Глава 7
На время похорон откладывались все дела и мероприятия. Те, кто желал присутствовать, тот присутствовал, а к обычной жизни город возвращался только тогда, когда все положенные почести были отданы смерти.
Харуун задумался, допустимо ли хоронить Туркаса так же, как хоронили бы любого другого горожанина, но потом понял, что ситуация настолько из ряда вон, что лучше просто соблюсти правило: умерший в городе будет похоронен как горожанин.
Авель ушёл с вестью, которую прежде всего должен был донести до судьи.
— Спасибо, Харуун, — сказала Джанин. — Не провожай меня, пусть Викки проводит.
И Харуун остался один на улице. Ему следовало дождаться, пока Туркаса подготовят к погребению, и участвовать в похоронах, но этот момент наступал не прямо сейчас, несмотря на то, что хоронили в городе быстро. Ведь труп мог отравить всё вокруг себя и перенести заразу. У него было около получаса.
Харуун бездумно отошёл прочь и присел на ступени первого попавшегося крыльца. Голова гудела — столько происшествий за один день ещё не случалось, прошло всего полдня, а всё уже слилось в его памяти в бешеную круговерть.
Интересно, Матушка предчувствовала смерть Туркаса или просто пыталась сказать, чтобы король не препятствовал тому, что происходит? В её словах не было скрытого смысла или всё же был? Мелькнула мысль возвратиться и спросить, но тут за его спиной скрипнула дверь, и Харуун услышал голос Ионы.
— Ты что сидишь? — спросил Иона, трогая его за плечо шершавой рукой с мозолями.
— Устал, — коротко ответил Харуун. Иона подумал и сел рядом с ним, сощурился на солнышко. Харуун скосился на него — водомер был невозмутим.
— А у колодца Сандерс? — спросил он.
— Угу, — ответил Иона, блаженно щурясь. — Говорят, Туркас помер?
— Да. Я сам ему глаза закрыл.
— Туда ему и дорога, — безмятежно ответил Иона.
— Гневишь богов, — попенял ему Харуун.
— Я не на них свой голос поднимаю, а на убийцу и мятежника, — ответил Иона. — Он думал, что притащится в город и испортит тут воду, а на самом деле боги его покарали, а нас не тронули.
— Он умер, обожравшись, — сказал Харуун после паузы, чтобы внести ясность.
— По собственной глупости, — отрезал Иона, и разговор смолк.
По притихшей улице прошёл Ватракс, неся в руках белое полотнище для савана. Он вошёл в больницу и скоро оттуда вышел, отдал какой-то приказ подбежавшему Лиаму.
— Когда суд? — спросил Иона, прервав молчание. — Переносится?
— Пусть судья решит сам, — ответил Харуун. — Зависит от того, как быстро похороним, должны за два часа управиться.
— Расправимся с ещё одной мятежницей — и не о чем будет беспокоиться, — сказал Иона. Не было удивительным, что, хотя дел сегодня должны были разбирать три, он упомянул лишь об одном. Это суд над Кайрой подразумевали все, когда говорили, что ждут решения судьи.
— Расправимся? — переспросил Харуун.
— Ты думаешь, Трейвендес вынесет приговор о помиловании?
— Я думаю, что Кайру отправят прислуживать в храме и не вставать с колен, — признался Харуун.
— За такое?
— Она никого не убила.
— Всех нас могла убить.
— Это только записи.
— А ты милосерден, король. Забыл, что она уже перешла к делу?
— Но мы пресекли.
— Посмотришь, что будет. Если бы не возвращение Туркаса...
Харуун понял, что Иона может быть и прав. Если бы не вернулся Туркас, люди не были бы встревожены. Если бы он сам не сказал Кайре о Туркасе, то она, может, и попридержала бы язык на суде. А теперь не попридержит. Всё проклятый Туркас! Даже после смерти он продолжал пакостить.
