Благодаря тебе и мистеру Рассу я могу спокойно изучать все, что желаю, на практике. О большем и не попрошу.

— Но это не твоя мечта.

— Да. Я хочу большего. Хочу, чтобы мое имя красовалось на одной из тех широких стен в холле. Хочу, чтобы меня запомнили, как самую важную историческую личность нашего времени. И чтобы через сто лет дети в школах смотрели на меня с учебников и вдохновлялись моими поступками.

— Обычно дети в школах не особо отдают предпочтение такому времяпрепровождению.

— Лео!

— Ладно-ладно. — Он примирительно поднял руки. — Но не понимаю, чего ты так рвешься в бой. Быть ученой — это огромная ответственность. А здесь мы можем заниматься своими мелкими делами и наслаждаться чаем на полдник.

— Это потому что ты всего лишь лаборант. А я твоя ассистентка... Слишком скучно.

— Меня все устраивает.

Лео что-то еще говорил, но Линетт уже почти не слушала. Его голос вдруг стал приглушенным. Мысли блуждали. Перед глазами — скучные страницы учебника, отчеты, наброски ее так и не отправленного письма в Академию.

Вдруг стало душно. Линетт машинально убрала со лба выбившуюся прядь и оперлась рукой о край стола — ладонь оказалась в капле засохшего раствора. Еще одна мелочь. Еще одна ошибка. Ее губы дрогнули в попытке улыбнуться самой себе.

Линетт стряхнула грустные мысли и посмотрела на время.

— О нет, я опаздываю на ужин! — она поспешила к выходу.

— Подожди, а красавка, — крикнул ей вслед парень.

— Заберу завтра.

— Ага, значит, мне еще один день вдыхать ядовитые пары твоей отравы.

— Не глупи, Лео. Чтобы отравиться, тебе сначала надо ее съесть, — послышалось уже из-за двери, и тут же шаги затерялись в коридоре.

Леонард остался один. Несколько секунд он стоял неподвижно, уставившись на закрытую дверь, за которой только что исчез ее силуэт. Затем медленно выдохнул и пробормотал:

— И тебе пока, Нетта.

Услышь она, как он ее назвал, посмеялась бы. Не в его это стиле. Но это прозвище рождалось в мыслях чаще, чем на языке — слишком личное, чтобы звучать в голос. Так ее называл только отец.

Девушка выпорхнула из кабинета, прошлась по не слишком длинному коридору и оказалась у широкой лестницы главного зала.

Помещение было увешано множеством портретов известных ученых и деятелей науки. У подножия лестницы стояли два узеньких постамента. На них возвышались фигуры двух людей, которых Линетт искренне уважала.

Слева — Гиппократ, основатель медицины. Человек, в честь которого было названо самое уважаемое общество страны — Общество Гиппократа. Справа — Дантес Морт, человек, основавший Академию, известнейший университет страны.

В тишине опустошенного зала послышался резкий стук каблуков.

— Дорогая Линетт, уже закончила свои исследования? — раздался знакомый голос. Высокий, элегантный мужчина подошел к ней. Ему было уже за пятьдесят, но выглядел он едва ли старше сорока. Линетт нередко размышляла, какими волшебными средствами этот мужчина поддерживает свою поразительную внешность.

— Месье Расс, еще нет, — ответила она.

— Напомни, чем ты занимаешься?

— Я работаю над формулой, которая поможет организму справляться с аллергией.

Гаффер Расс был заведующим лаборатории вот уже на протяжении двадцати лет. Линетт знала о нем не так много несмотря на то, что он был хорошим другом ее отца и тем, кто помог ей устроиться в лабораторию. Мистер Расс стал человеком, благодаря которому она полюбила биологию, и тем, кем она искренне восхищалась. За его плечами множество спасенных жизней. Настоящий врач с большой буквы, как говорили в обществе.

— Говорят, ты выращиваешь домашнюю красавку, — заметил он, чуть прищурившись. — Довольно необычное хобби.

— Да.. Если мне удастся добиться успеха в исследованиях, я смогу использовать ее яд в качестве основы для моего препарата. Он будет иметь минимум побочных эффектов и...

Расс поднял ладонь, мягко прерывая ее.

— Это звучит многообещающе, Линетт. Но помнится мне, твое прошлое средство имело... скажем, слишком много побочных действий. Бедная Лиза до сих пор приходит в себя. Бедняжка вздыхает с трудом и боится самого вида воды.

Линетт смутилась.

— Я помню... Это была ошибка дозировки. Но сейчас все будет по-другому.

