Глава 8
— Потому что я не уверен до конца, — сказал Остен, глядя на него невозможно печальными глазами. Он тоже присел, и теперь выходило так, что они шушукаются, спрятавшись за плетнём.
— Я могу позвать Хану, и мы сейчас в точности и по времени воспроизведём мой путь по городу этим днём, — сказал Харуун. — И опросим свидетелей. И ты увидишь, что я никак не мог убить Туркаса, потому что когда я видел его в последний раз, с ним была Анна, а потом я присутствовал на площади у всех на виду.
— Ты заходил в больницу? — уцепился Остен. Умный парень, далеко пойдёт.
— Я заглядывал через окно, чтобы убедиться, что всё в порядке, — тихо сказал Харуун. — Туркас спал, с ним была только Анна.
— Что она делала? — нахмурился Остен.
— Толкла что-то в ступке... Проклятье. Давай рассуждать логически. Анна идёт на урок, перед этим будит Туркаса и поит его ядом. Напоить человека в таком состоянии легко, он даже не поймёт, что пьёт. Она возвращается уже с тобой... Вы сразу поняли, что он мёртв?
— Да, мы вошли, и сразу стало понятно.
— Дальше что было?
— Анна выбежала, стала искать стражника. Это оказался Мелле, он шёл с поста. Она сказала ему позвать тебя и начальство...
— Мелле позвал Ватракса раньше, чем меня, — понял Харуун, — я был в храме, он меня не сразу нашёл. Ватракс позвал Прима — для записи как летописца. С ним не пришла Шуша. Почему?
— Она готовится к переезду.
— Понял. Кто позвал Джанин и Викки?
— Ватракс? Его дом недалеко от дома Джанин. Он мог забежать к ней, она всё же его начальство.
— Кто угодно мог зайти в больницу, пока все были на открытом уроке, — заметил Харуун. — Всё ещё думаешь, что это был я?
— Ты был на виду, но по приказу...
— Я клянусь тебе, что это не я, и я не отдавал приказ убить Туркаса.
— Хотя мог бы, ведь это выгодно городу.
— Чтобы навлечь на всех гнев богов? Нет, спасибо.
Остен смотрел упрямо.
— Он не будет мутить воду, если умрёт.
— Он уже всё взбаламутил.
— Но кто-то пытался заставить его замолчать.
— Или отомстить за Маркуса.
— Викки всё время была с нами, она всё время была в школе, а потом вы видели её...
— Она пошла к дому Джанин...
— Дом Джанин в середине Первой, она бы не успела туда и обратно даже бегом.
— Её бы заметили. И ей нужно было достать яд. Сразу. У нас нет яда.
— Тот, кто знает травы, мог бы помочь.
— Анна?
— Или кто-то ещё.
— Например, ты сам.
Они говорили почти шёпотом, почти соприкасаясь лбами, спрятавшись за забором, сидя на корточках друг напротив друга.
— Я мог, но я этого не делал. Где были Малика и Раджан?
— Ты упираешь на месть?
— Не стоит сбрасывать со счетов... — Остен замялся.
— Преданность городу? Эта преданность может выйти боком. Если боги увидели убийство...
— Я знаю, король, потому и беспокоюсь. Мне страшно, что моя наставница — соучастник убийства.
— Не ешь и не пей ничего из её рук, — предупредил Харуун. Вряд ли это вправду была Анна... Хотя как знать. Но нет, она не могла нарушить клятву служить людям... Людям или городу? А разве это не одно и то же?
— Я не буду верить никому, пока всё не разрешится, — серьёзно заметил Остен.
Чуткое ухо Харууна уловило шорох за спиной, как будто сдвинулись листья на грядке позади него, за забором. Он быстро приложил палец к губам и заговорил уже громче:
— Не бойся за Анну, она не столь слаба, как тебе может показаться. И не думай, что зря выбрал стезю врача. То, что случилось — не твоя вина, так бывает. Не стоит опускать руки. Ты нужен нам всем, это к тебе мы понесём свое горе. Будь сильным, я говорю тебе это как король... и как пациент тоже. Ты понял меня? Заботься об Анне, и она оправится уже на следующий день.
— Я буду, — ответил Остен, принимая правила игры, — но до чего это сложно! Я боюсь, что теперь меня назовут нытиком и трусом.
— Никто не назовёт тебя так, мы все учились и ошибались, — приободрил Харуун. — И чтобы я больше такого не слышал!
— Да, ваше величество! — ответил Остен звонко и поднялся. — Я пойду к Анне. Прошу, не говори никому, что я был таким... слабым.
— Я твой король, и я никогда не буду над тобой смеяться, — заверил Харуун. — Мой долг — поддержать любого, кто обратился ко мне за помощью. Беги. И не забудь покормить Анну, она сейчас сама не вспомнит, что нужно поесть. Доброй воды!
Остен кивнул и убежал. Харуун постоял с минуту, глядя в небо и чутко прислушиваясь, не шелохнётся ли ветка у него за спиной, а потом разом повернулся и перепрыгнул через забор, повалив его и смяв кусты помидор. С грядки через заросли метнулась быстрая тень, но Харуун догнал её в два прыжка, невзирая на помятые растения, и они с Викки, которая отчаянно лягалась и царапалась, упали в межу. Харуун навалился на неё, зажимая ей рот рукой, и добился того, что сопротивление ослабло. Девчонка слюнявила его ладонь, но никак не могла цапнуть как следует, и Харуун выпустил её из объятий, впрочем, не давая ей отползти.
— Ты подслушивала, — сказал он, нависая над ней. — И не стыдно тебе? Узнала про слабость Остена и решила ему отомстить?
— Вы говорили не про него, — выплюнула Викки. — Я не дура, вы говорили про убийство!
— Ты сама сюда пришла или тебя послали?
Викки промолчала, и пришлось встряхнуть её.
— Ты сама пришла или Джанин велела за мной присмотреть?
— Джанин, — с неохотой призналась Викки. — Она беспокоится. Я только смотрела, где вы. А вы заговорили о...
— О подозрениях. Хочешь признаться в убийстве Туркаса?
— Это не я, придурок, — обозлилась Викки, ощерилась, показывая мелкие некрасивые зубки. — Я всё время была на виду.
— А твой брат? Твоя мать? Первая жена твоего отца?
— Они были на площади, ты что, не видел? Никто из нас его не убивал. Но я буду защищать того, кто убил!
— И навлечёшь на нас гнев богов! Не ты ли сегодня клялась быть маленьким человеком?
Викки молчала, тяжело дыша.
— Я рада, что Туркаса больше нет, — сказала она.
— Я тоже, — признался Харуун, — понятия не имел, что с ним делать, а теперь оно само разрешилось. Расскажешь Джанин о подозрениях?
— Ты будешь открывать следствие по делу Туркаса? — не ответив, спросила Викки. — Я не буду ни против кого свидетельствовать.
— Тебе и не надо. Ты невиновна, твои мать и брат невиновны, ты была на церемонии и ничего не видела.
Харуун поднялся, отпустив её.
— Не держи гнев в своём сердце, — сказал он. — И ты будешь достойным стражем.
Девчонка отползла, поднялась на ноги, отряхнулась, глядя с неприязнью.
— Я расскажу Джанин обо всём, что услышала и поняла, — пообещала она. — Начальница стражи должна знать об этих подозрениях. Ты веришь Остену?
— Он прав — логически. Но может и ошибаться. В любом случае — передай Джанин, что никакого следствия не будет. Ты помнишь: я сказал, что рад, что Туркаса больше нет, хотя и нельзя радоваться чужой смерти. Иди. Доброй воды тебе.