Харуун проводил взглядом Остена, который вышел из больницы и прошел по улице туда, откуда явился Ватракс и куда умчался Лиам. Через пару минут мальчик вернулся и приблизился к Ионе и Харууну. В руке у него была крысиная лапка, с которой капал жир.
— Харуун, — сказал он. — Можно мне с тобой поговорить?
— Конечно, — ответил тот. — Говори, что у тебя за проблема?
Остен замялся, облизнул с лапки жир.
— Я столкнулся с трудностями в первый день ученичества, — сказал он. — А моей наставнице нужна помощь. Я не знаю, как поддержать её в этот час. Может, ты мне что-то посоветуешь?
— Будь рядом с ней и следи за тем, что ей может понадобиться — вода, еда, отдых, — сказал Харуун. Остен спрашивал очевидное, все и так знали, что нужно тому, что потерпел неудачу и тяжело это переживал.
Остен покачал головой.
— Мне кажется, это будет долгий разговор, — сказал он. — Можно пройтись с тобой?
— Пойдём, — вздохнул Харуун. Только душеспасительных разговоров ему тут не хватало...
Остен обернулся к Ионе, помахал ему и повёл Харууна в проём между его домом и соседним. Они прошли проулок, вывернули на свалку. Это место, по мере возможности отгороженное, охраняли собаки. Сейчас там работали два неутомимых санитара, неузнаваемые в своих костюмах. Они отбирали то, что нужно было сжечь, то, что нужно было выбросить за стены города, и то, что ещё могло пригодиться в хозяйстве. Рядом с ними горел костёр, над которым стояла решётка, на решётке жарились куски крысиного мяса. Сюда же выходила задняя дверь дома мясника.
Остен по пути жадно обглодал лапку и кинул кость одной из собак. Началась грызня, но они не стали смотреть. Остен повёл Харууна вдоль забора и тащил за собой, держа за рукав, пока они не уткнулись в забор, который отделял дома от огородов. Если обогнуть огороды вдоль городской стены, можно было выйти к началу Дальней улицы, которая, в свою очередь, огибала город, и снова попасть на Главную, к воротам и больнице.
Харуун остановился у забора, увитого побегами помидор, на которых созревали маленькие, зелёные ещё плоды.
— Говори, — велел он, уже давно поняв, что речь пойдёт не о том, как утешать Анну. Остен твёрдо посмотрел ему в глаза снизу вверх.
— Я считаю, что Туркаса убили, — сказал он.
Харуун отвернулся и провёл рукой по лицу. Час от часу не легче.
— С чего ты это взял? — спросил он иронично.
— Если бы он просто объелся и получил спазмы и заворот кишок, то он умер бы медленнее, — объяснил Остен. — И откуда тогда пена на губах? А куда делись кости от мяса, которое его убило? Ведь не слопал же он и кость, которая должна была от грудки остаться! Я думаю, что его отравили.
— Отравили, — повторил Харуун. — Анна знает о твоих предположениях? Почему она сама не сказала сразу, что это отравление? Если даже ты понял...
— Анна знает. Когда всё случилось, она растерялась, потому подтвердила про смерть от еды, — тихо, но решительно говорил Остен. — Но потом она согласилась с моими предположениями, когда смогла спокойно подумать.
— Почему она не пошла ко мне сама?
— Она боится.
— Чего?
Остен замялся.
— Убийцы, если он есть? — догадался Харуун.
— Да. Она ничего не видела и не знает, но мои слова расстроили её.
— Угу. И кто же, по-твоему, Туркаса убил?
Остен скосил глаза направо и налево, как будто высматривая пути отступления, и не торопился отвечать. Харуун шумно выдохнул и присел на корточки, чтобы не торчать над забором так, чтобы было видно с другого конца огорода.
— Так, давай разбираться, — сказал он. — С чего ты взял, что его убил я? И почему ты пошёл с этим ко мне же?