Гаффер примирительно улыбнулся. Его лицо, обычно суровое и сосредоточенное, немного смягчилось.

— Впрочем, лекарства всегда должны иметь недостатки. Если оно идеально, значит, не работает.

Линетт удивленно нахмурилась.

— Это звучит.. странно. Разве не в этом смысл — найти идеальное средство?

— Не всегда, — сказал он.

Мужчина кивнул в сторону массивных дверей и грациозно зашагал в их сторону. Линетт последовала за ним.

— Понимаешь ли, все в мире взаимосвязано. Если нарушить баланс — даже в лучшую сторону — последствия могут быть разрушительными. Это касается всего, не только медицины. Но если брать наше дело, то все станет понятно, если я приведу тебе такой пример. Предположим, что какой-нибудь пылкий ученый создаст идеальное лекарство, которое будет лечить все-все на свете. Люди сметут его с полок, а те, кто не могут — украдут. Больше никто не болеет. Что станет с нами, врачами?

Девушка озадаченно посмотрела на заведующего. Тот сделал короткую паузу, прежде чем продолжить.

— Мы станем не нужны, просто исчезнем. Все знания, которые мы храним и передаем из поколения в поколение, станут бесполезными и постепенно исчезнут вслед за нами. Это нарушит баланс. Сломает порядок, который мы строили тысячелетиями. А где ломается порядок — приходит хаос. Именно поэтому панацея невозможна. Мир не допустит ее создания.

— Не знаю, что и думать. Я... никогда не думала об этом в таком ключе.

— Ничего страшного, — мягко ответил он. — Я, возможно, забил твою голову ненужными мыслями. Но даже они нужны нам.

Как истинный джентльмен, доктор придержал дверь и пропустил Линетт первой. Снаружи воздух был прохладен, а небо — еще светло. До ужина оставалось немного времени. Мужчина чему-то тихонько посмеялся.

— В любом случае, даже если ты хороший ученик, твоих знаний все еще недостаточно, чтобы сделать идеальное лекарство.

Это укололо Линетт.

— Но месье Расс, я изучила множество материалов и уверена, что мои знания ничуть не хуже, чем у начинающего специалиста. Даже если у меня нет соответствующего образования... я все еще способна доказать, на что способна!

— Не только знания важны. Опыт и долгие эксперименты — вот, что действительно делает человека мастером своего дела. Продолжай заниматься. Быть может, у тебя в самом деле что-то получится.

Они остановились у самой развилки дорог.

— Благодарю вас за разговор, месье Расс. Я подумаю над вашими словами.

— Подумай, милая Линетт. И передай отцу мои наилучшие пожелания. Давненько он не показывался.

— Хорошо. У него сейчас много работы, дополнительные лекции и подготовка к конференции. Сама его только за ужином и вижу.

— Присматривай за ним. Он уже не в том возрасте, когда простительно перенапрягаться.

Линетт вежливо попрощалась и направилась в сторону моста. В груди было странное ощущение. Нечто неуловимое в словах Расса зацепило ее — но не с той стороны, с которой она привыкла воспринимать науку. Это нечто, так или иначе, совершенно не укладывалось в голове. Разве может быть так, что ненужность врачей станет проблемой.

«Уж не о собственной ли ненужности говорит этот хитрый мужчина..?»

Линетт, конечно, восхищалась им как врачом и наставником. Но также знала, что больше всего Рассу нравилось чувство собственной важности. Ему нравилось быть нужным, быть восхищаемым. И если на горизонте появлялся кто-то, способный затмить его, таких он старался устранить с пути. Безусловно, будь Линетт мужчиной, он бы никогда не взял ее в ученики.

В Обществе Гиппократа не любят женщин — все это знали. За последние сто лет лишь одна женщина смогла стать студенткой Академии. К сожалению, ее имя так и не стало известным. Никто не знает, стала ли она вообще квалифицированным специалистом или бросила все на полпути.

Но Линетт была не такой. Она знала, чего хочет, и не собиралась отступать. Ни Лео, ни мистер Расс — никто не заставит ее усомниться в собственных силах. Она не позволит им навязать чувство никчемности, словно ее стремления — пустая мечта, недостойная признания. Если мир науки не готов принять ее — она заставит его.

Увлеченная собственными мыслями, Линетт пересекла реку и оказалась на родной улице — прямо перед своим домом. Старая дверь встретила ее скрипом. Поднявшись на второй этаж, она вошла в квартиру, где ее встретили тепло, уют и пряные ароматы свежеприготовленного ужина. За небольшим столом, заставленным аппетитными блюдами, ее уже ждал отец.

Жан Эверли поднял глаза и сразу улыбнулся.

— Шесть пятнадцать. Ты, как всегда, пунктуальна, моя милая Нетта.

Он протянул руку, приглашая присоединиться:

— Скорее же садись, а то остынет. Сегодня Карин приготовила твою любимую запеканку.

Карин была единственной помощницей в их семье. Она была кухаркой, которая приходила лишь дважды в день — на завтрак и ужин. В этом доме не обедали. И Жан Эверли, и его дочь большую часть своего дня проводили на работе, возвращаясь домой только вечером. У них было правило: ужин в шесть пятнадцать. Единственное негласное правило, хранившее покой семьи.

— Как прошел твой день, Нетта?

— Довольно неплохо. У меня получилось продвинуться в своем исследовании... на чуть-чуть. Сегодня мне наконец удалось проработать принцип действия растения и связать это с тем, что я рассказывала тебе в прошлый раз. Правда случились небольшие несостыковки, но это исправимо.

— Я, видимо, старею, память иногда подводит, - отец смущенно улыбнулся. — Ты же знаешь, как для меня это все непонятно. Все эти ваши термины — словно тайный язык.

Линетт чуть улыбнулась. Она привыкла к тому, что отец не все понимал, но всегда слушал с интересом. Заново поделившись с ним кратким рассказом, поинтересовалась:

— А как у тебя дела?

— Все по-старому. Преподавательская жизнь не такая разнообразная, но не менее сложная. Современные молодые люди нынче умеют отличиться. Например, Иоанн... помнишь его? Вы в детстве играли. Кажется, он даже нравился тебе.

— Помню, отец. Он был милым до тех пор, пока не возомнил себя важной персоной.

Послышался отцовский смешок.

— Его отец из окружения графа Фривриха. Единственный ребенок, к тому же. Неудивительно, что этот паренек вырос высокомерным. Конечно, родители пытались бороться с этим, отправив сына служить в Верфу, но эта идея не увенчалась успехом. И вот теперь на мои больные плечи свалилась ноша в виде юного Иоанна, который так и жаждет моего внимания. Сегодня он превзошел самого себя.

— Что на этот раз?

— Он притащил фотоаппарат и устроил фотосессию прямо во время лекции! А когда я сделал ему замечание, он заявил, что делает это ради тебя.

— И меня сюда вплел. Как это вообще связано?

— Сказал, что раз ты, моя милая Нетта, не можешь поступить в университет и посетить его территорию, он запечатлит все на пленке и подарит тебе на день рождения.

Линетт опустила взгляд. Она бы ни за что не призналась в том, что подобный подарок в самом деле мог обрадовать ее. Девушка мечтала поступить в Академию и стать настоящей студенткой университета. Ее сердце замирало при одном только слове "студентка".

Но столь же сильно, как она мечтала о науке, Линетт не выносила Иоанна — избалованного сына барона, влюбленного в нее с самого детства. Что только привлекло его в ней? Они совершенно разных поля ягод. Его высокомерие не имело предела, а интерес к ней казался прихотью — очередной красивой игрушкой, которую он желал заполучить просто потому, что не мог вынести отказа.

— Он странный, — заявила она. — И не нравится мне.

Отец, усмехнувшись, взглянул на дочь с неожиданной игривостью в глазах:

— В таком случае мне жестоко заявить о своем намерении выдать тебя за другого?

Линетт поняла: отец пытается развеселить ее. Он всегда знал, как поднять ей настроение.

— Думаю, он объявит тебе войну.

— Это вряд ли. Скоро экзамены.

Девушка тихо рассмеялась. Ужин подходил к концу. Вопрос, который она задавала бесчисленное количество раз, слетел с губ:

— Отец, ты тоже думаешь, что у меня не получится поступить в университет?

Мистера Эверли уколол этот вопрос в самое сердце. Он жалостливо посмотрел на дочь.

— О, Нетта... — тихо произнес он. — Ты же знаешь, как устроено наше общество.

— Знаю, — Линетт подняла взгляд. В нем проглядывалось отчаяние и непонимание. — Знаю и все равно не понимаю. Почему женщинам нельзя учиться в специализированных университетах? Почему нельзя продвигаться в политике? Почему нам закрыты все двери в интеллигентное общество? Это несправедливо. Академия была основана так давно, а единственная женщина, которой удалось поступить туда, умерла, как минимум, пятьдесят лет назад, так и не став успешной.

Столько раз Линетт думала об этом. Это был не первый их разговор на эту тему. Впервые она задалась вопросом образования, когда ей было всего 16 лет. Юная Линетт, уже тогда горевшая идеей стать биологом, знала об Академии многое. И в тайне ото всех мечтала поступить туда. Однако совсем скоро ее мечты были разрушены. Сначала она умоляла комиссию принять ее, после начала писать письма в Общество Гиппократа. Она даже пыталась писать самому королю. Но все попытки оказались тщетны.

Смирившись с невозможным, девушка решила поступить в медсестринский институт. После четырех лет непрерывной учебы и успешной сдачи экзаменов она выпустилась одной из лучших студенток. Но даже тогда Академия была непреклонна.

Уважаемый мистер Расс, заведующий городской лабораторией, позволил Линетт работать у него. Девушка воспользовалась этой возможностью, чтобы стать ближе к научному обществу. С того момента каждое ее утро начиналось с мыслей о новых идеях, Идеях, которые помогут ей впечатлить людей и стать признанной.

— Я пойду, отец, — произнесла она, вставая из-за стола.

— Эх, Линетт... Тебе нужно лучше питаться, если хочешь тягаться с мужчинами, — пробурчал отец ей вслед.

Линетт схватилась за дверную раму и, обернувшись, искренне улыбнулась отцу.

— Не волнуйся, я справлюсь.

Квартирка семьи Эверли была скромной. Пара комнат, принадлежавших хозяевам, небольшая гостевая, столовая с примыкающей к ней крошечной кухней. Ванная была общей — ею пользовались как хозяева, так и редкие гости, иногда задерживавшиеся на чай. Кроме того, в квартире также имелся чулан, в котором хранились старые вещи и все то, что не должно было бросаться в глаза.

Несмотря на скромность, жилище отличалось высоким потолком — такой роскошью могли похвастаться либо состоятельные, либо старые дома. Вторым вариантом и был этот многоквартирный дом.

Вбежав в комнату Линетт тут же принялась искать свой дневник.

Комната юной хозяйки была небольшой, но уютной. Здесь все было обставлено со вкусом, хоть и не лишено легкого беспорядка. Линетт могла строить книжные башни, читая книгу за книгой. А те имели привычку рассыпаться. Кроме того, письменный стол утопал в различных бумагах и журналах. Кое-где были разлиты чернила, а самую дальнюю часть стола покрывал легкий слой пыли.

Не то чтобы Линетт была неряха — просто она проводила в этой комнате слишком мало времени, чтобы замечать подобные мелочи.

Перебрав бумаги, она наконец нашла то, что искала: дневник с рукописной надписью на обложке — «Исследование ядовитых веществ». Она присела за стол и начала перебирать страницы. На первых — выписки из справочников и энциклопедий, аккуратно вклеенные вырезки и небольшие зарисовки. Далее шли листы, исписанные расчетами, гипотезами и черновыми теориями. В конце дневника находились опыты и результаты наблюдений. Первая запись была сделана почти 3 месяца назад.

— Если следовать моей теории номер сорок два... — пробормотала она вслух, — ...результаты совпадают с тем, что я получила сегодня. Значит, если продолжу, все должно получиться.

Она еще раз пробежалась взглядом по последним строчкам, внесла свежие данные и отложила дневник в сторону. Тяжело вздохнув, откинулась на спинку стула.

— Месье Расс в чем-то прав: нужно больше экспериментов. Пустая теория ни к чему меня не приведет. Но кто осмелиться стать моим "подопытным кроликом"? В лаборатории вряд ли найдется такой смельчак после того случая. К тому же, если я снова причиню кому-нибудь вред, тогда меня точно выпрут с позором. — Она замолчала на мгновение, затем добавила, хмурясь: — Крысы?.. У них другой метаболизм. Реакции отличаются...

В дверь постучали.

— Да?

— Милая, можно войти?

— Конечно, папа.

Отец вошел осторожно, не желая нарушать хрупкий порядок ее мыслей. Он оглядел дочь, залитый бумагами стол.

— Даже дома работаешь, — с одобрением кивнул он. — Твое усердие похвально.

— Вся в тебя, — усмехнулась она.

Жан Эверли улыбнулся.

— Я слышал, как ты разговаривала сама с собой.

— Я рассуждала.

— Конечно, — кивнул он, сдерживая улыбку. — Порой никто не понимает нас лучше, чем мы сами. Но не увлекайся слишком сильно.

Линетт отвернулась к окну, и в ее голосе появилась усталость:

— В лаборатории никто не воспринимает меня всерьез. Мне не с кем поговорить об этом.

— Прости, что не могу быть тебе советчиком. Наверное тебе до ужаса скучно со мной.

— Это не так!

— Мы с тобой так мало времени проводим вместе. Но ты уже совсем взрослая. Настанет момент, и мне придется отпустить тебя в чужой дом.

Линетт шутливо ответила:

— Не думай об этом. Я собираюсь жить с тобой еще очень долго.

Она заметила печаль в глазах отца. Чуть прищурившись, спросила:

— Ты печален. Что-то случилось?

— Завтра мне нужно уехать.

Глаза девушки расширились.

— Куда? Зачем?

— Скоро будет ежегодная конференция в Циюрме. Мне предложили поучаствовать.

— Циюрма... Это не так далеко. И надолго?

— На неделю. Вернусь в следующую субботу. Уверен, ты и не заметишь, как пролетит время.

Он замолчал на мгновение, будто что-то вспоминая, затем ненадолго покинул комнату. Вернулся, сжимая что-то в кулаке.

— Знаешь, я долго думал, когда наступит подходящий момент... — он раскрыл руку и протянул Линетт серебряные карманные часы. — Когда-то я подарил их твоей матери. Она все время куда-то спешила. Теперь... я хочу, чтобы они были у тебя. Ты всегда будешь знать, что у тебя есть время.

— Какие красивые! — она забрала протянутые часы и принялась рассматривать их.

— Я вставил в них нашу с ней фотографию.

Линетт нажала на маленькую кнопочку и часы открылись. В одну из сторон была вставлена старая фотография двух влюбленных, стоявших на знакомой мостовой.

— Спасибо, — она взглянула на отца. — Пиши мне каждый день.

— Линетт, боюсь, мои письма быстро наскучат тебе.

— Тогда хотя бы через день. Обещай.

— Договорились. Приеду и сразу напишу.

— Ты уезжаешь утром?

— Да. Ты еще будешь спать. Хотел попрощаться заранее.

Линетт крепко обняла его. Она любила его всем сердцем и знала: он тоже любил ее — бесконечно, безусловно. Он был ей всем: отцом, матерью, наставником, другом. Именно он вложил в нее все самое важное — и никогда не сомневался в ее таланте.

Они обнялись на прощание, и мистер Эверли вышел из комнаты, оставив после себя тишину.

Линетт еще немного посидела за бумагами. Вскоре она устроилась в теплой, чистой постели. На ночном столике лежал легкий бульварный роман — подарок Карин, заботливо притащенный с рынка. Она начала читать, но страницы быстро расплылись перед глазами. Мгновение и она уснула.

Линетт проснулась поздно — стрелки часов уже перевалили за десять. В квартире стояла непривычная тишина. Осмотрев комнаты, девушка поняла, что находится одна. На столе в столовой ее ждал заботливо приготовленный завтрак — тарелка была прикрыта льняной салфеткой. Похоже, Карин приготовила его после отъезда отца, но все давно остыло. В корзинке блестели румяные булочки, рядом стояла масленка с чуть подтаявшим маслом и сырная нарезка. В небольшой керамической чашке — холодный чай.

Позавтракав и собрав бумаги с черновиками в портфель, Линетт вышла из дома. Было воскресенье. Выходной. Но сидеть в пустой квартире она не могла. Вместо этого направилась в лабораторию. Она выбрала путь через городской парк. Вокруг прогуливались семьи с детьми, влюбленные и праздные горожане. Погода стояла теплая и ясная. Это контрастировало с поздней осенью, которая вот-вот должна была закончиться.

До лаборатории она добралась быстро и без приключений. Несмотря на выходной, здание кипело жизнью — повсюду сновали люди в белых халатах.

Одна из лаборанток, торопливо выскочив из соседнего кабинета, чуть не врезалась в Линетт.

— Прошу прощения! — бросила она на бегу и скрылась за поворотом.

— Линетт? Что ты здесь делаешь? — перед ней возник озадаченный Лео. — Сегодня же воскресенье. День перепутала?

— Очень смешно. Папа уехал. Не хотелось сидеть дома в одиночестве. А у вас тут... что происходит? Всегда так по выходным?

Леонард оглянулся на суету за своей спиной и нахмурился.

— И сам не понимаю. Что-то, похоже, стряслось.

— Похоже... — Линетт прищурилась. — Подожди.

Проходя мимо одного из кабинетов с приоткрытой дверью, она вдруг услышала голоса. Внутри спорили. Узнала голос Расса — и еще двоих. Линетт замедлила шаг и прислушалась.

— Что ты делаешь? Так нельзя! — шепотом возмутился парень.

— Тише, ничего не слышно, — так же тихо ответила Линетт.

— Уму непостижимо! — раздался возмущенный женский голос. — Материалы были отправлены вам в начале недели, мистер Расс! Почему вы все еще бездействуете?

— Приношу извинения, — ответил заведующий. — Мои люди делают все возможное. Но эта... неприятность... Мы с таким не сталкивались. Уверяю вас, это не чума. Нечто схожее. Мы разберемся в ближайшее время.

— Прекрасно вижу, как вы разбираетесь! — фыркнула женщина. — Между прочим, от этой "неприятности" уже умерло больше сотни человек в Циюрме. И число зараженных продолжает расти. Если вы не предпримете меры, скоро и здесь все будут валяться в горячке.

Название города отозвалось у Линетт в голове.

"Циюрма. Там же отец"

— Пойдем, Линетт, — Лео аккуратно оттащил девушку за плечи. — Они идут сюда.

В этот момент из кабинета вышли трое: сердитая женщина, сопровождающий ее мужчина и сам мистер Расс. Попрощались коротко и разошлись.

Линетт тут же шагнула к доктору.

— Месье Расс!

— Линетт? — тот остановился, заметив ее. — Ты что здесь делаешь?

— Простите. Я знаю, что не положено подслушивать... но я случайно услышала о Циюрме.

— Ты подслушивала? Линетт, это очень некрасиво. Я разочарован...

Она перебила:

— Прошу вас! Мой отец уехал туда сегодня утром.

— Жан? — в его голосе послышалось искреннее беспокойство. — Это... нехорошо.

— Там что-то случилось, да?

Он задумался, посмотрел куда-то мимо нее, потом тяжело выдохнул.

— Хорошо. Ты все равно не отстанешь. Только пообещай, что не станешь никому рассказывать, — он бросил взгляд на Леонарда, ожидающего позади. — Даже своему дружку.

Линетт кивнула.

— Несколько дней назад мы получили сообщение о вспышке странной болезни в Циюрме. Она очень быстро распространяется. Вероятно, уже дошло и до Гросцезы. Никакое лекарство пока не помогает.

— Это какой-то вирус?

— Возможно. Пока рано говорить точно.

— А какие симптомы? Как передается?

— Симптомы... кашель, пожалуй, в определенных случаях даже с кровью. Лихорадка очень распространена. Но это слишком общие симптомы. Мы предполагаем, что оно передается воздушно-капельным путем.

— Почему этим не занимается Академия? У них гораздо больше ресурсов.

Гаффер смутился.

— Информация еще слишком неточная, чтобы задействовать большие силы. Но если все выйдет из-под контроля, мы оповестим столицу.

Конечно. Начальство надеется решить все самостоятельно. Вот, что означают эти слова.

— Какие потери?

— По последним сводкам — больше сотни погибших за неделю.

— Сотня... — прошептала Линетт.

— Я понимаю, как ты себя чувствуешь. Но постарайся не паниковать. Уверен, твой отец в порядке. Он разумный человек. А лучше... отправляйся домой. Здесь тебе делать нечего, тем более в выходной.

И снова ее гонят прочь.

Гаффер распрощался с подопечной и направился по своим делам. Лео тут же подбежал.

— Ну что, узнала подробности?

— Да...

— Что-то ты совсем потускнела. Тебе плохо?

— Нет, Лео, нет, — отмахнулась она.

Леонард не на шутку испугался за Линетт. За долгие два года он ни разу не видел ее такой растерянной. Всегда яркая и амбициозная сейчас она походила на привидение. Он знал, как сильно она ценит семейные узы. И также сильно сейчас она переживала за отца, единственного родственника, который был у нее.

— Линетт?

— Я должна ехать, — ответила она тихо.

— Что? Куда?

— В Циюрму...

Линетт развернулась и направилась к выходу.

— Ты спятила! — он последовал за ней.

— Письмо будет идти слишком долго, я доеду туда на ближайшем поезде.

Выйдя из здания, она остановилась. В руке сжимала старые карманные часы — тяжелые и теплые от ладони. Их мелкий ритм звучал как отсчет до чего-то страшного.
До беды, что уже началась, но еще не добралась до нее. Линетт не знала, с чем столкнется, но чувствовала: это изменит все.